Трудно быть богом, маленькая

Румата возвращался с дежурства поздно, уже за полночь. Такая уж была его смена и, к несчастью, не он это выбрал. Будь его на то воля, он бы составил более рациональный график, чтобы охранникам юного принца не приходилось сменять друг друга среди ночи или среди дня, но он тут мало что решал, да и места рациональному в этой эпохе едва ли находилось. И, судя по обстановке, переход к рациональному здесь произойдет ой как нескоро. Для того, чтобы накопленные знания стали превращаться в науку, нужно куда больше предпосылок. И беспрерывные казни ученых людей за одно лишь то, что они думают не так, как другие, за то, что их ум настроен на прагматику, а не на провиденциализм, уж точно не является одной из них. И какая бы то ни было революция произойдет ой как не скоро. Сейчас любое выступление утонет в поганой серой жиже. Осмелевшие и обнаглевшие серые свиньи, уверенность в себе которых подпитывалась страхом простых ни в чем не повинных людей. Мерзко. Это было слишком мерзко. Румата с каждым днем чувствовал все больше презрения. Все сложнее ему было сдерживать себя, когда он шагал мимо серого караула, и его руки буквально сами по себе тянулись к мечам и кинжалам. Так и хотелось просто отвести душу. Отпустить себя. Выплеснуть все эмоции. И вскрыть пару ненавистных серых глоток. Или пару десятков. Хотелось пустить им кровь, чтобы показать, что кровь у этой роты не серая, не голубая, а красная. Как у всех. И ее вполне можно пустить. Даже если ты и не дон Румата. Антон. Антон. В следующий раз попроси, чтобы помимо таблеток от похмелья тебе с Земли выслали успокоительное. Приведи в порядок расшатанные нервишки. А то когда-нибудь легкое подрагивание пальцев сыграет с тобой злую шутку. Найдется еще тот, кто сумеет разбавить серую массу алым цветом. И за ним потянутся другие. Все те, кто устал бояться, кто устал униженно терпеть этот произвол и словно бы только ждал отмашки для того, чтобы очнуться от сковывающего страха и начать действовать. Знаешь же, Антон, что все именно так и будет. Знаешь. Какие бы отклонения ты ни наблюдал, тщетно пытаясь донести их наличие до института, все непременно закончится именно этим. И не может быть иначе. Исторические процессы сродни путям господним. И ты, Антон, уже давно успел вызубрить при подготовке к экзаменам все возможные ходы и варианты развития истории. Рано или поздно. Серое господство просто не может длиться вечно. Оно непременно будет свергнуто. И, чем дольше серые караулы позволяют себе творить эти бесчинства, тем с большей жестокостью и большим наслаждением будет совершена расправа. Головы полетят, Антон, так и знай. Может быть, уже даже не при тебе, как бы сильно тебе ни хотелось на это посмотреть. К сожалению, любое вмешательство, а уж тем более ускорение естественного исторического процесса было под строжайшим запретом. Наблюдай, собирай данные, анализируй, передавай на Землю. А там уже без тебя разберутся. Хотя в чем они вообще могут разобраться? Конечно, он не мог не знать, что один из основополагающих принципов в работе историка - объективизм. "Помните, историк должен абстрагироваться от всего, оставить свое мнение в стороне и работать исключительно с фактами", - усердно вбивали в их головы все преподаватели. И все же он считал, что ни черта они там не понимают, сидя в своих мягких креслах в институте. Можно подумать, ты много понимаешь, Антон. Ходишь тут по улицам, хмуро зыркаешь по сторонам и вынашиваешь идею перерезать всех. Просто чтобы выпустить пар. Но зато больше всех понимаешь. Конечно. Румата остановился возле своего дома, пару раз стукнул по тяжелой двери - условный сигнал, чтобы нервный мальчик Уно, дежуривший ночами с арбалетом, не пристрелил его - и шагнул внутрь. Уно был на своем посту. Немного клевал носом. И все же Румата точно знал, что шагни он в дом без стука, то в него уже бы летела стрела. Хороший мальчик. Даже не стал ворчать, когда был оповещен о том, что теперь надо дежурить. Да и вообще занялся этим словно бы с готовностью. То ли понимал, то ли чувствовал, что происходит что-то неладное. Что-то, отходящее от нормы. - Принеси воды, я хочу вымыться, - негромко сказал Румата и отправился в свою комнату. Едва только он шагнул в спальню, как он стянул через голову рубашку, скомкал ее и брезгливо отбросил в угол. Почему-то, все чаще приходя из дворца, он чувствовал себя грязным. Словно все эти мерзкие слухи, сплетни, придворные интриги, приторно-притворные улыбки могли буквально замарать его. И он не хотел тащить всю эту грязь в свой дом. Тащить туда, где была Кира. Самое чистое и нежное во всех мирах создание, ласковый свет которой он не хотел запачкать всей этой дрянью. Даже Уно вроде как смирился. Ну или просто находил куда более достойные поводы для своего недовольства. Воду и чистую одежду мальчик для середины ночи принес довольно спешно. Румата стянул с головы обруч и убрал его под книги, тем самым словно бы заявляя, что представление на сегодня закончено. Он торопливо, но тщательно вымылся при помощи Уно, оделся сам и потянулся, тихо вздыхая. Сна не было ни в одном глазу, несмотря ни на что. Точно пора тебе попить успокоительное, Антон. - Иди отдыхать, Уно. Ты молодец. Теперь моя очередь дежурить, - негромко произнес он и, добродушно усмехнувшись, потрепал поморщившегося мальчишку по волосам. - Не надежурились что ли еще? - пробормотал Уно, недоверчиво сощурившись и внимательно смотря на своего хозяина. Впрочем, Румата прекрасно знал, что делает он это, скорее, для вида. Просто ворчит по привычке. Он даже не сомневался, что Уно воспользуется этим щедрым предложением и прямо сейчас завалится спать. - И ужинать не будете? - Не буду, Уно. Иди уже, пока я не передумал, - Румата усмехнулся, глядя на то, как мальчишка торопливо, но довольно тихо уходит к слугам. Славный все-таки мальчик. Очень верный и старательный. Румата немного походил по своей комнате. Читать ему не хотелось. Писать уж тем более. Можно было бы для души позаниматься переводами, но и на это не было ни настроения, ни желания. Слишком уж неблагодарное занятие. Слишком много неблагодарных занятий на этот вечер. Сейчас бы ему очень пригодился хороший собеседник. Но такой роскошью уж точно среди ночи было не разжиться. Румата немного посидел на краю постели. Потер щеки и ненадолго прикрыл глаза. Но его голова и подушка соприкоснуться так и не пожелали. Он вздохнул и вышел в коридор. В доме царила полнейшая тишина. Видишь, Антон, уже давно все спят. Один ты ходишь-маешься из угла в угол. Скоро уже начнешь выть волком и кидаться на стены. Одичаешь совсем. Может, даже станешь очередной местной байкой. "Жил да был дон Румата, а потом взвыл и убежал в Икающий лес". Антон, Антон... Точно с твоей фантазией надо было писателем становиться. Публицистом, стало быть. А не в ученые лезть. Мысль о том, что он бы с радостью провел ночь в компании бутылочки хорошего вина, была крайне привлекательна. И все же он отверг ее. Не хватало еще спиваться в одиночестве. Он уже знал, как это бывает. Не один раз наблюдал. Все начинается с безобидной бутылочки вина, а кончается... Он даже тряхнул головой, не желая думать об этом. Почти не отдавая себе отчет в том, что делает, Румата, стараясь не слишком сильно шуметь, направился к комнате Киры. Он понимал, что это неправильно, в его голове настойчивой птичкой билась мысль, что врываться в комнату к девушке - неприлично. И все же его тянуло туда, словно магнитом. Румата осторожно приоткрыл дверь и уже второй раз за ночь, хоть и мысленно, похвалил Уно. Мальчишка все же, несмотря на все протесты, смазал петли, и дверь даже не скрипнула, рискуя разбудить Киру. Румата замер, опираясь плечом о дверной косяк, и смотря на спящую девушку. На огромной постели она казалось особенно маленькой и хрупкой. Она свернулась калачиком, словно котенок, и сладко спала, крепко обнимая подушку. При свечах, которые она не раз просила не тушить на ночь, поблескивали разметавшиеся по постели рыжие волосы. Румата даже невольно засмотрелся на эти прекрасные длинные мягкие прядки. Ему ужасно захотелось подойти поближе, осторожно убрать волосы с ее лица, чтобы они не помешали, и девушка не проснулась вдруг. Но он торопливо одернул себя. Очнись, Антон. Удумал, тоже мне. Лезть к девушке своими грубыми ручищами. Невольно он улыбнулся, только отметив, какой сладкий и безмятежный ее сон. Значит, она чувствует себя в безопасности. И это было самой прекрасной новостью для Руматы. Эта бедная маленькая девочка уже достаточно боялась за свою не слишком длинную жизнь, и хватит с нее. Когда Румата привел ее в свой дом, он пообещал, прежде всего, себе, что Кира больше никогда ничего не будет бояться. Не будет переживать, беспокоиться о чем-то. И, судя по тому, как спокойно она спала с легкой улыбкой на лице, хоть это ему удалось. Румата так засмотрелся на девушку, что пропустил тот момент, когда она заворочалась и приоткрыла глаза. От неожиданности Кира ахнула и резко села на постели, натягивая одеяло до самого своего очаровательного носика. Румата еле сдержал вздох, увидев, как в широко распахнутых глазах Киры промелькнул испуг, пока она не признала его. - Прости, маленькая, я не хотел тебя пугать, - негромко произнес он. Румата испытывал жгучее невыносимое чувство стыда. Словно его прямо за руку поймали на краже. Молодец, Антон. Как считаешь, что теперь девушка думает о тебе? Румата был вполне готов к крикам и обвинениям, но Кира лишь разжала пальцы, сжимающие одеяло, и скромно улыбнулась. - Почему ты не спишь? - тихим и немного сонным голосом спросила она, поправляя спутавшиеся во сне волосы. Кира спала в почти прозрачной ночной рубашке, и Румала изо всех сил заставлял себя вперивать взгляд в ее рыжую макушку. Хватит уже, Антон. Насмотрелся на сегодня. - Не спится, маленькая. Тебе что-то снилось? - мягко спросил он, все же улыбаясь. Сложно было смотреть на нее без улыбки. - Не помню, - немного смущенно призналась Кира. - Ты давно вернулся? - Нет, маленькая, недавно, - Румата перевел взгляд на окно, стараясь хоть как-то отвлечься от Киры. - Я пойду, а ты спи спокойно. - Постой, - Румата даже удивился из-за того, как поспешно и даже решительно она произнесла это. - Останься со мной. Пожалуйста, - добавила она уже спокойнее, окончательно отодвигая одеяло в сторону. - Ты уверена? - спросил он, нервно сглатывая. Совсем легкая ткань ночной рубашки красиво облегала стройное тело Киры. И не смотреть было уже невозможно. Он понял, что рассматривает ее слишком жадно, когда поднял взгляд и заметил, как алеют щеки Киры. - Уверена, - подрагивающим голосом произнесла она. - Пожалуйста, Румата, иди ко мне. Кира протянула к нему руки, смотря на него так наивно и доверчиво, что он понял, что уже не может уйти. Развернуться и оставить ее даже из самых лучших побуждений, означало бы оттолкнуть девушку, подорвать ее доверие. И, скорее всего, очень сильно обидеть ее. А этого он хотел в последнюю очередь. Румата неспешно подошел к постели и сперва просто присел на край, обнимая Киру. Девушка с готовностью прильнула ему, и он вновь слегка улыбнулся. Кира была восхитительно теплой, нежной. К ней так и хотелось прикасаться. Румата уткнулся лицом в ее рыжие волосы, ложась с ней на постель. И Кира даже не дрогнула в этот момент. Похоже, она и правда была готова. Проснувшись утром, Румата осознал, что уже очень давно ему не удавалось так крепко и хорошо поспать. Кира лежала рядом с ним, тесно прижавшись к его боку, и, похоже, просто дремала. Поскольку, когда он спросонья заворочался, она приподнялась и с ласковой улыбкой посмотрела на него. - Доброе утро, - он улыбнулся, запуская пальцы в рыжие волосы Киры. Она, казалось, вся светилась и стала еще красивее, если это вообще было возможно. - Доброе утро, - ласково отозвалась Кира. Она выпорхнула из-под одеяла, все равно чуть покраснев, и принялась одеваться. Румата позволил себе просто остаться в постели и наблюдать за красивой девушкой. Он поднялся, лишь когда Кира полностью оделась и села у зеркала, занявшись волосами. Не успел он полностью привести себя в порядок, как в дверь постучали. После внушительной паузы дверь распахнулась, и в комнату вошел Уно. Он даже замер, обнаружив прямо перед собой Румату, торопливо застегивающего рубашку, но комментировать не стал. И хорошо. Поведя плечами, он занялся смятой постелью. Щеки Киры залились ярким румянцем, когда Уно сдернул с кровати простынь, обнаружив на ней пятна крови. - Там что-то смешное? - гневно произнес Румата, бросая на него пристальный взгляд. Уно тут же как-то весь съежился, понимая, что следовало быть сдержаннее. - Ничего, - проворчал Уно, комкая постельное белье и прижимая к себе, чтобы унести. - Завтрак подавать? - Подавай, - все тем же тоном произнес он. Пусть мальчишка еще немного попереживает. Когда Уно вышел, Румата подошел к Кире, склонился и нежно поцеловал ее в макушку. - Не бойся, он не будет болтать. - Я и не боюсь. Ты сегодня уйдешь? - тихо спросила Кира, чуть откидывая голову назад, чтобы посмотреть на него. - Уйду, маленькая. Но сначала мы с тобой вместе позавтракаем. Румата взял девушку на руки и, когда та звонко рассмеялась, почувствовал себя самым счастливым. И все же в этом мире был смысл жить.