_______________
Она держится отстранёно, холодно и деловито. Будто так и должно быть, будто нет никакой опасности. Будто она не добыча, а он не хищник. Тактика поведения Шаны чётко ему понятна — тихо, покорно и хитро. Хитрость, притворство; делает, то что от неё требуют, уповая на благосклонность хозяина. Как бы она не пыталась выдать за чистую монету — спокойный взгляд, вид, гордо-обречённый и покорность — всё это лишь спектакль, удачный, ведь, по крайней мере, забавляет. Спектакль, сорваться, который может в любой миг, по его желанию. Она не первая, кто крутится и выворачивается будто маленький, несчастный ужик. И его Мая ведёт себя так же. Луиза немного иначе, менее искуто, упрятавшей всю себя глубоко внутрь, превратившись в безмолвный кремень. Такое не редкость. Комори Юи, выросшая в церкви, у которой есть все задатки сестры милосердия и Невесты Христовой, верующая в чудеса и добро, даже от… вампира — вот что редкость. Вампиры отвыкли, когда на них смотрит девушка открытым, добрым взглядом, без опаски. Юи очень необычна, не только кровью — мышлением. Что ж, такой взгляд у Юи, появился не сначала. Шана же… Шана же будто смотрела на всё сквозь пелену. Рейджи не покидало ощущение какого-то… Покрова, окутывающего её с ног до головы. Он не мог избавиться от этого навязчивого, размытого чувства, также как не мог понять его причину. Хоть его клыки могут впиться в неё, за секунду разрывая, показывая истинное предназначение её самой и её рода._______________
— Подымите руки вверх, — выдохнул он. Смущенно поджав губы Шана исполнила приказ. Рейджи подхватил подол платья. В мыслях Шана слушалась, но её тело, скованное волнительным стистнением с трудом. Мысли носились в голове. Но всё проиходящее ничто иное как ответственность за собственность семьи и наследника трона — так она думала. После многочисленных шорохов Рейджи отошёл и бережно положил наряд на один из стульев. Оставшись в целомудренном белье, Шана, через плечо, проследила за Рейджи. Вампир суженным взглядом рассматривал переплетение кружева, нисколько не утратившее свою изящную аккуратность. Его глаза резко стрельнули ровно в неё. Как от удара девушка приняла прошлое положение, упираясь взглядом в шелковые цветы стен. Спустя мгновения он ступил обратно. Рейджи ловко принялся подымать оставшеюся рубашонку, прикрывающую корсет. Всего-то шелесты одежды, но каждый звук словно игла в сердце. Шана не могла избавиться от чувства будто вокруг натянуты хрустальные нити, малейшее действие, и они с дребезгом обрушатся. Рейджи сняв нежный лиф, приземлил его на второй из стульев. По спине пробежалась дрожь, Шана повела плечом. — Что ж, мы на финишной прямой, — произнёс юноша, взявшись за шнуровку. Рейджи расправился с корсетом заметно быстрее. Затем велел Шане сесть, что она не задумываясь исполнила. Укладывая одежду в отведённое место, он говорил: — Шу приказал обработать ваши раны — странно. Обычно он не удосуживался сделать даже это. Должно быть вы ему понравились. — Моя кровь — да. Рейджи удивившись её ответом, смелым и ровным тоном, ухмыльнулся: — Не будьте к себе столь строги. В конце концов вы признаны эксклюзивным сосудом. Сосудом. POV — Не только кровь — тело, и даже ваша суть в каком-то смысле, — продолжал он. Конечно, это оскорбительно слышать. Неделю назад я была личностью, свободной, точно свободнее, чем сейчас, когда я лишь их игрушка. «Суть в каком-то смысле…» Я бы с огромным удовольствием узнала, что именно ему кажется необычным в моей сути. Я могу придумать сотню вариантов и опровергнуть, это лишь догадки. Что же во мне может быть интересно настолько чтобы делать из меня… сосуд, игрушку и люовницу? Что он думает обо мне и про меня? Рейджи… А он не знает ничего. Ничего про мою страховку, ничего про Браунда, и о его договорённости с Шу. Отчего тревога не отступает. Но он не может меня тронуть, я как-никак принадлежу его старшему брату. А повода меня воспитывать я ему не даю. — Могу я посмотреть на ваши раны, — прищуриваясь на мою шею, произнёс он. — Да, конечно, — отвечала я перед тем как встать на ноги. Откуда только берётся эта искренность и отзывчивость? Я соглашаюсь и слушаюсь моментально. Но опасение так же быстро нависает надо мной. Лишь опасение, перечить невозможно. Я вжилась в роль овцы. Чтобы кого-то обмануть, прежде уверься в собственной лжи. Хотя отчасти это не ложь, я никогда не была таким уж хищником. Может и этот момент Кац занёс в мою цену. Не вижу причин показывать строптивость и злобные взгляды. Это правда. Я боюсь, поэтому пресмыкаюсь… Нет. Я просто слушаюсь. Я жертва. Но они требуют не только послушания. Уважение, какой-то контакт… Мы не просто безмолвные, убитые горем рабыни здесь. Мы должны создавать видимость нормального человека. В той же школе. Я прикидываюсь, на деле, хочу сбежать, хочу очутиться дома — это естественно. Вдруг я понила. Я даже ещё не пыталась смириться. Но я не выпячиваю это, стараюсь… Видит ли он, что это лишь притворство? Что я под шкурой? Конечно, он догадывается. Или уверен. Может всё это и интересно? Суть — моё содержание, я сама, как человек, как… душа. Сакамаки… его фальшивая фамилия. Высокий рост, глаза острые, яркие, белоснежная кожа — просто всё в нём сияет красотой. Сакамаки — человеческая японская фамилия, в нём было мало японского, впрочем, человеческого тоже совсем немного. Находится перед ним в панталонах и лёгкой рубашонке… С одной стороны, всё закрыто. Но эти нежные кружева и ленточки. Желая спрятаться, я неосознанно, чуть повернулась в бок. — Не к чему смущаться, — выгибая брови, ухмыляется он. — Вы — это приятное зрелище. Проницательный. Он подошёл, достаточно близко, чтобы снять повязку. Повязка — это был бинт приклеенный каким-то высококачественными, мягкими пластырями. Лёгкими, отточенными движениями он открыл часть моей шеи, укладывая «конструкцию» на тумбочку. Тот юноша, слуга, с орлиным взглядом, долго шуршал ночью, вытирая и обрабатывая мою шею и руку. Я кинула быстрый взгляд. На белой ткани лишь пара высохших капель крови. Внутри дрогнуло. Что если это его… — О, уже всё зажило, — слегка скользя тёплыми пальцами по коже, с некоторой радостью восхитился он. Выбил из головы всё. Щекотно. Губы растянулись, плечи сами собой подпрыгнули, а голова нагнулась, пряча щекотливое место. Я, не успевая выпрямиться, уловив короткий смешок, подняла глаза на его лицо. Он искрился. Хоть улыбка неширока, я чувствую, как его окатил азарт. — И запаха почти нет… — самозабвенно протянул он. Но почему так? Почему таким тоном? — Как вы себя чувствуете? — менее эмоционально, но всё же с некоторым интересом. — Уже лучше, — ответила автоматически, даже не пытаясь обдумать ответ, ожидая его реакции. Я ему нравлюсь, он желает меня — это единственное объяснение подобного тона. Надеюсь дальше его симпатия не зайдёт. — Хорошо. Рейджи протянул ладонь, я вопросительно поглядела на него. — Дайте руку, там тоже всё затянулось. Я послушно протянула руку. Мне хотелось избавиться от непривычных коже ощущений. Бинт. Боли от следов, что оставил Шу, после обработки я не ощущала. Очевидно мазь из их мира. Конечно, кто захочет добычу с вечно повреждённой кожей, все эти нюансы с регенерацией, даже загноится может. Должно быть спрос на это средство бешеный. Рейджи с сосредоточенным видом размотал мне руку. На исцеление шеи я не могу посмотреть. Но на руку… удивительно. — Да, ни намёка на отметены, — фиксировал он. Я очертила пальцами то место. Да, он прав, ни намёка. Вглядываясь и поглаживая свою мягкую кожу, я со счастливым трепетом осознаю: «Всё цело, всё так как было». Тихо и довольно вдохнув, я опустила руку вниз, подымая глаза на Рейджи. Что дальше? Лекарство что он дал мне окончательно подействовало. Я уже в состоянии добраться до своей комнаты. — Раз уж вам лучше не разделите со мной чай? Чёрт. Нужно как-то этого избежать. Согласится проще-простого, но каким словами отказать? Конец POV