Алый цветок во тьме

— Незабудки, — произнесла Шана, привлекая внимание. — На всех языках они означают одно и тоже «не забывай меня». Не знаете почему? Внезапно заговорила она своим мелодичным, нежным голосом, на этот раз ровным и поставленным. Она не знает. Она не задумывается отчего и почему пошла на контакт, это показалось таким естественным будто наслаждаться свежим воздухом. По венам, в тёплую кровь разливалось его очередное творение из хрустального флакона, ныне полупустого. Замечая, как Шана становится раскрепощённее, он ощущал, как приятно зазвенел свежими нотами её аромат, раскрываясь, теряя тот шлейф страха и опаски, как её разум обволакивает своей наглой сутью тёмная дымка. Показывая заинтересованный вид, внутреннее Рейджи откровенно забавлялся. Не забывая про время, он фиксируя изменение температуры её тела, дыхание и прочего, он не спешил. — Знаю. Хотите поговорить о цветах? — выдал он риторический вопрос, каким-то чуть игривым, покровительским тоном. — Сегодня у меня день разговоров о цветах, — её брови приподнялись. — Канато рассказал мне историю про каллу, — иллюстрировала она «чашу» цветка кистью руки. Шана неосознанно легко отдавала к анализу Рейджи свои слова, интонации и невесомые движения. Его исследование оказалось ещё элементарнее, чем рассчитывалось. Юркий взгляд устремлялся то на его лицо, то куда-то от него, а порой ровно в глаза. Вид брюнета приятно кольнул её своей увлечённостью. — О, у вас завязалась беседа? Шана не успев насладится лучами его интереса, вспомнила нюансы своего общения с его братом, поэтому проявилась некоторая зажатость. — Я сказала, что она мой любимый цветок… Но… не знала о ней ни одной легенды, ничего, — более пёстрый оттенок лёг на её щёки, она уже было призналась, но Рейджи пресёк её: — Почему вас это смущает? Многие люди испытывают симпатию и любят то, что не знают или же не удосуживаются узнать, — заключил он твёрдо. — Но не вы, так? Я вижу вы увлекающаяся натура, — искоса прищурился он. — Не знали… Потому что она не ваш любимый цветок, я прав? — Я люблю цветы, — на миг вскинула она брови. — Но, да, я никогда не проявляла интереса к калле, — пожимала она плечами. — А малиновый цвет не особо одарен моей симпатией. Донеслось лёгкое, гортанное ухмыленье. Брюнет, прикрыл взгляд рядами тёмных ресниц, а в уголках губ мелькнула задумчиво-ироничная тень. — Канато ненавидит лживых женщин. Рейджи заглянул прямо в темноватые глаза девушки, с довольным видом наблюдая её лёгкий ступор, гадая как она будет реагировать. Шана напряглась, но отгадав в рубиновых глазах сияющую игривость, успокоилась: — Это не ложь, — её брови вспорхнули, а натянутые от этого веки опустились. Прищурившись через миг она, как будто бы смягчала всё, вдобавок защитно улыбаясь. — Я могу увидеть красоту и в малиновой калле — легко, — вновь подпрыгнули её бровки пока она чуть кивала. — Совершенно точно. — Хм, «увидеть красоту» — положительное умение, — задумался он, — особенно для дам. Рейджи демонстрировал вежливое и приятное выражение лица, его уголки губ были чуть приподняты, иногда растягиваясь сильнее, как сейчас. Шана не врала — это было бы слишком сложно, уверуй в ложь, убеди себя саму — вот идеальный и лёгкий для неё выход. — Незабудка… — протянул он задумчиво и тут же добавил: — Не на всех языках. Очевидно, он не хотел продолжать разговор о брате. Она поняла это. — Да, «мышиное ухо» — латынь, — быстро отвечала Шана ровным тоном. — Но всё же, немецкий, английский, русский, японский… И другие европейские языки, — медленно говорила она, легко, и тихо, но он слышал. — Вы интересовались этим, — отметил он. Чуть поджав плечо, кивая Шана подтверждала: — Да, чуть-чуть. Приспуская веки, Рейджи, спрятал нежную ухмылку за чашкой, и сделав глоток продолжил: — Шана, — нежно начал он с её фальшивого имени, — здесь нет ничего особенного. Да, это приятная загадка, — ласково говорил он. — Действительно, как такой крохотный цветочек смог сохранить свой смысл во многих народах? — выразительно и плавно. — Но это всё заслуга буквального перевода — лишь кальки, международных контактов, и разных легенд, часто содержащих ключевые слова — всё. — Рейджи заглянул в сосредоточенные глаза своей гостьи и продолжил: — Люди любят придумывать сказки обо всём подряд без разбора, — тон ощутимо сбавил темп. — Да и не только люди… Романтизируют, даже то что это не заслуживает, — дальше голос вернулся к прежнему. — Неудивительно, что синий цветок привлёк к себе интерес. Естественно, есть другие названия, немецкие — «froschäuglein», — у него был кристальный немецкий, — переводится как: «лягушачьи глаза», русские, помню, «лихорадочная трава», кажется. Где-то в паутинах времён хранятся и более древние, утерянные и почти стёртые историей, — голос лаконично стих на секунду. — Меня же больше интересуют медицинские свойства, — закончил, он, поднеся чашку к губам. Шана не заметила, как он дал ей ответ на её инфантильный вопрос и поэтому заставляющий её стеснятся. Единственное, что успокаивало — быть может она его позабавила. Речь Рейджи шла быстро, будто отлаженный танец прохладной воды в шикарных фонтанах. Иногда проскакивала приятная вибрация, кажется контролируемая, как специально добавленные пузырьки в нежное игристое вино. Рейджи много говорил в отличии от своего брата… Брюнет превосходно владел языком, ни разу не запнулся, ни разу не сбилась интонация. Похоже на любом он будет звучать также уверенно. Шана постеснялась своих речевых навыков перед тем как спросить: — А какие у него свойства? — отпив чуть чая, приподняла брови Шана. Помимо интереса туманно думая, что тягой к знаниям покажется ему хоть чуть умнее. «К чему?», «Зачем?» — она не задавалась. Легко вобрав воздуха Рейджи спокойно начал: — В средние века европейцы в соке незабудок нашли лекарство против чахоточного кашля. Страшная болезнь — туберкулёз… — речь его вдруг стала намного тягучее. — Безостановочный кашель, не дающий несчастному спать, отхаркивание мокроты с испорченной кровью. Измождённое, исхудавшее тело, как досадно, когда молодой дамы… — сочувствующее-устало отвёл он на миг взгляд гранатовых глаз. — А трупы… — что-то тёмное и одновременно трепетное горело на дне его глубоких зрачков. Шана чуть сощурилась, напрягая брови. — Рейджи-сан, — растягивая уголки губ перебила Шана как можно деликатнее, — мне кажется наш разговор зашёл немного… — секундный тайм-аут, дабы она произвела полузаметные движения глаз, тела и прищуриваясь, будто поправляя хрустальную драгоценность, на выдохе произнесла: — не в то русло. Нет? — глаза раскрылись чуть сильнее под конец, а пальцы убавили выкручивание друг друга в тени стола. Несмотря на удержание холодности она была не в силах совладать с приподнято-выгибающимися бровями. Беседы о фарфоре, растениях или смертельных болезнях, речь у него одна — убаюкивающая, плавная. — Да, и правда, — улыбнувшись согласился он, откидываясь на мягкую спинку. — Также незабудка находит место в разных настойках и снадобьях, с давних времён и по сей день в гомеопатии — лечение травами, псведомедецина, для людей, — подводил он итог одной подтемы и тут же начал новую: — В колдовстве почётное место для неё пришлось, — заметив тень интереса в глазах собеседницы, Рейджи молнией отреагировал: — Хотите узнать какое? — Да. Скрещивая пальцы он, сверкнув белоснежной улыбкой, поведал: — Привораживать, конечно. «Не дать забыть любимому о себе», — цитировал он что-то с некоторой спокойной насмешкой. — Правда, меня в этом плане прельщает другой цветок. — Какой же? — Полынь. При широких знаниях и умении невзрачное жёлтое цветение может воздействовать как того пожелает хозяин. Особенно в союзе с растениями не из этого мира. Галлюцинации, гипноз, разной степени силы, даже боль, но лично меня сильнее интересуют препараты воздействующее на сознание, — рассказывал он, размеренно, как нечто разумеющееся, даже занимательное. Только суть слов разнилась с тем как они были представлены. Маленькие капли начали покрывать стёкла, одни чертили водные дорожки, другие замирали прозрачным бисером. Так замерла Шана, укладывая в разум каждое слово Рейджи будто мозаику. За секунды собрав её, пропуская сквозь индивидуальный анализ, Шана продолжала беседу так: — И много таких растений, не из этого мира? Обходительность Шаны, уже не раз щекочущая Рейджи всё сильнее приобретала свои контуры. Осознано ли она обходит острые углы или интуитивно? — Великое множество… — отвечал он с блеснувшей гордостью за свой мир и восхищением пред ним же. — Некоторые, уверен, невиданные до сих пор, другие скудно изучены. — А есть такие которые горят по ночам? — произнесла она быстро, чуть подаваясь вперёд. С приглушенным смешком Рейджи ответил: — Горящие растения — да, несомненно, немало видов, «ardenti». Ах, — поднял он брови, взмахивая кистью, — как раз, на осеннем празднестве вы сможете увидеть представителя «горящих». Плоды одного древа, горящие ягоды, или как их называют: «бусины осени». Глазки Шаны распахнулись шире, а лицо стало ещё более сосредоточенным. — А как зовут само древо? — Наименований несколько, из всех два наиболее популярные. Первое, если переводить точно с северного языка, то «краснеющее в холоде». Я предпочитаю латынь, «sumpsi aestuans» — «берущее тепло». Его плоды не лишены эффективности и даже обладают приятным вкусом. — А какого они размера? Такие? — изобразила Шана, оставив небольшое пространство между пальцами. — Да, вы правильно представили, похоже на рябину. — Мысли читаете? — еле заметно улыбнулась Шана, изображая удивление. — Случайно угадал, — манерно прикрывая глаза, нежно ухмыльнулся Рейджи поднося уже почти пустую чашку к губам. Элементарная цепочка, выстроенная из фактов и её ассоциации, она сама, место её рождения, холод, красный, размер ягоды — рябина. Цепочка не скрылась от Шаны, она вскинула бровки, кивая потянула гортанное: «м-м». — На вкус плоды приятнее. — Да, рябина ядрёная, но чёрную я люблю. Пробовали? — Да. Приходилось даже с ветки. — Шана зажглась интересом, заметив Рейджи покорно продолжал: — мои братья часто сбегали в леса, меня как старшего, отправляли вместе со слугами искать их. Один раз поиски затянулись, я приметил Аронию, черноплодную рябину и скорее из интереса сорвал лучшую кисть. Руки испачкались, разумеется, но оно того стоило. Она была нетронутой и сладкой, с кислой нежной терпкостью, — под конец рассказа он пристально целился в зелёно-карие сплетение глаз гостьи. — М, — потянула она, подбрасывая брови и слегка щурясь, — вы так рассказываете аж захотелось. А та что пробовала я росла неподалёку от дома, у сада, и собирать нужно было быстро, иначе птицы всё съедят. — Тянуть со сбором никогда нельзя. Природа не ждёт. — Ну или убедится, что подобных эксцессов с птюшками не произойдёт и не беспокоиться. С поднесённой чашкой к губам Рейджи одобрительно ухмыльнулся. — Это слово хоть немного подходит? — взглянула она исподлобья, будто трепетно надеясь, в тоже время пестря хитростью. Рейджи с лёгкой задоринкой, передавшейся от неё, приглушённо хмыкнул, произнося: — Я вот тоже размышляю над этим. Послышался гортанный очаровательно-тихий смех Шаны, немало складывающегося из невесомых вздохов. Милую улыбку, как только чуть показались зубы, она прикрыла тонкими пальцами, через миг осталась лишь тень беззаботности. — Всё же, можно найти слово более подходящее. — Ладно, — вздохнула она, на секунду смущённо улыбаясь, — тогда не эксцесс. Убедится, чтобы такие случаи не происходили, — проговорила она, исправляясь. Шана могла бы испытывать напряжение, ощущать, как давят нервы, но по ведомой только вампиру причине она свободно сидела, отпивая ещё глоток, после которого её чай, в котором жаль — не было чёрных плодов, закончился. Она готовилась говорить о своём уходе, но неожиданно Рейджи начал: — Помимо растений и цветов, есть и горящие породы камней их чаще используют для… Дождь ударил в стёкла, отвлекая пару от разговора. — Какой сильный, — тихо произнесла она. — Их используют для украшений, Шана, — он протягивал гласные чуть дольше, когда говорил её имя. Рейджи замер, устремив рассеянный взгляд вдаль, сквозь стекло, искажающееся от струек холодного дождя. — Искрящие минералы… — тихо произнёс Рейджи. Интерес к минералам, камням, ракушкам — всему красивому отмечался у Шаны с детства. Камень или бриллиант искрящий прямо у тебя на ладони — удивительное зрелище. Внутри интерес тихо жаждал узнать о столь волнующих драгоценностях. Несомненно, Рейджи расскажет что-то о них, как добывают, о структуре и особенностях. Этот утончённый юноша, в строгой одежде, с пронизывающим взглядом, через линзы очков в дорогой сверкающей оправе мог увлекать часами своим плавным голосом и знаниями. Темнеющий свет падал на точенные скулы, очерчивающееся внизу чёткой резкой линией. Шана вдруг лучше увидела его острую красоту. Шея бледная и такая ровная, жаль нельзя увидеть её всю — чуть расстёгнутый ворот белой рубашки всё же скрывал изящное сухожилие. Шана разглядывала его недолго, скоро смешивая шум дождя с тихим: — Хотела бы я посмотреть на такое… — На предстоящем «пире», — высказал с иронией брюнет, оживляясь, — представится шанс увидеть, может и купить, если возникнет необходимость пройтись по окрестностям замка, площадям. Там в это время тучи лавочников. Одна тема неизбежно развивала другую, быть может он расскажет ей больше и подробнее о, видимо, ждущей её поездке куда-то. Нет, пора заканчивать, Шана обещалась себе уйти после того как в её чашке не останется ни одной капли. — Ну, что ж, Рейджи-сан… — Не торопитесь, — вдруг перебил он, ощутимо резковатым тоном, заставившим, уже отодвигающуюся от стола Шану замереть. — Что? — бездумно спросила она, от подоспевшего волнения. — Вы хорошо себя чувствуете? — той резкости будто и не бывало. Шана не скрывая улыбки, облегченно вздохнула, ожидая, что после ответа сможет спокойно покинуть его спальню. — Да, спасибо, всё хорошо. Мне только хочется спать, немного, — некоторая сонливость действительно была, но сказала она это, чтобы побыстрее уйти. — Я прошу вас задержаться ещё на… полчаса.