Расколотые сердца/Splintered hearts

      Остин откинулась на изголовье кровати со вздохом. Когда первоначальный адреналин и гнев выветрились, ей стало… скучно. В высшей степени эпически скучно. Скучно до такой степени, что она подумывала разбудить Скайлар, просто для того чтобы не быть одной.       Лучше дать ей поспать, подумала она. Если я разбужу её сейчас, она будет капризничать. Скоро ей нужно будет поесть. И ей нужно будет сменить подгузник… Конечно, он не может отказать мне в праве заботиться о моем ребенке. Хорошо, что я решила кормить Скайлар грудью вместо того, чтобы давать ей смесь. Она хотя бы не будет голодать, но ведь теперь она также ест и твердую пищу. Просто грудного молока ей уже не хватает. Я надеюсь, Отец не собирается морить нас голодом вдобавок к удержанию в плену.       О, Микеланджело. В этот раз я действительно сделала это. Я показала Скайлар моей семье, и посмотри, куда нас это привело.       Остин снова вздохнула.       — Я скучаю по твоему папе, сай-ай музуме (милая дочь), — прошептала она.       Единственным ответом был тихий звук дыхания Скайлар.              Он придет. Он найдет меня. Они всегда приходили, подумала она. Я просто надеюсь, что Сплинтер… Он в порядке. Должен быть в порядке. Она нахмурилась, борясь с накатившими слезами.       И Тетя Люси… Я слышала, как она кричала… Если они навредили ей… О, Тетя Люси, мне так жаль. Мне не стоило втягивать тебя во всё это. О чем я только думала?              Напротив нее маленькая Черепашка зашевелилась, лепеча что-то во сне. Остин нежно провела пальцем по панцирю малышки.       — Тихо, маленькая, Мама тут, — прошептала она.       Скайлар прижалась щекой к простыне, засовывая пальцы в рот и довольно их посасывая. Остин не смогла сдержать улыбки. Даже в таких страшных обстоятельствах ребенок доверял ей, что все будет хорошо. Остин начала тихо петь.       Хару? Хару; Сакура, сакура, яйои, но сора ва… Миватасу кагири… Касуми-ка… Кумо-ка…       Она услышала звук у двери, но проигнорировала его, желая, что кто бы там ни был, ушел. У неё не было никакого желания говорить с Рином.       Ниойзо изуру… Изая, изая, ми ни юкан… Хару га кита, Хару га кита:       Сакура, сакура…       Новый голос присоединился к её, мягкий, низкий. Остин дернулась, но все еще отказалась поднимать взгляд. Она замолчала, так что её отец сам закончил песню.       Сакура, сакура… яйои, но сора ва… Миватасу кагири… Касуми-ка… Кумо-ка…       Ниойзо Изуру… Изая, изая… Ми ни юкан…       — Твоя мать пела это для тебя, — заметил Рин. Остин одарила его стальным взглядом. — Я научил её, к слову. Она попросила меня научить её японским песням, чтобы петь тебе. Она хотела, чтобы ты понимала свое наследие.       Он стоял в дверном проходе, небрежно опираясь на косяк. Она напряглась, обдумывания, будет ли прок, если она набросится на него, но здравый смысл в итоге победил. Нужно защитить Скайлар любой ценой, и её отец был грозным мастером боевых искусств. Лучше подождать, использовать свое терпение, как оружие.       Воин осознает необходимость подходящего момента, слова Сплинтера с тренировок отдались в её уме. Прямая атака не всегда самая лучшая. Иногда воин должен ждать лучшего шанса для победы. Терпение такая же великая сила, как и храбрость.       Глаза Рина сузились, и Остин поняла, что он заметил намерение в её уме. Они тренировались вместе слишком много лет; он знал её слишком хорошо. Он смотрел на неё мгновение, прежде чем его инстинктивная стойка расслабилась.       — Дочь. Ты когда-то была моей ученицей. — Его голос был натянут от гнева. — Почему ты проявляешь такое неуважение ко мне?       — Уважение нужно заслужить, — Остин подняла подбородок. — Ты ни сделал ничего, чтобы заслужить мое уважение, Отец.       Рин пронзил её взглядом.       — Не важно, — прорычал он, наполовину себе. — Ты будешь подчиняться мне. Ты поговоришь со своим дедом. Ты выразишь благодарность, и ты скажешь ему, что он окажет тебе честь, если оставит свое состояние мне.       — Дедушка? Он болен? — В первый раз решимость Остин пошатнулась. Она никогда не была очень близка со стариком, но она помнила его с чем-то вроде благоговения перед старейшиной и главой семьи. Во всяком случае, до судьбоносного спора и последовавшего решения Рина обратиться к Ороку Саки за ссудой.       — Он умирает, — холодно произнес Рин. — И я вижу, что эта новость принесла тебе больше расстройства, чем болезнь твоей матери. Или ты и с ним откажешься видеться?       — Как ты узнал про Маму?       Остин поднялась, чтобы встретить его, её руки сжимались в кулаки по бокам.       — У меня есть свои способы, — ровно ответил Рин. — Ты думала, что она смогла по-настоящему сбежать от меня, Остин? Ты думала, что и ты сможешь? Я знаю про твой разговор с Люсиль. Я знаю, что ты отказалась прийти к постели твоей умирающей матери.       Остин пристально смотрела на него, отказываясь отвечать, хотя в глазах у неё стояли слезы.       — Она оставил тебя, — сказал он уже мягким голосом. — Она ушла отсюда и оставила тебя, оставила свою семью. Ты была права, что отказалась видеться с ней, Остин-чан. Она не заслуживает встречи с тобой. Она бросила тебя, бросила нас. Мы всегда были командой. Я сделал всё в моих силах, чтобы вырастить тебя, поддержать и воспитать…       — Пока ты не продал меня Караи!       — Дочь, ты знаешь, что нам нужны были деньги! У нас был долг, который я не мог оплатить. Ороку Караи предложила нам разумное решение, которое сохранило как нашу честь, так и наши жизни.       — Поэтому ты отправил меня служить бесчестному Клану?       — Ороку Караи — не её отец, — сухо сказал Рин. — Она провела честную сделку.       — У неё нет чести, Отец. Она такая же, как её отец — корыстолюбивая и холодная.              — И ты как твой отец, Остин. Своевольная, решительная, мужественная.— Рин звучал так, словно он гордился ею. На мгновение тепло разлилось в груди Остин. Одобрение её отца никогда не было просто заслужить, и потому это было пьянящее чувство.              Рин двинулся через комнату, направляясь к кровати. Прежде чем он смог подойти близко к Скайлар, Остин встала перед ним, загородив путь.              — Не смей трогать её, — прорычала она.              — Ты откажешь мне в возможности изучить твою маленькую зверушку? — Он изогнул одну бровь.              — Её зовут Хамато Скайлар Рэйн. Она моя дочь и твоя внучка.              Лицо Рина потемнело. «Это… это существо? Оно не моя внучка, — сказал он с издевкой, едва скрывая свой гнев. — Ты позоришь нашу семью, Дочь».              — Это ты позоришь наше имя, Отец, — холодно ответила Остин.              Она видела, как дернулась его рука, но не приложила усилия, чтобы увернуться от удара. Рин стоял, трясясь, его лицо было красным от гнева. Щека Остин горела в том месте, куда он попал.              — Ты пожалеешь об этом, — произнесла она тихо, с удовлетворением видя, как его глаза расширились от удивления.— Микеланджело придет, Отец. Мой муж отомстит за каждую секунду, что мы разделены. Он заставит тебя заплатить за каждую отметину на моем теле. А если ты хоть пальцем тронешь Скайлар, ты пожалеешь, что родился на свет. Мой муж, мои братья, моя семья — они придут за мной. Я больше не принадлежу тебе. Я больше не твоя дочь.              Она отвернулась, направившись к кровати. Остин подняла извивающуюся Черепашку и прижала её к своему плечу, вызывающе смотря на отца. «У тебя есть один шанс. Дай нам уйти сейчас, и, возможно, тебя избавят от его гнева».              Он покачал головой. «Ты бросаешь мне вызов, Дочь, — его тон был угрожающим.— Не думай, что моя привязанность помешает мне наказать тебя».       — Попробуй, — дерзко ответила Остин. — И я гарантирую, ты заплатишь, и очень дорого.              — Достаточно. Завтра утром мы пойдем к твоему деду. Ты поговоришь с ним. Ты попросишь его изменить завещание. Ты скажешь, что просишь оказать эту честь мне в память о моем отце.       Рин пересек комнату, приблизившись так быстро, что Остин не успела ничего сделать, кроме как отступить на шаг. Он остановился, его темные глаза блестели.              — Если ты не хочешь, чтобы это… существо пострадало, ты будешь сотрудничать, музуме.              — Я тебе не дочь. Я не стану тебе помогать, — резко ответила Остин. — И если ты тронешь Скайлар, я сама заставлю тебя заплатить.              Рин мрачно улыбнулся. «Ты будешь делать то, что я тебе скажу, или это создание, которым ты так дорожишь, пострадает». Вытянув руку, он только-только пальцем коснулся панциря Скайлар.              Остин отбросила его руку своей, но улыбка Рина стала только шире.              — Я так думаю, ты обнаружишь, Дочь, что выбор у тебя невелик.              На этом он повернулся и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.