Выживай

Но этот день был не таким солнечным, как тот, что ждал девчонку во сне. Снег падал, но медленно, осторожно усыпая землю слепящими хлопьями соли. Январь выдался холодным, но обещал скоро оставить исстрадавшийся народ. Метель кончилась, но ветер еще шумел в лесах и городах, сглаживая сугробы. Он сталкивал с усыпанных веток снежные башенки, крошил их на мелкие кусочки и бросал в лицо редким прохожим, как шаловливый мальчишка, озорной ребенок, выбежавший в светлый морозный денек. Анна спала, и Эльза толкнула ее локтем. Немного грубее, чем планировала, но это действие возымело правильный эффект, потому что сонная еще сестрица проснулась, распахнула голубые глаза и уставилась на Эльзу, пытаясь скинуть сон. Девушка откинула одеяло прочь, думая, что сонливость отойдет от нее, как только холодок неприветливо, как обычно, кусанет сестрицу за ступни. – Доброе утро, – шепнула Эльза. – Я пойду на работу. – Так скоро? Да уж, доброе, – ответила Анна, теревшая глаза узкими ладошками. Куры заголосили в сарае. Громко, визгливо и жалобно. Птицам бы пройтись на улице, размять атрофированные крылья и побегать друг за другом в поисках веселья. Но там снег. Холодно. Даже когда Анна откроет им дверь, чтобы забрать свежие яйца и вычистить навоз, те все равно не выберутся наружу. Потому что морозить перья не хочется никому, и выходить, надеясь на каплю свежего воздуха, надеясь на то, что день будет славным... Сомнительно. – Старый Уотсон никак их не заткнет, – прохрипела Анна, услышав крик громкоголосого соседского петуха. Птица молоденькая, полная еще энергии. Он не хотел молчать, а девушке не хотелось просыпаться. Эльза потянулась, распрямила лопатки, уводя руки за спину. Она встала с кровати, ласково погладив Анну по боку, прикрытому противной ночной рубашкой, и прошла вперед. Ногой девушка мягко отодвинула кошку от двери, и из-под тонкой щели между проемом и дверью задул сквозняк, Лукас шмыгнул наружу. На ночь Эльза оставляла две больших пригоршни снега в жестяном тазу. Под покровом ночи они растаяли, и с утра сестры могли умыться, не бегая к глубокому деревенскому колодцу за незаледенелой водой. Холодная вода отрезвляла, казалось, даже разглаживала мятые следы от подушки на лице. Старшая сестра как раз завязывала длинную белую косу, когда младшая ворвалась к ней в комнату, открыв дверь ногой. Анна снова расплескала воду так, что часть пролилась на пол. Под рукомойником уже появились черные разводы гнили, и Эльза понимала, что совсем скоро ситуация усугубится еще сильнее. Доски рассыплются прахом, часть пола рухнет вниз, погребя подвал в строительном мусоре. А денег на ремонт ни у кого из жильцов этого хлипкого домишки нет. Ни у старшей сестры, ни у младшей. Нет и заботливых сильных рук, что помогут собрать пол заново. – Я тут решила… Оставить сегодня пару яиц нам, Эльза. Вывести побольше новых кур для оборота. – Оборота? Зачем? Яйца, что, так хорошо продаются? Сестра потупила взгляд, словно устыдившись самой себе, своей жадности и призрачной алчности. Да, соседи неплохо разбирают свежие яйца, но берут они не так уж и много, чтобы хватило малым детишкам и не более. Все соседи держат не так много кур, пару штук от силы, а денег у них было достаточно. – Нет, – ответила сестра. – На мясо. Чтобы держать две-три птицы, а в конце месяца забивать, – ее глаза лучились осознанием всей гениальности своей идеи. – Мясо уходит неплохо, честно, да и самим нам можно было бы поесть по-человечески хоть раз в месяц. Да они разве плохо едят? Может быть, не с барского стола, но… Эльза улыбнулась. Ей всегда хотелось попробовать настоящее сливочное масло, хотелось отведать сладкого пудинга или торта. Да, было бы неплохо. Нужно как-нибудь сесть, посчитать все затраты, и выкроить денег на скромный пир. Сколько корма уходит на одну курицу, сколько требуется запастись? Да и чем кормить кур, чтобы нарастить на их тощих ногах немного белого мяса? Что-то более калорийное или же что-то полезное? Сеном, остатками зерна, перемолотым сухим хлебом? Девушка поморщилась, вспомнив, как она с сестрой собирала червяков поутру, чтобы потом засушить их и измельчить в кашу. Девушка нацепила бледно-синее платье из хлопка с высоким воротником на пуговках, опустила рукава до самого конца, чтобы те не помялись под плотной тканью пальто. Пальто на подкладке. Красивое, но совершенно не греющее. Серая фланелевая ткань превращала Эльзу не в крестьянскую дочь, не в дурочку из пригорода, а в миловидную сестру местного пекаря. Простую, искреннюю и опрятную. Завтраком Эльза пожертвовала в угоду потраченному времени. Она поцеловала Анну в щеку, как только сестры оказались на пороге их дома. Крыльцо, запорошенное тонким слоем снега, тихо скрипнуло, освобождаясь от их веса. Эльза шла на свою работу, а Анна на свою. Младшая разберется со скотом, с утренними домашними делами, а потом обежит всех соседей, продавая им молоко и яйца, выпрашивая оставшиеся от обеда крошки, чтобы пустить их на корм голодному скоту. Сиротам никто не отказывает. Несчастные, побитые жизнью и грустные изгои – вот, какими они были в глазах многочисленных жителей их вполне приличного района. Девушка обернулась, чтобы глянуть на Анну, и та обернулась в ответ. Сестры махнули друг другу руками, улыбнувшись на прощание. Никому не хотелось расставаться еще на один денек, но делать нечего. Холодные руки девушки легли в карманы. Она шагала по хрустящему под ногами снегу, шла быстро и улыбалась. Щеки краснели, наливаясь морозом, губы плотно жались друг к другу. Спешащая на работу Эльза думала о том странном сне, что окутал ее этой ночью. Питер был слишком грубым, но на удивление реальным. Казалось, что она еще слышит его приятный голос, чувствует взгляд янтарных очей на своих плечах. Аптека, в которой и работала девушка, находилась недалеко от арки, отделявшей одну часть города от другой. Так называемый центр от периферии, пригорода, в котором неотесанные мужланы кололи лед и дрова, а толстозадые крестьянские девки доили пахнущих навозом коров. В представлении жителей центра все там было именно таким: красочным и «ароматным». Цветущие луга, запах гниющего сена в воздухе, куры, исшагавшие все тропки в округе и босоногие детишки. Все считали, что на окраине еда вкуснее и полезнее. Помнится, мистер Кретчет даже покупал у Эльзы молоко для своей супруги. Особенно часто сладкое: топленое. После того, как его дорогой женушки не стало, аптекарь ничего для себя не брал. Он любил шутить о том, что мог бы есть и помои, все равно вкуса уже почти не чувствует. Зато молотый бразильский перец, жгущий даже незащищенные перчатками пальцы, он добавляет даже в кофе. Увидев закрытую еще булочную, девушка поняла, что пришла немного раньше, чем обычно. Мистер Доран открывается в одно и то же время: половина седьмого утра. У него, кажется, имеется чудесный механизм, будящий его по утрам точно вовремя. Девушка приостановилась, рассматривая новую вывеску. Булочка, вытесанная из светлого дерева, казалась удивительно аппетитной, а название под нею было для Эльзы родным. Аптека – пятое здание после первого поворота. Темно-синий фасад, белый порожек и аккуратный колокольчик над дверью. Эльза перешагнула небольшую плоскую ступеньку и вошла внутрь, услышав привычный стук язычка внутри колокольчика. Дверь издала знакомый скрип, колокольчик еще раз звякнул, когда дверь медленно закрылась. Как-то жалобно, тоньше, чем обычно, но удивительно быстро, словно старик наконец смазал петли. – Доброе утро, мистер Кретчет! – привычно поздоровалась девушка. Она не видела аптекаря, но знала, что тот ее слышит. Что-то шуршало наверху, там, на втором этаже здания, где находилась его скромная одинокая коморка. Хозяин аптеки наверняка собирается на работу, слюнявя редкие седенькие волосы и приглаживая их к уже с утра лоснящейся от кислого стариковского пота лысине. Сейчас он наденет свое извечное нестиранное кепи цвета копоти и спустится к ней, хмурясь и зевая. Да, так было каждый раз. Кретчет торопливо сбегал вниз по лестнице, добродушно приподнимал кустистые брови, замечая Эльзу еще у порога. Он коротко улыбался своей беззубой улыбкой и семенил к прилавку, чтобы проверить шкатулку для выручки. Нет ли там пары лишних монет, затесавшихся в щели между основанием и стенками? И каждый раз там была только пустота… Ну, один раз в неделю – полуживой таракан, упавший с потолка, но всего-то один раз. Пока Эльза снимала пальто, шебаршение на втором этаже усиливалось. Она уже повесила верхнюю одежду, скинула тяжелые сапоги и примерила аккуратные черные туфельки с тонкими ремешками. На лестнице послышались шаги. Непривычно быстрые, почти невесомые, как у призрака или ночного вора. Нет, старик так не сходит. Словно спускался молодой и бойкий щеголь, а не разваливающийся хозяин аптеки, который и видит-то только одну ступеньку из двенадцати за шаг. Девушка обернулась. Кретчета не было. Среди замызганных витрин, среди стеллажей, уставленных склянками и баночками с разными смесями, среди пучков сухих трав, развешенных по стенам стояли люди. Не так уж много. Эльза увидела только двух человек… После со второго этажа спустился и третий. Самый высокий, самый приятный из всех. Длинный камзол, трость с золотой рукояткой и неприятно обеспокоенные глаза, над которыми виднелись негустые брови. – Мисс Эльза, – холодно поздоровался Питер, чуть склонив голову. Двое мужчин сдержанно кивнули даме, и девушка почему-то прислонила руку к горлу. Нервный жест, случившийся с ее телом неосознанно, импульсивно. Сон вдруг взвился в памяти, и перед глазами промелькнули нелицеприятные картинки. Рассерженный старик стал мертвым, его тело истончилось, его руки повисли вдоль хрупкого тела… И только потому, что Питер Блэк, хозяин сети ювелирных магазинов, легонько дотронулся до покрытого морщинами лба. – Эльза, боюсь, что должен буду сообщить тебе неприятную новость. Пожалуй, голосу Блэка недоставало скорби. Он был приятно-успокаивающим, низким и бархатным, но сочувствие выражалось только обеспокоенным взглядом. Мужчина преодолел расстояние между ним и Эльзой, предварительно отодвинув в сторону витрину, снабженную колесиками, чтобы дать себе проход, его тень нависла над девушкой, словно холодное одеяло. Питер хотел положить ладонь на горячее плечо девушки, но не стал. Слишком фамильярно для такого недолгого знакомства. Он молча обернулся назад, убрав руки за спину, и двое мужчин во фраках удалились, опустив глаза. Один из них был темнокожим, второй – бритым налысо метисом. Оба выглядели опасными, неприятными. Эльза смотрела на Питера со страхом. Ее оленьи глаза забавляли его, даже слишком, заставляя разглядеть на дне их что-то темное. Девушке казалось, что она уже знает ту новость, которую вот-вот услышит из его уст. – Твой хозяин, Эльза… – Что с ним, сэр? Питер осекся. Ему и без того не хотелось говорить, а сейчас, снова взглянув в ее раскрасневшееся лицо, голос иссяк, закончился на последней ноте. Эльза видела в мужчине что-то холодное, несколько злое, но не придавала этому значения. Что с Кретчетом? Что со стариком Кретчетом? Нет, она не привязалась к нему столь сильно, чтобы биться в истерике, но что-то в груди все же сжалось от боли. Если старик мертв – дело Эльзы катится в пропасть, ко дну. – Мистер Кретчет умер, – проговорил Питер, отвернувшись в сторону. – Во сне. Горничная нашла его утром. Эльза тоже отвернулась. Она закусила губу, пытаясь удержаться от слез, от какого-либо проявления эмоций. В высшем обществе этим не занимаются, а Питер Блэк, несомненно, принадлежал именно к этому сословию. Эльза, которой еще в детстве семья привила благоговейный трепет перед знатью и их иногда странными обычаями, знавшая все правила этикета, знавшая свое место, старалась держаться так, как следовало бы каждой приличной даме. Она не плакала об утрате. – Но как… Как она открыла дверь, сэр? – У нее был свой ключ. Девушка знала горничную – Магду. Она работала здесь не так долго, бесплатно. Приходила раз или два в неделю. Утром. Стирала пыль с лестничных перил, бегло смахивала ее с печки, краев кровати и столика, за которым старик ел сухие каши и читал газеты, забирала грязное белье в стирку и приносила чистое, раскладывая все на свои места. Магда была тучной женщиной, приехавшей из какой-то бедной страны, работала она за лекарства. Эльза точно не знала, как долго она в Эренделле, но за те полтора года, что они были знакомы, Магда так и не смогла выучить язык, на котором говорили все вокруг. Мужчина все же нашел в себе смелость и положил руку Эльзе на плечо. Он-то старался держаться с нею попроще, гораздо проще, чем со знатными дамами. Лоск, конечно, имел в его жизни огромное значение, но даже самые дорогие камни могут надоесть, если носить их постоянно. Роскошь – камень. Она Питеру надоела. И эта девушка, казавшаяся до странного родной и приятной, была для хозяина сети магазинов чем-то вроде другого мира. Рядом с ней хотелось бы поселиться. Слиться с этой невозможно красивой душой и впитать всю ее сладость, забрать молодость и невинность жизни себе. Блэк взглянул ей в глаза и заметил там отблеск благодарности. Отшлифованный отблеск благодарности за то, что она сейчас не одна, что не она должна переодеть мертвого старика и омыть его, пока труп еще не окоченел, что не она нашла его утром. – Я провожу тебя домой, Эльза, – сказал мистер Блэк, не отпуская руки. – Ты, должно быть, слаба после такой новости. Ей хотелось что-то ответить, но язык будто примерз к небу. Ни одна ее мышца не двигалась, словно мозг отказывался подавать сигналы через нервы и командовать слабым в эту минуту телом. Питер снова взглянул на девушку. Для крестьянки она удивительно прилично одета, да и сложена не так плотно, как привычно этому классу. Должно быть, хорошо подготовлена к суетной городской жизни. Мужчина запустил руку в карман, нащупав там свой толстый кожаный бумажник, и в голову к нему вбежала странная мысль. – Эльза, ты так бледна, – сказал Питер, тронув ее красную от волнения щеку. – Наверное, будет лучше, если я угощу тебя горячим кофе. – Я… Что вы, зачем, сэр, – как-то бесцветно ответила она, явно не понимая, что только что произошло. – Я не могу сейчас просить вас о чем-то еще. Как вы вообще оказались в… – Нет, нет, – перебил ее собеседник, избегая некоторых вопросов. – Это мой долг, как мужчины: заботиться о красивой, но хрупкой барышне в щекотливой ситуации. Не нужно ни о чем просить, Эльза. Он ловко взял ее под локоть, выпрямил спину и кивнул одному из своих подручных, что как раз спустился вниз. Эти люди – из похоронного бюро, один из них помогает Питеру с делами. Они в этом деле специалисты, знают, куда отправить тело, в котором уже не обитают живые еще души. Один возьмет старика за хлипкие руки, второй за ноги, Кретчета вынесут во двор, кинут в скрипучую тележку, пропахшую гнильем и блевотиной, и отвезут на городское кладбище окоченевший труп. Затем он ляжет рядом с женой, которую так любил, и будет гнить там, под землей, всеми забытый и никому уже не нужный. Центр города был слишком хорош. Морозный денек уже не радовал глаз, но отрицать его красоту все еще было невозможно. Снег так же падал на землю мягким хлопьями, и ничто вокруг не почернело от утраты. Смерть. Она не может помешать жизни кипеть, одна смерть не решает судьбу мира. Эльза заметила это еще тогда, когда ее родители погибли. Они умерли, а жизнь продолжалась, почки зрели на ветках, куры несли яйца, соседские дети играли во дворе, смеялись, бегая друг за другом. Все оставалось таким же старым, но вместе с тем все... Все стало новым, новым, потерявшим какой-то яркий цвет в своей огромной палитре. – Я очень опечален новостью, хоть этого и нельзя заметить так легко, – сказал Питер, стараясь избавиться от густеющей рядом тишины. – Успел с ним подружиться, пока заканчивал с делами. Но говорить приходилось только ему. Тревога в груди девушки вскипала все с новой силой, и самые мелкие подробности сна всплывали в памяти. Он держал ее под руку? Он шел с ней также, в этом же темпе, в том же направлении? Эльза закусила губу. Кретчет мертв. Что станет с аптекой, что будет с ее местом и где теперь искать работу, на что кормить сестру и как… Как выплатить этот «долг»? Казалось, что Джек сейчас смеется над ней в своей злодейской пещере под мостом. Эльза вызвала в нем жалость, одурачила, но обстоятельства ударили ее в спину ржавым ножом возмездия. Она планировала расплатиться с зарплаты, а ее не будет. Не будет. Потому что работы тоже уже нет. И когда Джек узнает, что его деньги снова ушли в никуда, вымогатель страшно разозлится, потребовав с них уже в троекратном размере. Что он сделает с Эльзой, с ее милой и беззащитной сестричкой, когда те не смогут дать ни гроша? Да, девушка слышала эти гнусные разговоры. Молодая вдова не могла платить по счетам, отдавать долги, что насобирала когда-то она и ее покойный муж, и Джек продал ее в работный дом, чтобы та трудилась за копейки. У женщины остались двое сыновей, и оба работали на Джека, лишь бы вызволить мать из рабства. Так же было и с одними из соседей сестер, двумя сиротами, что теперь наравне с остальными бандитами собирали для Джека подати. Почти каждый из отчаявшихся попадал к нему в лапы, и Джек умело пользовался слабостью своих должников. Питер открыл дверь в местную забегаловку, в которой людям из среднего класса подавали булочки и пирожки с чаем. Сутулая хозяйка с копной кудрявых светлых волос тут же кинулась к клиентам. С утра уже заходили пара человек, решив позавтракать вне стен дома. Каждый горожанин знал Мистера Питера Блэка в лицо, и визит его в эту лавочку был для женщины невероятным сюрпризом. Она судорожно поправила фартук, кое-как разгладив его, и принялась обхаживать клиента, справляясь о его заказе. Пока Эльза не могла опуститься на стул, пока она боролась со своими негнущимися коленками, Питер заказал две чашки крепкого кофе и один шоколадный кекс без яиц. Хозяйка тут же кинулась на кухню, к плите, чтобы угостить высокопоставленного гостя чем-то свежим, а не вчерашними зачерствевшими остатками. – Вы знали мистера Кретчета, сэр? – спросила Эльза чуть севшим от волнения голосом. – Он мне никогда о вас не рассказывал, если быть честной. – Знал, – ловко ответил Питер, присаживаясь теперь прямо напротив нее. – Я – хозяин помещения, в котором располагалась его аптека. В глазах собеседницы появились искорки удивления. Этого Эльза не знала. Она понятия не имела о том, что дом не принадлежит старику. Доход у аптеки был вполне неплохим, а Кретчет почему-то ютился в меленькой комнатке наверху. Наверное, пока жена его была жива, там было уютно и тепло, но в последние годы, когда он коротал вечера один, попивая огненную воду и почитывая газеты, почему же прятался в этой конуре? Если он снимал помещение, мог бы найти что-то получше. – Да, он не оставил после себя и гроша, любил наведаться в местное казино, рассчитывая на выигрыш, – проговорил мужчина, смотря в окно. – У Кретчета, к сожалению, нет детей, готовых продолжить его дело, и аптеку придется передать одному моему поверенному. Хороший малый, давно ждал своего магазина. Питер знал многих людей в городе и почти со всеми был на короткой ноге. Он мог постучаться в любой дом, выпить с его хозяином вина или медовухи и уйти лишь тогда, когда ему заблагорассудится. Конечно, люди, прибывшие в центр с окраины, такие, как Эльза, Питера знали плохо и почестей не оказывали. Но всем предстояло услышать это имя. Рано или поздно, но всем. – Мистер Блэк, – начала Эльза учтиво. – Я знаю, что проявляю себя не с лучшей стороны, заботясь об этом в такое время, но… Что же теперь будет со мной, сэр? А он и не подумал об этом. Ведь несчастной Эльзе наверняка приходится туго, и даже за такую неблагодарную работу ей приходилось держаться обеими руками. Этими хорошенькими ручками, что еще не так сильно покрыты трудовыми мозолями и ранами от плуга или мотыги. Девушка смутилась, закончив вопрос, но не пожалела о том, что задала его. Ей нужно было знать точно, знать, чтобы искоренить надежду на призрачное спасение. – О, прошу простить мою ветренность, Эльза, я об этом и не подумал. Наверное, аптеку придется закрыть, пока новый хозяин не сможет приступить к делам. Девушка закусила губу. Сколько это в днях? Пара-тройка, или целая неделя для того, чтобы новый владелец сумел вникнуть в суть его нового хозяйства, прощупать его, ощутить почву под ногами и небо над головой? Ведь будет неразумно, если он уволит продавщицу, что стоит за прилавком так долго? Она же смогла бы помочь ему в этом новом деле, смогла бы окунуть его в работу и дать совет, привлечь старых покупателей, заверив их в том, что качество продукции не изменится. – Эльза, я тут подумал об одном чудном деле… Ты бы не хотела сменить работу? – спросил ее собеседник, не улыбнувшись. – Не совсем то я хотел сказать, прости. Не саму работу, но место, в котором тебе бы пришлось поработать. – Что вы имеете в виду? Он обращался к ней вальяжно, на «ты», как все аристократы общались с простолюдинами. Эльза этого не показывала, но столь приятное кому-то другому обращение казалось ей неуместным и невежливым. Какая-то жилка словно распухала на горле и билась, билась, билась, теребя нервы сразу во всем теле. Девушка смотрела на Питера своими оленьими глазками, ожидая его ответа. – Я хочу нанять тебя в свой ювелирный магазин, – ответил ей Питер. – Работа абсолютно та же, но придется выучить названия всех камней и металлов, проб и прочих мелочей этой профессии. Пятнадцать золотых монет в неделю, а если продажи будут хорошими – выйдет еще больше. Он озвучил зарплату сразу, лишь бы только посмотреть в ее удивленные очи. Радость на секунду озарила их, но угасла, приправленная дождем из высыпанных на нее фактов. Старый хозяин мертв, да здравствует новый. Более щедрый, более молодой хозяин, способный платить Эльзе деньги, на которые можно будет прожить, не считая каждую копейку в кармане. Ей показалось, что все это – шутка. Гадкий розыгрыш, который кажется выходцам из высшего класса таким забавным. В конце концов, избалованные и лишенные всякого стыда, они находят смешным то, что простым обывателям кажется чудовищным. Питер не казался Эльзе злодеем, но что-то во взгляде его янтарно-желтых глаз было отталкивающим, неприятным и одновременно манящим к себе. Что-то сидело глубоко внутри, ожидая удобного момента, чтобы кинуться в бой, в драку, искусать и покалечить оппонента так сильно, как только сможет. – Ты не веришь мне, Эльза, или просто не хочешь переходить в другой магазин? – приподняв краешек тонких губ, спросил Питер. – Нет, нет… Я… – мямлила она, не в силах собрать мысли. – Оклад не устраивает? Прости, я не знаю, сколько тебе платил покойный Кретчет, но если выходило больше, мы можем пересмотреть договор. Видишь ли, мне нужен работник, а тебе – работа. Голова шла кругом. Мужчина и раньше казался Эльзе отличным человеком: щедрым и понимающим, пусть и чуточку холодным, сейчас же он стал богом милосердия и добродушия в ее глазах. Питер почти улыбался, отвлекая ее от грустных мыслей, шутил, пока Эльза пила кофе. К еде она почти не притронулась, Питер же, избалованный более приятными заведениями, что сейчас, к сожалению, были закрыты, еду не оценил. Он не сказал об этом хозяйке, но та поняла по еле уловимому запаху разочарования в воздухе и недоеденному кексу в середине стола. Когда трапеза была кончена, а Питер вдоволь насмеялся, слушая собственные шутки, собранные на балах в домах знати, он поднялся и подал руку Эльзе. Она робко вложила свою ладонь в его, взглянув на мужчину с благодарностью. Как круто изменилась ее жизнь в один день. – Могу я проводить юную мисс до дома? – спросил Питер, чуть улыбнувшись, явно оставив привычную ему холодность тона. – Да, конечно. И нет больше скорби. Хозяйка протянула господам их пальто и рассыпалась в комплиментах, полагая, что Эльза – молодая любовница высокопоставленного господина. Девушка улыбалась, слушая, она почему-то решила, что все это только потому, что люди в городе добрые и приятные. Спутник же сразу понял, что к чему, и тихо улыбнулся про себя. Ему приятно об этом думать. Эльза действительно хороша, и если бы он только захотел видеть кого-то в такой роли… Он поймал на улице мальчишку, сунув в его грязную руку монетку и записку, велел отнести ее первому попавшемуся извозчику. Вскоре к зданию подъехала черная карета, и высокий мужчина с кнутом в руках приподнял краешек шляпы, здороваясь с господином. Он отворил дверь, и Эльза первой зашла внутрь. Она высунулась из окошка и назвала адрес, а когда залезла обратно, уже не увидела брезгливой улыбки на лице старого извозчика. – И ты каждый раз идешь так далеко? – спросил Питер после того, как карета пробиралась сквозь снег около шести минут. – Боюсь, что для девушки твоего возраста – это слишком далеко от работы. – Да, сэр, так далеко, – ответила Эльза. – Но я справлюсь. И пока она смущенно отворачивалась к окошку, пока сквозняк играл с ее белыми волосами, выбившимися из стройной косы, Питер наслаждался зрелищем. Для себя он отметил местность, отметил номер ее дома, размер участка и примерный доход на небольшую семью. Зачем? Пока что и сам Блэк догадаться не мог…