Выживай

Поцелуй, подаренный случаем, оставил на губах Эльзы горячий след. Стоило вновь к ним прикоснуться, как тонкие пальцы девушки начинали дрожать, пока сознание воспроизводило в памяти картинку. Теплый салон, запах его дорогого парфюма, неловкая пауза, скрасившая момент. Но ведь крестьянская дочка уже целовалась однажды. С тем, кого не так давно похоронила под толстым слоем снега, о сохранности кого не позаботилась после свершения «мести», о котором не желала бы знать. И почему мысли о Джеке лезли в ее голову именно сейчас? Мистер Блэк проводил девушку до ее скромной обители, позволив себе на прощание мягко коснуться ее бледной ладони, чтобы пожелать той приятного сна. Холодные пальцы Питера показались Эльзе скользкими, губы, коснувшиеся ее кожи перед прощанием – отдавали холодом, несвойственным живым существам. На лице мужчины не было ни довольной улыбки, ни располагающего выражения, в темноте кожа его вновь казалась серой. Мистер Блэк, в привычной ему манере, всем своим видом показывал, что в данный момент он не чувствует ничего. – Спокойной ночи, – произнес мужчина едва слышно, уже повернувшись к гостье спиной. – Мисс Анна уже давно спит. – Спокойной ночи, сэр, – также тихо ответила Эльза, не сомневаясь в том, что сестра ее в столь поздний час спит крепко. Бумажку, что девушке вручала мисс Туфф, та поспешила спрятать под стельку в домашних тапочках, врученных ей не так давно. Здесь служанки не смогут найти и отнести находку хозяину. Эльза прикрыла глаза, стараясь вспомнить выражение лица обеспокоенной Туффианы, ее очи в желтом свете бальных огоньков. Казалось, что в ее темных зрачках, и правда, было место искреннему сочувствию, желанию помочь и избавить от опасности. Но можно ли верить всем ее словам? Эльза не задергивала шторы, желая проснуться с первыми рассветными лучами, чтобы навестить Анну на верхних этажах до того, как слуги придут к ней. Четверг… Туфф ждала девушку в этот четверг, послезавтра, и Эльзе еще придется узнать, как сбежать из скромного поместья Блэка на эту встречу. Быть может, у юной сестры есть план, есть дела, требующие срочного вмешательства? Усталость копилась в молодом теле, неумолимо клоня Эльзу ко сну. Глаза сами собой закрывались, и разобранная слугами кровать казалась девушке райским ложем. Холодно. Холодно было бы спать в ночной рубашке, только, слава богам, не ей. Да, в комнате гостьи царил холод, несмотря на то, что камин грел ту весь день. Эльзе повезло, что мороз, касающийся ее кожи, не отдавался в теле неприязнью, что сила стихии разбивалась о силы ее – девчонки, одаренной не то дьяволом, не то самим богом, желавшим послать несчастной больше испытаний. Когда девушка легла в кровать, часы показывали начало двенадцати, новый день. Такой же холодный и снежный, как предыдущий. Перед сном крестьянская дочка вновь вспомнила Джека, подумала о том, выбрался ли тот из сугроба, таит ли обиду на нее. Конечно. Конечно, необдуманный поступок разозлил Его Величество, и теперь Эльзе придется ответить перед ним по всей строгости уличных нравов. Или нет? Теплые стены дома мистера Блэка огородят ее и Анну от дурных рук бандита? Только желания гадать об этом перед сном Эльза в себе не нашла. Пусть будет то, что будет, прошлого уже не исправить, и ошибки запальчивой юности еще могли принести ей много проблем. Спасительный сон, впрочем, на краткий миг мог от них избавить. Девушка закрыла глаза, мгновенно проваливаясь в мир добрых ночных сказок. Усталость сходила на нет, сон одолевал ее все с новой силой. Но был ли он по-настоящему добрым, был ли успокаивающим? Нет. Этой недолгой, но насыщенной ночью Эльзу ждал кошмар, один из многих, что будут преследовать ее дальше. Крестьянская дочка, закрыв глаза, очутилась в ином месте. Руки ее, до того свободные, вдруг оказались привязанными к ручкам старого скрипучего стула, ноги обмотаны веревками вместе, глаза широко открыты. Единственной подвижной частью тела в ней оставалась шея. Она помнила это место слишком хорошо. Эльза рассматривала неровно покрашенные в белый цвет стены, сложенные из деревянных досок, пол, что вот-вот провалится под ее малым весом. Единственное окно не давало достаточно света, проем закрывали заполненные сочной листвой ветки, крыша не могла бы защитить от снега или дождя. Этот домик, расположенный в глубокой лесной чаще, когда-то давно построил Джек. Отец снабжал сына надломанными досками, которые никто не купит, а краску юный строитель выменял у соседа на старую лопату, найденную здесь же, в лесу. Только что теперь Эльза здесь делала? Она не посещала этот домик около десяти лет, не была уверенна в том, что от старого убежища банды юных «бандитов» остался хотя бы шаткий каркас из полусгнивших досок, неровно выкрашенных пожелтевшей белой краской. Девушка закусила губу, в очередной раз понимая, что не может сдвинуться с места из-за сковавших ее веревок. Стайка мурашек прошлась по ее шее к груди, к дрожащим рукам, непонимание делало свое дело. – Хороший сегодня день, верно? – прозвучал в гулкой тишине заброшенного домика слишком хорошо знакомый голос. Фрост ухмылялся, нарушая затянувшееся молчание, ее испуг помогал ему лучше встретить еще один день своей молодости. Юноша притаился в темном углу помещения, у самого окна, не способного пропустить внутрь свет. Эльза вздрогнула, услышав его, но не смогла сдвинуться с места, чтобы оказаться как можно дальше. Джек знал, что она не хочет сидеть смирно, наслаждаясь его речью. – Что я здесь делаю, Джек? – спросила девушка, пересилив страх. – Развяжи меня. Ты не имеешь никакого права… – Здесь ты отвечаешь за свои поступки, Эльза, – полушепотом заметил он. – Заметь, как галантно тебя поприветствовал я и что получил в ответ. И вновь по спине девушки забегали мурашки. Но за какие поступки человека можно похитить, связать и спрятать в старом домике на дереве, что вот-вот доживет до конца отведенные ему деньки? У Эльзы не было ответа на свой же вопрос, а спрашивать об этом Джека ей не хотелось. Фрост, впрочем, все равно не спешил объясняться, ему нравилось играть с ее чувствами, выводить из себя. Он так привык: его люди не ставили под сомнения слова главаря, слепо подчинялись его командам, не желая думать ни о плане, ни о последствиях. – Чего ты от меня вообще хочешь? – спросила Эльза тихо. – Извинений, – поспешил ответить Фрост. – Я хочу видеть в твоих красивых глазах раскаяние, искреннее сожаление о содеянном. Ты разве не помнишь, что случилось, а? Но сонное, затуманенное усталостью сознание не могло найти ответ. Помнит? Нет. За что ей положено перед ним извиниться? Этот старый полуразрушенный домик в памяти Эльзы ассоциировался только с детством. Как же она могла насолить ему тогда, будучи тихой маленькой девочкой, что не могла связать и двух слов? Джек часто играл с хорошенькими сестрами, жившими по соседству, он делился с ними испеченными мамой пирожками, дергал за косички и провожал домой, когда время клонилось к ночи. Эльза помнила, что не видела в нем зла всего несколько лет назад. – Ты оставила меня умирать, – произнес он, делая два широких шага навстречу своей пленнице. – Мне было холодно, Эльза. Очень-очень холодно, пока я лежал там без возможности пошевелиться или позвать на помощь. И разум начал ей поддаваться, воспоминания медленно просыпались в голове. Тот чертов бал, пестрые платья, подметающие бесконечно-чистые полы чужого дома, его грозный голос перед ее долгожданным триумфом. По опущенным глазам Эльзы Джек понял, что девчонка поняла суть претензии и сейчас продумывает ответ. С недавних пор она научилась дерзости, и сейчас, наверняка, захочет уколоть его острой шпилькой. Нужно ли это пресечь? – Ты… Ты сам виноват в этом, – путаясь, проговорила пленница. – Я просила тебя уйти, Джек, а ты все... Я не хотела причинять тебе вред. – Просила уйти, Эльза? А должна была поцеловать. Знаешь, когда я прошу, заметь, прошу о чем-то, ты должна делать. – Я ничего тебе не должна! Я – не одна из твоих прихвостней и никогда не стану в ряд с ними, – возмутилась девушка. – Развяжи меня, Джек. – Я развяжу, Эльза, но не так сразу, – говорил он, сокращая то жалкое расстояние, что разделяло собеседников. – Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? Ответ не интересовал собеседницу. Страх бился о ее ребра, просился наружу, кусая девушку изнутри. Ей хотелось выбраться, выбраться из его колючих лап, чтобы бежать без оглядки. Оставалось лишь использовать все ту же силу, дать ей выход и разрушить старое творение его детских рук. Эльза привычно шевельнула пальцами, чтобы выпустить в воздух сноп острых снежинок, собрать их в единый снежный ком и ударить по «врагу». Только ничего не произошло, погода оставалась все той же, лето не сменилось холодом, и ледяной зимний ветер не пустился в пляс. Взгляд Джека изменился. Ее жалкая попытка дать отпор показалась ему смешной. Еще два шага, два шага, окрасивших комнату новыми красками. В воздухе слышался запах сырости, гниения, ее страха. Фрост остановился в полуметре от пленницы, его рука вдруг легла девушке на щеку. Понимая, что беспомощна в этот момент, Эльза смогла лишь закрыть глаза, лишившись напускной уверенности. Страх брал свое. – Тепла, – шепнул он, наклоняясь к ее губам. – Я просто хочу согреться, Эльза. Ладонь юноши сжала ее острый подбородок, пленнице пришлось распахнуть глаза, чтобы хватка эта ослабла, позволила ей прийти в себя. Девушка, внутренне содрогаясь, смотрела за тем, как Фрост наклоняется к ней, чувствовала, как близко подбирается тепло его губ. Поцелуй, подаренный ей, оказался удивительно мягким, в нем оставалась лишь ласка, нежность жаждущих ответа уст. Джек целовал не пленницу, но Эльзу, девчонку, что когда-то давно запала ему в душу, а сейчас не желала ее покидать. Эфирный летний ветер пробирался в комнату сквозь окно, давал Эльзе понять, что снаружи еще есть воздух, даже если в ее легких тот и закончился. Мысли путались в голове, эмоции сменяли друг друга. Поцелуй Джека, сонный поцелуй, казался Эльзе куда более желанным, чем тот, что в реальности она подарила другому. Эта мысль или истинное отвращение… Девушка не знала, что заставило ее сомкнуть зубы. Джек шикнул, отстраняясь от нее. Рука его мгновенно коснулась собственных губ, тонкая струйка крови ярким кармином окрасила бледные пальцы юноши. Укусила, девчонка укусила его. Видят небеса, он хотел по-хорошему, он дал Эльзе шанс изобразить взаимность, на несколько недолгих мгновений сделать его счастливым. Видят небеса, пленница пожелала отказаться от его нежности. – Сука, – шикнул он вполголоса, скорее для себя, чем для нее. – Можешь кричать во все горло, здесь никого нет. Но кричать сейчас девушка не собиралась. Фрост бегло расстегнул рубашку, следя за тем, как взгляд крестьянской девчонки меняется от оскорбленного к испуганному. Она никогда прежде не видела голого мужчину, никогда не ощущала жар чужого тела так близко, но знала, что случится мгновением позже. Джек наклонился, чтобы ослабить веревки на ее дрожащих ногах, и Эльза не смогла заставить себя воспользоваться моментом и нанести свой удар. Она лишь сжимала губы, чувствуя, что сопротивление больше не имеет смысла. Закончив с веревками, Джек по-детски нетерпеливо потянул ноги девушки на себя, по спинке стула Эльза съехала вниз. Он намеренно не завязывал ей рот, намеренно, желая, чтобы девчонка закричала от страха, от боли, от накатившего ужаса. Эльза поняла, плотнее стиснула зубы, лишая его очередной порции удовольствия. Страх все еще боролся с гордостью, и победителя определит только время, только глубина его желания нанести ей больше вреда. Фрост приподнял юбку ее платья, и только тогда Эльза попыталась воспротивиться. Она двинула ногой, пытаясь поправить тяжелую ткань, но Джек лишь улыбнулся, наблюдая за жалкой попыткой. Девушка услышала, как гремит застежка его пояса, как она с громким лязгом падает на пол, означая, что время ее закончилось. Если бы в этот момент девушка нашла в себе силы и посмотрела ему в глаза, то могла бы увидеть, как Фрост улыбался. – Не надо, – шепнула она, поддаваясь порыву, тщетно надеясь, что сможет воззвать к дремавшей совести юноши. – Ч-ч-ч-ш, тише, – почти ласково произнес Джек. – Я постараюсь аккуратнее, если ты будешь хорошо себя вести, Эльза. Но Фрост лгал. Движения его не были щадящими. Первое, что она почувствовала – боль. Дикая, жгучая боль, словно меж ног девушке просунули нож. Забыв данное самой себе обещание, Эльза вскрикнула, чувствуя, что к глазам ее тут же подступили непрошенные, ненужные ей слезы. Их заметил и Джек, но рука его не поднялась к щекам девушки в попытке утереть следы боли. Он лишь двинулся снова, закрывая глаза в удовольствии, что сейчас принадлежало лишь ему одному. Как долго он ждал? Как долго желал ее? Фрост не мог, не хотел считать. Эльза нравилась ему еще в детстве, как милая соседская девчонка, дарившая ему скромные улыбки каждый день. Но когда чистая, невинная детская любовь приобрела другой оттенок, когда он вдруг решил, что желает обладать ею, точно красивой вещью, хочет сжимать в своих руках до мольбы о пощаде? – Ты такая мокрая там, – говорил он, наращивая темп осторожно, сдерживая себя в каждом новом порыве. – Потом я покажу тебе, дам попробовать. – Больно, – прохрипела девушка, не слыша его слов. – Мне больно, хватит, не… Так же нельзя. – Да какая разница, что чувствуешь ты, Эльза? Это все для меня, только для меня, сладкая. Его голос не мог коснуться ее слуха, в голове девушки царил мерный писк, отделяющий сознание от реальности защитной стеной. Когда Джек начал двигаться быстрее, когда руки его больно сжимали ее коленки, скользили то вниз, то вверх – в воздухе послышался запах пота. Эльза вскрикивала каждый раз, стоило ему войти в нее вновь, каждый раз закрывала глаза, надеясь, что экзекуция кончится, что вот оно – избавление. Но ее желания так редко претворялись в жизнь. – Нравится? Тебе нравится? – спрашивал Фрост, понимая, что ответа уже не получит. – Можешь не говорить, я же вижу, как тебе хорошо, Эльза. Слезы все текли по ее щекам, падая на синюю юбку платья, делая ткань черной, иссиня-черной под тяжестью воды. Жар меж ног рос. Фрост двигался все быстрее, влага, текшая по ее бедрам, казалась Эльзе струйками теплой крови, сочащимися из открытой раны, но то была не она. Дрожь била ее все сильней и сильней, отвращение смешивалось с иным чувством, доселе девушке незнакомым. Хотелось выть, кричать, но вместо этого запуганная пленница лишь цеплялась за ручки кресла, царапала их, надеясь оставить хоть какой-то след. – Так. Будет. Долго. Долго и часто, Эльза, ты привыкнешь, я обещаю тебе. Это… Это станет рутиной, – отрывисто говорил Фрост, понимая, как близок конец. Фрост уже не открывал губ, его голос звучал в ее затуманенном испугом сознании. – Не надо, не надо, Джек, – шептала девушка, не желая открывать глаза, видеть его. – Хватит, прекрати это, я никому не скажу… – Долго, – вновь произнес знакомый голос. – Слишком долго, а тут, знаешь ли, холодно. И в этот раз голос этот был четче. Эльза слышала не расплывчатые очертания чужой речи, то были слова, изданные им самим, вживую. Сон кончился, руки ее освободились из стальной хватки, а нутро покинула такая реальная для сновидения боль… Не было ни старого разваливающегося домика, не было летнего ветерка, не было его рук рядом. Только комната, отведенная ей бесконечно щедрым хозяином дома. Девушка подпрыгнула на кровати, открывая глаза. Волосы ее были сбиты, подушка сброшена на холодный по утру пол, а по щекам все еще струились слезы. Слишком реальное сновидение заставило ее содрогнуться и наяву. Запах чужого тела все еще слышался в воздухе, его руки продолжали сжимать ее колени, казалось, что на них вот-вот выступят синяки. Просто сон. Сон, долгий ночной кошмар, ничего больше. Жаль, что облегчение не приходит так легко. За секунду до пробуждения, Эльза готова была поклясться, что видела длинную черную руку, нависшую над ней в ожидании. Быть может, рассветная игра теней, уставший истерзанный разум, все, что угодно, могло сыграть с ней злую шутку. Несмотря на обладание силами стихии, Эльза считала себя слишком взрослой для веры в сказки. – Загружай! – вновь послышался выкрик Джека, заставивший Эльзу подняться с кровати и подойти к окну. – Но это же для мистера Джонсона, сэр, – воспротивился юнец. – Если здешняя управительница говорит, что ей мало, значит, ты загружаешь до конца. И верно. Фрост, Фрост в сбитой на бок теплой шапке, угрюмо улыбающийся Джек Фрост… Стоял под ее окном. Нет, тот пришел сюда не по ее душу, он следил за тем, как худосочные мальчуганы выгружают дрова на заднем дворе дома. Девушка успела забыть о том, что негодяй заведует и настоящим делом, бизнесом, приносящим ему реальный, честный доход. Что-то в душе Эльзы болезненно шевельнулось, что-то успело заверить ее в том, что кошмар прошел и никогда не вернется вновь. Юноша не поднял взгляда, а ведь мог бы на краткий миг увидеть ее. Сонную, юную, сбитую с толка. Эльзу в тонкой ночной рубашке, Эльзу, дрожащей рукой отодвинувшую полупрозрачную шторку, чтобы взглянуть в его недовольное лицо. – Живой, – не то со страхом, не то с облегчением шепнула она, закрывая глаза.