Выживай

Эхо шагов дробилось на десятки тихих постукиваний, пустой коридор многократно усиливал каждый звук. Эльзе не приходилось напрягать слух, чтобы знать, что за дверью суетится хозяйская прислуга, что люди копошатся вокруг, точно тараканы на солдатской кухне. Горничная то и дело приносила полотенца, меняла воду, предлагала Эльзе взять перерыв, лакеи подносили ей тазы и тряпки... Отдохнуть? Но как она могла уйти? Часы с встроенной в них кукушкой обозначили полдень, солнце пряталось за низкими серыми облаками, облепившими холодное зимнее небо. День не обладал красотой. Эльза не смотрела в окно, взгляд её был прикован к необычайно бледному лицу сестры, так и не пришедшей в сознание. Она заболела, и началось это, как обычная простуда. Лишь легкий насморк, покрасневшие уставшие глаза, недомогание, как это всегда и бывает... Липовый отвар не помог. Кашель, нарушающий гудящую тишину помещения, явился много позже, через пару быстро пролетевших дней. Ее состояние менялось стремительно быстро. Легкая температура окрепла, превратившись в жар, тело девушки бил озноб, она не ела последний день, но рвало ее непрерывно. Мокрота, выплевываемая Анной на белоснежные салфетки с монограммой "П.Б.", меняла цвет. Когда цвет болезни стал напоминать многолетнюю копоть, врач тяжело вздохнул. – Похоже на запекшуюся кровь, – сказал он тогда в пространство, тихо и отрешенно, ни к кому не обращаясь. – Откуда? – спросила тогда Эльза, в ответ получив лишь смущенный взгляд. – Откуда эта кровь? Она работала в аптеке слишком долго, чтобы самой не узнать кровь на чужом платке. Врач говорил только с мистером Блэком, считая, очевидно, что пусть и хорошенькая, но девушка все равно не поймёт его сухого учёного языка, тот не скажет ей ничего нового. Эльза подозревала, что Питер передаёт ей не все, но спрашивать напрямую не решалась. Боялась, что ее догадки окажутся верны, и дела сестры ее слишком плохи. Анна кашляла все сильнее и чаще, на четвёртый день болезни она перестала уверять сестру в том, что все хорошо, и она скоро встанет на ноги. Обычно блестящие голубые глаза сестры сейчас будто подернулись склизкой дымкой тумана, словно холодное небо в высоких горах. В кошмарах Эльзе снилось, что такими они навсегда и останутся: мутными и неподвижными. Пока Анна беспокойно ворочалась во сне, Эльзе оставалось лишь плакать. Она сжимала ее руку так крепко, что кожу покрывала испарина. «Главное, что она не начинает холодеть», – говорила себе Эльза, успокаивая. Сестра сидела с больной и днем, и ночью, отлучаясь лишь на несколько мгновений. Еда, приносимая служанками, заветривалась, стоя рядом, тарелки менялись, но содержимое их оставалось нетронутым. Если кто-то из горничных и переживал об этом, то лишь молча, никто не решался дать Эльзе рекомендацию. Иногда Анна лежала тихо, погрузившись в глубокий сон, но все чаще начинала бредить от жара и слабости. Ее тело не справлялось. Эльза осторожно кормила сестру с ложечки, используя смесь теплого молока, меда и растворенного сливочного масла. Больнее всего Эльзе было слышать ее собственное имя, когда ослабшая сестра разлепляла свои сухие губы, обращаясь к видениям, мучившим ее теперь. За дверью вновь послышались шаги, но на этот раз совершенно другие, отличные от тех, что Эльза слышала всего несколько мгновений назад. Не робкие, не крадущиеся, не тихие шаги горничной или лакея, несущего очередную порцию выстиранных до хруста полотенец, нет. Несколько мгновений назад… Впрочем, время теперь потеряло определенную меру, и секунды для Эльзы иной раз тянулись долгие годы, другой же – минуты пробегали быстрее мига. Шаги, услышанные дочерью лесоруба сейчас, отличались твердостью, которой лишены были тихие слуги. Так в этом доме мог ходить только он. Питер Пеллинор Себастьян Блэк, единоличный хозяин этого и многих других зданий, заполнивших тихий Эренделл своими грузными готическими телами. В эту комнату он заходил часто, волнуясь не столько о состоянии младшей из сестер, сколько об Эльзе, ждущей ее выздоровления. Мужчина осторожно отворил дверь, нисколько не сомневаясь в том, что был замечен еще на подступах к комнате. Мистер Блэк не пытался спрятаться, он лишь не хотел тревожить смутный покой несчастной. – Эльза, – произнес он тихо, почти шепнул, остановившись за ее спиной. Кровать, обычно стоявшую в центре комнаты, после затянувшейся болезни сдвинули чуть ближе к темному углу. Анна жаловалась, что оконный свет вызывает у нее глазные рези. Эльза сидела на низком стульчике рядом с сестрой, держа в руках ее теплую ладонь. Под темно-синее платье из плотного бархата она не надела корсет, чтобы позволить себе провести весь день в сгорбившемся положении, мечтая поймать каждый звук, сорвавшийся с губ сестры. – Мистер Блэк, – ответила Эльза, не оборачиваясь. – Здравствуй. Как сегодня с состоянием юной мисс Анны? – спросил он, делая шаг вперед. – Я… – «я боюсь» почти произнесла Эльза, но осеклась на полуслове. – Мне кажется, что оно не меняется, сэр. – Хорошо уже то, что сегодня нет никаких ухудшений, – ответил мужчина, пытаясь выдавить из себя улыбку. Но не вышло, Питер лишь сложил губы в жалком подобии оной. Он не поставил рядом с Эльзой стул, даже не думал присесть на край кровати, чтобы занять принадлежащее ему одному пространство. Нет, не потому, что боялся, что неопределенная болезнь Анны передастся и ему самому, мистер Блэк лишь не хотел нарушать смутный покой уединения двух сестер. Пусть повод для него и был столь скорбным. Он заглянул в импровизированную келью ненадолго, Эльза чувствовала это. Она хотела отблагодарить хозяина дома за то, что тот оплачивает лечение Анны, что он приютил двух осиротевших сестер, когда бандиты ждут их в родном доме, но сейчас… Сейчас ей было так трудно подобрать для этого слова. – Слуги говорят, что ты ничего не ела со вчерашнего утра, – заметил пришедший уже громче, осторожно взглянув на нетронутый шоколадный пирог и остывающий вот уже второй час чай. – Они правы, – согласилась Эльза, решив, что нечего отнекиваться. – Боюсь, у меня совсем нет аппетита. – Я все понимаю, – сказал он удивительно холодно. – Понимаю, что нутро твоё сейчас занял страх, и для пищи в нем больше нет места. По спине Эльзы пробежали мурашки. Голос мистера Блэка всколыхнул в её памяти тот нескончаемо долгий пугающий момент, оставшийся позади... Тень, говорившую с крестьянской дочкой в её старом, теперь уже занесенном пургой домике. Она тянула слова, обещая многое в обмен на... На... Теперь не вспомнить, чего хотел от нее кошмар, обладающий волей и разумом. – Я не могу заставить себя. – Придётся, – ответил мистер Блэк холодно. – Всем нам иногда приходится делать то, чего бы мы не хотели. Эльза, ты заметила одну забавную вещь? – Забавную, сэр? – тихо спросила она, выгибая бровь. – Нет. Боюсь, что сейчас ни одной не заметила. – Я ничего не просил у тебя взамен на все, что для тебя сделал, – пояснил мистер Блэк уже мягче. – Разве что невинный выход в свет. С тех самых пор, как она вернулась от обеспокоенной её пребыванием в этих стенах мадам Туффианы, а Анна слегла с неопределенной пока болезнью, Питер перекидывался с Эльзой лишь парой слов. Но даже в этом жалко подобии беседы чувствовалась отстраненность, которой не было в его сдержанной речи ранее. Он мог знать о том, куда девушка ходила в тот злополучный день, о чем говорила? Мог он затаить обиду, мог злиться на нее? Мог, ведь он не каменный исполин, каким так хотел быть в чужих глазах. Если раньше ей и казалось, что чувства мистера Блэка не могли выситься к небесам, а твёрдо стояли на ногах, то теперь... Он поцеловал её тогда. Поцеловал её нежно, легко, словно принц из сказки, целующий скованную проклятьем принцессу. Он целовал её не из похоти, Эльза точно знала, что не желание движет им в тот долгий миг. Если бы мистер Блэк хотел взять её, ведь он бы давно сделал это, укрытый толстыми стенами собственного обиталища? – Да, сэр, – виновато заметила она, отпуская руку Анны. – Я... Я чувствую себя такой вероломной, – Эльза внезапно прикрыла губы ладонью, чувствуя смущение. – Будто вы мне должны. Я даже не сказала вам спасибо за то, что вы пригласили для Анны врача, и... – Не стоит, – остановил ее мистер Блэк, осмелившись приложить свои холодные пальцы к теплым губам говорившей. – Я знаю, что ты ценишь это. Анна вновь закашлялась, но сейчас Эльза не могла обернуться к сестре. Девушка сидела перед ее постелью, повернувшись назад, смотря мистеру Блэку в глаза. Его черные радужки почти сливались со зрачками, всякий свет мерк в темноте этих глаз, пожираемый бесконечным холодным мраком, таившимся по ту сторону этой черепной коробки. Что-то привязало Эльзу, что-то заставило ее смотреть, поднимая голову вверх, точно в утренней молитве. – Боюсь, я не бескорыстен в своей щедрости, – холодно заметил мужчина, только теперь убирая палец от ее дрожащих губ. Эльза не спросила «чего вы хотите», ее голос мог разрушить волшебство. Мистер Блэк всего секунду назад казался ей самым благочестивым праведником, сейчас же он рискует оказаться в ее глазах подлецом, озвучив свое желание. Анна часто дышала, испарина проступала на ее необычайно бледном лбу, и капельки пота блестели во мраке, словно кристаллы. – Я вкладываюсь в будущее, – улыбнулся мужчина. Будущее? Дочка лесоруба не считала себя удачным вложением. Эльза невольно сжала губы плотнее, чувствуя, как к щекам приливает кровь. О будущем не говорят с девушками "на несколько раз", с теми, целовать которых приятно, но не волнительно. Эльза закрыла глаза, пытаясь сморгнуть образы, занявшие её сознание. Он хочет... Неужели он просто хочет на ней... Мистер Блэк учтиво молчал. Он был куда более опытным, взрослым и решительным, чем испуганная Эльза. Мужчина знал, что она поняла его слишком хорошо, чтобы продолжать разговор, знал, что девушка уже обдумывает ответ, даже если вопрос не был задан вслух с тихим придыханием. Он знал так же, что предложение его слишком выгодно для того, чтобы она могла отказать... Если кто-то и предложит хорошенькой юной Эльзе руку и сердце, этот мужчина или юнец не будет обладать состоянием, равным состоянию мистера Блэка, этот человек не сможет защитить ее от всех напастей в Эренделле, не сможет укрыть ее дар от чужих глаз. Она согласится, она не так глупа, чтобы сказать ему «нет» только от того, что не чувствует любви. Только вопрос так и не прозвучал, в дверь постучали, и Питеру пришлось сомкнуть губы вновь. – Мистер Блэк! – торопливо заговорила старшая горничная. – Доктор! Пришёл доктор к мисс Анне, а мистер Армитраж к вам. Говорит, у него что-то срочное. – У него вечно что-то срочное, – раздражённо шепнул Питер. – Один из моих партнеров, – пояснил он девушке, кусающей губу в смущении. – Проводите его в мой кабинет, миссис Дин. А доктор может войти сюда. Он кивнул, улыбнувшись скорее виновато, чем расстроенно, и Эльза плотно сжала губы, отвечая тем же кивком. Хозяин дома вышел, не прикрывая за собой дверь. Перед тем, как покинуть её, мистер Блэк обернулся. Ему хотелось надолго запомнить образ девушки, бледной и напуганной в этот долгий холодный день. Она казалась ему слишком трогательной, чтобы уйти без этого взгляда. Доктор, как обычно, спешил разобраться с больными как можно скорее, чтобы уже через час стучать в двери другого дома. Совсем еще юный, ему едва исполнилось двадцать пять, двадцать семь... Эльза не знала точно. Его каштановые волосы вились, но юноше, очевидно, такое поведение было не по нраву, и он укладывал их не то маслом, не то воском. Блекло-голубые глаза скользили по комнате, не задерживаясь ни на одном сантиметре пространства. Для него подобные осмотры обернулись рутиной. Врач не улыбался, только не ей. Чопорный выходец из благородной семьи, у которой были деньги на его дорогой колледж, считал, что мистер Блэк слишком добр к двум крестьянским сироткам, сам Армитраж никогда не смог бы потратить хотя бы пенс на даму, что не имела за душой ни гроша. – Добрый день, – бегло произнёс он, целуя руку девушки. – Рад видеть вас в добром здравии, мисс. – И я вас, сэр. Мистер Блэк платил слишком хорошо, чтобы игнорировать правила этикета. Никогда прежде она никому еще не подавала руки, но сейчас, будучи гостьей и подругой мистера Блэка, Эльза чувствовала себя обязанной. В конце концов, ей ничего не стоило это притворство. Доктор подтянул узел своего расслабленного галстука, чтобы тот не сползал на самую его грудь, прошёл к кровати, крепко держась за ручки дорожного чемоданчика. Эльза заботливо отодвинула полы балдахина, чтобы врач мог видеть ее в свете холодного зимнего дня. – Никаких изменений? – спросил он у Эльзы, выгибая бровь, но ответа ждать не стал. – Что же… Дурно, весьма дурно. Девушка не стала расспрашивать, понимая, что доктор все равно не станет объясняться с ней. Юноша наклонился над кроватью, откинул тяжелое пуховое одеяло, прислонив ухо к медленно вздымающейся и опадающей груди больной. Казалось, скука покинула его на долю секунды. Выражение его лица изменилось, доктор Армитраж сосредоточенно вслушивался, ища новые и новые хрипы в тяжелом дыхании своей пациентки. Он не говорил ни слова, просто стоял там, над ней, продолжая слушать. Свинцовые облака затянули небо, скоро вновь пойдет снег, и хозяева выйдут на улицы, чтобы счищать его с дороги. Внезапно доктор поднялся, обошел кровать, чтобы сорвать с тумбочки платки, которыми Эльза утирала губы болеющей. Увидев на белоснежной некогда ткани кровь, юноша на мгновение отпрянул, отбросив ткань дальше от себя, на пол, устланный ковром. Больше сомнений не было, он решил для себя, с чем имеет дело. Доктор осторожно достал из дорожного чемоданчика небольшую колбу, вылил несколько капель прозрачной жидкости на собственные руки, а после протер одну о другую. В воздухе зазвенел резкий запах спирта. – Что с ней, сэр? – спросила Эльза, наблюдавшая за его действиями молча. – Боюсь, мисс, что ваша сестра больна чахоткой, – ответил он громко, словно гордясь собственным открытием. – Обострение серьезное, слишком серьезное. Это неудивительно, болезнь свирепствует в нашем городке сейчас, пока улицы захватил такой холод. Я вызову кэб, и… – Что вы сделаете? – спросила Эльза, чувствуя, что теряет голос от волнения. «Вызовет кэб», – раздалось в ее голове. Эльза понимала, что это означает. Больные чахоткой люди не живут долго, если болезнь обострилась. Не живут, забирая с собой всех домочадцев, всех слуг, всех гостей. Забирая не сразу, с чахоткой можно жить и несколько лет, только едва на платках покажутся пятна крови – больной обречен. Как только болезнь находили в одном из домов, несчастного распространителя заразы изолировали, обеспечивая его койко-местом в самом дешевом городском хосписе. Местом, что принадлежало ему не больше недели, ведь никто из медбратьев не кормил больных, понимая ,что те все равно скоро отправятся к праотцам, понимая, что за заботу о больных заплатят собственной жизнью. Это невозможно. Да, Эльза не получила соответствующего образования, но она работала в аптеке слишком долго, она видела, как выглядят больные. Чахотка набирает силу не так быстро, Анна же слегла с болезнью за несколько дней. Она никогда не кашляла прежде, не жаловалась на дыхание, не теряла аппетита. Температура ее тела долгое время оставалась высокой, не чуть превышающей норму, нет… Врач ошибся, он не мог точно знать… – Это не чахотка, – прошептала Эльза, но повторила свои слова увереннее, заметив, что доктор Армитраж, наконец, обратил на нее внимание. – Моя сестра не болеет чахоткой, она не… – Почему же? – почти иронично заметил юноша, осторожно пригладив локон собственных волос. – Крестьяне частенько болеют ею, – снисходительно заметил врач. – Прошу вас, мисс. Я вынужден вызвать кэб, болезнь заразна, и чем дольше ваша сестра находится в этом доме, тем выше шанс заразить всех вокруг. – Что за чушь? Нет, вы никого не вызовете, – произнесла девушка, преграждая дорогу врачу. – Анна умрет, если… – Она все равно умрет, мисс, – произнес юноша, вновь перебивая ее. Врач спешил к двери, ему часто приходилось иметь дело с родственниками, теряющими самообладание после постановления столь страшного диагноза. Эльза, пытавшаяся преградить ему путь, не отступала, чувствуя, должна что-то сделать. Она не могла позволить сестре остаться без должного ухода, она не могла дать Анне умереть вот так, не могла стоять в стороне. Больше у нее не было никого. Множество чувств кипело внутри Эльзы сейчас, и она не знала, какое из них винить в произошедшем. Страх, гнев или обычная ненависть… Неважно, что заставило ее. Эльза подняла руку, сжав тонкие белые пальцы в кулак, чувствуя, как сила кипит в ней. Доктор Армитраж замер, но всего на мгновение. Ледяные искры сверкнули совсем близко с его горлом, и Эльзе не хватило этого мгновения, чтобы осознать, что случится секундой позже, если она не остановится. Десяток острых, точно бритва сосулек, возникших из ниоткуда, с мерзким всхлипом вонзились в еще живую плоть молодого врача. Галстук развязался, белоснежная сорочка окрасилась пятнами крови… Его ноги подкосились, Эльза прикрыла рот руками, чтобы не закричать. Мистер Армитраж разомкнул губы, точно силясь сказать что-то, спросить ее, но безуспешно. Юноша повалился вперед, тело его с громким грохотом упало на дорогой ковер, и девушка вздрогнула. Карминовое пятно расползалось над побелевшим телом, Анна закашлялась, но все еще не пришла в себя. Эльза осела на пол, ее била крупная дрожь. Она не знала, что делает, не знала, она не хотела ничьей смерти. Эльза желала лишь защитить свою единственную сестру… Доктор Армитраж больше не двигался. Когда за спиной крестьянской дочери закрылась дверь, та не обернулась на звук, не двинулась с места. Казалось, что сейчас ей было все равно, но шок поглотил все ее чувства, сковал их ледяными цепями, не позволяя кричать. Позади послышался звук шагов, суровых и решительных. Кто-то остановился рядом, и Эльза подняла голову, чувствуя, как горячие слезы текут по ее щекам. – Я не хотела… Мистер Блэк смотрел на нее со снисходительной улыбкой.