Выживай

"Ты должна решить, хочешь ли остаться со мной". Его слова все ещё звучали в её разуме, эхом отражались от костяных стенок черепа, чтобы вернуться обратно, спустя мгновение. Его голос заставлял сердце биться чаще. Эльза кусала губы, думая над содеянным, над тем, как кровь мертвеца сворачивалась на коврике, за который ей никогда не удастся расплатиться. Тело молодого доктора, должно быть, уже успело окоченеть, оно лежало там, в самом тёмном углу хозяйкой кладовой, ждало грузчиков. Или же его распилили на мелкие кусочки и раскидали по заснеженному городу? Эльза не желала знать. Она лежала в кровати, смотря в потолок, сон не шёл к ней. Молочно-белый лунный свет проникал в комнату, разрезанный кружевной шторой. В тёмных углах мерещилось медленное шевеление, в холодной пустоте комнаты слышался чей-то шёпот. Вдруг призрак несчастного юнца никогда не покинет этого дома, и останется здесь, чтобы вечно пугать его обитателей? "Если ты захочешь остаться, Эльза, все будет по-другому". Даже если она уйдёт, все теперь будет не так, как прежде. На ее руках кровь, и ее не смыть, сколько бы дочь лесоруба ни окунала дрожащие ладони в холодную прорубь. Эльза убила человека, прервала его жизнь одним взмахом руки, точно это ничего ей не стоило. Как скоро она обернётся настоящим чудовищем? – Скоро. Этот шепот… Он только в ее голове? Эльзе показалось, будто она слышит чей-то голос, будто посторонний говорил с нею сейчас, как тогда, в ее маленькой спальне. Будто кто-то заставлял её думать об этом, будто кто-то мешал ей спать сейчас, прогоняя сны. Дочь лесоруба перевернулась на бок, вглядываясь в холодную темноту комнаты, пытаясь разглядеть взгляд желтых глаз, смотрящих на нее из самой бездны. Пустой комнаты. Здесь никого нет. Анне не стало лучше, сестра продолжала спать, изредка бормоча что-то. Жар спал, но так незначительно, так жалко, что считать это шагом к выздоровлению – означало бы жестоко обмануться. "Во всяком случае, она здесь, в теплом доме и отдельной кровати, а не в хосписе под тонкой простыней", – подумалось Эльзе. Возможно, это стоило чьей-то жизни. "Если ты захочешь остаться, все будет по-другому". Мистер Блэк выразился ясно, он был предельно вежлив с нею всего несколько часов назад. Все должно измениться, и речь шла не только о том, что таится внутри нее. Дочь лесоруба закусила губу, чувствуя, как холодок пробегает по ее плечам. Эльза не могла уснуть, как бы ни пыталась найти успокоение. Она поднялась, взглянула в сторону окна. Мягкий лунный свет полз по старинному персидскому ковру, он не мог разогнать густой мрак холодной зимней ночи. За окном шумела метель, и ветер швырялся снегом из стороны в сторону, заметая узкие улочки столицы. Интересно, что же происходит там, на окраине… Эльзе показалось, что она видит, как ее маленький кособокий домишко превращается в сугроб. Дом. Воспоминания захватили ее, накрыли волной. Эльза закрыла глаза, чувствуя, как накатывает слабость. Она снова и снова видела, как мать просыпалась с утра раньше всех, чтобы успеть испечь хлеб перед работой, вспоминала, как отец вытачивал игрушечных коней из брусочков дерева, как Анна приносила домой полевые цветы, полные букашек. Но ведь это – не все. Не все воспоминания, связанные с домом, были теплыми. Эльза внезапно вспомнила, как отец ударил ее по руке в тот день, когда она остудила Анне миску с кашей. Сестра обожглась и заплакала, и Эльза только пыталась помочь ей… «Не смей!», – кричал он тогда. И мать вторила, а глаза ее, бесконечно добрые раньше, пылали гневом. «Люди не должны знать, что ты…». Кто? Чудовище? Мерзость? Сейчас этот вопрос ей задать некому. Дочь лесоруба плотнее сжала губы, вновь закрывая глаза. Анна тоже будет считать ее монстром, если узнает об этом? Анна тоже заставит ее молчать, скрывать свою суть от посторонних, отчаянно стараясь сохранить видимость нормальности? Эльзе казалось, что скоро она завоет, закричит, точно банши в ночи. – Чудовище. Она снова слышала этот шепот, этот тревожный шепот, доносившийся из глубины темной комнаты. Чудовище… Она – чудовище? Родители считали так, соседи, наверняка, поддержали бы их вывод. «Только не для меня». Слова мистера Блэка вновь и вновь звучали в ее голове, и Эльза, к удивлению для самой себя, почувствовала, как губы ее растягиваются в довольной улыбке. Искренней улыбке, свидетельнице радости, испытанной ею сейчас. Мрак отступал к углам, мысли будто сделали комнату светлее, просторней. Дочери лесоруба хотелось, чтобы кто-то сказал об этом, чтобы кто-то прижал ее к груди, чтобы кто-то пригладил ее волосы. «Ты – не чудовище, ты – не чудовище». Эльза знала, кого можно послушать сейчас. Ноги сами несли ее вперед, тело действовало по чужому приказу. Эльза поднялась с кровати, расправив длинные юбки пижамного платья, она на цыпочках прошла к запертой двери. Босые ступни не чувствовали холода, глаза не слипались от недосыпа, а за спиной все еще раздавались злые шепотки. Возможно, это совесть подала голос, это она пытается заставить Эльзу сожалеть обо всем. Дочь лесоруба сжала губы плотнее, убеждая себя в том, что не сходит с ума. Она не в безопасности, она не могла оставаться одна, наедине с мыслями о свершенном убийстве. В коридоре оказалось темно, и ни одна свеча не освещала ее путь в холодном молчаливом мраке. Все двери были закрыты, и только из-под одной, самой дальней, самой широкой, выбивалась тонкая полоса мутно-желтого света. Питер тоже не мог уснуть. Эльза закусила губу, чувствуя, как кровь приливает к щекам от одной только мысли о столь позднем визите. Будет ли прилично молодой леди ворваться в комнату хозяина дома посреди темной ночи, остаться с ним наедине? – Кого ты боишься, Эльза? Разговоров прислуги? – спрашивало не то сознание, не то галлюцинации, вызванные пережитым. – Я никого не боюсь, – ответила Эльза шепотом. – Никого… Ты гостишь у него больше месяца, если кто-то и позволяет себе сплетни, Эльза, хуже они не станут. – Замолчи, – шепнула дочь лесоруба. Нет, Эльзу не волновали косые взгляды, ей, очутившейся здесь по нелепой случайности, никогда не избежать соседских сплетен. Наверняка та милая женщина из дома напротив уже придумала о ней несколько весьма нелестных историй, рассказала всей округе о том, что мистер Блэк держит свою гостью под руку, выходя по утру из дома. Дочь лесоруба волновало одно – что подумает о ней сам мистер Блэк. Она не могла отвратить от себя единственную родственную душу, она не могла расстроить его, не могла дать Питеру повод для сомнений. Но ей страшно здесь, в темноте. Эльза слышала, как тихо скрипят половицы под ее шагами, она чувствовала, как что-то движется по коридору за ней, что-то там, в темноте. Это – вина? Вина за совершенное, верно? Если это так, то Эльзе придется привыкнуть к ее присутствию, к ее голосу, к ее холодному дыханию, щекотавшему затылок. Ей никогда не исправить это. Длинное белое платье могло бы напомнить подвенечное, будь рукава его кружевными. Эльза одернула юбку. Гостья застыла у двери, вслушиваясь в тишину, царящую за деревянной панелью. Он примет ее, позволит остаться? Мистер Блэк открылся ей днем, показал, на что был способен лично, разве это – не доказательство его благосклонности? Доказательство его доверия, которого та не может лишиться теперь? Эльза кусала губы, занося кулак. Она должна постучать, должна уговорить себя постучаться, она должна, она должна… – Мисс Эльза? – спросил мистер Блэк, остановившись по другую сторону двери. – Вам не спится сегодня? У вас был долгий день, вам необходимо отдохнуть. Он чувствовал ее присутствие? Что, если Питер и сам не спал, думая о том, что ему одиноко в этом огромном старом доме? Что, если и его мучало сожаление, если призрачный шепот звучал и в его разуме, задавая самые неудобные вопросы? Укол вины пронзил гостью. Эльза остановилась на мгновенье, застыла перед дверью, все еще закрытой перед ней. Она подкралась к барьеру слишком уж шумно, верно? Мистер Блэк просто услышал ее шаги, только и всего. – Могу я войти? – спросила девушка тихо, наклонившись чуть ближе, к высоко задранной замочной скважине. – Разумеется, – отозвался хозяин дома, и в голосе его слышалась улыбка. Он сам распахнул перед ней двери. Эльза внезапно подумала о том, как выглядит сейчас. Пижамное платье закрывало ее щиколотки, рукава сползали до середины ладоней, а высокий ворот прятал за собой ее бледную шею. Волосы не были убраны в привычную тугую косу, на ночь Эльза распускала их, позволяя себе чуть больше свободы. «Он проигнорирует, даже если не будет доволен неряшеством твоего внешнего вида. Просто зайди», – подсказал голос разума, и Эльза шагнула внутрь. – Выходит, ты тоже не спишь? – спросил он, будто удивившись тому, что сон не пришел к Эльзе после случившегося. – Должен признать, твоя способность засыпать так рано всегда меня восхищала. Я не думал, что сегодня будет иначе. – Раньше мою голову не занимали такие… Такие мысли, сэр, – почти виновато ответила Эльза. – В моей всегда полно мыслей, – ответил мистер Блэк. – Ты пришла составить мне компанию? «Да», – не ответила Эльза, просто кивнула, виновато поджимая губы. Мистер Блэк уже снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, а бриджи его не поддерживал широкий пояс. Он собирался спать. Питер указал ей на кресло, стоявшее напротив второго точно такого же. Его спальня оказалась большой, действительно большой, словно все три комнатки в старом домике Эльзы, лишенные стен. Камин стоял без дела, ждал у стены, и на камне его не было ни следа золы. Бесконечно высокие книжные стеллажи закрывали обои, яркие новые книги томились за стеклянными дверцами, а кровать, устланная черным постельным бельем, пряталась в дальней нише. – Ты подумала над моим предложением? – спросил мистер Блэк, и Эльзе на мгновенье показалось, что она слышит в его голосе надежду. Почти детскую, наивную. – У тебя уже есть ответ? У нее есть ответ? Даже самой себе сказать сложно. Эльза перебирала пальцами, смотря на собственные руки, особенно бледные сейчас. Она вслушивалась в холодную тишину комнаты, пытаясь понять, последовал ли за ней тот призрачный голос вины. Нет. Нет, здесь он ее не достанет. «Рядом с ним не так страшно, правда?» – спросил голос разума. – Мне кажется, что за один день произошло столь много, – ответила Эльза, медленно опускаясь в кресло. Она старалась не смотреть хозяину дома в глаза. – Я сейчас не знаю, кто я и что мне думать, что мне делать дальше. – Я хотел бы, чтобы ты всегда помнила о том, что не одна. Что ты не должна быть одна в эту минуту, Эльза. Мистер Блэк не садился напротив нее, он стоял, взирая на свою гостью сверху вниз. Эльза чувствовала, как по коже ее бегают мурашки. Взгляд Питера казался ей почти осязаемым, он грел, подобно жаркому летнему солнечному свету. Ей вдруг захотелось оказаться ближе к нему, взять за руку, прижаться к его ладони. Шепотки, шедшие за Эльзой по коридору, стихли, и лишь один голос звучал в ее голове – ее собственный. Питер ждал терпеливо. – Я буду для вас обузой, – ответила гостья. – Я и Анна, – она подняла глаза, чтобы встретить холодный взгляд хозяина дома. – Позволь мне решать, кем ты будешь. – Вы не знаете, на что подписываетесь. Вы хотите помочь мне, я знаю, но ведь я… Я – убийца, – говорила девушка, чувствуя, что вот-вот расплачется перед ним. – Мне следует сдаться полиции. – Полиции, – шепнул Питер, на секунду отводя взгляд к окну. – Нет, Эльза, ты – не убийца. Ты защищала свою сестру, только и всего, – ответил ей мистер Блэк, сделав шаг вперед, ближе к занятому креслу. – Ты – заботливая старшая сестра, доведенная до крайней степени отчаяния. – Или чудовище? «Только не для меня». Мистер Блэк улыбнулся, он снова шагнул вперед, и Эльза заставила себя остаться неподвижной. Руки ее покоились на подлокотниках кресла, завитки белоснежных волос укрывали спину, точно серебряный водопад, точно лавина, унесшая жизни ее родителей. Сегодня от нее не пахло лосьоном для тела или духами. Хозяин дома опустился перед незваной гостьей на колено, чтобы глаза Питера и ее оказались на одном уровне. Эльза прежде не замечала, насколько они темные, насколько глубокие и манящие… – Знаешь, Эльза, у чудовищ острые зубы, – улыбнулся он, рассматривая ее раскрасневшееся лицо. – И когти. У них длинные когти, шерсть по всему телу. – Я… Я не это имела в виду, – лепетала девушка, но улыбка все же захватила ее губы. – Не издевайтесь. – Никогда, – ответил Питер, подавшись вперед. Его дыхание обожгло ее щеку. – Мне так страшно, – произнесла Эльза тихо, смущенная его близостью, почти порочной, неправильной. – Меня не стоит бояться. Губами он дотронулся до ее щеки, пунцовой не то от смущения, не то от желания, пронзившего тело. Эльза молчала, с шумом втягивая в легкие воздух, и напряжение висело над собеседниками. Его можно было резать ножом. Губы мистера Блэка оказались чуть теплыми, влажными, когда он поцеловал ее снова, и Эльза ответила на поцелуй, отозвалась, будто эхо. Она не заставляла себя, не уговаривала, не слышала, как что-то извне толкает ее к этой близости. Эльзе казалось, что она следует за собственными желаниями, за собой. Питер целовал ее долго. Не сдержанно, не покровительственно, словно дитя, нет. Он видел в ней женщину, желал женщину, и та отвечала взаимностью. Руки мистера Блэка оказались на ее талии, сжали, притягивая тело Эльзы ближе, сокращая расстояние между ними. Она сама принялась распускать шнуровку платья, радуясь тому, что не носила корсет. – Я никогда… – заговорила девушка, но Питер прервал ее речь поцелуем. – Я знаю, – ответил он, снова касаясь губами ее мокрых после ласки губ. – Я знаю. Эльза хотела рискнуть. В конце концов, ведь это случится однажды, так почему она должна была ждать. Мистер Блэк избавился от рубашки быстро, белоснежная ткань упала на пол, растекшись по нему, точно лужица. Эльза старалась подавить довольную улыбку, улыбку глупую и вульгарную. Так и происходит, если ты влюблена, ведь правда? Она старалась раздеться сама. Кожа Питера оказалась бледной, в этом блеклом свете казалось, что та отливает серым. «Как у мертвеца», – отчего-то подсказал разум. А какой он видел ее в это долгое волнующее мгновенье? Красивой? Эльза хотела, чтобы Питер сказал об этом, но ведь тогда… Ведь тогда он перестал бы ее целовать, прервался, пусть и на краткое мгновенье. Она сама не заметила, как притянула хозяина дома к своей шее, положив ладонь на его затылок, взъерошив приглаженные волосы, уложенные тонким слоем помады. Незваная гостья старалась откинуть прочь мысли о приличиях. Прежде с ней не случалось такого. Это чувство… Дразнящая игривая щекотка, проходящая от ног к самой макушке. Странно. Дочь лесоруба хотела улыбаться, кричать, целовать Питера снова и снова. Ночнушка спала с нее, и Эльза внезапно устыдилась собственной худобы. Мистер Блэк подхватил ее на руки. Он опустил свою ношу на кровать, холодную, но такую манящую. Конечно же, у него уже был опыт, он знал, как обращаться с девушкой, с женщиной в спальне. Но ей не было дела до того. Он – ее родственная душа, он – такой же, как она, близкий, он один мог бы понять ее и принять, не заставляя скрывать собственную суть. Он не считает ее жестокосердным монстром, не поднимет в ее сторону вилы, будучи предводителем испуганной толпы. Он был с ней рядом, он спас ее много раз… – Ты останешься? – спросил он тихо, целуя ее шею, спускаясь ниже, к небольшой выпуклости ее груди. – Прошу, скажи, что останешься со мной. – Да, – тихо ответила Эльза, затаив дыхание. Его поцелуи заставляли терять рассудок. Дочь лесоруба тихо заскулила, когда язык Питера коснулся ее соска, когда губы обхватили его, когда теплое удовольствие захватило низ ее живота. Она вновь закусила губу, понимая, что нужно оставаться тихой, не дать прислуге услышать. Питер продолжал целовать, спускаясь все ниже и ниже. Только он не мог выдержать долго. Изящные тонкие пальцы коснулись ее там, где прежде не трогал никто посторонний, и Эльза вздрогнула. Этих чувств она не знала прежде. Касания мистера Блэка оказались нежными, он обращался с ней, словно с хрупкой фарфоровой куклой. Поцелуи сыпались на ее раскрасневшиеся щеки, на ее губы, Питер целовал ее дрожащие веки. Он не спрашивал, готова ли Эльза, потому что чувствовал, что это так. Питер прижал ее к кровати, словно боясь, что иначе гостья его упорхнет обратно, в холодную темную ночь, спрячется в дальней комнате, одиноко смотря в темноту. Ее бледная кожа светилась во мраке. Плоть поддалась вторжению не сразу, Эльза заставила себя расслабиться, смотря в глаза своего спасителя, в светло-карие глаза Мистера Блэка… Почти… Почти желтые, да? Она застонала, не смогла сдержать голос, чувствуя легкую боль. Губы Питера тут же накрыли ее собственные, не позволяя звуку окрепнуть во влажной тишине комнаты. Жарко. Удовольствие пришло не сразу, мистер Блэк замер над ней, не прерывая поцелуй. Он двигался осторожно, бережно, медленно, не позволяя боли занять тело девушки. Она сама не поняла, как это случилось, но Эльза подавалась навстречу новым ощущениям. Боль прошла, оставив терпкое послевкусие, удовольствие заняло ее место. Пальцы сами собой комкали черную простынь, пятки врезались в скрипучий матрас, и мистеру Блэку не было никакого дела до того, услышат ли его слуги. – Я люблю тебя, – сказал он прежде, чем снова поцеловать ее. Удовольствие окрепло, замерло на мгновенье, и Эльзе показалось, будто что-то случилось там, глубоко внутри, будто пожар успел вспыхнуть и потухнуть. Наслаждение волной поднялось от пальцев ее ног до самой макушки, Эльза почувствовала, как тело захватывает дрожь. Питер остановился, навис над ней, и руки его задрожали, будто устав выдерживать его собственный вес. Эльза вновь вскрикнула, заставив себя прикусить язык, замолчать… Но как же это сложно сейчас. Мистер Блэк восстанавливал дыхание, лежа рядом с ней. Он дышал глубоко, грудь его вздымалась и опадала, но Эльза не видела. Она смотрела в бесконечно высокий потолок, чувствуя, как жар все еще приливает к лицу, как кровь греет ее бледные обычно щеки. На бортиках, выбеленных побелкой, виднелся цветочный узор, фигуры лошадей, бегущих табуном. Красиво. У мистера Блэка определенно хороший вкус. Она улыбалась, не зная, чему именно радуется сейчас. – Эльза… – сказал Питер почти робко, будто мальчишка, он прерывал гудящую сонную тишину. – Ты действительно хочешь остаться со мной? Никогда прежде мистер Блэк не звучал так смущенно, он никогда не представал перед ней в этом амплуа. Эльза поняла, что не хочет звать его «сэром», не может сейчас. Сирота улыбнулась, обняв хозяина дома за руку. – Я хочу, – ответила девушка тихо, чувствуя, что сон подкрадывается к ней все быстрее и быстрее. – Станешь ли ты моей женой? Ответ сорвался с ее губ не сразу, но он прозвучал, нарушая шаткое молчание комнаты, утонувшей в тенях холодной зимней ночи. Что может быть лучше, чем холод и мрак?