убей меня (любовью)

Он возвращается в свою крохотную квартирку вместе с немногочисленными вещами, которые были с ним, пока он жил у Антона, и кажется, что в его особняке он оставил какую-то часть себя, отчего теперь где-то внутри оседает мерзкое чувство, которое он списывает на перелом ребер, пытаясь обмануть самого себя. Кажется, сегодня вечером его ребра сломались во второй раз. От душевной боли. В квартире даже пахнет как-то по-другому: чем-то незнакомым, будто он никогда и не жил здесь. А может и правда. Существовал. В кармане куртки так неожиданно объявляется пачка сигарет, которую он в один из дней украл у Антона, заботясь о его здоровье, словно мамочка. Он выкуривает за пятнадцать минут полпачки, и руки начинает трясти так, будто он пробежал от одного конца Москвы в другой за час, не останавливаясь. В прихожей слишком прокурено, и это… это все не то. Будто вообще не его жизнь. Кто-то поменял его местами, подменил на какую-то тряпичную куклу, забирая себе все его принципы, злобно хихикая. В голове затуманенная дымка, и он не понимает, как начинает колотить рукой стену, сбивая костяшки в кровь. Хочется также разбить лицо Антону, чтобы они никогда не встречались. Хочется стереть его, такого идеального засранца, с лица земли. Он не понимает, как одежда пропитывается солеными слезами. Он вообще ничего не понимает в этом мире. Все стены, которые он так упорно строил на протяжении нескольких лет, внезапно полетели, осколками впиваясь куда-то в сердце. И разум еще где-то на затворках сознания кричит ему, что это плохая идея, привязываться к такому человеку, как Антон, но…. он уже привязан. Привязан, как мазохист к электрическому стулу. Он захочет уйти, но все равно до победного конца отсидит, чтобы почувствовать немаленькие разряды тока, и всю боль, до самых кончиков пальцев. Он никогда не понимал, что значат эти страдания, о которых плачут в фильмах, всегда думал, что расстраиваться и тосковать из-за расстояния — последнее дело. Но он смотрит в окно и думает, что, раз он чувствует себя так, словно по нему проехали катком, насколько же плохо было и есть тем, кто живут на другом конце земли от своей… половинки? А половинка ли Антон для него? Арсений на девяносто процентов уверен, что у Антона что-то есть к нему, помимо животного интереса, и было бы глупо с его стороны после всего этого думать о тех оставшихся десяти процентах. Антон… оказался замечательным. Арсений правда считает, что Антон — это один из тех редких людей верхнего «слоя» общества, который действительно думает головой. Как быстро все меняется, даже смешно, поэтому Арсений горько усмехается, проходя на кухню, где уже нет дорогой кофе-машины и двустворчатого холодильника, лишь его крохотная белая коробка, в которой лежит уже скисшее молоко и вялая зелень. Он выкидывает все и начинает убираться, и он не чувствует себя здесь, как дома. Больше не чувствует. Эта квартира чужая до скрежета в зубах, и он хочет обратно, под теплые простыни и мягкое длинное тело, к волосам, пахнущим шампунем аромата «Баббл гам», что кажется абсурдно со стороны. Арсений тоже долго удивлялся, когда увидел в душевой розоватые флаконы с голубыми буковками «Бубль-гум» в детском шрифте вида мыльных пузырьков, а не флаконы от Тома Форда или чего-то с экстрактом ментола, по-зимнему холодящего кожу. Такие глупые, казалось, мелочи, которым Арсений обычно не придает значения, но вот он стоит и, как идиот, улыбается от воспоминания о шампуне Антона. Арсений как минимум очень жалок. Он жалок для Антона Шастуна, и он не понимает пока, как справляться с болью внутри без желания вырвать оттуда все, что болит. ~ Он звонит Диме, который приезжает через час с бутылкой ликера и объятьями, и Арсений чертовски рад, что хотя бы один друг, который может бросить все свои дела ради посиделок на кухне в будний час, у него есть. Они сидят на полу, и стопы давно замерзли от холодной кухонной плитки, но он так сильно скучал по Диме, что сейчас они чуть ли не в обнимку лежат, прислонившись к стене, и Попов рассказывает все, что навалилось за это время на его жизнь. — Понимаешь, — Арсений пьет ликер прямо из горла, недовольно морщась, когда жидкость обжигает легкие, — Я такой идиот. Мне кажется, я влюбился в него? — Он смотрит на Диму, лежа на его коленях, и пытается прочесть ответ на свою последнюю реплику в его глазах. Дима смотрит с сожалением, ничего не говоря, и Арс понимает, что он действительно жалкий, раз вгоняет себя в тоску непонятно по какой причине. Ему, наверное, просто хочется поныть, как маленькому ребенку. — И мне кажется, он думает, что я подстилка, раз изменил свое мнение о нем, тем более так быстро. Он, наверное, думает, что я с ним ради денег. Руки Попова начинают трястись, и он встает, беря из пачки сигарету и закуривая прямо на кухне, на что Дима морщится и закатывает глаза. — Ты знаешь, что ты гребанный паникер? Почему ты вообще паришься так, будто вы больше никогда не увидитесь? Ты сомневаешься в том, что чувствуешь к нему? — Нет, но- — Никаких «но», блять. — Дима встает с пола, выхватывая из рук Арса сигарету, чтобы потушить ее, и Арс недовольно стонет, опираясь на столешницу. Дима берет его за плечи, и Арсений вздыхает, смотря прямо на него. — Слушай, по твоему рассказу я могу сделать вывод, что ты не один такой слепой и потерявшийся котенок, который не может найти миску молока. Вы оба ходите вокруг да около, не замечая очевидных фактов. Я не знаю, как он выглядит, но я уже чувствую, как он смотрит на тебя, поверь. И я не знаю, почему ты убиваешься так, будто вы уже перевстречались и бросили друг друга, но если ты продолжишь убиваться, то я не знаю, что сделаю с тобой. Ты наоборот радоваться должен, чувак, любовь витает в облаках. Дима смеется, и Арс притягивает его ближе, обнимая и утыкаясь в плечо, и задерживает дыхание, чтобы не разреветься. Он благодарен всем всевышним силам за такого друга. Он решается не звонить Антону, а просто отправить сообщение. «Я соскучился.» Спустя минуту загорается статус онлайна. Антон читает его сообщение и не отвечает. Через десять секунд раздается звонок на его телефон. «Шаст» высвечивается на экране, и Арсений поднимает трубку. — С каких пор твой номер у меня определяется? — шутит он. Антон вяло смеется на том конце. — Я тоже соскучился, — говорит он тихо. Арсений сглатывает. Его голос… он такой грустный. Как будто, как и упрекнул его Дима, они расстались и не могут прожить друг без друга. Хочется сказать в трубку разные вещи, попросить приехать, прислать машину, просто встретиться и погулять, но он не хочет, чтобы Антону стало грустно из-за того, что Арсений тоже по нему бешено скучает. — Меньше суток прошло, — пытается он, в основном говоря это самому себе. Голос Антона хриплый, когда он отвечает, словно он не использовал его с того момента, как Арсений вышел из его дома. — А мне все равно мало, — говорит он, и в трубке слышен шелест ткани. Он, наверное, лежит в постели. Арсений мечтательно поднимает глаза в потолок, надеясь, что Антон сейчас делает то же самое. Фу, Попов, в какую соплю ты превратился! — А сколько же для тебя… много? — спрашивает Арсений тихим голосом. Антон отрицательно мычит. — Поверь, я… мне даже вечности будет мало. — Не кажется, что ты слишком уж загнул? Непонятно, зачем он задает этот вопрос, потому что Арсению самому не кажется, что Антон преувеличивает, так как он думает о том же. Кажется, что теперь, когда он после столького времени вместе находится вдалеке от Антона, расстояние между ними словно увеличилось до длины экватора, умноженной на миллион в двадцатой степени. Вот настолько далеко Арсений ощущает себя здесь, в своей маленькой квартире. Ему, возможно, и понравилась бы его коробка из четырех стен, если бы сейчас он находился в ней не один. — Не думаю. — Ты слишком занят? — спрашивает Арсений, меняя тему, и Антон некоторое время молчит. — У меня… дела. Важные, прости, милый. «Милый». Такое противное слово, но… такое приятное на слух. Но потом он зацикливается на другой вещи: опять эти «важные» дела Антона. — У тебя какой-то секрет, — говорит он, даже не задавая вопрос, а просто утверждая. На стороне Антона снова заминка. — Я обещаю, что расскажу тебе. Просто мне самому надо подготовиться. — К чему? Антон просто молчит в ответ. — Когда я снова тебя увижу? — вместо этого спрашивает он. Арсений переворачивается на бок. — Когда угодно, — говорит он, вздыхая. — Может, сходим завтра в одно отличное место? У Попова теплеет в груди от предложения, и разве он может отказать? — Если ты в этом месте не оставишь всю мою месячную зарплату, то сходим. — Тогда машина заедет за тобой в восемь. Арсений улыбается и шепчет быстрое хорошо, отключаясь, чтобы не наговорить каких-нибудь глупостей, из-за которых на утро ему наверняка было бы стыдно. Он засыпает, наверное, впервые таким удовлетворенным и спокойным, не считая ночей, когда Антон был рядом, конечно же. Первый день в академии после больничного кажется Арсению слишком загруженным, поэтому половину пар он прогуливает в звукозаписывающем блоке вместе с Димой, раскуривая сигареты и записывая партию, с которой Стас, еще один их общий друг, попросил помочь их. Если Арс и дальше начнет прогуливать так, как делает это сейчас, то он не получит красную корочку, к которой шел пять лет. Все-таки, как быстро его жизнь начала катиться по другой наклонной, заменяя все его принципы, устои и… ориентацию. Он совсем забывает, что они на вечер договорились встретиться с Антоном, поэтому, когда время близится к заветным восьми часам, он немного не успевает, но Сережа, который ждет его в БМВ под окнами его квартиры, даже не бесится, когда он в спешке садится в машину. — Отлично выглядишь, — Сережа улыбается, и взъерошивает волосы Арса, на что тот взвизгивает, отстраняясь подальше от его рук. — Э-э-эй, я укладывал это дерьмо полчаса, — Арсений хмурится, и Сережа еще больше смеется, заводя мотор. — Поверь, тебе так лучше идет, чем быть зализанным. Они едут по Москве, как всегда успев постоять в пробке, и Антон даже звонит Сереже, узнать, все ли в порядке, на что тот смеется и отвечает «да везу я твою принцессу, жди». У Арса после этого, кажется, горят щеки весь оставшийся путь. Они подъезжают к Москве-Сити, и Попов хмурится, вопросительно смотря на Сережу, который уже готов прощаться. — Ты уверен, что мы в правильном месте? — Еще бы, а теперь вали из машины, твой принц тебя заждался. — Сережа усмехается, и Арсений врезал бы ему, но от его слов ему самому становится приятно, так что пусть живет парень. Он видит Шаста, который стоит около входа и нервно курит. На нем пиджак, который, кажется, был на нем в вечер их первой встречи, и Арс невольно ухмыляется, вспоминая весь путь, который они прошли. Антон замечает его, выбрасывает окурок и улыбается, идя на встречу. — Отлично выглядишь, — говорит Антон, приобнимая за талию и целуя Арсения в щеку, и они реально ведут себя слишком дотошно мило. Они входят в большой зеркальный лифт, который в считанные секунды поднимает их на этаж, и Арсений удивленно ахает, когда видит номер этажа. Шестьдесят, мать его, второй. Какие виды будут из окон, господи. И они по-любому будут панорамными, потому что такие места не могут не иметь окон от потолка до пола в высоту и шириной в треть стены. Он сжимает руку Антона, когда они входят внутрь. Дыхание спирает от той картины, что открывается перед ним. Ресторан изнутри поражает симбиозом простоты и дороговизны, с минималистичным интерьером и тем не менее веющими уютом мелочами, такими как маленькие букеты на каждом столе, стоящие между двумя маленькими свечками. Антон кивает девушке за стойкой, и она, тепло улыбаясь, провожает их до места, даже не спросив фамилии, потому что Антон наверняка не первый раз приходит сюда. Их столик — то, что окончательно убивает Арсения. Их стол огражден от других неким подобием ширмы, но она выглядит изысканно, сделанная из серебряной ткани, которая ловит блики люстр. Это, наверное, крыло для вип-персон, потому что он видит, что вокруг них задвинуты еще три ширмы. Он окидывает взглядом белоснежную скатерть и начищенные до блеска приборы, и все это просто бьет в нос своей дороговизной и элитностью, но в то же время ты чувствуешь себя если не как дома, то как в очень хорошей компании у кого-то в гостях. Им приносят блюда сразу, даже не подав меню, и Арсений с прищуром смотрит на Антона, а тот прелестно краснеет. Они едят как положено всем фильмам, где присутствует сцена свидания: по-дурацки кормят друг друга с вилки. Но это настолько романтично и прекрасно, что Арсению наплевать. Антон восхитительный собеседник и говорит о таких вещах, предположить которых Арсений даже не мог. Они говорят об искусстве, кино, книгах, и Арсений словно разговаривает со своим сверстником, у которого за плечами большой жизненный опыт. Антон кормит его креветками, и это выглядит нелепо, но он все равно кладет их на язык Арсению, а тот старается как можно более соблазнительно их есть. Последнюю он обхватывает губами вместе с пальцами Антона, а потом всасывает креветку внутрь, втягивая щеки. Его нога в это время поднимается от пола и начинает путешествие по штанине Антона, и тот видит, как тот пугается, а его глаза вытаращиваются. Он сжимает ту руку, пальцы которой не во рту у Арсения, в крепкий кулак. Очень, очень эротичное зрелище — смотреть на его возбужденные глаза и раскрытый рот. Он выпускает пальцы Антона изо рта и невинно улыбается, пока тот прерывисто дышит. Потом, когда они ждут десерта, Арсений подходит к окну, откуда открывается великолепный вид на ночной город. Глядя на все это сверху, создается ощущение, что находишься в грандиозном Нью-Йорке с его небоскребами. — Красивый вид, — говорит Арсений, завороженно глядя на улицу. Антон обнимает его со спины и проводит кончиком носа по шее. — А ты красивее, — говорит он низким голосом, и Арсений едва успевает увернуться от поцелуя, в результате чего губы падают на самый краешек его рта. — Я на первом свидании не целуюсь, — подмигивает он и отходит к столу. Пока они едят шоколадный мусс, поданный им на одной тарелке с двумя ложками, Арсений сплетает их ноги под столом и играется с ними ступнями, а потом решается действовать серьезнее. — Чего ты ухм— ох, — ахает Антон. Арсений улыбается ему. Его нога уже свободно бродит по внутренней стороне бедра Антона, и он даже отодвинул стул, чтобы было удобнее. Он не двигается к самой важной точке между его бедер, описывая вокруг нее круги, и Антон сдавленно хрипит, а потом скрывает алое лицо за стаканом воды. Он делает глоток и давится, когда Арсений едва касается ширинки кончиком большого пальца. — Прекрати, — сипит он. Арсений качает головой. — И не подумаю, даже не мечтай. Антон смотрит на него с мольбой в глазах и встает, заставляя Арсения выпрямиться. — Я в уборную. Антон красный, словно рак, и Арс ухмыляется, когда видит, как брюки парня натянуты в области паха. Он встает и подходит вплотную к младшему парню, кладя руки тому на плечи. — Тебя проводить? — шепчет он, прикусывая мочку уха, на что Шастун чуть ли не стонет в голос. — Если ты это сделаешь, то я трахну тебя прямо возле стены. Его глаза практически черные от возбуждения, и Арс только смеется, возвращаясь на место. — Как скажешь, дорогой. Он пьет вино и доедает десерт, пока Антона нет, и думает, что этот вечер один из самых счастливых в его жизни, без преувеличений. Они готовы уходить, когда Антон более-менее остывает, возвращаясь немного мокрым из уборной, на что Арс по-глупому хихикает. Антон расплачивается, попутно набирая Сережу, чтобы он приехал за ними, потому что сам Шаст рулить не в состоянии, и дело не в малом количестве алкоголя в крови, а в возбуждении, которое с каждой секундой настигает все больше и больше. Они стоят у входа, выкуривая одну сигарету на двоих, и ждут Сережу, когда Антон вспоминает. — Я идиот, — он театрально хлопает себя по лбу, а потом достает из кармана маленький мешочек золотого цвета. — Ты решил сделать предложение, но забыл? — Арсений улыбается, но потом вмиг становится серьезным. — Помнишь, что я говорил, что мне не нужны твои подарки? Я правда чувствую себя неловко. Антон закатывает глаза. — Господи, там просто подвеска и она стоит меньше тысячи, и это реально самый дешевый подарок, который я дарил в своей жизни. Просто посмотри. Арс открывает мешочек, и там действительно подвеска, и она явно не из золота с бриллиантами, что радует. Это маленький продолговатый камень аметиста, и на нем выгравирована буква А с маленькой цифрой два в правом верхнем углу. — Я подумал… наши имена начинаются на А, поэтому мы «А» в квадрате- — Это замечательно, правда, — Арсений перебивает его, обнимая и утыкаясь в плечо, а потом просит застегнуть украшение на шее, и у Антона, кажется, трясутся руки. Антон надевает украшение на его шею, но Арсений хихикает, когда понимает, что его руки реально дрожат. — Я… сейчас, черт, — фыркает Антон. Арсений смеется и берет его за руку. Он переплетает их пальцы. — Все нормально. Давай я его пока положу к себе, потом надену. Он складывает его обратно в мешочек и аккуратно помещает в карман. Они едут к Антону домой и каждый, даже бедный Сережа чувствует сексуальное напряжение, молниями разрезающее воздух. Арсений мельком поглядывает на Антона, который сжимает свое бедро пальцами и впивается так, словно вот-вот прорвет свои штаны. Он то и дело прочищает горло. Они входят домой, и Арсений тут же оказывается прижатым к двери. Антон нависает над ним и касается носом его скулы. — Господи, ты великолепен, — шепчет он, открывая рот и оставляя влажный след на челюсти Арсения. Тот постанывает. — Мо-можно просто Арсений, — выдыхает он. Антон кусает его за кожу, и Арсений стонет. Они не целуются, а лишь насилуют лица и шеи друг друга зубами, и завтра оба будут ходить в водолазках, но Арсению слишком комфортно с прижатым к нему спереди Антоном, руки которого опираются о дверь по обе стороны от головы Арсения. Он берет Антона за руку и спускает ее к своему заду, кладя ладонь на ягодицу, а потом дергает его за волосы. — Будь умницей. Антон скулит и сжимает руку. Арсений сильнее тянет за волосы. Они оба прерывисто дышат, причем друг другу в рот, и это почти поцелуй, но не совсем. Арсений чувствует смесь вина и шоколада, чувствует, какие горячие у Антона губы, но Антон не трогает его. — Я думал, ты любишь нарушать правила? — говорит он дерзко, и его губы касаются рта Антона при каждом слове. — Ты сказал, на первом свидании не целуешься. — Хм, а ты послушался. Хороший мальчик. Антон наслажденно закатывает глаза. — Господи Иисусе… — Можно просто Арсений, — повторяет Попов. Он чуть отстраняется от Антона, глядя ему в глаза. — Господи, какой ты тупой, — рычит он и накрывает его рот своим. В этом поцелуе собрано все, что было у них за все время знакомства: все украденные взгляды, касания рук, объятия. Он целует его горячо и развязно, облизывая и посасывая нижнюю губу, кусая его рот зубами и втягивая язык к себе в рот. Это грязно, пошло, но потом Антон хватает его челюсть обеими руками и начинает оставлять легкие поцелуи на его губах, пока те не опухают еще сильнее. Их рты цвета красного вина, которое они пили вечером, и они плотно прижаты друг к другу, и Арсению сейчас так хорошо, что даже становится плохо с головой. Он не прерывает поцелуя и давит сильнее, кусая, зализывая раны и отстраняясь с пошлым звуком. Тишину наполняют только шелест одежды, сдавленные стоны, звуки расстающихся и соединяющихся губ и гортанные рыки. Они медленно перемещаются в спальню, и Арсений каждый раз дрожит, когда Антон холодными пальцами проводит по его ребрам и спине. У Арсения создается такое впечатление, что они с Антоном слились в каком-то танце, и Антон просто до ужаса неуклюжий, но такой сексуальный партнер, что Арсений готов исполнять с ним любые композиции, созданные симфонией их тел. Он прикусывает его шею, и Антон стонет, с остервенением кидая его на постель, словно игрушку, да так, что он подпрыгивает на матрасе, ударяясь лбом о лоб парня. Они оба смеются, и Антон, кажется, задерживает дыхание, потому что глаза Арсения приобрели оттенок чистого океана. Он хочет смотреть на него вечность. В глазах мутнеет от возбуждения, и Арсений чувствует, как ему в бедро упирается член парня. Руки Антона по всему его телу, и он не знает, есть ли в мире чувство лучше этого. Он знает, куда Антон старается его затянуть, и он очень, очень уж хочет поддаться ему и его рвению поскорее содрать с них обоих одежду. Арсений переворачивает их так, чтобы седлать Антона, чувствуя своими ягодицами твердый стояк. Антон уже поскуливает от приятного трения, когда Арсений начинает имитировать движение, словно объезжая его. — А знаешь, что я скажу? — шепчет он в ухо Антону и кусает его за кожу сзади него. — Мм? — тянет Антон. Арсений останавливается, чувствуя, как Антон впивается пальцами в его задницу, стараясь заставить его двигаться. Он ухмыляется. — Я на первом свидании не даю, — он чмокает Антона в губы и слезает с него, тут же пускаясь в бег до душевой, потому что Антон издает животный вой и бьет кулаком по кровати. — Ах ты… сволочь! — стонет он. — Придется потерпеть, Ромео, — тянет Арсений нараспев, начиная раздеваться. Он меряет кулон и понимает, как же прекрасно он смотрится на нем. Камень идеально сочетается с бледностью кожи, и Арсению нравится эта деталь в виде второй степени у буквы А. Он кладет кулон не в мешок, а на полку в душе, чтобы не забыть его надеть после того, как помоется, ибо мочить украшение не хочется. Он стоит около десяти минут просто так и льет на себя холодной водой, чтобы жар и возбуждение, наконец, спали, но как только он вспоминает прикосновения Антона, он чувствует, что снова горит, даже находясь под ледяной водой. Мысли понемногу возвращаются из каши в нормальное состояние, и он думает, что ему чертовски повезло с Антоном. Они ведь теперь встречаются? Он наспех вытирается после и надевает белую футболку Антона, которую случайно видит на стиральной машинке. Она немного великовата, и Арс в ней смотрится, как в мешке из под картошки. Он выходит и видит, как Антон лежит лицом в подушку, не шевелясь, и он хочет запрыгнуть на него сверху, расцеловывая каждый позвонок его худого тела, но он лишь с ухмылкой прочищает горло, привлекая к себе внимание. — Ты знаешь, я тебя уже ненавижу, — Антон поднимает голову и рассматривает его с ног до головы, и Арсу кажется, что сейчас у его парня потекут слюни. Он может называть его своим парнем? — Значит, мы теперь встречаемся? Антон улыбается на его слова, приподнимаясь на локтях. — Значит, я не один такой тупой сегодня. Мой подарок как бы на это и намекал, — Антон садится на край кровати, подзывая Арсения, и тот встает между его ног, отмечая все еще заметный стояк Антона. — А я не понимаю намеков, мне в лоб надо говорить. Арсений тянется к губам теперь уже его парня и целует, кусая нижнюю губу до характерного болезненного стона Антона. — Тогда говорю тебе в лоб: ты теперь моя вторая половинка, — он слащаво улыбается, и, боже, это так прелестно, что хочется пищать. Арсений пытается сдержать нейтральное выражение лица. — Вторая половинка только у задницы есть, а я изначально целым родился, — шутит он, и Антон закатывается, обхватывая его талию и усаживая к себе на колени. Его рука лезет под майку, и Арсений хлопает его, цокая. — Целибат? — сдавленно шепчет Антон ему в рот, кусая за подбородок. Арсений шумно выдыхает. — До свадьбы ни-ни, — парирует он, но чувствует, как Антон начинает ерзать под ним, опять потираясь своими бедрами о его. — Тогда выходи за меня, — рычит он, резко перекладывая Арсения на спину на кровать. Он поднимает его футболку и начинает целовать его живот, касаясь руками линии его боксеров. Арсений хихикает от щекоток и стучит по его голове, которая забавно выпирает из-под ткани. — Дурак, прекрати, — смеется он, а потом резко берет Антона за волосы и вытаскивает к себе, когда тот начинает оставлять засосы на прессе. Они еще некоторое время просто целуются, потому что оторваться действительно сложно. Антон встает, рано или поздно, и идет уже наконец в душ. Его нет долго, и Арсений ухмыляется, когда в один момент включается громкая музыка из встроенного проигрывателя в кабине. Тут он вспоминает, что оставил свой кулон на полке. Он приоткрывает дверь ванной и видит, как Антон стоит спиной к нему под струями горячей воды. Пар мешает четко видеть, но он все равно замечает рельефную худую спину и подкачанную попу, по которой сразу же хочется провести рукой и оставить смачный шлепок. Он похож на греческого бога с перекатывающимися мускулами и в то же время таким худым и длинным телом. Невообразимо быть таким красивым и спокойно ходить по этой бренной земле, вот такое заключение делает Арсений. Он позволяет некоторое время просто постоять и посмотреть, а Антон в это время все еще не поворачивается. Пена слишком вкусно стекает по его телу вниз, лужами собираясь вокруг решетки слива. Играет какая-то песня, что-то не очень популярное, и Арсений замечает, как Антон в такт музыке, этим легким битам качает головой. Его волосы великолепно выглядят и сухими, но… В общем, мокрый Антон может довести его до могилы прежде, чем положено ходу жизни. Он проходит внутрь, аккуратно приоткрывая дверь душевой кабины, и Антон поворачивается, дерзко ухмыляясь. Его губы все еще красные, как и щеки, и Арсений не опускает, не опускает взгляда вниз. — Что, решил все-таки помочь мне? Антон тянет его на себя, и Арс оступается и летит прямо в объятья Антона и горячей воды. Антон хмыкает, когда футболка на нем промокает, давая ему возможность запомнить своими глазами каждый миллиметр тела его парня. Арсений глядит вниз и видит, что белая ткань превратилась почти в прозрачную и прилипает как раз в самых нужных местах, и он мысленно говорит спасибо за его физическую форму своему желанию посещать занятия в театре. — Господи, какое же у тебя тело, — Антон с голодом в глазах осматривает его еще раз, проводя рукой от острых ключиц к соскам, которые торчат сквозь прилипшую майку. — Ты, наверное, очень выносливый, — делает он случайный вывод, облизывая губы. Его ресницы слиплись, а глаза блестят похотью. — У меня еще и пластика хорошая, — он поигрывает бровями, и, господи иисусе, сколько у него уходит сил, чтобы не посмотреть, дернулся ли член Антона или нет. Но Антона самого передергивает нехило. — Прекрати, — стонет он словно уже от физической боли. Арсений встает на носочки, чтобы закусить губу Антона, и спускается рукой вниз, царапая маленькими ноготками низ живота парня, на что тот шипит, притягивая Арса еще ближе. Антон еще сильнее давит в поцелуй и заставляет его прогнуться в спине. Арсений поддается. — Может, мне сразу на мостик встать? — говорит он, когда почти встает на него из-за Антона, но тот продолжает целовать его грудь, высасывая из футболки воду и из-за этого создавая такое приятное давление на кожу. Он накрывает его руку своей и ведет к члену, попутно снова целуя Арсения и проталкивая свой язык как можно глубже. Антон стонет и закатывает глаза, когда старший парень обхватывает его член, проводя по головке большим пальцем. Еще миг, и Арсений просто умрет. И Антона с собой заберет. В глазах начинают плясать бесята от наслаждения, и Арсений отстраняется, чтобы снять с себя мокрую футболку, потому что она уже начинает противно липнуть к телу, а потом… ничего. Антон ошеломленно смотрит на Арсения, который мило улыбается ему. — Если ты решил встать на мостик и может быть отсосать мне, то я, конечно, не про— — Сам разбирайся со своей проблемой, я пришел, чтобы подвеску забрать, — Арсений ухмыляется, кидает футболку к ногам парня и открывает дверь кабинки, чтобы выйти и оставить Антона взбешенным и неудовлетворенным. Он слышит очередной вой отчаяния. Ничего-ничего. Не помрет. — Ты знаешь, я тебя серьезно выебу, и это будет не в буквальном смысле. Антон стонет от досады, и последнее, что слышит Арсений, закрыв дверь, это приглушенный стон из уст младшего парня, который, скорее всего, он не должен был слышать. Антон выходит из ванной недовольный и хмурый, с растрепанными волосами. Грудь и туловище парня манят своим рельефом и в то же время изящностью, с аккуратно подбритой дорожкой волос, которая намекает на свое продолжение, уходя под полотенце. И этот ублюдок специально надел полотенце так, что оно сидит прямо над самым интересным, показывая очень вкусную часть его клиновидной линии. — Господи, помоги мне, — стонет Арсений, утыкаясь в подушку, слыша гортанный смех Антона.