Алмаз твоих драгоценных глаз

Чес приходит на следующий день после окончания метели. Шахты закрываются на неограниченное время. Шахтеры сидят дома без работы и денег. В дистрикте начинаются перебои с едой. Дети все чаще записывают свои имена в обмен на тессеры, но обещанные масло и зерно постоянно задерживают. В день Пакетов, на который жители так надеются, провизия приходит прогнившая и подпорченная грызунами. Людей арестовывают и наказывают плетьми за малейшие проступки. Местный черный рынок сжигают, а его товары уничтожают. Процент смертности от голода увеличивается в несколько раз. Еще через три недели благодаря стараниям отца шахты все-таки открываются, но смену работникам прибавляют на час, а зарплату делают ничтожно малой. От Китнисс люди начинают шарахаться, мысленно обвиняя ее в том, что жизнь в Дистрикте-12 день ото дня становится все хуже и хуже. Я впервые начинаю экономить и считать деньги. Пирожные в пекарне уже давно не продают: были бы у жителей средства на хлеб. ‒ Буханку белого и черного, пожалуйста, ‒ прошу я мистера Мелларка и протягиваю ему деньги. Сегодня он особенно молчалив, видимо, переживает за сына и невестку. Складываю хлеб в пакет и, быстро попрощавшись, выхожу за дверь. ‒ Привет, фея! ‒ вдруг раздается над моим ухом тихий слегка насмешливый голос. Я вскрикиваю и роняю сумку. Хлеб вываливается и падает на снег. Оборачиваюсь, чтобы отругать шутника, подкравшегося ко мне сзади, и замечаю любимые глаза. Гейл. ‒ Да, ‒ с жалостью говорит он, растягивая слова, ‒ вечно с тобой все не так, ‒ мы наклоняемся, чтобы поднять покупки, и он нечаянно касается мой руки своей горячей и слегка шероховатой ладонью. Меня словно током бьет от такого прикосновения, а сердце начинает бешено колотиться в груди, вызывая дополнительный приток крови к лицу. ‒ Спасибо, ‒ шепчу, отряхивая буханки. ‒ Тебе спасибо за то, что не побоялась, ‒ говорит он без всякой усмешки и даже почти ласково. ‒ Прим рассказала мне, что ты принесла ночью лекарства. С чего такая забота? ‒ Просто хотелось помочь, ‒ фальшиво вздыхаю я и прогоняю назойливую мысль. Прим сказала, а не Китнисс. ‒ Теперь я твой должник. Это похлеще, чем пирожные. ‒ Забудь, ‒ говорю я, прикрывая сумку. ‒ Ничего ты мне не должен. Китнисс мне не посторонняя, а ты ее кузен. ‒ Не скажи, ‒ продолжает он. ‒ Хочешь, помогу? ‒ и забирает у меня пакет, перекинув его через плечо. ‒ Я тут подумал насчет того случая в лесу ‒ зря я так… ‒ Не стоит, ‒ качаю головой, боясь поверить. ‒ Ты был прав. Я действительно могла попасться, тогда бы дорогу в лес закрыли еще раньше. ‒ Теперь даже земляникой не расплатишься. ‒ Мне жаль, что так вышло. Дичь, пойманная тобой, многих спасала от голода. ‒ Не только в охоте дело, ‒ неожиданно признается он. ‒ В лесу все по-другому. Там у меня возникало чувство свободы, а теперь нет и этого. ‒ Как Пози и мама? ‒ меняю я тему, не желая бередить его раны. Знаю, что Рори пришлось вписать свое имя, но боюсь об этом спрашивать. ‒ Живут. Хорошо, что теперь у меня работа есть. Другим куда хуже. Хеймитч Эбернети взял в свой дом маму кухаркой. Так что от голода не умрем. ‒ Понятно, ‒ грустно говорю я. ‒ Просто времена тяжелые. ‒ Уже лет семьдесят пять как, ‒ жестко заканчивает он, а я замечаю, что мы уже почти дошли до моей калитки. ‒ Придумала, как тебе вернуть долг, ‒ лукавлю я. ‒ У нас на кухне кран подтекает. ‒ Ты, верно, забыла, что я шахтер, а не сантехник. ‒ Но ведь ты дома поломки чинишь. ‒ Дома ‒ другое, но я подумаю над твоим предложением и постараюсь что-нибудь придумать сам. ‒ Буду ждать, ‒ улыбаюсь я, забирая у него свою сумку. Сердце мое ликует, и едва я закрываю за собой дверь в гостиную, как начинаю кружиться по комнате. Гейл обязательно придет ко мне в гости в какое-нибудь из воскресений, и тогда… И тогда я получу хотя бы крохотные крупицы своего счастья. Осталось только разобраться с Китнисс… Через пару недель, наплевав на запреты отца, я решаюсь навестить Победительницу Семьдесят Четвертых Голодных Игр. Она встречает меня в постели. Трещина и сильный ушиб то ли ноги, то ли поясницы, поэтому ходить она не может. Говорит, что поскользнулась на улице и сильно ударилась, однако мне в это почему-то не верится. Кажется, она ходила в лес, и там что-то произошло. Когда подруге становится скучно лежать в кровати, дежурящий около нее Пит несет ее на руках в гостиную, чтобы вместе посмотреть телевизор, пообедать и просто порисовать. Похоже, они задумали продолжить книгу растений, созданную ее отцом, и Мелларк под руководством своей невесты делает наброски неизвестных ему трав. ‒ Нет, нет, ‒ замечает моя подруга. ‒ Неправильно. У тысячелистника листья острее, а цвет более сочный. ‒ Вот так? ‒ исправляя ошибку, спрашивает ее жених, а она улыбается. Они глядят друг на друга с особой, только понятной им двоим нежностью, смеются, шутят и поедают хрустящие свежеиспеченные хлебцы. Вечером уставшая Китнисс засыпает на плече Пита, и он, заметив это, поднимает ее на руки и вновь несет наверх в спальню. Я ухожу, чувствуя себя лишней, но все-таки абсолютно счастливой. Пит, конечно же, имел ввиду кого-то другого, потому что Китнисс однозначно влюблена только в своего жениха. Выхожу за ворота и пускаюсь неспешным шагом в сторону дома. Темно, холодно и даже немного страшно, странно, что той ночью этих чувств я не ощущала. ‒ Мадж, ‒ вдруг окликает меня чей-то взволнованный голос, я оглядываюсь и узнаю Терри Маккольна ‒ сына хозяина лесопилки, которая уже как месяцев шесть почти не приносит дохода. ‒ Как дела? ‒ Привет,‒ говорю я. ‒ Неплохо. А ты, какими судьбами в Деревне Победителей? ‒ Заходил к Питу, да не нашел. Его беседка готова. ‒ Он у Китнисс. ‒ Теперь он всегда с ней, ‒ словно немного завидуя, отвечает мой собеседник. ‒ Послушай, Мадж, может, пройдемся по дистрикту, а потом я тебя провожу. Поднимаю глаза к небу. Ну, вот опять. Опять он! Еще до прошлой Жатвы Терри пытался несколько раз пригласить меня на свидание, но я отчаянно делала вид, что не понимаю его намеков. Вскоре он отстал, и вот теперь, кажется, снова начал. Бывают же настырные люди! ‒Терри, ‒ начинаю я, набрав в легкие побольше воздуха, ‒ у меня учеба, и мама болеет. Прости, но мне, правда, некогда. ‒ Да я ведь ничего плохого и не имел в виду, ‒ говорит он, краснея и заикаясь. Обиделся. Жаль, но лучше так, чем давать ненужную надежду. ‒ Просто темно уже, мало ли что может с тобой случиться, ‒ справившись со смущением, заканчивает он. Я пожимаю плечами и иду вперед, Терри не отстает. Ладно, может, дойдет до дому и успокоится. ‒ Как дела на лесопилке? ‒ стараюсь быть хоть немного вежливой. ‒ Заказов почти нет. Лес идет некачественный. Глупо заказывать его чуть ли не из самого Капитолия, когда у нас он под носом, только вот за ограду нельзя. Отец всегда знал что делать, нам с мамой далеко до него. Вместе с ним и лесопилка умерла. ‒ Жаль, ‒ говорю я. ‒ Сейчас всем несладко. Завтра спрошу у папы, не нужно ли чего в мэрии. ‒ Спасибо, – благодарит он, пытаясь пожать мою руку, но я прячу ее в карман. ‒ До встречи, Терри. Я пойду: холодно уже. Я ухожу, а он еще долго смотрит на мои окна. И что вдруг произошло? Чего это он опять вздумал за мной ухаживать? Плохо-плохо: не могу я ответить ему взаимностью и обманывать тоже не могу. Лучше скажу правду, что мне нравится другой, пусть не питает иллюзий насчет меня. Или дочки мэра, что более, чем вероятно. Вот и нашла я свое зеркало. Жил был Терри, который любил Мадж, которая любила Гейла, который любил Китнисс, которая любила свою сестру Прим. Нет, теперь не только сестру, но и жениха Пита Мелларка тоже… Еще через пару месяцев в дом Китнисс привозят дюжину свадебных платьев. ‒ Китнисс, ну примерь ты их уже, ‒ тараторит Прим. ‒ Я тоже хочу посмотреть, ‒ сознаюсь я. ‒ И я бы не отказался, ‒ улыбается Пит, а его невеста шикает, показывает язык и хмурится. ‒ В передаче посмотрите. Уже через неделю покажут. Надоест еще, ‒ парирует она, а мистер Эбернети, поедающий жареную курицу миссис Эвердин, смеется на весь дом. Победители Дистрикта-12 стараются держаться вместе. Теперь, как никогда тесно, ощущается их духовная связь. Пит и Китнисс все чаще гуляют вдвоем по городу, навещают мистера и миссис Мелларк, иногда прихватывают с собой Хеймитча. Я больше не сомневаюсь в истинности огромной любви «несчастных влюбленных». Двадцатого мая по центральным каналам транслируют всеми ожидаемый ролик: Победительница Семьдесят Четвертых Голодных Игр, облаченная в подвенечное платье неземной красоты, дефилирует по диагонали своей комнаты. Я Мэри и мама не сводим глаз с тончайшей перламутровой ткани и дорогих украшений до тех пор, пока картинка не сменяется лицом президента Сноу, который, открыв какую-то коробочку, рассказывает о новых условиях Жатвы этого года. ‒ В честь третьей по счету Квартальной Бойни, дабы напомнить повстанцам, что даже самые сильные среди них не преодолеют мощь Капитолия, в этот раз Жатва будет проводиться среди существующих Победителей. Среди существующих Победителей… Сердце мое падает. Пит, мистер Эбернети и Китнисс. Двое мужчин и одна девушка. Китнисс вернется на арену… ‒ Нужно что-то сделать! Это несправедливо! ‒ обращаюсь я к отцу, но он только разводит руками. ‒ Что тут сделаешь? Видимо, Победители представляют собой серьезную угрозу. Опять смерти, голод, жажда и боль. Они все это уже видели, испытывали на себе, и их снова хотят отправить на арену. Ужасно! Проклятый Сноу решил избавиться от большинства Победителей разом, чтобы остальные и мыслить о бунте боялись, а вместе с ними и простой люд забыл о восстаниях. Бедная, Бедная Китнисс! Несчастный Пит! Им теперь даже свадьбу сыграть не дадут, отнимут любовь и жизнь. Мои страдания ‒ пустая блажь по сравнению с теми испытаниями, что выпали на их долю. Несправедливо и жестоко! Накидываю пальто, шапку и сапоги и бегу в Деревню Победителей, мне нужно что-то сказать Китнисс, как-нибудь утешить ее. ‒ Китнисс нет, она ушла, захотела побыть одна, ‒ говорит мне понурая и совершенно печальная миссис Эвердин, выглядывая из-за двери. ‒ Передайте, что я заходила, ‒ шепчу я и нехотя поворачиваю назад, но замечаю одинокую сгорбленную фигуру в беседке. Пит. Один… ‒ Мне жаль, ‒ шепчу я, опускаясь рядом с ним на холодную лавку. ‒ Не стоит, Мадж, не нужно, ‒ говорит он, а у меня все внутри так и сжимается. Какая же я глупая: ему снова идти на смерть, а я говорю, что мне жаль. ‒ Необходимо что-то сделать, Пит! Нельзя сидеть, сложа руки. Вы сильные: и ты, и Китнисс, и ваш ментор. Кого бы не выбрали… ‒ Пойду я. Одна Китнисс там не останется. ‒ Нужно использовать эти два месяца. ‒ Нужно. Тренироваться. Как профи. ‒ Может, игры еще и отменят, ‒ рассуждаю я, а Мелларк выдавливает из себя горькую усмешку. Мимо нас спешит быстроногая тень. Гейл. Не выдержал и пришел, чтобы помочь кузине. Скверно такому завидовать, но по-другому я не могу, потому что на меня времени он так и не нашел.