Challenge accepted, loves

Kate Voegele — Hallelujah

      В одной из палат городской клиники Мистик Фоллс совсем тихо, только слышно, как аппарат искусственной вентиляции легких делает за Деймона последние вдохи, а Елена синхронно повторяет их за ним, крепко-накрепко сжимая ладонь Стефана, что не смеет поднять взгляда на брата.       Из-за него он оказался на этой койке в шаге от смерти, и Стефану стыдно и страшно признаться себе в том, что жалости в его груди по этому поводу совершенно нет.       Деймон пил. Сильно, часто и много. А под градусом неизменно вел себя одинаково, избивая жену, страшащуюся рассказать кому-либо об этом. И младший Сальваторе — один из немногих, кто знал, что происходит, с каждой встречей отмечая изменения Елены, превращающейся в тихую мышку, прячущую синяки под бесформенными свитерами и толстым слоем тонального крема. Он и сам страдал в детстве от гневных родственных нападок, но со временем научился давать отпор, на что Елена не решалась.       И именно защищая ее во время очередного приступа гнева брата, Стефан столкнул его с лестницы…       Шериф Форбс признала это самозащитой и не стала вникать в подробности дела, не в силах сознаться, что сама не раз представляла, как пристрелит Деймона, выбивавшего из сиротки, подругой ее дочери являвшейся, душу, ведь Елена никогда не вызывала полицию и не просила о помощи. И она обязательно замолит этот грех на воскресной службе, радуясь, что ей не довелось применять оружие, и судьба самостоятельно вынесла свой справедливый вердикт. А пока Лиз просто закроет глаза на все, надеясь, что теперь эта бедная девочка сможет почувствовать себя счастливой, пусть и не сразу станет вновь доверять людям и прекратит бояться резких движений…       В соседней палате же, наоборот, шумно — Кэролайн кричит от боли, усиливающейся с каждой схваткой, и параллельно успевает командовать акушеркой, что следит за ее родами.       Через несколько часов на свет появятся сразу две жизни, и Аларик Зальцман вновь обретет семью и окончательно попрощается с желанием пустить себе пулю в лоб, но сейчас он лишь в тысячный раз со слезами на глазах благодарит Клауса, позволившего жене пойти на этот странный шаг из сочувствия к своему бывшему школьному учителю, после учебы ставшему ей другом.       Он потерял свою беременную жену в кровавой резне, о которой еще долго будут, перешептываясь, с ужасом вспоминать горожане, передавая из уст в уста кошмарные подробности бойни, помимо прочих, забравшей и Джозетт, скончавшуюся на руках у мужа.       Она словно предчувствовала в будущем беду и, едва стала интерном в этой же клинике, то приняла участие в эксперименте, заморозив свою яйцеклетку. Именно ею и оплодотворили Кэролайн, что, узнав о такой возможности, ни минуты не сомневалась в своем решении.       Клаус же не пытался отговаривать жену. Просто раз за разом приводил ей доводы против, но она умело оперировала ими, как заправский хирург, и Майклсон оставался безоружным. Впрочем, ему ли не знать, какое это счастье — быть отцом. Два года назад Хейли по неосторожности забеременела и родила Хоуп. Конечно, отношения с ней не сложились бы, никто и не стал их строить, слишком уж разными они были, но улыбка его дочери компенсировала все с лихвой.       Правда, Маршалл она заботила мало, поэтому, как только позволило здоровье, та уехала вслед за новым увлечением, повесив опеку над Хоуп на ее отца, а он и не возражал. Затем Клаус познакомился с Кэролайн и, кажется, обрел свое настоящее счастье, лишь иногда вспоминая Хейли, надеясь, что она не сгинула где-то там, в своих странствиях…       На окраине Мистик Фоллс, за высоким забором под напряжением, Лив, защищенная толщиной стекла, отделявшего ее от полностью изолированной одиночной палаты-камеры, наблюдает, как Кай широкими мазками краски марает белый альбомный лист, бормоча себе что-то под нос, и смысл его болтовни понятен лишь ему самому.       Сейчас она в последний раз взглянет на него, вспомнит, как они росли вместе, и брат ее был заботливым, пусть и немного странноватым мальчиком, охотно играющим с другими детьми и присматривающим за ними, и поедет к Аларику. От мыслей ее сильно-сильно защемит сердце, когда Лив представит, как тот Кай радовался бы рождению племянниц.       Но память услужливо подкинет другой момент, когда он, окровавленный и ошалелый, раз за разом будет вспарывать охотничьим ножом тело слабеющей Джозетт, а затем перекинется на отца, потом перейдет к Люку…       На глазах ее выступают слезы, и Лив даже не пытается их смаргивать, ведь в ее положении плакать не грешно. Несмотря на то, что ее брат является монстром, убившим всю семью, она так и не сумела отказаться от него и от того счастливого детства, что он ей подарил…       А недалеко от границы штата Вирджиния на обочине дороги голосует Хейли, желая поскорее и подальше убраться из дешевого мотеля, в котором они остановились заночевать с Тайлером два дня назад.       В их отношениях бывало всякое, нельзя назвать их только чистым медом, но он никогда еще не смел поднять на Маршалл руку… до сегодня. Казалось бы, простая пощечина, возможно, даже оказавшаяся случайностью из-за ничтожно маленького расстояния между ними, но именно она стала последней каплей в чашу терпения Хейли, которую та вылила в окончательный разрыв пятнадцать минут назад.       Ее давно уже тянуло обратно к дочери, и сожаление вместе с тоской преобладало среди ее эмоций, но признаться в этом Тайлеру и себе откровенно она не могла, понимая, что ее побег не в числе лучших материнских поступков по версии сразу всех рейтингов.       Около нее тормозит автомобиль, сизый от дорожной пыли, а за рулем его сидит Элайджа, которого Маршалл видела в последний раз перед родами. Он всегда был добр к ней и словно читал все ее мысли между строк. Неожиданная встреча в нужный момент — лучшее доказательство того, что она приняла правильное решение, теперь намереваясь сместить чашу весов в пользу Хоуп.       Беглый взгляд на еще не высохшие дорожки от слез на ее щеках, и Майклсон предлагает Хейли защиту, обещая, что он разделается с Тайлером, если она пожелает. Но Маршалл отвечает отказом и просит лишь отвезти ее домой. Вероятно, у Клауса уже другая жизнь и новая семья, и это ее ничуть не заботит, ведь все, чего она жаждет — упасть на колени перед дочерью и молить о прощении, в надежде, что когда-нибудь удастся его обрести, так же, как и надеется на него Стефан…