Challenge accepted, loves

David Guetta — The Whisperer (feat. Sia)

      Американской истории знакомы подобные трагедии. Уже случались они на ее памяти. И хруст осколков разбитых сердец под ногами раздается с шагами несчастных, своими поступками пишущих ее ежеминутно.       Пожалуй, это единственно хобби извечно занятого делами Элайджи — изучать прошлое и строить будущее, подписывая все новые и новые контракты, заключая сделки, идя по головам без эмоций и излишних сожалений.       Пальцы предательски хрустят побелевшими костяшками от хватки на хрустальном стакане, наполненном виски, который уже давным-давно перешел для него из алкогольных в разряд успокоительных и бодрящих напитков сродни кофе. Только сейчас почему-то не становится легче, когда взгляд карих глаз скользит по новостной строке, лентой Мебиуса вьющейся по краю телевизионного экрана.       Майклсон качает головой, но на скупую слезу расщедриться не может. То ли ему слишком больно, чтобы орошать чистейшим горем свои щеки, то ли возможность плакать он утратил еще в детстве со смертью родителей, растратив тогда весь свой запас скорби, отчего сейчас ему остается лишь молчать, скрипя зубами, и цедить алкоголь сквозь них, морщась в моменты, когда он обволакивает трещины в пересохшем от безмолвных криков и постоянных вздохов горле.       А память словно играет эту партию против него, услужливо подкидывая ему фрагменты воспоминаний из их с Кэтрин встреч, число которых легко можно пересчитать по пальчикам ее изящной ручки, увенчанной браслетом с лазуритовой камеей.       Вот первое знакомство. На закрытой вечеринке у сенатора Сальваторе. О ней простые смертные и не слышали, не то что были приглашены на нее, а вот актриса Кэтрин Пирс оказалась почетной гостьей, как черной жемчужиной со своим колючим взглядом карих глаз. Яркая и притягательная, вожделенная и словно сотканная из запретных желаний всех присутствующих там мужчин. Да, эта девушка, выплавленная из адского пламени, никого, буквально никого, не оставляла равнодушным, если довелось пересечься с ней лично.       Элайджа оказался в числе счастливчиков.       Тогда он принял ее за обыкновенную вертихвостку, купающуюся во славе, плещущуюся в ее лучах, как в волнах океана.       Она никогда не бывала одна. Неизменно в компании старшего или младшего Сальваторе, а то и обоих, словно потерявших головы от ее близости и не скрывавших этого. Многие недоумевали, как же Деймон и Стефан делят между собой внимание Кэтрин, и строили самые смелые догадки на этот счет. И только Элайджа, кажется, заметил, насколько мастерски манипулировала ими Пирс, то полуулыбкой, то парой сладких фраз обращаясь к каждому из них, ни одного не обделяя своим вниманием, давая его ровно столько, сколько требовалось, чтобы власть очарования ее над ними оставалась такой же крепкой и нерушимой.       Майклсон в тот момент поймал себя на мысли, что это слишком неосторожно с ее стороны. И оказался прав. Как и всегда. Впрочем, тут-то он предпочел бы ошибиться.       В следующий раз Элайджа повидался с Кэтрин на благотворительном вечере, закончившемся ужином, где она, стоя на балконе, совсем не страшась пробирающей насквозь прохлады ноябрьского вечера, дрожащими — прямо как у него сейчас — пальчиками достала из пачки тонкую сигарету, подкурила ее с третьей попытки и затянулась глубоко-глубоко, словно дымом желала заполнить внутри пустоты.       Карьера ее все еще была на высоте. Но вот сама Пирс уже не блистала. Не манила к себе. Затравленно озиралась по сторонам, будто опасаясь чьего-то появления, и тряслась, как последний не опавший с клена лист.       Майклсон не сказал ей ни единого слова. Лишь снял свой пиджак и накинул на ее острые плечи. Кэтрин сначала согнулась под тяжестью его, сгорбилась на миг, но быстро выпрямилась и заглянула ему в глаза с благодарностью. От колючего взгляда в них не осталось ни следа. Теперь черные бездонные омуты были полны отчаяния и безнадеги, сотен проб, неизменно заканчивающихся ошибками и ожогами, и не прекращающегося ни на минуту поиска. Правда, тогда им обоим показалось, что она наконец-то нашла то, что искала.       Затем была одна-единственная совместная ночь и череда обрывочных звонков, полных истеричных обещаний и клятв, что скоро, совсем скоро, это все закончился, и они будут вместе. Без игр, без других мужчин, без политики, куда Кэтрин влезла не по собственной воле.       Она говорила, что вырвется из этого круга, что сможет выстоять, что в ее рукаве есть козырь, благодаря которому братья Сальваторе отступят, отстанут, забудут о ней. Что давно уже между ними ничего нет и что младший, что старший интерес потеряли к ней и ручными собачонками не плелисьследом… что в жизни ее есть только он, что она не откажется от любви, которую так давно искала, из-за грехов, в прошлом совершенных…       Вчера же она оставила Элайдже сообщение на голосовой почте. Короткое-короткое. Всего в три слова:       «У меня получилось».       А сегодня ее обнаружили мертвой. Смерть наступила от передозировки антидепрессантами, и официальной версией озвучили самоубийство…       Ни свидетелей, ни улик. Лишь последние ее голоса звуки бархатистые и полные уверенности, что свобода и счастье на расстоянии вытянутой руки, в записи, прослушанной всего дважды: вечером, и всю ночь Майклсона переполняли надежды и тревоги, в бессонницу вылившиеся, и утром, в качестве прощания с ней. — Нет, Катерина, не получилось… — одними губами произносит он, запивая имя ее очередной порцией виски, что кажется ему не крепче воды.       Американской истории знакомы подобные трагедии. Уже случались они на ее памяти. И к хрустящим под ногами своими осколками разбитым сердцам только что присоединилось еще одно…