***
— Крис! Крис, просыпайся! — Ламбертс почувствовал сквозь дремоту, как положение его тела изменилось, и запоздало понял, что он медленно, но верно сползает куда-то вниз. В следующую же секунду он здорово приложился плечом об пол между столами аудитории и сдавленно охнул. Такой встречи с бетоном спросонья он никак не ожидал. — О господи, Крис, я не хотела, ты не ушибся? — над ним, безжизненно распластавшимся на полу, нависла встревоженная и виновато выглядящая Сэм. Судя по всему, она переусердствовала в своей попытке разбудить друга и так сильно толкнула в плечо, что его спящий организм не смог противостоять натиску. — Я жив, все нормально, — Крис показал большой палец и потер ушибленный локоть, сморщившись от боли, — надо было чаще на скалодром ходить... Развивать реакцию. Крис перехватил протянутую руку Сэм, чтобы подняться и незаметно сесть обратно, но их возня все равно не укрылась от внимания преподавателя. — Мистер Ламбертс, вы, очевидно, жаждете показать свои наработки, — строго раздалось со стороны преподавательского стола, за которым сидел сам доктор наук Хилл, а рядом с ним маячила Эшли. Видимо, она в очередной раз пыталась занять собой его внимание, пока Крис мирно посапывал, но после такого шума его участь была предопределена. Он печально вздохнул, глядя на свои беспорядочно собранные наброски, которые не то что не подходили под стандарт диссертации, а вообще были трудночитаемы. Все же необходимость писать под диктовку по ночам, когда полагается спать, несколько портила почерк. И стиль. В общем, полный кошмар. — Извини, — успела шепнуть ему на ухо Сэм, — ты все равно был бы следующим по списку, поэтому я и разбудила тебя. — Нет, все хорошо, спасибо, — Крис кивнул, собрал свои листочки и приготовился оказаться разбитым в пух и прах. За весь курс он отличился тем, что был довольно тихим студентом и сдавал очень хорошие работы, но часто пропускал сроки сдач и мало общался и советовался с преподавателями, поэтому постоянно не влезал в рамки стандартов и делал проекты, ориентируясь только на собственные предпочтения. Доктор Хилл прекрасно знал об этом, поэтому перед тем, как он согласился руководить диссертацией, неоднократно оговаривалось, что Крис будет следить за сроками, делать правки и советоваться. Конечно, он так ни разу и не подошел поговорить. Он предпочитал общество музейных экспонатов и кучу книг и энциклопедий человеческому обществу. То есть, раньше предпочитал, теперь у него не было выбора. Вопрос состоял только в том, какое конкретно общество его окружало. Профессор пролистывал работу и быстро пробегал глазами текст, все больше мрачнея и хмурясь. Потом он вздохнул, молча отложил бумаги в сторону и посмотрел на Ламбертса. Эшли, наблюдающая за происходящим рядом, с круглыми глазами ожидала приговора. — Кристофер, — интонация доктора Хилла казалась скорее непонимающей, чем укоряющей, — вы — талантливый молодой человек. Знаете, где найти материал, я вижу, что вы вложили много сил в это, — он показал рукой на черновики, — некоторые ваши исследования могли бы стать полноценным историческим вкладом в науку. Но вы же понимаете, что в таком виде вы не сможете это сдать? Это неприемлемо. Я не вижу, на какие источники вы опираетесь, а об оформлении и сказать нечего — это просто черновик работы, который сложно читать, а сроки сдачи все ближе. Вы снова не учитываете формальности, с которыми вы, с вашими-то способностями, могли бы легко справиться. К тому же, здесь явно не хватает глубины в исследованиях, пока я вижу только голые факты, подкрепленные парочкой слабых аргументов. Не спорю, идеи весьма интересные и в них есть определенная логика, но все же постарайтесь учесть все замечания. Крис пожал плечами и кивнул, мысленно выдохнув, потому что ожидал чего-то похуже. Он не вытащил из Акменра еще даже половины того, что ему хотелось бы, а уж подводить диссертацию под какой-то формат казалось ему делом десятым. Он мог бы заняться этим потом, когда-нибудь. Перед сроками сдачи. Словом, только не сейчас, когда у него под рукой оказался живой фараон, с которым он успел подружиться на правах охранника музея. Профессор вздохнул, сменил тему и сделал еще несколько замечаний. Он пролистал материалы, а потом был готов отпустить студента на все четыре стороны, но под конец текста работы задержался, внимательно и задумчиво вчитываясь в содержание. — Я не понимаю, — сказал он перед тем, как отдать бумажки Крису, — как вы это делаете? На подобные выводы, которые вы делаете в своей работе, потребовалось бы изучение материалов о семье Акменра, собранных по крупицам в течение не одного года. Вам потом придется подкреплять свои исследования отчетом, откуда вы это взяли и на чем обосновывали. Ламбертс ухмыльнулся, мысленно вспоминая, как его «материалы» каждую ночь, сидя где-нибудь в музее и болтая ногами, беспечно рассказывали о жизни в Древнем Египте. И правда, несколько смен на замене у Ларри оказались полезнее, чем годы изучения археологических находок. Конечно, Крис никому не стал говорить, что в музее творятся такие чудеса, потому что где-то в глубине души до сих пор был уверен, что это все ненастоящее и он скоро проснется, да и к «белым халатам» ему вовсе не хотелось угодить. Он не думал о том, как ему объяснить, откуда взялись такие подробные знания, но правду писать точно не собирался. — Я предоставлю все вместе позже, спасибо, — Крис попытался улыбнуться преподавателю, но вышло как-то не очень, поэтому, чтобы избежать очередной социальной неловкости, он просто вернулся на место рядом с Сэм.***
Крис и Акменра разместились недалеко от входа, в холле, где лучше всего ловил интернет. Остальные экспонаты музея обычно разбредались по коридорам или залам, поэтому у входа было относительно спокойно, если не считать иногда проходящего туда-сюда Рекси и Теодора Рузвельта, проверяющего обстановку. — И что сказал твой профессор? — Акменра с интересом наблюдал за тем, как Крис сосредоточено и быстро щелкает по клавиатуре ноутбука, перебивая текст диссертации с листов в электронный формат, и сурово щурится на буквы на экране. Иногда фараон наклонялся к его плечу, чтобы заглянуть в экран, и исправлял какие-то случайные ошибки в арабских словах или фактах. Кристофер кожей чувствовал, как близко стоял Акменра, но изо всех сил старался переключить внимание на работу и не поддаваться панике. Это волновало его сильнее, чем контакт с любым другим человеком, наверное, потому, что это был сам фараон. — Он сказал, что это все неприемлемо, — честно ответил Крис. Услышав в ответ продолжительное молчание, он повернул голову, перехватил обиженный взгляд огромных глаз и тут же исправился: — Нет, в смысле, твоя часть — просто супер, ему нравится то, что я зафиксировал по твоим рассказам, а записывал я все слово в слово. Акменра, твоя помощь просто неоценима, даже не сомневайся. Это моя часть вышла как-то не очень. Не формат. Нет доказательств, к тому же, с ними мне надо еще что-то придумать. Крис вздохнул и снял очки, чтобы потереть уставшие глаза. Акменра нахмурился и цокнул языком. — Знавал я таких профессоров в Кембридже. Они никогда не оказывали должного уважения, а некоторые их выводы были просто смешны. Они и не догадывались о возможностях скрижали. Слишком напыщенные, чтобы увидеть, что у них лежит под носом. Я бы запер твоего учителя в подвале пирамид, как мы иногда делали это с неугодными, вместе с теми шарлатанами из Кембриджа. Чтобы их медленно поедали крысы, отрывая по кусочку от тела, начиная с ног, и поражали болезнями насекомые, заползая внутрь организма, — сказал он, глядя в пустоту маниакальным взглядом и в очередной раз уйдя в свои мысли. Ламбертс вздохнул и посмотрел на Акменра долгим грустным взглядом. Тот вернулся в настоящее через пару секунд и виновато пожал плечами. — Да, точно, лучше и не скажешь... — Крис уже успел попривыкнуть к внезапным приступам кровожадности фараона, часто проскакивающим в его речи. В конце концов, несмотря на то, что Акменра давно не находился в Древнем Египте, он всегда оставался по сущности правителем одной из самых развитых, но жестоких цивилизаций. — Но мы немного по-другому поступаем, обычно только исправляем то, что нам говорят, и не трогаем преподавателя, как бы нам не хотелось запереть неугодного в пирамидах и... Все вот эти штуки, в общем. Иначе я не получу оценку. А если я не получу оценку — не смогу работать дальше в этом направлении. Акменра задохнулся от возмущения. — Исправить?! — повторил он, скрестив руки на груди и вздернув подбородок, словно прямо в этот момент видел невежественного преподавателя. — Он ничего не понимает, Кристофер. Тебе не нужна его оценка, не нужно что-то ему доказывать, потому что я говорю тебе правду. В его голосе появились какие-то новые, прежде не знакомые интонации. Крис на секунду подумал, что это напоминает ревность, но потом отбросил эту мысль и решил, что фараон просто задет тем, что его рассказы хотели подстроить под какие-то рамки. И это было бы естественно, учитывая его влиятельное положение. — Я понимаю, — отступил Крис, поднявшись со стула и сложив руки в молитвенном жесте, — я понимаю, но, увы, мне нужно его одобрение. У нас есть стандарты. Ну, как у вас, например, в особом одеянии для правителя или в религиозном ритуале, так у нас — для того, чтобы стать мастером своего дела. И я сделаю все, чтобы тебе работа понравилась в первую очередь, а потом сдам ее в нужном виде, мне только нужно время. Акменра, кажется, удовлетворил такой ответ, потому что выражение его лица потеплело, как только он улыбнулся, и гнев сменился на милость. Крис не удержался и тоже заулыбался, сам не заметив. — К тому же, — добавил он, почесав затылок, — похоже, дело не столько в том, что я пишу, благодаря тебе, конечно, сколько в том, как я это делаю. Наверное, я просто не способен на что-то стоящее. Я бы не удивился, — в его голосе слышалась печальная усмешка. Он чуть было не сказал, что дезорганизация и проблемы с учебой начались у него после семейной трагедии, после которой он не до конца восстановился, но буквально перед тем, как слова почти были произнесены, какой-то рычажок в голове щелкнул и закрыл мыслям путь наружу. Так случалось неоднократно: рядом с врачами, друзьями, родными. Крис ненавидел себя за то, что он не может сказать и объясниться, но слова всегда вставали комом в горле. Акменра, похоже, понял, что что-то осталось недосказанным, и чуть сощурился, но допытываться не стал. Вместо этого он решил поддержать. — Мне нравится твоя работа, — правитель чуть склонил голову в знак признательности, ровно настолько, чтобы это не казалось поклоном. — Ты был бы замечательным писцом в мое время. Сешат явно покровительствует тебе. Не оставляй свой труд — он очень ценен. И, самое главное, правдив. Крис представил себя в набедренной повязке и с семиконечной звездой на голове, скребущим текст на тонком желтоватом листке пергамента посреди какого-нибудь пустынного оазиса рядом с верблюдами, и невольно прыснул. Слишком дикая для него картина получалась. Не сказать, что ему не нравилось, пожалуй, это согрело его сердце сильнее, чем вся поддержка друзей на протяжении последних лет. Вроде бы еще одна случайная фраза, брошенная Акменра, в этот момент оказалась важнее всего остального. — Спасибо, — Криса буквально распирали благодарные чувства, — серьезно. И за помощь с диссертацией, и за веру в меня. Акменра кивнул, а потом склонил голову ниже и хитро посмотрел исподлобья. У него явно что-то появилось на уме. — К слову говоря, — фараон сделал невинное лицо и повернулся к Крису спиной, как бы невзначай взяв в руки листочки с работой и сделав вид, что говорит это между делом, — я сделал это куда проще и раньше тебя. Да? — Сделал что? — Поверил. Я поверил в тебя в первую ночь, когда мы встретились и ты назвал мое имя, еще тогда, в зале египтологии. В отличие от тебя: ты поверил в меня далеко не сразу. Лицо Кристофера моментально вспыхнуло красным. Светлая кожа выдавала его эмоции, словно они были написаны на бумаге, хорошо, что фараон не видел его лицо в этот момент. Несмотря на то, что это не звучало как обвинение, упоминание той глупой истерики в первую ночь было постыдным для Ламбертса. — О боже, — он снова оказался раздавлен необычной для него социальной ситуацией и не знал, как реагировать, — я же извинился! Мне на самом деле неловко. Акменра неразборчиво промычал себе под нос что-то, похожее на «угу». Бедному историку захотелось завыть и полезть на стенку. — Это было на самом деле трудно! — попытался вступиться за себя Крис. — В моей жизни музейные экспонаты нечасто оживали: вставали и уходили с постаментов, умели разговаривать, развлекаться, думать, дышать. А легенды о Древнем Египте и вовсе только в кино становились реальностью. Акменра шумно вздохнул и все еще перелистывал пальцами диссертацию, будто не слышал или не обращал внимание. Ламбертс понял, что на его эмоциях играли, как на струнах инструмента. В какой-то момент он повелся и решил, что правитель на самом деле вспомнил первую ночь и разозлился, но интуиция шептала совсем иное. — Хорошо, — согласился Крис, всплеснув руками, — я идиот. Я знаю. Но я же как-то могу загладить свою вину? В этом дело? Он словно нажал на нужную кнопку: Акменра сразу же повернулся к нему лицом и сложил ладони вместе, переплетая пальцы. — Может быть. — По его улыбке было видно, что он еле сдерживается, чтобы не начать подтрунивать над быстрой капитуляцией. — Дары? Рабы? Жертвоприношения? При упоминании последних двух пунктов Крис поднял ладони вверх в защитном жесте и присвистнул. — Воу, вот это нормально. Но я забыл младенцев для жертвоприношений в другой куртке, рядом с грудой золотых сандалий, — попытался отшутиться он. Акменра укоризненно поцокал языком. — Очень плохо, — он чуть нахмурился и медленно покачался на ногах, — что ж, тогда у меня есть другие предложения. Только при условии, что ты не скажешь об этом Ларри, — добавил он довольно серьезным тоном. Крис недоумевал. Он на секунду опять засомневался в своей адекватности, но, видя его ступор, Акменра объяснил: — Теперь у нас в музее есть ты, а мне явно пригодилась бы помощь. Я — тебе, а ты — мне. Договорились? Мы же партнеры. — Мне уже страшно, но ладно, я не скажу. Акменра подошел к нему так близко, что Крис машинально чуть не накренился в другую сторону, но соприкосновения так и не случилось: фараон остановился в полушаге и посмотрел прямо в глаза этим своим открытым взглядом, от которого невольно накатывало трепетное волнение. — Я хочу выйти наружу, — начал он, — без остальных ребят в музее, один. Вернее, с тобой. За то время, что Ларри здесь работает, я уже побывал на улице, но каждый раз это была... Какая-то особенная ситуация, — Акменра говорил почти шепотом и иногда поглядывал Крису за спину, словно боялся, что кто-то может услышать, — и возвращаться приходилось всем вместе. Этого мало. Я хочу увидеть Нью-Йорк, хотя бы ночью. — Хорошо, а почему Ларри может быть против? — также шепотом поинтересовался Крис. Акменра покачал головой, все также многозначительно улыбаясь. — Я не могу говорить за него, но дело ведь и не в нем. Эта затея может быть опасна для остальных, да и для меня — тоже. Если кто-то из нас окажется на улице на рассвете, а магия закончится, мы можем просто исчезнуть. Поэтому проще... Не дать остальным ожить на одну ночь. Ребята захотели бы выйти на улицу, узнай они, что я велел меня выпустить. — И как ты собираешься сделать так, чтобы остальные экспонаты остались в здании? Угрозы, казни египетские? — Крис тоже посмотрел по сторонам и заметил, как в одном из коридоров прошелся Рузвельт, но явно не заинтересованный их негромкой беседой, потому что за ним тут же неспешно проследовала Сакаджавея. — Подозреваю, что я знаю далеко не все секреты скрижали, да, но кое-что я все же могу, — с достоинством ответил Акменра, — один раз Ларри попросил у меня помощи, и я смог воздействовать на остальных через пластину. Думаю, мне будет под силу не дать нашим музейным экспонатам ожить одну ночь. Но есть одна проблема: я знаю, кто находится в музее, и поэтому могу обратиться к ним через магию и управлять ими, а вот на улице... — он неопределенно повел плечами, — я не смогу заранее так быстро воздействовать на все, что находится вокруг. Придется вести себя очень аккуратно. Я отдам пластину тебе. И если ты не будешь близко подходить к тем, кого мы можем встретить снаружи, то они не оживут — я попробую ограничить силу скрижали до выхода из здания. Не очень вежливо по отношению к экспонатам, конечно, — фараон смешно сморщил нос, задумавшись о чем-то своем. — Еще и поэтому я думаю, что Ларри отнесется к моей идее со всей осторожностью. Крис решил для себя, что египетская магия — чертовски сложная штука. — Тогда почему бы и мне не отнестись к твоей затее так же, как Ларри мог бы? — цепочка в его голове явно не складывалась. Но фараон, по-видимому, решил обойтись без логики. — Да нет, тебе тоже следует быть осторожным. Даже не думай, что я это не одобряю, — согласился он вполне серьезно. — Но еще ты мне должен как минимум за одну грубость, поэтому придется выполнить и такую прихоть. Крис всплеснул руками, не зная, куда деваться от испытующего взгляда Акменра. — Да это же шантаж! Но ладно... — он потер лоб, уже обдумывая, как бы ему незаметно вывести фараона на улицу, вынести из музея скрижаль, не дав при этом остальным экспонатам узнать о плане, и сделать все возможное, чтобы не потерять Акменра с рассветом. — Окей, тогда сперва тебе нужна будет одежда. И... И скрижаль. Я правильно понял? Для нее какая-то сумка... Наверное, надо еще принести пару таймеров.***
Они находились в комнате охраны и старались делать все как можно быстрее, чтобы не терять драгоценное ночное время. Акменра в обычной одежде выглядел… непривычно. Крис попытался наугад подобрать ему вещи из своего скудного гардероба, но футболка с длинным рукавом и рубашка в клетку все равно оказались немного велики, а вот подпоясанные джинсы и обувь пришлись как раз впору. Еще на столе лежали притащенные с собой дополнительный свитер, куртка, дутая жилетка, белая вязаная шапка и две пары носков, но фараон скептически посмотрел на всю эту груду вещей и вздохнул. — Я знаю, что у вас здесь холоднее, чем у меня на родине, но я уже бывал на улице, Крис. К тому же, заболеть я не могу, поэтому спасибо, что ты... приготовился, но, наверное, не стоило так беспокоиться. Кристофер запротестовал и сумел доторговаться еще до дутой жилетки. Под Рождество в Нью-Йорке, особенно по ночам, становилось довольно холодно, поэтому он не допускал даже мысли о том, что фараон по его вине может заболеть. Крис и не заметил, что, подобно Ларри, стал относиться к экспонатам музея как к живым людям. А вот с некоторыми деталями костюма возникли проблемы. Когда Крис аккуратно взял у Акменра стопку одежды, чтобы спрятать до их возвращения, он заметил, что фараон не снял дешрет. Даже не задумываясь о своих действиях, Крис протянул руку, чтобы забрать головной убор, но Акменра, заметив его движение, отпрянул в сторону. Ламбертс отдернул пальцы, будто ошпарившись. — Я... Я не хотел тебя задеть, — виновато сказал он. Он никогда бы не подумал, что Акменра тоже вполне может не любить прикосновения. — Нет, дело не в тебе, — фараон задумчиво посмотрелся в небольшое зеркало, дотронувшись до дешрета. — Мне обычно не полагается его снимать. Непокрытой голову фараона могли видеть немногие люди, в основном, близкие или слуги. Пусть я и не дожил до того возраста, когда волосы сбривали и делали парик, мне тоже не полагалось открывать голову. Я знаю, что в вашем мире все по-другому, но я... Акменра не договорил, но Крис и без этого все понял. Через традиции тяжело перешагнуть, а их несоблюдение вызывало так хорошо знакомое ему чувство смущения и той самой неловкости. Музей — это одно дело, хотя и в нем фараон старался одеваться как подобает его эпохе и положению, а выйти на улицу — совсем иное. Тем более, когда не знаешь, чего от этой улицы ожидать. В конце концов, прямо в такой короне незаметно не выйдешь. Крис подобрал со стола вязаную белую шапку и, улыбнувшись, протянул ее Акменра. — Я могу отвернуться, если хочешь. Она мягкая, будет удобнее, чем дешрет. Правитель взял шапку в руки и погладил вязку пальцами. Замена была не совсем в традициях его эпохи, но казалась не такой уж плохой: по крайней мере, в такой фараона никто бы не посчитал странным. — Ты можешь не отворачиваться, — Акменра усмехнулся и, недолго думая, снял свой головной убор. Только тогда Крис понял, что никогда еще не видел, что находится под короной, а судил лишь по небольшим выступающим завиткам. Как оказалось, у фараона были совсем не длинные вьющиеся волосы, которые так и захотелось причесать. Или пригладить руками. Крис поймал себя на том, что без всякого стеснения глазеет на Акменра, хотя для него, должно быть, показаться без короны значило что-то особенное. Ламбертс заставил себя отвести взгляд от кудрей и подобрал со стола дешрет, чтобы спрятать его в шкаф вместе с остальной одеждой. Пока он возился с вещами и закрывал замок, Акменра шумно и как-то печально вздохнул. Крис повернулся и посмотрел в зеркало. Себя прежнего фараон напоминал только смуглой кожей, в остальном же казался совсем другим человеком. Еще более реальным, будто это был самый обычный нью-йоркский парень, приехавший откуда-нибудь с отдыха. Довольно миловидный, пожалуй, приятно заметный. Но взгляд у него был каким-то неуверенным. Судя по всему, ему видеть себя таким было странно. — Ты... ты выглядишь замечательно, — выдавил из себя Крис и сам не понял, как из его рта вылетело продолжение: — Я бы даже сказал — по-домашнему. Очень уютно. Акменра посмотрел на него в отражении зеркала сначала удивленно, а потом вдруг подмигнул. В его улыбке читался смех напополам с умилением. Ламбертс, казалось, уже привык к тому, что он постоянно краснеет, но все равно прикрыл глаза ладонью и засмеялся: — Извини, я не знаю, что на меня нашло. — Все хорошо, — успокоил его фараон и отошел от зеркала. Крис поверить глазам своим не мог: изменились всего-то какие-то тряпки — и вот перед ним стоял кто-то совсем настоящий: человек, на котором не было завесы положения и внушительного прошлого, но который по-прежнему ему нравился. Не отдавая себе отчета, Крис потянулся руками к шапке и поправил ее, сдвинув выше на лоб. Его пальцы задержались рядом с висками Акменра, когда он заправлял волосы под ткань, а потом он резко отдернул руки, будто сам удивился тому, что только что случилось. Фараон наблюдал за ним внимательно, но не проронил ни слова. На несколько секунд между ними повисло молчание. — Нужно идти, — первым нарушил тишину Акменра, повернувшись к столу, на котором остался только объемный рюкзак, в который они спрятали скрижаль. — Надеюсь, ребята не очень обидятся, когда узнают, что из их жизни пропали одни сутки. Крис забрал у фараона протянутый рюкзак и закинул себе на спину. Его не так сильно беспокоил музей, как то, что будет происходить на улице, когда они выйдут наружу. Он просто надеялся, что подобрал максимально безопасный маршрут, где не будет стоять по миллиону памятников на каждый квадратный метр. Оказаться потом в новостях ему вовсе не хотелось.***
Акменра вел себя как ребенок, который первый раз в жизни очутился в большом городе. Он останавливался почти у каждой витрины магазина, которые были ярко и красиво украшены под Рождество, и смотрел на них с таким восторгом, что Крис в какой-то момент пожалел, что у него нет возможности купить ему, например, целый штат, где он мог бы спокойно и беспрепятственно гулять. Сам же Ламбертс старался держаться от витрин подальше, чтобы хотя бы внутри магазина ничего не оживало из-за магии скрижали, но, когда фараон, поглазев на витрину, возвращался и со звездами в глазах рассказывал о том, что успел увидеть, Крису хотелось зарыдать от умиления и подарить ему целый мир. Впрочем, интерес был вовсе не в самих предметах, Акменра было любопытно увидеть все своими глазами. Он интересовался и людьми, иногда удивляясь тому, как они выглядят. Например, когда они случайно встретили переодетого Санта-Клауса, фараон остановился перед ним и, пребывая почти в шоке, спросил у Санты, почему такой старец стоит на морозе с колокольчиком и подозрительно охает, и не нужна ли ему помощь. Крис, еле сдерживая смех, постарался увести Акменра подальше от озадаченного актера. Ламбертс занял правителя тем, что купил ему в ближайшей открытой рождественской лавке целый мешок традиционных праздничных угощений: печенье, леденцы, лакрицу, вафли и многое другое. Акменра, уже сидя на скамейке в одном из парков, развернул мешок и принялся за уничтожение содержимого. Крис нисколько не удивился, что сладкое исчезло в рекордные сроки, пока он делился мыслями о том, как можно поправить диссертацию. По проложенному Крисом дальше маршруту, который, вроде бы, исключал сильно людные места, они забрели в небольшой двор между многоэтажными домами и все равно наткнулись на играющих в снежки детей. Видя недоумевающее лицо Акменра, Ламбертс тут же объяснил, что это просто развлечение, но не успел он договорить, как мелкие хулиганы зарядили снежком ему в лицо, моментально залепив холодной массой очки. Фараон вздрогнул сначала, а потом засмеялся, глядя, как быстро развернулась битва не на жизнь, а на смерть. Разумеется, ее исход не мог решиться никак иначе: Акменра быстро сошелся с детьми и скоро самолично так удачно попал в несущегося мимо Криса, что тот поскользнулся от неожиданности и свалился в сугроб. — О боги, Кристофер, ты живой? — фараон сразу же поспешил на помощь шевелящейся горке снега. Когда из сугроба показалась рука, он схватился за нее и резким движением вытянул Криса наружу. Ламбертс даже и забыл, пока приводил себя в порядок, что у него действовало какое-то золотое правило о прикосновениях. В конце концов, они оба капитулировали из двора и продолжили путь. Еще Акменра безумно понравились огни Нью-Йорка. Елки, украшенные для праздника, не оставляли равнодушным, но и это не стало пределом его восхищения. Не успели они выйти на нужную улицу, как он издалека заметил из-за домов яркую главную елку города, за которой высился величественный Рокфеллеровский центр. Символ современности города, популярное здание для туристов со всего мира. Крис рассказывал о Нью-Йорке по мере их передвижения, почти не затыкаясь, но, когда они подошли к высоткам, освещающим, казалось, само небо, он заметил боковым зрением, что фараон рядом замер и перестал слушать. Акменра задрал голову вверх, не обращая внимания на падающий снег, и во все глаза смотрел на небоскребы, приоткрыв рот. Здания, теснящиеся рядом друг с другом, соревнующиеся во внушительности и пафосности, создавали какой-то космический пейзаж. Огни главной елки не были зажжены, но украшения на ней отражали свет от зданий и являли собой вполне достойную замену любым гирляндам. Крис же заулыбался, наблюдая за фараоном. Что-то в его лице было такое открытое и светлое, а радость так рвалась наружу, что его захотелось обнять. Но Крис не стал нарушать гармонии момента и дал Акменра остаться со своими эмоциями наедине. — Это просто волшебно! — сказал через некоторое время фараон, скосив счастливые глаза в сторону Криса. Тот хохотнул и пожал плечами. — Только если считать чудом изобретение электричества, — фраза про волшебство напомнила ему о том, что он давно хотел спросить, но все никак не решался. Ларри тогда сказал, что это не совсем деликатная тема, и Крис был с этим согласен: ощущалось это так же неловко, как если спросить случайного прохожего, все ли у него в порядке с внутренними органами или не болеет ли он чем. Особенно если окажется, что у этого случайного человека на самом деле есть проблемы. Но почему-то именно тогда Крису показалось, что этот вопрос задать можно. Фараон был достаточно открыт и расслаблен, чтобы не воспринять все в штыки. — Слушай, извини, может, я лезу не в свое дело, — он повернулся к Акменра и дождался, пока тот вернется из впечатлений в настоящий мир и посмотрит на него, — но кое-что не укладывается у меня в голове. Ларри говорил, что с рассветом все экспонаты музея возвращаются в свое прежнее состояние. И... Ну, я помню, что ты сказал мне в первую смену на работе: я кажусь тебе знакомым. Как это возможно? Я никогда не оставался в Музее на ночь до того, как меня приняли охранником. Только днем. Фараон смущенно улыбнулся и кивнул. — Странно звучит, правда? Это не похоже на состояние обычных экспонатов, — он хмыкнул, словно его самого забавляла эта ситуация. — Но кто же тогда, до моей смерти, знал, что я на самом деле буду жить вечно, только вовсе не в загробном мире, а из-за магической скрижали? Может, этой пластины и вовсе не существовало бы, если бы кто-то предугадал такие последствия. Или, наоборот, люди стали бы охотиться за вечной жизнью, кое-кто уже пытался... — добавил он куда-то в сторону, очевидно, вспомнив злополучных воров. Крис пожалел, что у него нет возможности взять и записать эти слова, но потом решил, что это и к лучшему — Акменра выглядел опечаленным, что было совсем не в его характере. Правда бередила его душу какими-то воспоминаниями — уж это-то Ламбертс мог определить за километр, потому что понимал, как никто другой. Фараон тяжело вздохнул, но продолжил: — Я могу только догадываться, почему это происходит, но некоторые мысли у меня есть. Дома, в Египте, считалось, что каждый человек обладает собственным, уникальным духом, который можно сохранить только в том случае, если после смерти сохраняется тело и умерший обеспечивается всем необходимым. Отсюда — жертвы, подношения, внимание к гробницам. Иначе жизнь духа невозможна. Дух состоял из двух частей: твой собственный дух — отделяется от тела после смерти, но все еще зависит от него, а второй — дух-покровитель. Первый — его называют «Ба» — нужно было регулярно поддерживать через связь с телом, только тогда он будет хорошо жить в загробном мире. А мой «Ба»... Акменра на секунду замолчал, а потом усмехнулся. — А мой дух зависит от скрижали. Я как бы существую днем, но отдельно от своего тела и не чувствую его, но потом, ночью, просыпаюсь в своем теле, как и при жизни. Я помню далеко не все, что происходит во время, когда скрижаль забирает мой «Ба» обратно с наступлением новых суток, но кое-что остается в памяти, как у вас... Как же это? Сон? Наверное, так. Отдельными картинками, впечатлениями я могу вспомнить ночью то, что творилось днем. Крис выдохнул, представив себе, каково было Акменра жить уже более четырех тысяч лет в двух формах, и ужаснулся. Такие материи в своих исследованиях по Египту ему и не снились. Если бы он мог дать фараону возможность жить без этой магии, то он бы сделал все, что угодно, но он и в простое существование-то волшебства с трудом поверил. Голос Акменра звучал так... Спокойно, будто он уже со всем смирился и не пытался бороться. И это было тяжелее самой правды. — Мне кажется, я видел тебя. Ты часто приходил в музей днем и оставался у меня в зале. Я не видел твоей внешности, но у тебя тоже есть такой... дух. Он определенного цвета, формы: очень светлый, но с каким-то... — фараон закусил губу, будто не знал, как описать свои ощущение. — Что-то похожее на яркое черное пятно. Оно-то и привлекло мое внимание с самого начала — с ним было что-то не так, оно будто то разрасталось, то снова уменьшалось. Но всегда было очень пугающим. У Криса сжалось сердце, когда Акменра заговорил про пятно, потому что он прекрасно представлял себе, что это такое и откуда оно у него появилось. После смерти сестер он почти физически ощутил, как внутри него появился какой-то бесконечный черный провал, в котором жили страхи, отчаянье и самое главное — боль. Крис заставил себя отвести взгляд от искренне смотрящих на него глаз Акменра и посмотрел на статуи ангелов неподалеку от главной елки города. Ему потребовалось некоторое время, чтобы совладать с чувствами, иначе он разрыдался бы прямо на улице — не очень хороший финал для этой ночи. Фараон, как ни странно, почтительно молчал и не пытался до него достучаться. — Да, — наконец смог сказать Крис, глубоко вдохнув морозный воздух, и даже улыбнулся, — это на меня похоже. Я тебе верю, хоть это и странно звучит, но с твоей скрижалью вообще не все в порядке — от нее такое ожидать можно. Акменра беззвучно засмеялся и взялся руками за шапку, надвинув ниже, будто хотел скрыть глаза. А потом хитро заулыбался и Крис сразу догадался, что фараон сейчас скажет что-то, что может его сильно смутить, поэтому дурачится, как может. — А еще я часто удивлялся, почему на протяжении такого долгого времени к моему саркофагу постоянно приходил один и тот же человек: скучная, молчаливая выставка зала египтологии — и такая рьяная тяга к знаниям. Это казалось интригующим, как минимум. До сих пор кажется. Ламбертс не ошибся. Ужасно было представлять, что фараон еще мог знать этакого, если он как-то видел дух людей. Должно быть, он знал об окружающих настолько больше, что это не укладывалось даже в понятие обычной «проницательности». От заикания и неловких слов Криса спасло только то, что чем больше он думал про скрижаль, тем быстрее вспомнил про главное условие выживания для Акменра — время, и посмотрел на свои наручные часы. Стрелки часов коварно подкрадывались к рассвету, поэтому, как бы ни хотелось им остаться, нужно было выдвигаться в обратный путь. Крис засуетился и решил идти обратно в музей короткой дорогой, которая исключала возможность увидеть что-то еще, но зато быстро привела бы их к месту. Акменра, бросив последний взгляд на главную елку Нью-Йорка, поспешил за ним.***
Крис постарался разместить скрижаль на стене зала египтологии как можно ровнее: несколько раз отходил от нее подальше, сверялся с только ему видимыми горизонталями и пододвигал ее буквально на дюйм. Он разглядывал слабо мерцающее в темноте золото, и ему показалось, что скрижаль как-то изменилась. Не то в размере, не то в цвете. Крис нахмурился и подвигался из стороны в сторону сам. Он не мог понять, кажется ему это или нет. Золото будто стало темнее с последнего раза, когда он присматривался к артефакту. Возможно, виновато освещение зала. Но не успел Крис додумать, как раздался голос подошедшего и окликнувшего его Акменра. Фараон снова выглядел так, как ему подобает. Как только они пришли, Крис, чтобы не терять время, сразу отдал ему ключи от комнаты охраны и шкафчика, а сам поспешил установить скрижаль на место. Акменра переоделся довольно быстро, вместе с костюмом вернув и невидимое ощущение своей эпохи. Хоть его лицо немного раскраснелось от мороза и казалось невероятно счастливым, что напоминало о прогулке, он даже двигался по-другому в своем одеянии: более медленно, широкими плавными движениями, ходил почти бесшумно, выдавая свое присутствие только едва слышным звоном украшений. «Так, как и должен держаться правитель», — подумал Крис, пересиливая в себе желание опуститься на колени и поклониться. Это был все тот же Акменра, который помогал ему с диссертацией и с удовольствием ел сладкое. — Видишь, мы все успели, — сказал историк, подойдя к нему. — Не скажу, что вообще незаметно, я думаю, рядом с главной елкой города найдутся куда-то ушедшие статуи ангелов, но это не так страшно. Они, вроде, нормальные парни, поняли, что далеко сбегать не надо. Акменра молча кивнул, закусив губу. Он неопределенно повел рукой в сторону, словно силился что-то сказать, но потом сделал то, чего Крис не ожидал. Он шагнул навстречу и, положив одну руку ему на затылок, а другую обвив вокруг шеи, плотно притянул его к себе и уткнулся холодным носом в надплечье. Крис застыл. По его спине пробежали мурашки, когда Акменра провел пальцами от основания его шеи до волос, запустив в них руку, и глубоко вдохнул. — Ты пахнешь, как зима, я только сейчас это понял, — сказал он шепотом на ухо и, чуть помедлив, добавил: — Спасибо, что помог мне. Я и представить не мог, что Нью-Йорк может быть таким красивым. Крис, у которого едва не остановилось сердце, почти трясущимися руками слабо обнял фараона. Историк понимал, что для любого другого это был бы обычный человеческий жест, но… С Акменра все это не казалось простым. Это значило во много раз больше. — Ну... Да без проблем, — Ламбертс решил до конца делать вид, что ситуация под контролем, — я всегда рад помочь. Особенно тебе. — Да? Я это запомню. Акменра осторожно отпустил его, задержав правую руку на плече и сжав его, а потом отстранился и кивнул на наручные часы Криса. — Скоро рассвет. Тебе пора.