Бетанские ценности

      Думать про Саню категорически не хотелось. Мы ехали по заснеженной трассе, по обе стороны от неё тянулся черно-белый лес; небо после ночного снегопада расчистилось, и над деревьями показался розовый диск утреннего солнца. По радио приглушённо бубнили девятичасовые новости, но я их не слушал.       Горнолыжная база находилась чуть в отдалении от города — на границе с шоссе и заповедником. Знакомые мне говорили, что в лесу водятся дикие животные, и иногда они позволяют туристам себя издали рассмотреть. База была построена лет пятьдесят назад у скопления холмов, центр которых венчала высокая сопка. Холмы были оборудованы старыми подъемниками, а база работала только по выходным в ясную снежную погоду.       Всё остальное пространство занимали только лес и трасса.       На пути нашего следования показалась вереница припаркованных у обочины машин, а чуть поодаль возвышалась та самая сопка. Антон втиснул машину в плотный ряд поближе к главному входу и остановился. Вдоль обочины тянулась протоптанная по свежему снегу тропа, кое-где люди переобувались в лыжные и сноубордические ботинки прямо возле своих автомобилей. Около одноэтажного здания базы ранние посетители пили горячий чай или кофе из бумажных стаканов и возились со снаряжением.       Я отстегнул ремень безопасности и обернулся к Антону. Он смотрел на меня.       — Пойдем? — я почувствовал себя неловко под пристальным изучающим взглядом. Но Антон накрыл мою руку своей и переплел пальцы:       — За всю дорогу ты не сказал ни слова. Всё в порядке?       — Более чем, — я попробовал натянуть на лицо улыбку, но мой живот громко забурчал и испортил всю легенду.       — Значит, сперва перекусим.       В одноэтажном кирпичном здании базы было шумно и многолюдно, бегали чьи-то дети, на лавках переобувались в прокатную обувь те, кто приехал без своего снаряжения. От окошка проката до дверей вяло тянулась очередь. Мы прошли чуть дальше и оказались в маленьком буфете с пластиковыми столиками. Все были заняты. Мы остановились в конце очереди к кассе:       — Может, попозже? — предложил я. — Неизвестно, сколько времени тут потеряем. Я не так уж и голоден.       — Постоим, — возразил Антон, — очередь быстро двигается.       На удивление, он оказался прав. Мы добрались до буфета, взяли по бумажному стакану с горячим кофе и сандвич для меня и вышли на улицу под ослепительно-голубое небо. Я жевал свой сандвич и рассматривал главный склон. Раньше, когда я еще увлекался сноубордом, мне нечасто удавалось выбраться на базу — только если ехал кто-то из университетских друзей. Добираться сюда автобусом было мучительно и к тому же лень, а просить матушку отвезти меня я никогда не решался.       Я вдруг вспомнил нашу последнюю семейную встречу в полном составе и ехидную рожу Эмира. С опаской покосился на Антона. Тот с наслаждением пил кофе и наблюдал за шумной семейной парой неподалеку, впервые поставившей на беговые лыжи двух румяных дочек.       — Антон, — позвал я нерешительно.       — Да? — он скосил на меня взгляд.       Я для решимости залпом допил остатки кофе.       — Если тебе Эмир какую-то хрень про меня сказал, то это не повод воспринимать его слова всерьёз.       — О чем ты? — Антон вертел пустой стакан в руках.       — Ну, во время прошлой с ним встречи у матушки дома мы немного не так друг друга поняли. И, похоже, он мог ввести тебя в заблуждение.       — То есть? — в голосе Антона появилась не присущая ему осторожность.       Я уже не знал, как выйти из неловкой ситуации. Антон или не понимал, о чем я, или делал вид, что не понимает. Оба варианта мне одинаково не нравились.       — Ладно, забей.       — Забить?       — Забей.       Вот и поговорили. Я вытряхнул последнюю сигарету из пачки и прикурил. Мы молчали. Антон отнёс в урну наши пустые стаканы, вернулся и пристально посмотрел на меня. Не мигая. Я выдержал его взгляд и вздохнул. Хорошо бы Эмир ничего не успел сказать Антону о моей симпатии, и все следующие события не были лишь следствием тех слов.       — Начистоту? — спросил Антон после паузы длиной в сигарету.       Я мотнул головой.       — Тогда я спрошу.       — Спрашивай, — я пожал плечами.       — Ты так уверенно при мне вспомнил Эмира тогда, на кухне. Как будто знал, что мы говорим об общем знакомом.       — Видел тебя в «Пульсе жизни», как вы болтали.       Антон хмыкнул и тоже полез за сигаретой. Помолчали вторую.       — Понятно тогда, — он кивнул каким-то своим выводам. — А вы, значит, при встрече меня обсуждали?       — Любопытство, не более. Было интересно, откуда Эмир тебя знает. Но он не сознался. Вполне в его репертуаре.       Антон подвинулся, пропуская шумную компанию, и встал напротив меня. Теперь незаметно переглядываться стало невозможно. Или смотреть прямо в глаза, или не смотреть вообще. Я чувствовал себя неловко.       — Так что за недопонимание, которое якобы может ввести меня в заблуждение?       Антон прищурился, глядя мне снова прямо в глаза. Я сделал пару глубоких вдохов и сказал:       — Он с чего-то решил, что ты мне нравишься.       — Не нравлюсь?       Я со злости пнул доску сноуборда, приставленную рядом к стене. Она прогнулась и, отскочив, упала на снег плашмя.       — Да, бля, дело не в том, нравишься или нет! Дело в том, являются ли твои действия твоей инициативой или следствием подстрекательства Эмира!       Я выдохнул и только после этого понял, что стою, зажмурившись. Открыв глаза, я осторожно посмотрел на Антона. Его губы кривила насмешка, и у меня внутри всё моментально сжалось от жалости к себе. Вот я попал…       — Ещё я на поводу у омег не ходил!       Я почувствовал, как становится немного легче. Мир снова приобрел краски, расширился с одного человека до горизонта и целого неба.       — Иди-ка сюда, — он обнял меня и тихо на ухо добавил: — Не ставь под сомнение причины моих поступков. Я всегда делаю только то, в чем сам заинтересован. Никакие другие люди, ни альфы, ни уж тем более омеги не смогут повлиять на мои желания. Я могу идти не напролом, а обходными путями, но я иду всегда только к своим собственным целям, и ни к чьим другим. Понял меня?       — Понял.       Когда уже начало смеркаться, мы с Антоном, уставшие, погрузили сноуборды в багажник и забрались в машину. У альфы ещё оставались силы, чтобы сосредоточиться на дороге и отвезти нас в кафе, а после забросить меня домой. Я чувствовал, как всё моё тело отяжелело от усталости, пригрелось на сидении автомобиля и совершенно не желало подчиняться воле разума.       Антон тронул меня за предплечье, возвращая из дремотного состояния, когда мы уже остановились возле подъезда. Я зевнул и потянулся, думая о том, как было бы классно уметь телепортироваться из теплого авто сразу домой, минуя пятиминутное торчание на холоде, вытаскивая сноуборд из багажника и затаскивая в подъезд.       Я поймал взгляд Антона и попытался понять, о чём он думает. Не получилось, лицо осталось совершенно нечитаемым.       — Я пойду? — вопрос вырвался сам собой.       Мысленно я одернул себя: с каких пор я спрашиваю его разрешения свалить домой, если это не касается рабочего графика? И, хотя разговор, случившийся между нами утром, мы больше не поднимали, я всё-таки чувствовал: это было несколько очков не в мою пользу. Антон хоть и не замкнулся, обиду не демонстрировал, но стал пристальней наблюдать за мной, думая о чём-то постороннем. В кафе я несколько раз ловил его на том, что он терял нить разговора, надолго увлёкшись рассматриванием меня.       Отстегнув ремень, я потянулся, чтобы открыть дверь машины и впустить холод в прогретый салон, но щекой почувствовал лёгкое движение воздуха. Обернулся, сразу наткнувшись на поцелуй. Когда Антон этого хотел, он мог быть почти вкрадчивым и осторожным, прислушиваться к ощущениям и ответной реакции. Я чувствовал такие моменты, и сейчас был один из них. Его инициативность, обычно напористая и молниеносная, сейчас отступила, позволяя исследовательскому началу выйти на первый план. Я обнял его затылок рукой и провёл вверх против линии роста волос, пропуская пряди между пальцами. Его руки скользнули по моим предплечьям и выше, оглаживая. Даже сквозь спортивную куртку я остро чувствовал малейшее прикосновение.       Он прикусил мою нижнюю губу напоследок и отстранился. Я оттянул шарф в сторону:       — Пойду. Ну, всё. Пока. Да, пока, — я вывалился из машины и на заплетающихся от усталости ногах добрёл до багажника. Вытащил свои доску и ботинки, махнул на прощание Антону и дождался, пока он вырулит со двора, где всё ещё не расчистили от снега дороги.       Ввалившись в подъезд, я малодушно сошёлся с собой на мысли о том, чтобы поехать на лифте вместо привычного покорения лестницы. Когда за мной закрылись двери вонючего лифта, я увидел себя в зеркале: лицо красное, с ярко-алыми припухшими губами, шапка съехала на макушку, шарф оттянут в сторону, куртка расстёгнута, кофта топорщится, наполовину вытянутая из штанов.       Тут до меня дошло, что Антон рассчитывал на совместную ночь. И недвусмысленно об этом намекнул. Куда уж яснее! Я несильно стукнулся со своим отражением лбами. Это же логично! А всё, что происходило с самого утра, можно было охарактеризовать набившим оскомину любому бете словом «свидание». Только на этот раз меня пригласили, меня выгуляли, покормили, проводили до дома. По закону жанра меня же и должны были трахнуть.       Упс!       Я вышел из лифта, затащил доску в квартиру и окинул взглядом своё тесное жилище.       Однушка, которую я снимал последние три года, уже сделалась мне родной. У меня был вечный беспорядок, как в стандартной холостяцкой берлоге. Разве что я не сосал пиво по вечерам перед телевизором или компом. В остальном так же: никогда не заправляемая полутороспальная кровать с простынёй и пододеяльником из разных комплектов, открытый нараспашку полупустой шкаф, пыль на подоконнике, жалюзи вместо занавески на окне, заваленный хламом балкон. На кухне минимум необходимого: плита, стол, мойка и холодильник. Микроволновка теснилась на том же столе, занимая половину свободного пространства.       Всё-таки это лучше, чем жить с моей матушкой. Но вот вылощенного альфу-начальника в такое место, как моя съемная квартирка, звать не хотелось.       Я махнул рукой, примиряясь с тем, что придётся обойтись скучной дрочкой, и побрел принимать душ. После дня на сноуборде смыть с себя пот хотелось так же сильно, как и спать.       После душа я дошлёпал до постели и зарылся носом в подушку. Я анализировал события и приходил к неприятному для себя выводу: Антон вёл себя со мной даже не как с омегой, а, скорее, как с девушкой. И это раздражало. Казалось, я сделал за время нашего знакомства достаточно, чтобы быть бетой, бетой и только бетой. С членом и яйцами, блядь! Парнем!