"Верни меня..."

      Разбудил его резкий запах гари. Сонно разлепив веки, До повертел головой, поначалу ничего не понимая. Почему перед глазами так темно? За окном сгустились серые тучи, собирался дождь, однако зрение упорно доказывало — что-то не так. И только когда на кухне что-то с грохотом упало и раздались громкие ругательства Чонина, Кенсу понял — квартира полна дыма. В одно мгновение он спрыгнул с подоконника, чудом не застряв в шторе, и унесся на помощь. На входе в кухню парень пораженно замер: это сколько же он спал? На полу растекались странного вида субстанции вперемешку с неубранным рисом, по дверце тумбы медленно ползла огромная жирная капля, стол завален картофельными очистками, в раковине гора заляпанной черными подгарками посуды, и посреди этого великолепия, размахивая полотенцем в попытке разогнать дым, прыгал Чонин.       Кенсу сдавленно выругался, как можно осторожней семимильными шагами преодолел болото на полу, потянулся к окну, но не смог коснуться ручки, наткнувшись на очередную невидимую преграду.       — Да чтоб тебя! — До резко ударил по подоконнику. — Чонин!       Кенсу дергано развернулся на очередной грохот. Ким скакал теперь на одной ноге, вторую согнув в колене, болезненно шипел и то и дело натыкался на поваленный стул. Во всей этой суматохе тихое щелканье телефона не было услышано. До бегло огляделся, взял с подоконника поварешку и в последний момент сдержался, дабы не запустить ее в нерасторопного Кима.       — Сюда смотри! — Кенсу помахал грязной железкой над головой. После очередного скачущего разворота Чонин удивленно замер, но почти сразу вскинулся, с радостной надеждой простонав:       — Кенсу-у-у…       Он тут же рванул к столу, поскользнулся на разведенном болоте, едва не свалился, немыслимым образом извернувшись и упершись руками в столешницу, и в нетерпении схватил телефон.       — Открывай окно, тормоз! — Чонин вжал голову в плечи, словно услышав оглушительный крик Кенсу, который теперь подошел к плите и выключил все конфорки.       Дважды повторять не нужно было.       Примерно за час совместной работы парням удалось навести былой порядок. Кенсу поначалу хотел выставить Кима в комнату от греха подальше, но тот так рьяно старался оттереть жирные подтеки, что До сжалился. Когда последняя тарелка была водружена на законное место, Кенсу выжидающе уставился на недотепу-студента, который нервно теребил в руках полотенце и пристыженно сидел на злосчастном стуле, боясь показать глаза.       — Ну? — рявкнул До. В телефоне высветился злой смайлик. Какая умная система.       Чонин сильнее ссутулился, еще ниже опуская голову. Уши его пылали, а постоянно покусываемые губы давно раскраснелись.       — Я просто… — он замялся, пальцы до побеления вцепились в полотенце, грозясь его прорвать. А Кенсу ждал. Вот теперь он действительно хотел выслушать причину едва не состоявшегося пожара.       Молчание затянулось. Чонин то и дело вздыхал, порываясь заговорить, но закрывал рот и снова кусал губы. Лицо то теряло краски, то снова полыхало. Это было бы даже забавно, если бы не обстоятельства.       «Подождем, — решил Кенсу, продолжая грозным взглядом сверлить черноволосую макушку. — Спешить некуда, целая вечность впереди».       Чонин так внезапно вскинулся, что Кенсу напряженно сощурился. Что-то будет? Глаза, полные решимости, подтверждали — будет.       — Утренний инцидент… — До поморщился. Надо же, как он мог забыть? — Ты так внезапно замолчал. Неожиданно появился рядом и неожиданно ушел — вот о чем я думал. Не стану говорить, что Ифань сказал что-то неправильно. Так и есть: я ужасный эгоист. Несколько лет рядом не было никого, кроме хёна, и это здорово. Осознание абсолютной власти над собой — здорово. Не нужно беспокоиться, что можешь кого-то разбудить, что этот кто-то придет и нарушит приятное одиночество.       — Глупые оправда…       — Позволь закончить, — Чонин перевернул телефон экраном в колено. Кенсу задохнулся от подобной наглости — неужто характер незабитого мальчика проявился? — Долго, очень долго до меня доходило, что теперь рядом кто-то есть. Пусть эфемерный, пусть молчаливый, но есть. И от этого становилось неприятно. Но…       — Неприятно?! — Чонин в последний момент уклонился он пролетевшей в опасной близости от его головы резиновой крышки. И мгновенно схватился за телефон. Боже, что не так? — Я горбачусь целыми днями, стараюсь тебя не трогать, сессия на носу, а оказывается — я тебе мешаю!       — Кенсу, послушай! — Чонин подскочил со стула.       — Хочешь избавиться от меня? — звук клавиш вторил громкости голоса Кенсу. — Пожалуйста! Самому тошно, уйти бы, вот только не могу я! — звякнула скинутая на пол вилка. Хорошо, что Ким не видит предательских слез.       — Не плачь, — прошептал Чонин. Гребанные смайлики.       — Да что ты знаешь о неприятных ситуациях? — Плевать, пусть видит. — Потерять всякие ощущения, не иметь возможности к чему-нибудь прикоснуться, и просто слоняться без дела в четырех стенах, проваливаясь даже сквозь ковер! И ты еще смеешь говорить «неприятно»? — Кенсу размазал стекающие слезы по щекам, рвано всхлипнул. Ну вот и все. Конец его стойкому противостоянию истины. Осталось только взлететь к потолку, будто призрак, и можно ждать скорой кончины от нервного срыва.       Во всех этих упреках как гром среди зимы прозвучало печальное:       — Прости.       Кенсу даже дыхание задержал на очередном всхлипе. Это вот сейчас Чонин сказал?       В глазах студента не было больше злости, страха, желания оправдаться. Только сострадание и мольба.       — Чт…       — Прости меня, — Ким был тверд, Кенсу видел, как тяжело ему дается удерживать взгляд. Пусть он не видит, зато точно знает, что на него смотрят. — Я был несправедлив к тебе, нагло пользовался добротой и ни чем не отплатил, даже обед приготовить не сумел, — он усмехнулся, но получилось криво и неестественно. — Мама попала в аварию в тот день, когда отец изменил ей с моей сестрой. — Резкий переход к воспоминаниям озадачил и без того плохо соображающего Кенсу. Перед ним сейчас действительно извинились? Чонин? Вот правда-правда? — Потом он спился, сестра уехала в Америку, а я попал в детдом.       Ким рассказал, как издевались над ним пятеро соседей — такие же обиженные жизнью мальчишки, какие унижения ему, слабому и беззащитному, пришлось вытерпеть. Не детский дом, а сборище уголовников без охраны. Именно там он подружился с Ифанем — тогда еще маленьким «боссом» одной хулиганской шайки, но даже с его помощью не добился отдельной комнаты. Ифань знал, что Чонин мечтает об одиночной жизни и никому не даст эту мечту разбить. Поэтому-то и не поверил, что Ким позволил кому-то нарушить свое одиночество.       — Это правда?       Ким поднял голову. Одного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять — правда. Все правда.       Кенсу все еще боялся поверить. Да, история звучала правдоподобно, даже слишком, все сходилось. Для полного успокоения не хватало всего лишь одного.       — И… кто же я?       Кенсу напрягся в ожидании ответа. Он Киму даже не друг, так, вынужденный сожитель. Но отчего-то услышать негативный ответ ужасно не хотелось. Было страшно, и Кенсу уже хотел извиниться за вопрос и закрыть тему.       — Друг. — Уверенно сказал Ким, но поспешно поправился, опустив взгляд в пол: — Я бы хотел такого друга.       Наверное, пора?       — Я тоже.       Чонин оторвал потрясенный взгляд от экрана.       — Так ты… больше не злишься?       — Злюсь, — Кенсу взглянул исподлобья. — Как за полтора часа можно было устроить такой хаос?       Чонин по началу удивленно хлопал глазами, а потом зашелся в заливистом смехе, без сил опустившись обратно на стул. Спрятав лицо в ладони, он продолжал смеяться. Не думалось ему, что прощение такое волшебно-облегчающее.