Несколько важных вопросов о мироздании и его основаниях, заданных будто бы невзначай

Мрак у тебя от очей отвела, окружавший их прежде; Ныне ты ясно познаешь и бога, и смертного мужа. Шествуй, и если бессмертный, тебя искушая, предстанет, Ты на бессмертных богов, Диомед, не дерзай ополчаться.

      Пахло сухой травой. Небо рдело, окрашивая тяжёлый свод облаков. Ветра не было. Изредка лишь веяло прохладой, и Ури Рейсс ёжился, морщил нос, кутался сильнее в полы робы. Кенни не думал, будто бы Ури по-настоящему холодно. С небольшого холма открывался вид на какое-то скучное поле. Белёсые волны бегали по высокой траве. Где-то вдали виднелась стена. Должна была виднеться, если бы не тёмные макушки деревьев, а там чёрт разберёт, что из этого лес, что из этого кладка. Кенни Аккерман стоял, прислонившись к добротно сделанной ограде, Ури Рейсс, подперев щёку рукой, смотрел туда, где солнце скрывалось за горизонтом. В глазах его отражалась рыжина заката.       - У всего есть начало и конец, ведь так? Ты когда-нибудь задумывался о том, что было до твоего рождения?       Кенни привык верить в то, что Ури Рейссу собеседник не нужен. И, конечно же, ошибался. Ответ всё же последовал незамедлительно:       - Нечего думать о том, что ты знаешь.       Аккерман чиркнул спичкой о коробок, прикурил и щелчком указательного пальца о большой откинул её. Ури довольно щурился. Ответ, видимо, пришёлся ему по душе.       - Тогда расскажи мне, что было до того, как родился первый человек.       - А пользы от этого?       - А в чём тогда польза?       Смеётся. Как всегда беззвучно. Смеётся спокойно, как смеются старики. Этот смех добрый, но от него хочется укрыться. Спрятаться от горечи, убежать от осознания очевидного и продолжать в игру «мы почти на одной ступени». Ури не стал дожидаться ответа.       - Если тебе нужна польза, я могу предложить тебе смысл. Зная первопричину, можно обрести цель. У человечества нет цели, ведь даже в ситуации очевидно поставленной задачи он...       Осечка, секундная пауза, после которой весь смех сходит на нет. Кенни затянулся. Покосился в сторону Ури, любопытный, но не увидел ничего, кроме белых волос.       - Мы не можем перестать заботиться о чём-то, кроме себя и своих интересов. Ведь у всего есть начало и конец, как у человеческой жизни есть смерть. Но есть ли цель у мира, скажи мне? Всякое ли конечное явление имеет смысл? «Ведь природа есть цель и "ради чего": там, где при непрерывном движении имеется какое-то окончание движения, этот предел и есть "ради чего"». Если есть «ради чего», значит есть точка отсчёта и есть точка конца, когда цель будет достигнута. Так, может быть, не было никакой точки отсчёта, и потому не случится конца? Может ли быть такое, а если нет, придёт ли когда-нибудь миру конец?       - Ты обещал мне смысл.       Кенни Аккерман бесстыдно перебивает. Так надо. Ведь Ури Рейсс ёжится, уже не подпирая щёку рукой, но тревожно скомкав между пальцев рукав. Ёжится и кутается. Ветра нет.       - Да. Смысл есть. Всё, оказывается, очень просто. Видишь? Лежит камень. У тебя ведь не возникает вопросов, зачем этот камень здесь лежит, лежал ли он тут всегда и сколько ещё времени продолжит лежать. А вот ограда. Вопросов тоже не возникает, просто потому, что это очевидно, и «нечего думать о том, что ты знаешь». Её сделали люди, по вполне понятным причинам. Мы не ищем посланий в каплях дождя, но пытаемся понять, почему соловьи поют свои песни. Когда автор пишет книгу, а плотник возводит дом, они делают это с каким-то замыслом, с какой-то целью. А что же если и наш мир, мир людей, всё, что ты только ни видишь, кто-то сотворил?       Ури замолчал. Кенни знал, что от него ждут реакции, ровно также, как Ури знал, что очевидной реакции не получит. Очевидной. Впрочем, Аккерман расщедрился и скривил лицо в скептической усмешке. Мол, да что ж ты говоришь, совсем ёбу дал со своими королевскими заморочками.       - Нет, даже не "кто-то". Кем-то мог быть и любой пьяный проходимец, случайно смешавший в неправильной пропорции какие-то вещества. Нечто всеблагое, всемогущественное, всезнающее. Нечто, что создало мир с какой-то целью, а потому становится гарантом соблюдения людьми порядка…       - Чушь. Ничто не станет для человека преградой, кроме его собственного желания. Ёбанные животные.       - А как же авторитет? А как же сила и неминуемое наказание? Разве тебе не кажется это достойным аргументом в пользу соблюдения простых норм сосуществования?       - Авторитет какой-то неведомой хуйни в каком-то необозримом будущем?       - В подвижности ума тебе не откажешь. Пожалуй, это самое слабое место нашей гипотезы. Она строится на вере. Как и, впрочем, весь остальной мир, пусть мы и привыкли это отрицать, строится на вере. Засыпая, все мы верим, что проснёмся на следующий день. Кто-то верит, что у его внуков будет счастливая жизнь, а кто-то верит, что вместе с его смертью мир перестанет существовать вовсе. Можно верить в то, что существует нечто, ставшее первопричиной всего. Нечто всеблагое и справедливое, в чём сомневаться нет смысла. Я бы хотел верить в это.       Смеркалось. Сумерки выползали из своих тёмных норок – из-под камней, из веток деревьев, переулочков и теней фонарных столбов. Огонёк тлеющей самокрутки гулял вверх-вниз, а сизый дым вился в налитое синевой небо. Кенни Аккерман не хотел верить и даже размышлять о словах Ури Рейсса не собирался. Нечего думать о том, кого ты и так знаешь.