Go Under

/ / /

— Что на этот раз? Только повторяю вновь, я не отдам тебе душу кого бы ни было, даже не начинай уговаривать. У него плащ прилично подпален и в кровь сбиты костяшки, а на лице шальная ухмылка и початая бутылка в руках. Тени по стенам мечутся, шепчутся; экзорцист не впервые задается вопросом, могут ли они вообще что-нибудь, кроме этого. У него на выжженной пустоши внутри (душой назвать язык не повернется) волки воют так, что даже ей слышно. У него ноль уважения к ее божественной сути и стойкая потребность влипать неприятности. Он скидывает плащ на выступы перед троном, опускаясь следом, и прикуривает сигарету — пафос и напускное безразличие сквозят в движениях, жестах. Только в глазах все равно с избытком презрения и жалости. И Хель вряд ли ответит, к кому именно. — А что я не могу прийти лично к тебе, о божественная? — пепел с сигареты пачкает выбеленные кости, что заменяют ей плитку на полу, Джон без зазрения совести прижигает угольком слишком близко подобравшуюся Тень. В ответ раздается лишь тихая усмешка, богиня загробного мира себе не изменяет. — Слушай, мне не с кем выпить, а обдирать демонов в покер изрядно надоело. Она резко захлопывает потрепанную книгу и наконец-то оборачивается, пытаясь прожечь возмущенным взглядом в нем дыру. Только вот он и так наполовину уже из дыр — сыпется на части с каждым проигрышем, а собраться назад правильно не может. То ли наказывает себя так, то ли просто не знает как. — И ты считаешь, что у меня есть время на «выпить»? Если ты не забыл, то у меня Ад и не одна тысяча душ в подчинении. Вдали кто-то отчаянно стонет, но один взмах руки и голос обрывается. Она в очередной раз напоминает, где именно он находится. В ее Аду, в ее владения, в ее полном подчинении. Константин отпивает с горла и чересчур громко, непривычно громко протягивает: — Минуту назад ты со скучающим видом наблюдала, как дерутся два безмозглых скелета. И даже не отрицай этого, лапа. Игра взглядов внеочередным кругом, и она милостиво сдается, садясь даже не на трон, а рядом. Константин засчитывает себе внезапную победу и протягивает ей второй бокал с виски. Тени в углах взрываются недовольством и любопытством — Королева распивает с простым экзорцистом. Молчание не тяготит никого из них. — Как там попытки твоего отца захватить Асгард и весь мир заодно? — Он сейчас в творческом кризисе: вновь притворяется мертвым, — раздраженное недовольство отчетливо проскальзывает в ее тоне; бутылка с виски стремительно пустеет, — Все еще запираешь себя в напичканном артефактами особняке в обнимку с бутылкой? Или же та милая ведьмочка простила тебя? Джон дергается при упоминании Затанны, но в одно мгновение возвращает себе маску равнодушия на лицо и личность порядочного хамла на сущность. Улыбается в своей излюбленной манере: хитро, раздражающе, одним уголком губ и наклоняется ближе, непозволительно ближе. Хель буквально слышит заинтересованное возмущение Теней и обещает себе, что оторвет голову первой же, что начнет сплетничать. — А ты ревнуешь, лапа? — он откровенно шепчет, бесстыдно скользит цепким взглядом по выступающим скулам, бледным губам, тонкой шее, зависая на выпирающих ключицах и ниже. Кожа блестит в полутьме ее (его?) Ада, кончики пальцев покалывает совсем не от магии. — У меня будет вечность после твоей смерти, лапа. — Ты даже не представляешь, как я жду этого. У него губы на вкус — дешевый виски с горечью сигарет и остатками магии. У нее же — пепельность подземного мира с оттенком усталости и приевшейся бесконечности жизни. Он тянет ее на себя, обнимает до хруста выпирающих ребер, собственнически скользит по оголенным лопаткам. Она в ответ зарывается в выгоревшие волосы, оставляет царапины на затылке и шее, бесстыдно кусает губы до крови. Между ними взрываются параллельные вселенные и сгорают души умерших, а у обоих сердца бьются бешено, загнанно, и отпустить другого подобно смерти. Мучительной, страшной смерти. — Ненавижу тебя, Константин, — лживым шепотом разрывая тишину, негнущимися пальцами держась за ворот рубашки, с трудом хватая губами затхлый воздух. Между ними миллиметра три всего. Между ними пропасть из сотни, тысячи обстоятельств и условий. Между ними что-то большее. Что-то большее, чем. — И ты не первая, лапа. Совсем не первая, — с усилием отшатываясь назад, через силу накидывая плащ на плечи, со стойким нежеланием уходить. Что-то большее, чем что? Константин не хочет знать ответа, Хель — и не пытается.