Go Under

Хэла — гребанная королева. Хэла — психически неуравновешенная стерва с тысячими душ в подчинении и откровенно хреновым набором генов в ДНК. Хэла — та, кому он обещал свою душу после смерти. — Ты совсем с катушек съехала, а божественная? — клубы дыма от его дешевых сигарет кольцами завиваются вверх, распугивая Тени. Константин даже после смерти не намерен бросать свои привычки (плевать, что сдох от рака легких). Скрежет от кандалов разносится по всему помещению, раздражая ее еще больше, — Ну перебьешь ты весь Асгард, а дальше куда? Двинуться головой как твой папаша? Или построишь новый мир на обломках и будешь им править? Зажигалка чиркает вновь. Запас ее терпения неумолимо заканчивается. — Банально, лапа, — она спиной ощущает его кривую усмешку и прожигающий взгляд; экзорцист раздражает и треплет нервы, даже будучи мертвым, — Ба-на-ль-но! Тени по углам смиренно притихли, дожидаются пока она не психанет и не превратит зазнавшегося человечешку в букашку. У него кандалы на истерзанных запястьях, подтеки рубиновой крови на некогда белой рубашке (в тон к потрепанному галстуку), да только в глазах все равно словно адское пламя — жжет своим высокомерием и абсолютным пофигизмом к ее статусу. Зажигалка чиркает вновь. Она лениво поворачивает стан и улыбка на ее губах хищная, королевская, от такой у него мурашки идут по рукам, но только так, чтобы не видела, показать трепет — себе дороже. — Ты что-то еще хочешь добавить, Константин? — голос словно мед, обволакивает и не дает дышать, сигарета прожигает кожу на ладони; Хэла поддалась и вступила в игру. Ему осталось лишь только выиграть. Хотя бы попытаться. И Константин пытается. — Водичку в моем котле не подогреешь? Задолбался кости морозить. Ее взгляд впивается сотнями игл под кожу — излюбленная пытка — оставляет шрамы на внутренностях, но никогда не убивает. Он ей для чего-то нужен, не зря же Хэла так яростно добивалась, чтобы Хель стал пристанищем его грешной душонки. Эта богиня ничего не делала без собственной выгоды — отцовские гены, видимо. — Напомнить, почему я все еще тебя терплю? — она снисходит ниже, мягкой поступью подходит к нему и смотрит-смотрит-смотрит так, что внутри все застывает в один миг. На него, к ее негодованию, это никогда не действовало: то ли от того, что по венам слабоумие вперемешку с отвагой вместо крови, то ли просто он все-таки не такой, как все остальные. — Потому что я охренительнный и моя душа даже после смерти много чего стоит? — кандалы с оглушительным грохотом падают на плиточный пол; он резко притягивает ее ближе, — Или, лапа, ты просто без ума от меня, признай, а? — О, нет, лапа, — Хэла кривит губы, пальцем ведет вдоль его лица, полосу-след жжет, — ты, Константин, именно ты поможешь мне захватить сумрачный мир. Демоны тебя боятся, больше чем меня боятся. Да, и репутация твоя идет далеко впереди. — И все? Именно поэтому ты держишь меня на этой свалке? — ладони обжигает, и он спешит исправиться, — Ладно-ладно, в этом царстве. — А еще ты милая игрушка, Джон, — богиня выпутывается из его объятий и вновь возвращается к планам по захвату Асгарда, напоследок бросая невинное, — Надоешь мне, отдам Теням. Они давно хотят поиграть с тобой. Экзорцист нахально ухмыляется, мимолетно скользит взглядом по стенам и, абсолютно не стесняясь кого бы того ни было, заваливается на украшенный чужими костями трон. — Ха, а папочкины гены-то дают о себе знать, да? — сигарета, зажатая в зубах, мешает говорить. — Ты невыносим, Константин, — она не ведет и бровью; игра на сегодня окончена, пусть победитель так и не ясен. Как и всегда, как и всегда. — Это же все-таки Ад, божественная. Считай, что я твоя кара небесная. Зажигалка чиркает вновь. Тени по стенам шепчутся, беснуют — Королева пачкает руки его сигаретой, пока экзорцист нахально восседает на троне. Тени негодуют — ярко-рубиновый пятнами идет по белой коже, ярко-рубиновый совсем не сочетается с изумрудом ее платья. Тени стыдливо прячут глаза и спешат убраться восвояси — Константин целует Владычицу Ада грубо, требовательно и откровенно пошло.