Дом ведьмы

Эмма недовольно забормотала, поворачиваясь на другой бок. Так стало гораздо лучше: теперь солнцу, яркие лучи которого пробивались через занавеску, было её не достать. Тишина, царившая вокруг, была блаженной, баюкая сонную девушку, словно нежная колыбельная. Прошла ещё пара минут, прежде чем Свон вспомнила, что в её комнате было лишь одно маленькое окошко, через которое уж точно не могло пробиться ни единого лучика. Эмма подскочила на кровати как ошпаренная, чувствуя вместо привычного жёсткого матраса подстеленные под простынь одеяла. В первые секунды она озиралась по сторонам, не понимая, откуда в её тесной каморке вдруг взялись полки со склянками, стеганое покрывало из цветастых лоскутов и жёсткая циновка, прикрывавшая потёртые доски. И только увидев на подоконнике несколько чёрных перьев, девушка, наконец, всё вспомнила. Она поспешила подняться со своей половины кровати. Как оказалось, общая постель тоже была прописана в контракте, якобы чтобы ребенок, который для Эммы всё ещё был какой-то фантазией, уже привыкал к Реджине. Девушке было неловко, но ночью ведьма и не подумала дотронуться до своей гостьи, повернувшись к ней спиной и сразу заснув. Но сейчас женщины рядом не было: Эмма спала так крепко, что даже не услышала, как та ушла. Нужно было вставать, что девушка, собственно, и сделала. Эмма обошла всю комнату в поисках своего платья, даже заглянула на полки и в шкафчики, подёргала два запертых замка на сундуках, но наряда нигде не было, равно как и пропал узелок с вещами, который девушка оставила на низенькой табуретке у изножья кровати. — Ведьма? — Селянка высунула голову из-за шторки и оглядела кухню. — Реджина? Ей никто не откликнулся, только булькнула вода в чёрном закопчённом котелке, висевшем над тлеющими в очаге углями. Эмма осторожно шагнула в комнату и, поняв, что в доме никого нет, прошла к шкафчику, чтобы достать кружку. То ли Реджина откуда-то приносила, то ли пополняла запасы магией, но свежая и чистая вода в кухне, видимо, не заканчивалась никогда. Девушка зачерпнула немного кружкой и стала жадно пить, вдруг почувствовав небывалую жажду. — Добрый день, — послышался насмешливый голос у двери. Эмма едва не выронила кружку и свободной рукой потянула за подол своей нижней рубахи, в которой спала и которая едва прикрывала бедра. Заметившая это Реджина хмыкнула, а девушка глаз не могла отвести от её восхитительного зелёного платья. — Думаешь, я там чего-то не видела? — поинтересовалась она, подходя к столу и бросая на него пучок нежных цветков колокольчика. — Куда ты мою одежду дела? — не слишком приветливо отозвалась Эмма, мотнув головой. — Одно платье оставила на тряпки, остальное спалила на костре, — послышался спокойный ответ. — Что-о?! — Ты же не собиралась и впрямь ходить в моём доме в тех обносках? — наигранно удивилась Реджина. — А вот так гораздо лучше, что ли?! — праведно возмутилась Эмма, отставляя кружку и разводя руки в стороны. — Мне нравится, — ухмыльнулась женщина, глядя на стройную фигуру гостьи и красноречиво задержав взгляд на расшнурованном вороте. Девушка слегка покраснела, но прикрываться не стала, только упрямо задрав подбородок. — Ты обещала заботиться обо мне, — недовольно буркнула она. — Мне нужна одежда. Реджина снова ухмыльнулась и щёлкнула пальцами. В руках девушки появилось красивое платье из мягкой ткани кремового оттенка. — Пойдёт? — поинтересовалась хозяйка, прекрасно видя немой восторг в глазах Эммы. Та кивнула, разглядывая подаренный наряд. Тем временем Реджина принялась обрывать с цветков лепестки. Зелье в котелке вдруг выбросило в воздух сноп грязно-болотного дыма, и ведьма раздражённо всплеснула руками. — Ты что, помешать его не могла? — с негодованием спросила она, хватая с крючка черпак на длинной ручке и опуская его в сразу мирно забулькавшее варево. — Подай лепестки. Эмма исполнила просьбу и с любопытством заглянула в котелок из-за её плеча. Из-за помешивания наверх поднялись какие-то кусочки коры, листья и белые пушинки. В следующий момент Реджина вдруг дёрнула девушку за пряди, вырывая пару золотистых волосинок. Эмма взвыла так, словно ей выдрали целый клок, а ведьма, не обратив на это ни капли внимания, бросила волосы в котелок. Зелье полыхнуло, а затем стало прозрачным как слеза. Реджина удовлетворённо кивнула. — Это обязательно было? — проныла Эмма, потирая ноющую голову и смахивая выступившие слёзы. — Потом спасибо скажешь, — уверенно отмахнулась от неё ведьма. Она сняла котелок, перед этим надев на руки толстые прихватки, и понесла его к дверям. — Ты вроде хотела одеться, — напомнила она, обернувшись. — Поспеши. — Что-то помочь нужно? — с надеждой уточнила Эмма, крепче прижимая к себе новое платье. — Я ушла на болото за час до рассвета, а затем заглянула в одну деревню, — фыркнула ведьма, толкая дверь коленом. — Сейчас, конечно, не полдень, но разоспалась ты знатно. А раз ходила я из-за тебя, то уж будь добра поделать хоть что-нибудь по хозяйству. — Эта гадость для меня? — скривилась девушка, указывая на котелок. — Ты его из болотной воды сварила, что ли? Реджина улыбнулась так, что Эмма поняла — она не так уж далека от правды. — Я это пить не буду, — категорически заявила она, подходя к шторке. — Или только после тебя. Ведьма только загадочно ухмыльнулась и вышла на залитый солнцем двор.

***

 — Реджина? — Эмма вышла на крыльцо, потирая ладонями заспанные глаза. Над верхушками деревьев, залитых золотисто-алым светом, виднелся край восходящего солнца. Лесные пташки мельтешили между густых ветвей, и девушка, оперевшись о деревянный поручень, с улыбкой прислушалась к их переливчатым трелям. Каждое утро в доме ведьмы начиналось с пения соловьёв — если, разумеется, Эмма успевала проснуться достаточно рано, чтобы услышать их. Потом лес начинал оживать, наполняться волшебным разноголосьем, превращая обычный восход солнца в нечто завораживающее и магическое. Знакомый топот заставил Эмму обернуться. Из-за угла дома, почему-то весь в репьях и еловых иголках, вылетел тонконогий жеребенок. Завидев хозяйку, он радостно заржал.  — Василёк, что это? — с возмущением спросила Эмма, спускаясь с крыльца и щёлкая жеребенка по морде. — Где ты нацеплял столько сорняков? Тот ответил насмешливым фырканьем.  — Дурачина, — пробормотала девушка, выдёргивая два колючих шарика репейника из его гривы. Занятие это было бесполезным — Василёк тут же резво отпрыгнул назад, словно пёс, и, мотнув головой, снова умчался в сторону огорода. Эмма, недолго думая, проследовала за ним — а вдруг там и впрямь есть что-то интересное? Однако грядки мирно зеленели луком, петрушкой и листьями клубники, а кочаны капусты были явно подгрызены каким-то ушлым зайцем — и больше ничего необычного. Но Василька совсем не интересовала зелень. Он без проблем перемахнул через низкую ограду и, пробежав пару метров, остановился, смешно навострив уши и помахивая хвостом. Эмма подошла к нему, с недовольством отряхивая намокший от росы подол платья.  — Ну, и что тут у тебя? — поинтересовалась она, похлопывая жеребенка по тонкой шее. — Что ты… Она ещё не договорила, а Василёк снова ринулся вперёд, к речушке, и понёсся вдоль берега вверх по течению, мимо небольшой купаленки, туда, где русло скрывалось в лесной чаще. Эмма беспомощно обернулась на дом: она прекрасно знала, что Реджина не одобрит её поход в лес. Но ведь жеребенок так нахально сбежал прямо из-под носа хозяйки, что ей не оставалось ничего другого, кроме как поспешить следом за ним. Бродила девушка недолго: по поломанным стеблям репейника, качавшимся веткам и паре мелких клочков невычесанной гривы, оставшимся на сучках кустов, Эмма быстро догнала Василька. Тот стоял у какой-то хилой, покорёженной ели, перебирая копытами, и внимательно смотрел на полянку, которая открывалась сразу за ней. Вцепившись в его гриву — мало ли, снова убежит! — девушка тоже кинула быстрый взгляд вперёд и не поверила своим глазам. Посреди небольшой поляны, окруженной чёрными, словно выгоревшими елями, пылал костёр, рассыпавший кругом яркие искры. С тихим шипением в пламени сгорали цветы — очередной букет, ярко-желтые одуванчики, перетянутый алой лентой, был брошен мягкой женской рукой. На деревьях виднелись приколотые к обугленным стволам черепа, по видимости, оленьи. Бурые пятна на них были слишком уж похожи на засохшую кровь, и Эмма крепче вцепилась в гриву жеребенка, заставляя себя перевести взгляд. Ещё никогда она не испытывала такого суеверного страха, как сейчас: чёрное платье, алые ленты на запястьях, жуткое ожерелье из мелких косточек, босая, с длинным кинжалом в руке и огромными ветвистыми оленьими рогами на голове — Реджина как никогда была похожа на лесную ведьму, которая читала своё заклинание. -…et gardu min! — донеслось до Эммы её тихой бормотание. — Eirene serva… Девушке захотелось зажать уши руками — ещё и слушать эти нечистые слова! Однако тут случилось кое-что неожиданное: на поляну вышел олень. Громадный золотисто-коричневый красавец, он замер, едва чёрные ветви обгоревших елей сомкнулись за ним, и настороженно покосился на пламя костра. Реджина застыла на месте, словно статуя. Эмма сжалась в комок, боясь шевельнуться, и даже Василёк словно окаменел, прижав уши и перестав перебирать копытами по уже порядком притоптанной траве. Олень подошел к ведьме, медленно-медленно, и склонил голову, увенчанную ветвистыми рогами. К удивлению подглядывавшей девушки, Реджина сделала то же самое, едва ли не упав перед зверем на колени. А затем в её руке блеснул кинжал. Всё произошло так быстро, что Эмма даже не сразу поняла, что именно случилось: в какое-то мгновение ведьма уже стояла у костра, вновь шепча заклинание и держа в руках ещё трепещущее сердце. Как только последние слова сорвались с губ, она развела руки, позволяя сердцу упасть в огонь — и пламя взвилось столбом выше верхушек деревьев, словно намеревалось достать до неба. Мёртвый олень тут же исчез, рассыпавшись пылью. Эмма в ужасе закрыла себе рот рукой, чтобы не выдать себя случайным вскриком, а Василёк и вовсе умчался куда-то в чащу. По лесу пронёсся резкий порыв ледяного ветра, затушивший костёр и разметавший по поляне лёгкий серый пепел. А затем всё стихло. Ещё несколько минут Реджина стояла молча. Затем она сняла с головы наверняка тяжёлые рога и вздохнула с явным облегчением. Кровь с её рук пропала, и ведьма, подхватив с земли кинжал, исчезла. Просто так, без хлопков, заклинаний и искр — просто исчезла без следа, растворилась в воздухе. Эмма выглянула из своего укрытия и, решившись, сделала осторожный шаг на ритуальную поляну — и ощутила чью-то руку на своём плече. Резко обернувшись, девушка всё-таки не удержалась от вскрика: перед ней стояла ведьма.  — Понравилось? — спросила она, словно интересуясь, удался ли ей яблочный пирог. Эмма замотала головой, под пристальным взглядом ведьмы чувствуя себя жертвенным ягненком. — Как ты меня нашла?  — Ва-Василёк привел, — всё ещё не отошедшая от испуга, промямлила девушка.  — Глупая животина, — устало вздохнула Реджина. — Тебе нельзя такое видеть.  — Я-я…  — Я знала, что ты здесь, но нельзя было останавливать обряд, — покачала головой ведьма, беря её под локоть. Рога и ожерелье, нацепленное на них, она несла свободной рукой. — Иначе пришлось бы заново искать цветы и ждать рассвета. Слишком хлопотно. Эмма шла, закусив губу и стараясь не смотреть на Реджину. Ещё бы, после такого-то чёрного ведьмовства — да ей бы сбежать отсюда потихоньку и забыть как страшный сон! Но ведьма, видимо, умела читать мысли.  — Это был обряд на защиту, — пояснила она, перешагивая через сухую обломанную ветку.  — Защищаешь себя ценой жизни других? — хмыкнула Эмма.  — Себя, тебя, свой дом и всю округу на полдня пути в любую сторону. Зима обещает быть суровой, без этого не обойтись.  — В смысле округу? Тут же никто не живет. Деревья, веточки и траву, что ли? — не поняла девушка. Реджина вздохнула, словно пыталась объяснить прописные истины неразумному ребенку.  — Я, да и ты теперь тоже, не живу по закону людей. Вы не видите того, что вас окружает. Я не стану охотиться, не стану брать ягод и грибов без позволения лесовика, не стану гулять по болоту без помощи болотниц. Без ручейника не было бы воды. Да и вовсе не поселилась бы здесь, если бы не подружилась со всеми здешними обитателями, — принялась рассказывать она. — Дорога к моему дому безопасна, у меня всегда есть еда и вода — а взамен я помогаю защищать эти места.  — Но ты убила оленя!  — Он был прислан лесом, — возразила ведьма. — Моё дело — подготовить обряд и провести его, но не выбирать жертву. Эмма нахмурилась. Она совсем ничего не понимала: вот ведьма творит чёрное колдовство на её глазах, а затем оказывается, что это всё ради благих целей. Что-то не складывалось.  — Ещё скажи, что ты не злая колдунья, — хмыкнула она, когда они ступили на узкую тропинку, ведущую вдоль ухоженных грядок. — В жизни не поверю.  — О, самая злая, — тут же кивнула Реджина и с хитрой улыбкой добавила: — На людей моя защита не распространяется. Кроме меня, тебя и твоего ребенка, конечно. Девушка толкнула ведьму в плечо и дальше шла молча, то и дело украдкой бросая на неё недовольные взгляды. Было обидно за красавца-оленя — пусть даже он и знал, что идёт на смерть. Разве нельзя всё сделать как-то по-другому, без всей этой боли и крови? Да наверняка…  — Не злись так усердно, а то сейчас, гляди, загоришься, — Реджина погладила её по плечу, словно и вправду пыталась успокоить. — Защитить всех до весны очень важно и, к счастью, возможно.  — А по весне что, умирать? — тут же полюбопытствовала Эмма. Ведьма резко помрачнела, словно невинный вопрос напомнил ей о чём-то неприятном. — Сходи лучше открой сарай, а то мои курочки засиделись.  — Ничего им не станется, — махнула рукой Эмма, не намереваясь менять тему. — Так что там с весной-то? Однако ведьма молчала, и девушке ничего не оставалось, кроме как в гордом одиночестве отправиться к сараю. Когда она вернулась в дом и заглянула в спаленку, то увидела, что Реджина уснула, пригревшись под одеялом. Чёрное платье бесформенной кучей валялось на полу, рога снова пылились в углу, а ритуальный кинжал был куда-то надежно запрятан — словом, всё как обычно. Прислонившись к дверному косяку, Эмма принялась наблюдать за спящей ведьмой, которая сейчас была совсем не страшной. Откуда она взялась? Почему не любит людей и не хочет с ними жить? Что не так с весной? Зачем ей ребенок, существование которого и сама Эмма-то ещё не совсем понимала? Слишком много вопросов, на которые ответов она, видимо, так никогда и не узнает. Тяжело вздохнув, девушка вышла в кухню, осторожно поправив за собой занавеску. Утренние дела были сделаны, новых пока что не предвиделось, а потому можно было заняться кое-чем действительно приятным — сесть и наконец-то позавтракать.