How He Was A Traitor

Именно в таком состоянии его находит Джесси МакКри. А точнее — совсем наоборот. Нет ничего удивительного в том, что тебе семнадцать и ты — круглый сирота, пущенный по ветру и целиком предоставленный самому себе. Роботы забрали на тот свет много достойных людей, включая мистера и миссис МакКри, имён и лиц которых юный американец даже не помнит. Что это были за люди? Чем они занимались? Любили они своего единственного (?) сына? Возможно, кто-то и знает ответы, но надо потратить немало времени и денег, чтобы выяснить наверняка. Однако, несмотря на прогресс, в этом мире до сих пор есть братские могилы, а информация имеет свойство теряться без возможности восстановления. Так что куда выгоднее просто продолжать взрослеть и не пытаться отделить один прах от другого, как чёртова Золушка. Взбесить Овервотч в столь юном возрасте считается или окончательной испорченностью, или достижением, в зависимости от определённой точки зрения. И, честно говоря, Джесси причисляет это событие вовсе не к победам, коих уже немало на его скромном веку. Сидя в камере для допроса с прикованными к столу руками, он уныло смотрит в окошко и отчаянно хочет туда, на свободу, а не продалбывать на нарах свои золотые годы. МакКри не думает, что ему ещё повезло, потому что по сравнению со сверхнадёжной тюрьмой смертельная инъекция кажется просто комариным укусом. Он гремит цепями, свистит, плюёт в потолок и всячески выражает протест против заключения — единственного, чего он по-настоящему боялся. Сколько он здесь уже? Дьявол, когда уже припрётся какой-нибудь ихний дебил и начнёт увлекательную беседу? Ну, кто так работает, ей богу! Разве не он самый интересный в бывшей банде Мертвецов? Не смейте игнорировать Джесси МакКри, слышите, не смейте, он вам этого не простит! Когда в дверь войдёт Гэбриел Райс, мальчишка будет раскачиваться на стуле и напевать во весь голос «Born to be wild», думая о том, что ему вполне могут скосить срок за возраст. И на «черномазого» он специально сначала не обратит ни малейшего внимания. Райс понял, что, в отличие от всех предыдущих упырей будет помнить мальчишку хоть до сто тридцать первой смерти. Быть может, он давно искал как раз вот такого: мелкого, нагловатого, неимоверно талантливого засранца, который прекрасно въезжал в ситуацию и вполне умел видеть последствия того или иного выбора. Пока Гэбриел вёл осторожный диалог, самоуверенный мальчишка старался выглядеть так, будто зашёл сюда хлопнуть стаканчик бурбона и поглазеть на крепкозадых тёлок. Однако его тёмные глаза, похожие на толстых блестящих жуков, так и стреляли по сторонам, выдавая естественное в таких паршивых ситуациях волнение. В его речи не было откровенного хамства, как у обычных детей; он не плевался ядом на каждое слово, слушая и — что немаловажно — слыша собеседника, предлагающего ему весьма выгодную сделку. Разумеется, предложение исходило вовсе не от доброты душевной и даже не потому, что этого потребовала левая пятка Гэбриела Райса. Во-первых, он сам видел, на что способен юноша; в одиночку отстреливаться от шести опытных агентов Овервотча разом — это вам не кокаин нюхать, тут надо не столько метко целиться, сколько шевелиться и думать головой. Во-вторых, МакКри умел убивать. Быстро и беспощадно, не оглядываясь каждый месяц через плечо, не рефлексируя понапрасну. Правда, неизвестно, из каких соображений он исходил, нажимая на спуск револьвера: собственная воля, подкреплённая аргументами — или же простой приказ сверху?.. В-третьих, Джесси стоял на краю выгребной ямы и готовился купаться в дерьме, а в таких случаях не рассусоливают, если есть хоть малейший шанс на свободу, которую мальчишка, кажется, научился ценить по-настоящему. В общем, трудно сказать, кому сейчас повезло больше, потому что МакКри жмёт плечами — и беспечно кивает, вверяя свою дальнейшую судьбу в руки будущего Жнеца. Мочить плохих ради хороших — полезное занятие, и ему неважно, насколько кровавым способом Гэбриел собрался восстанавливать на Земле мир и порядок. Агент-предатель обещает Джесси свободу и покровительство — а большего сейчас и не надо. В конце концов, почистить изрядно захламлённую карму тоже не помешает. С новичками всегда проблемы. Новички учатся, задают вопросы, делают глупости, но ни в какую не хотят в этом признаваться. МакКри не исключение, но Райс был к этому полностью готов, ровно как и к тому, что работать придётся на два фронта. С тех пор как на невидимом шесте развевались флаги Блэквотча, Гэбриел окончательно утратил остатки покоя. Это заметили все, и даже лучший друг Джек Моррисон обратил внимание на чужой измученный вид, чем вызвал волну такой откровенной ненависти, что она на долю секунды опалила светом самую глубину чёрных зрачков. Тебе-то, блять, какое дело, думает будущий Жнец, вынужденный натянуто улыбаться и заверять коллег, что всё тип-топ и он просто (в который раз) не выспался. Отойди, солнышко, и займись там своими бумажками, описывающими, кого, где и как именно ты спас. И пускай мне никогда с тобой не сравняться, я делаю вещи в сто раз полезнее для общества, чем вы все вместе взятые. Например, беру и без всякой жалости расстреливаю банду торчков, насиловавших детей и толкавших кокс всему восточному побережью Америки. Или подрываю завод, который сливает в океан слишком много химических отходов. Большое состоит из малого. Карточный домик держится на других картах. И если вынимать по одной, то рано или поздно он рухнет. Как же хорошо, что Джесси не надо долго объяснять, почему нужно делать те или иные вещи. В этом плане у него с мальчишкой внезапно сложилось полное взаимопонимание: достаточно показать ему уголовные дела преступников или же несколько ужасающих слайдов, как тот молча сдвигал ковбойскую шляпу на глаза (и где он достал только это пижонство?) и брался за рукоятку верного оружия. МакКри вовсе не плохой, нет; жизнь в банде Мертвецов не успела шлёпнуть его по щеке, впаивая навсегда свою жгучую отвратительную метку неисправимого ублюдка. Он просто… не такой, как все агенты в организации. Он умел разбираться в степенях под названием «хорошо» и «плохо», умел настолько, что не возводил себя ни в одну из них. Честно говоря, Райс и сам не понимал этого момента, зависнув вместе с юношей где-то на нейтральной градации. Всё-таки толерантность (твою ж мать, опять это слово), пропаганда гуманизма и вопиющий глас о правах человека как-то обработал их мозги, втюхав задним числом определённые стереотипы. Джек Моррисон делал добро. И они делали добро. Но минус и плюс — всё равно в итоге минус, потому что когда-то математики договорились так, а не иначе. Джек Моррисон был герой. И они тоже были… героями. Только лидера Овервотч знали все в лицо, а про них уже ползли в новостях отвратительные слухи. Господи, мысленно воет Райс, пряча лицо в широкие грубые ладони, пока никто не видит. Всё у него упирается в Моррисона. Опять. Отвратительно. Почему он не может разобраться в причинах? Почему не может наконец-то понять, что есть настоящий мотив, а что — его идиотские неутихшие амбиции? Зачем… — Вам плохо, босс? — Нет, — сипло отзывается он, глядя сквозь пальцы; тревога на лице Джесси кажется натуральной. — Это всё так. Не обращай внимания. — Как скажете, — жмёт плечами юноша, продолжая внимательно следить за начальником. — Если совсем хреново будет — кричите громче. Я услышу. И гадай теперь, был ли это обычный подкол или же меткий анализ от начинающего психолога.