How He Was A Traitor

Насколько Джесси помнил, лучшего начальника ни до, ни после Райса у него не было. В других жило слишком много сволочизма; он размазывался по людям толстым слоем со всех сторон и застывал железной непробиваемой коркой. Им, в сущности, было плевать, что будет с их подчиненными, выживут ли они до завтра или же просто сбегут из банды куда подальше. Тем не менее, эти вонючие клещи сосали из других все силы и нервы ради собственного обогащения; за любой косяк ты мог откинуть копыта где-нибудь в задрипанной комнатушке дерьмового отеля, отчитываясь перед «начальником». К счастью, за неимением родни или хотя бы надёжных друзей МакКри воспитал себя сам, и то, в чём он участвовал, ему не нравилось. Эти жадные глупые люди, учуяв запах свежих сил, со всего маху накидывались на молодого, полного энергии мальчишку и заставляли его пахать как проклятого. Им было бесполезно возражать, потому что на каждый неправильный звук у его виска немедленно появлялось холодное дуло. Он бы застрелил их сам, он бы запросто ушёл, но проклятый стадный инстинкт вечно возвращал пацана обратно в блохастую стаю. Просто он ещё закалялся. Просто он был ещё слишком мал, чтобы барыжить пушками в одиночку. Но вот через год там или два, когда он накопит ещё деньжат… В общем, теперь Джесси был рад, что все эти недалёкие планы рухнули так внезапно. В первые пару месяцев Гэбриел казался ему странным. Мало того что новый босс вытащил его из перспективной тюрьмы (величайшая милость, которую парень вообще видел от посторонних), так ещё и лично прикрывает на каждой миссии. Впрочем, Райс следил за всеми понемногу; их небольшой отряд держался на принципе «все за одного», без сомнения, унаследованном от Овервотча. Он работал на чистом автомате, редко повышал на кого-то голос, редко отчитывал за промахи, награждая виновного неуютным разочарованным молчанием — и хмурился, вечно хмурился, как от постоянной головной боли. Успехи в делах его больше не радовали. Сначала Джесси думал, что всё делает не так, раз Гэбриел смотрит на него с какой-то подозрительной грустью, смахивающей на жалость, но потом убедился, что начальник такой всегда. С недавних пор это — его нормальное состояние. Интересно, почему. Как-то надоело каждый день созерцать одно и то же лицо, какое бывает только у смертников. Да и, в конце концов, этот пасмурный эмоциональный фон мешает спокойно работать. Разумеется, МакКри не пошёл выяснять ситуацию в лоб. Он просто стал более внимательно наблюдать за своим благодетелем — и вскоре пришёл к куда большему количеству выводов, чем планировалось изначально. Он не представлял, как можно работать на два лагеря и при этом оставаться в невозмутимом рабочем тонусе. Ещё ни разу с момента их знакомства Райс не прокололся ни в одном деле, словно был отлит из платиноиридиевого сплава. В Гэбриеле чувствовалась энергия, неистощимая, всеобъемлющая… но прорывающаяся через силу, по капле отпускаемая в пространство. Что-то мешало литься ей свободным потоком, и меньше чем за неделю Джесси понял — это тоска. Тоска и ненависть. Ненависть и боль. Боль… и отчаянные попытки её заглушить. Крик в открытый космос, который почему-то наотрез отказывались слышать. Она сочилась из каждого незначительного слова. Она тускло сияла во взгляде, брошенным на портрет Джека Моррисона, будь то картинка в новостях или же одна из многочисленных статуй. Она беспощадно разила тех, кого Райс стрелял в упор, в затылок, чтобы чужая голова превратилось в алую кляксу. Она нашла МакКри и шептала ему в самое сердце: вот, я здесь, и я сожру этого человека до последней нервной клетки. Он будет моим, потому что так решило мироздание. Но Джесси не всё равно. Слишком многим юноша был обязан агенту Овервотча, чтобы пройти мимо чужой проблемы, не выяснив причины. Спасением, работой, деньгами, надёжной стаей… нет, за это, безусловно, надо было отблагодарить. Впервые в жизни парень чувствовал себя по-настоящему нужным и полезным: ни одна миссия не обходилась без его непосредственного участия. В первых рядах, с револьвером наперевес, бок о бок с начальником, готовым прикрыть в любой самый необходимый момент… Господи, да зачем вам Джеки, думает МакКри, глядя на изображения мирового героя с колючей неприязнью; вживую он видел его только раз, когда Мертвецов повязали с поличным, но и этого раза хватило с избытком. Зачем вам этот ангельский ореол, слава, неестественно белая улыбка и ворохи бумажек? Вы и так делаете достаточно. Вот, даже самые неугомонные уже поняли, что непременно нарвутся на Блеквотч, стоит лишь грабануть заправку на пустынном шоссе, и это вовсе не заслуга Моррисона. Вас боятся сильнее, чем всех агентов Овервотч вместе взятых, потому что вы олицетворяете закон в его самой первобытной — самой правильной — форме. Пускай другие, обременённые гипертрофированным разумом, не желают признавать истоков; оно было, есть и будет самым верным подходом к истинному порядку. Но когда Джесси вдруг находит в ящике чужого стола одну-единственную бумажную фотографию, до него внезапно доходит. Будто последний кусочек лёг в паззл, собрав целую картинку происходящего. Наверное, он просто хотел любви. Хоть немного, совсем чуть-чуть, щепотку на кончике ножа. Всеобщей, местной, одной конкретной. Какой-нибудь. Ненадолго. Как жаль, что, выбрав неверный способ достижения цели, Гэбриел уже не мог остановиться. — Зачем же так? — не по годам мудро качает головой юноша, найдя своего наставника в тихом полуночном баре; все, кто могли, давно передрались и свалили куда подальше, оставив неоновые лампы припадочно дёргаться, а единственного на весь зал официанта — лениво курить прямо за стойкой. — Да будет вам известно, что напиваться надо только от хорошей жизни, — наставительно продолжил Джесси, садясь рядом и понимая, что Райсу совсем не до шуток. Он устал. Он выкачал весь свой запас сил, и ему, как и всякому живому существу, нужна перезарядка. В конце концов, он просто давненько не пил (не позволял режим). Вот сейчас он вздохнёт, поднимет голову с рук, привычно нахмурит брови, деловито сверкнув живыми карими глазами… и… — Я искал вас, — тихо признаётся ему парень, беспокойно глядя на неподвижного начальника; его рука сжимается в кулак, не смея коснуться его плеча. — Я знал, что вы не пошли домой. А ещё у вас все каналы связи перекрыты. А вдруг что случись? Мы вас даже предупредить бы не смогли. «Это же так на вас не похоже», — хочет добавить ковбой, но инстинктом чувствует, что это дежурная фразочка вообще ни к селу, ни к городу. В ноздри шарашит густой, непробиваемый запах текилы, говоря о том, что Гэбриел выпил куда больше обычного, но всё ещё адекватно воспринимает действительность, иначе бы не разобрал, что к нему подсел самый лучший и перспективный наёмник в его команде. Опуская ладонь на горячее плечо, МакКри думает, что самые сильные, прошедшие огонь и воду, могут сломаться только от двух вещей — от любви и её беспросветного отсутствия. Он ещё не знал тогда, что именно впоследствии убьёт его самого. — Вы слишком далеко думаете, — задумчиво проговорил мальчишка, медленно покачивая руку и тело под ней, не думая о нарушении субординации; многие правила писаны не для него. — Для вселенной стремление к минимальным затратам энергии — естественный закон. То, что вам нужно, может лежать куда ближе. Спокойной ночи… «Босс» растворяется на кончике языка, как кусочек маргарина. Джесси поднимается с места, убедившись опытным взглядом, что начальник услышал его, понял и дальше справится сам, без посторонней помощи. Джесси не хочет задеть его гордость в такой щекотливый момент; ему достаточно, что ему позволили созерцать момент чужой слабости. Потому что ему теперь доверяют даже больше, чем Джеку Моррисону. — …отец, — тихо срывается с губ уже где-то между входом в бар и серединой автомобильной стоянки.