***
Однако без шума не обошлось. Как выяснилось позже, конец разговора Гарри и Рона подслушал проснувшийся от их криков Невилл. Он же и поднял тревогу, когда однокурсники выбрались из замка, сообщив декану. Однако Макгонагалл настоятельно порекомендовала ждать и не говорить об этом кому-то ещё. Вернувшейся Джинни она ничего не сказала, сразу препроводив её до своего кабинета, а вот Гарри и Рону устроила допрос с пристрастием. — Куда вы пошли? Что вы видели? В каком часу мисс Уизли покинула замок? — это только часть вопросов, которые сыпались вереницей на головы ребят. Гарри с удивлением отметил, что Макгонагалл была сильно взволнована и ни разу не поругала их и даже не высказала личной оценки их, казалось бы, противоправному поступку. Узнав про нападение дементора, профессор обрушила на них новый град вопросов. В конце концов, когда она отпустила измученных до крайности, засыпавших буквально на ходу студентов, было уже почти три часа ночи. — Ты иди, а я проведаю Джинни, — шепнул Гарри Рону, прежде чем проститься с ним на лестнице. — Иди, — категорично добавил он, видя, что друг медлит. — Макгонагалл может прийти и проведать, как мы исполнили её указание идти спать. Молись великому Мерлину, чтобы она простила нам сегодняшнюю прогулку. Одно наше неверное движение — и мы отправимся по домам. Ты как больной физически, а я душевно. Это было жестоко — напоминать Рону про его увечье. Даже в полумраке Гарри увидел, как сверкнули обидой и болью глаза младшего Уизли. — Спасибо, — холодно проронил тот. — Я учту. — И, резко развернувшись и прижав к груди правой рукой левую, повязка на которой сбилась и ослабла, побежал вниз по лестнице. Гарри проводил его взглядом. “Жестоко. Но мы ли виноваты? Мир теперь такой… Великий Годрик! Я уже начинаю оправдываться! Мир делают люди. И каждому однажды даётся выбор. Только одни пройдут по той дороге, которую диктует порок или слабость, а потом будут закрывать глаза и лгать, говоря, что от них ничего не зависело. А другие выберут сложную дорогу, но свою. И они будут счастливы, чего-то добившись, идя по ней. Но вот только какова цена такого выбора? Что им придётся отдать судьбе в конце?..” Гарри спустился по лестнице на первый этаж и направился к классу трансфигурации. Он уже миновал два переходящих друг в друга коридора и длинную галерею, и оставалось только завернуть за угол, когда он остановился как вкопанный, заслышав приглушённые голоса. Спорили парень и девушка. И если голос Джинни, что-то тихо, но яростно оспаривавший, Гарри узнал практически сразу, то вот над другим пришлось поломать голову. Сначала он подумал, что ему показалось. Нет… Этого не может быть. Просто не может. По определению. Но жизнь раскладывала карты иначе, и ей не было дела до чьего-то мнения. Чтобы удостовериться в своём диком предположении — опровергнуть его он уже не надеялся — Гарри осторожно выглянул из-за угла. В нише между рыцарскими доспехами и стеной, защищённые с трёх сторон от посторонних глаз, стояли у стены два силуэта — его и её. Оба в чёрных дорожных плащах, с наброшенными на головы капюшонами, отбрасывавшими тени на лица. — ...полная идиотка, — расслышал Гарри отчётливые слова Драко Малфоя. — На себя посмотри! Собственной тени пугаешься! — отбила выпад Джинни, подаваясь вперёд и сжимая ладонь в кулак. Другой рукой она опиралась на стену — стоять без опоры на что-то её ещё было сложно. Но она уже не выглядела умирающей, как в тот момент, когда Рон, Гарри и Макгонагалл привели её в пустующий ночью класс трансфигурации и усадили за одну из парт. — Но не лишился разума. А ты просто дура, — процедил сквозь зубы наследник древнего рода Малфоев. — В чём, интересно? — Джинни медленно закипала в душе, но пока могла сохранять хотя бы относительное спокойствие. — Докажи. — Да во всём, — не повышая тона, усмехнулся её оппонент. Его руки опустились ей на плечи, и Джинни дёрнулась всем телом, но наткнулась спиной на стену и замерла. — Такая же сумасшедшая, как и старший братец. Я про Перси, если что… — Он не такой!.. — Жадный, мелочный, абсурдный, продавшийся за деньги… — неспешно цедил Малфой. Было видно, что ядовитые, оскорбительные слова доставляют ему истинное удовольствие. Джинни не выдержала этой психологической атаки и замахнулась, чтобы ударить Драко, но тот перехватил её обе руки и над головой прижал к стене, одновременно приблизив своё лицо к её так, что, наверное, мог чувствовать её прерывистое дыхание. Капюшон слетел с головы гриффиндорки, и блестящие ярко-рыжие пряди упали на её вздрагивающие плечи. — Я пришла не за этим, — собрав всё самообладание в кулак, медленно и чётко сказала она, глядя прямо в прищурившиеся от презрения серые глаза. — Честная идеология, не иначе? — ещё более издевательски спросил Малфой. — Или тонкие душевные порывы? Нет, — он покачал головой. Гарри не видел выражения его лица, но словно видел эту змеиную улыбку. Кобра, которая играет с жертвой, прежде чем ужалить. Нунда за миг до того, чтобы разорвать на части, опаляя своим отравляющим дыханием. — Нет, — ещё раз повторил он тем же тоном. — Вы — осквернители крови. Это даже хуже, чем грязнокровки. Потому что последнее — не их выбор, а первое въедается под кожу и в сознание. Это ход приземлённых мыслей. Это образ жизни. — Мне нечего терять! — внезапно выкрикнула в полный голос Джинни, отталкивая Драко от себя. Тот от неожиданности отступил, а потом попытался зажать ей рот, но тщетно. Гриффиндорка увернулась и отскочила в сторону, прочь от доспехов, но и обороты сбавила. Через секунду, слегка шатаясь от слабости после встречи с дементором, она подошла к Драко вплотную. Их глаза встретились. — Хочу жить здесь и сейчас, — дрогнувшим тоном сказала Джинни. — Только здесь и сейчас, понимаешь? Без оглядки. Без морали, которую никто не соблюдает. А уж если бояться просыпаться, так за дело. Лучше сгореть быстро, но ярко, чем потухнуть, так и не вспыхнув по-настоящему. — Тогда надень невидимую маску. Как и все мы, — словно подводя итог, сказал Драко. — Я имею в виду аристократов. Попробуй отринуть осквернительские низменные порывы и стать такой, как Малфои. — Почему Малфои? — голос Джинни был очень тих и дрожал. — Не знаю, — раздражённо признался Драко. — Мне так легче. Про нашу семью я знаю хоть что-то. У остальных, как и у нас, всё протекает за закрытыми дверями. А потом — глядишь, одного посадили в Азкабан, другую выдали замуж за последнюю мразь, третий повесился, четвёртый пропал. Мы видим лишь последствия, а не причины. Всё скрыто. Всё в мире теней. — Это плохо? — ещё тише прошептала Джинни. — Это омут, — устало сказал Малфой-младший. — Из него уже не выбраться. Можно только выплыть из бочки с драконьим навозом, где обитаем. А всплывает на поверхность обычно… — Я знаю, — прервала его гриффиндорка. — Можешь не продолжать. Что мне делать? — Я не повторяю два раза, — отрезал Драко. Запомни это, Уизли, раз и навсегда, если хочешь хотя бы не сдохнуть быстро. Надень маску. Первым стреляют не в того, кто замер в засаде после того, как его заметили враги, а в того, кто с паническими воплями побежал по полю битвы. Тебе нечего и некого винить. И мне тоже. Прощай. Оттолкнувшись обеими руками от стены, Малфой поспешил вдоль по коридору. Вскоре он скрылся там, где квадрат яркого лунного света, падавшего через окно, граничил с абсолютной чернотой. Гарри стоял, боясь дышать. Обернувшись назад, бросив быстрые взгляды в оба конца коридора и убедившись, что за ней никто не следит, Джинни вновь накинула на голову чёрный капюшон и заспешила обратно в класс транфигурации. А вдали уже слышались осторожные шаги Макгонагалл, всегда двигавшейся с поистине кошачьей грацией. Не оглядываясь, Гарри бросился к лестнице, ведущей к гостиной гриффиндора. *** Утро пришло неожиданно — как и всегда, после того, как полночи проведёшь без сна. Магический будильник надрывался, но так и не смог разбудить своего хозяина, пока к процессу не подключился Рон Уизли. — А? Что? — услышав недовольный голос друга, Гарри подскочил на постели. Голову сразу пронзило острой болью, веки будто налились свинцом. — Утро, между прочим, — пробормотал Рон, едва ли не силой вытаскивая однокурсника из постели. Надо признать, он делал это одной правой рукой, и весьма ловко — два месяца тренировок не прошли даром. — Ты должен вести себя нормально, — сообщил он, наклонившись к уху Гарри. Внезапно Поттер вспомнил всё, что было вчера. — Как Джинни? — сразу спросил он, в спешке метаясь по комнате и ища свою одежду. — Акцио, очки! Рон, уже одетый в школьную форму, со свежей повязкой на левой руке, с перекинутой через плечо ручкой кожаной сумки, недовольно поморщился от звука его голоса. Он присел на краешек постели Дина Томаса, уже давно вместе с другими ушедшего на завтрак. Выглядел он в меру бодро. глаза блестели жизнью за толстыми стёклами очков. С прибытием в горячо любимую школу, обстановка в которой столь разительно отличалась от “Норы”, в его глазах появилась какая-то живость. Гарри казалось, что он знал причину этого обстоятельства: дома к Рону относились как к тяжелобольному, смотрели на него с жалостью и сочувствием и не пытались это скрыть. А витающий в воздухе дух лазарета убивает быстрее всего. Даже Джинни после нападения дементора не желала попасть в Больничное крыло, потому что знала это. Джинни… — Час назад она мирно спала в своей комнате... — осторожно ответил Рон. Говорят, над ней Макгонагалл полночи колдовала, попутно ругая дементоров. Как сейчас, не знаю, — быстро добавил он. — Час назад? — от Гарри не укрылось неосторожное слово. Младший Уизли потупил взгляд. — Рон, — Гарри решительно поднялся с постели. — Посмотри на меня, — он сжал свои пальцы на плече друга, и тот осторожно взглянул ему в глаза, но потом вновь опустил взор. — Ты должен прекратить принимать настой из лирного корня. — Нет, — тихо сказал Рон. — Гарри, я хотел с тобой поговорить… Ты же хорошо разбираешься в зельеварении… — Ты что, не видишь, что он тебя убивает? — Поттер злобно прищурился, пропуская его реплику мимо ушей. Чужая тупость его всегда раздражала, но сейчас как никогда сильно. Какое, к лешему, зельеварение в свете последних проблем? — Ты уже не спишь. Ешь через силу. Что дальше? — Я вижу. Но это мой единственный шанс вылечиться и восстановить зрение. Гарри уже не раз говорил правду людям в глаза, зная, что она может ранить. Он знал, что это во благо, и теперь без труда мог бросить меткую острую реплику, которая ударит иного в самое сердце. — Если ты умрёшь, тебе зрение не понадобится! Расставляй приоритеты. В ответ на это Рон ещё ниже опустил голову и отвернулся, делая вид, что рассматривает ало-золотые бархатные занавески. — Нет, — ещё тише повторил он. — Что — нет? — свирепея всё сильнее, Гарри теперь едва сдерживался. — Хочешь сказать, я не прав. Дурак! — он в гневе ударил кулаком по столу, и тот затрясся до основания. Рон вздрогнул и резко обернулся. — Я же хочу тебе хорошего! Я… — Если ты хочешь сделать мне хоть что-то хорошее, не лезь в это дело, ладно? — слова перебившего его Рона ещё долго эхом гремели в ушах. — И я буду тебе благодарен больше, чем всем остальным, вместе взятым. — Да? — словно во сне переспросил Гарри, сжимая с силой кулаки и чувствуя, как внутри что-то перегорает и навсегда перестаёт существовать. — Хорошо. В этот момент он принял решение больше никогда не вмешиваться в чью-то жизнь, не пытаться кого-то спасти. Его мнение, его даже самые верные доводы никого не интересуют — так стоит ли их приводить? Ответ напрашивался сам собой: не стоит. И пусть в его душе ещё говорили боль и обида, но всё застилалось хронической апатией и смертельной усталостью. Уже ни на что не оставалось сил, и вновь ничего не хотелось добиваться. Мечталось только сбежать — вновь, чем дальше, тем лучше. Только некуда. Да и незачем. А может, он и ошибается? Какое право он имеет кричать на Рона? Возможно, тот прав, и стоит какое-то время не вмешиваться в происходящее? — Хорошо, — чуть громче повторил Гарри, смотря прямо в глаза другу и стараясь, чтобы голос звучал ровно. Рон улыбнулся — слабо, но с надеждой. — Так что ты говорил про зельеварение? — внезапно вспомнил Гарри. Его друг поморщился, потёр правой ладонью подбородок, словно решая, говорить или нет. — Ничего, — выдохнул он после минуты напряжённых раздумий. — Уже ничего. Это я так… Не бери в голову… Всё будет хорошо. И так же, продолжая улыбаться, поправил ремень висевшей на плече сумки и направился к выходу из спальни, проводя правой рукой по стене. Гарри последовал за ним, но совсем не в таком оптимистичном настроении. На его душе скребли кошки. В этот миг он как никогда жалел, что так и научился легилименции и не мог узнать чужих мыслей без желания их владельца. Маловероятно, что у Рона стоял на сознании хоть какой-то барьер, и, казалось, только руку протяни, но… Как говорится, за одну ошибку платят всю жизнь. На его душе скребли кошки. Он пытался достучаться до Рона раз за разом, день за днём, ещё во время своей августовской поездки в “Нору”, но всё было тщетно. В конце концов он отступил, усомнившись в том, что хоть кто-то в этой семье ещё может не только слушать, но и слышать. За исключением Джинни и Перси. Но они были слишком заняты чем-то своим, недоступным чужому взору, чтобы подумать о своём брате. Постепенно мысли Гарри перешли в другое русло. Загадка, мучившая его со дня рождения, вспыхнула в сознании с новой силой. Что может связывать этих двоих? Ведь у Джинни с Перси всегда были напряжённые отношения, по крайней мере в последние несколько лет. Стоит только вспомнить тот случай, когда она вместе с Фредом и Джорджем обстреляла его из отцовской палочки, когда тот попытался было приехать к ним на прошлые Пасхальные каникулы. Что же должно было произойти за четыре месяца, отделявшие то время от дня рождения Гарри, чтобы всё настолько кардинально изменилось? Но самым странным казалось ему даже не это. А события прошлой ночи. Джинни и Драко! Что может быть общего между ними? Гарри подсознательно чувствовал, что происходит что-то страшное, возможно, непоправимое, чего он не понимает, и это тяготило его, камнем висело на шее. Вот на что ему действительно стоило обратить внимание. Гарри твёрдо решил сразу после завтрака навестить Джинни и попытаться расспросить её обо всём. С этими мыслями он подошёл к дверям Большого зала. И остановился как вкопанный, увидев ту, о которой думал, сидящей за гриффиндорским столом. Бледная, как мел, она в то же время старалась выглядеть как обычно и даже шутить с Гермионой. Ни взгляда подозрения. Где же твоя бдительность, Гермиона? Гарри решительно пересёк зал, тихо радуясь, что на него никто не смотрит враждебно. А ведь ожидалось, действительно ожидалось. Возможно, он просто слишком плохо думает о людях. Люди любят сплетни. Обожают добивать слабых, если чувствуют в себе силы сделать это. Но иногда им всё равно — и тогда жертву неординарных обстоятельств минуют и насмешки, и долгие взгляды, и неприятные разговоры за спиной. Ну, хоть в этом победа. Отлично. Думая таким образом, Гарри с размаху опустился на скамью рядом с Роном, уже начавшим поглощать омлет, напротив Джинни и Гермионы. — Извините за переполох, — шепнула младшая Уизли, доверчиво смотря на Гарри из-под длинных ресниц. — Мне показалось, что эльфы оставили мою сумку на веранде, в числе неопознанных. Я спустилась туда ночью, и дементор подлетел слишком близко… Гермиона понимающе кивнула — видимо, она верила в эту сказочку. А в том, что это это была сказочка, у Гарри не было никаких сомнений. Этому противоречили три железобетонных факта. Во-первых, он прекрасно помнил ту сумку, о которой говорила Джинни. Это была её единственная поклажа, и Гарри сам нёс её на плече. Во-вторых, дементору нет резона оттаскивать студентку настолько далеко, пусть даже он и хотел… — при этой мысли гриффиндорца затрясло. Да, всего лишь при одной мысли о том, что могло бы произойти, если бы он не успел, весь ночной страх воскресал в нём с прежней силой. И всё же, даже если бы дементор, если бы ему хватило интеллекта, и решил бы вытащить жертву за пределы Хогвартса, где ему нападать запрещено, — сомнительно, что события развивались именно так. Джинни бы звала на помощь, и её услышал бы хоть Хагрид, мимо сторожки которого проходил путь, или авроры, до поздней ночи проверявшие замок. А если бы Джинни сразу потеряла сознание, то она не смогла бы позвать на помощь в конце. Напрашивался только один вывод — она сама пришла к станции Хогсмид и уже там нарвалась на дементора. И в-третьих и в-последних, уж слишком много Джинни компрометировала себя в последнее время. Гарри уже просто ей не верил. — Ну а Министерство? — мрачно спросил Рон, исподлобья глядя на сестру. — Они ответят за то, что подчиняющийся им дементор напал не тебя? — А кто им я? — глаза Джинни сверкнули неожиданной злобой. Она привстала со своего места и наклонилась к брату. — Какая разница?! — недоуменно воскликнул Рон. — Дементор совершил нападение! — А ты докажи, — с каким-то тайным злорадством прошептала гриффиндорка. — Может, есть свидетели? Такие же неопровержимые факты, как и тогда, как на третьем курсе, во время Гарриного матча по квиддичу? — Есть я и Гарри, — с жаром сказал Рон. — О да, — Джинни вновь опустилась на скамью и отчаянно расхохоталась так, что на неё начали оглядываться сидевшие за соседним столом слизеринцы. — С трудом признанный вменяемым преступник и полуинвалид, у которого то ли рука и глаза травмированы, то ли голова и мозги… — Джинни! — испуганно ахнула Гермиона, увидев, как вспыхнули глаза Рона, а обернувшиеся слизеринцы злорадно рассмеялись, толкая друг друга локтями и приговаривая что-то вроде “вот даёт!”. Не смеялся только Драко. Он сидел рядом с другими слизеринцами, но казалось, существовал отдельно от них, в своём особом мирке. Он жадно, неотрывно смотрел на неистовствовавшую Джинни. — А что? — младшая сестра Рона, залпом допив ненавистный ей тыквенный сок и даже не поморщившись, поднялась из-за стола. — Хотите, чтобы я врала? Да нет! — она быстро обернулась и, встретившись с Драко глазами, сначала побледнела, а потом резко подняла голову. — Запомни, братец, — теперь она смотрела только на сжавшего губы в нитку Рона. — в этой жизни только ты можешь чего-то добиться для себя. И либо ты, ломая себя и сдирая ногти, будешь карабкаться сам, либо искать другой защиты. Иного нам не дано. И справедливости не ищи. Выплюнув последнюю фразу, она перебралась через скамейку и выбежала из зала, смешавшись в дверях с толпой выходящих студентов.***
Первый день прошёл как-то быстро и скомкано, хотя был более чем насыщен событиями. Преподаватели провели так называемые вводные уроки — травологию, на которой студенты вместе с профессором Спраут всё время занятия листали учебник и изучали оглавление; трансфигурацию с профессором Макгонагалл. Бессонная ночь сказалась на ней: женщина выглядела уставшей и измученной. Под её глазами залегли круги, а морщины стали особенно выделяться на бледном лице. — … в этом году мы будем изучать некоторые разделы высшей трансфигурации, с которой более подробно вы познакомитесь на седьмом курсе, — доносился до Гарри спокойный, даже бесцветный голос Минервы Макгонагалл. — Я говорю про всех: те, кто, взяв пример с наших новых защитников, поступит в школу авроров при Министерстве магии, тоже будут это проходить на первом курсе, возможно, даже более глубоко. Гарри слушал преподавательницу вполуха, подложив руку под голову и выводя маггловским карандашом в уголке пергамента замысловатые узоры, отдалённо напоминавшие заинтересовавший его летом рунический шрифт. Не было в голосе Макгонагалл ни радости, ни воодушевления. Как ни ищи, не было. Хотя предполагалось. Служба в Аврорате — это почётно, как ни возьми. Авроры — это элита магического сообщества, и женщина должна была говорить об этом с гордостью. А вот нет. Гарри и сам в последнее время всё больше стал сомневаться. И мечта быть аврором — честным, неподкупным, борющимся со злом — хоть и не развеялась как дым, но дала трещину. Разлом такой ширины, что его уже невозможно было не замечать. Быть аврором. А нужно ли это вообще? Гарри нехотя отложил карандаш и, незаметно достав палочку, очистил пергамент от посторонних штрихов. Ответ однозначный: нужно. “Иного нам не дано…” Джинни, Джинни, что же ты скрываешь?..