Драбблы по МиюСаве

      Миюки был слишком зол, чтобы мыслить трезво. Он всегда держал себя в руках, никогда не кричал ни на кого и был тем человеком, которого трудно было вывести из себя. Всегда смеялся на выходки своего любовника, забавлялся его ревности и милому, смущённому личику, но никогда бы не подумал, что был способен к таким ужасным поступкам.       Савамура перестал сопротивляться, царапать его кожу короткими ногтями и стонать от боли и от члена у себя в заднице. Миюки не понимал, что делал, не помнил, как рвал тонкую пижаму и вгрызался в нежную, загоревшую кожу. Эйджун был всегда мягким, немного костлявым, с охуенной задницей и сексуальным телом. Казуя трогал чужие, чувствительные соски огрубевшими пальцами. — Н-нет… Семпай, пожалуйста, перестань, слышишь? Давай просто поговорим… — шептал Савамура, не зная, что и делать. Никогда Миюки-семпай не был настолько злым, агрессивным, отчего собственное тело перестало слушаться. — Заткнись, — Миюки закрыл его рот рукой и, облизав наскоро собственные пальцы, протолкнул их внутрь. — Нет! — пытался прокричать Савамура, а из глаз брызнули слёзы. — Семпай… — Ты же так хотел, чтобы я тебя трахнул, верно? Так вкуси меня сполна! — Миюки толкнулся и заставил парня закричать от ужасающей боли. — Нет… А вдруг пойдёт кровь… Семпай, пожалуйста, послушай… — Савамура заткнулся, когда движения начались вновь, глаза застилала тёмная пелена, а лицо Миюки еле виднелось в тусклом свете настольной лампы. — Хн… Нгх… — Эйджун закрыл рот, чтобы не выкрикнуть и не беспокоить соседей.       Миюки и не понимал, отчего разозлился: от новости, когда его любимый и единственный Савамура шлялся с каким-то парнем под ручку в торговом центре, либо от осознания, что любовник мог покинуть его раз и навсегда. — Блять, Савамура, клянусь, я тебя убью, если ты решишь уйти от меня, убью любого, кто посмеет тебя увести от меня. Ты только мой, мой, мой, — шептал Миюки в бреду и толкнулся в тугую задницу вновь.       Савамура всегда был сладким, вкусным, кожа была нежной и красивой, которую хотелось пометить. Чужая шея была красной от зубов, грубых поцелуев и пальцев. Сам Эйджун трясся от боли и грубых прикосновений и не мог поверить, что над ним был его любимый и единственный Миюки Казуя, попросту не было сил сопротивляться, будто кто-то резко отобрал все его неиссякаемые силы. — Пожалуйста, семпай… — Савамура шептал в бреду и чувствовал головокружение.       Миюки взял в руку его волосы и приблизил красное лицо ближе к себе, вкушая влажные губы. Что-то поменялось.       Никогда ещё Савамура так сильно не плакал под ним, а затуманенные глаза глядели на потолок, и Казуя, наконец, опомнился. — Савамура… Савамура… — Миюки дрожащими руками взял его заплаканное лицо в руки и поцеловал опухшие от слёз глаза и дотронулся до губ. — Никогда не заставляй меня ревновать, м? Хорошо?       Казуя увидел еле видный кивок и прижал Эйджуна к себе.