Драбблы по МиюСаве

      Его отец не был хорошим примером для подражания: приходил поздно, порою игнорировал и даже не предупреждал, что придёт. Сейчас, глядя на матч, где играл он со своей командой, неожиданная развязка заставила его почувствовать невероятную радость. Однако, питчер со светлыми волосами решил подойти и поцеловать его в губы. — Какого чёрта?! — кричал Эйджун в пустоту, настолько сильно его задела эта сцена, отчего руки стали трястись от невероятной злобы на папочку и на этого наглого питчера.       Ведь всё внимание должно принадлежать ему, Миюки Эйджуну. — Это же прямой эфир!       В любом случае Эйджун умел накручивать ужасные мысли. А вдруг папа найдёт себе любовника? Или хуже того, жену? А от него устанет и выбросит. Подобные мысли заставляли плакать в подушку в своей комнате. — Эйджун? Ты в комнате? Я купил твои любимые пирожки. Я зайду?       Мягкий голос отца был самым лучшим успокоительным, и Эйджун выглянул из-под одеяла. — Почему этот питчер тебя поцеловал? — захныкал парень и с обидой глядел на Казую. — Он просто слишком обрадовался. Нас ничего не связывает.       Большая рука прошлась по волосам. — Честно? — Честно-честно, Солнышко. Не обижайся, хорошо? — Миюки улыбнулся и взял пока ещё подростка на руки. — Хорошо. — Вот и славно, давай примем ванну и поужинаем.       Мальчик кивнул и обвил отца ногами, прижавшись. Он любил сладкий запах его одеколона и ровное дыхание у себя над ухом.       Эйджун всегда, сколько себя помнил, принимал ванну с отцом и с какого-то момента начал откровенно заглядываться и не переставать мыться с ним. Пусть и было только шестнадцать, и он не дорос до того, чтобы конкурировать с красивыми девушками, пусть он был парнем, приёмным сыном, одно было известно точно: папочка его любил.       Им было хорошо вдвоём, хоть и иногда Эйджун сильно скучал по Казуе, хотел его приятного тепла и убаюкивающих прикосновений по ночам. Порою посещала мысль: я странный. Не было нормальным хотеть собственного отца, что был почти как родной. Не было нормально мечтать о нём, о его жарких объятиях, если бы они слились телом и духом. Эйджун мечтал о многом ночами, днями, когда папочки не было дома, игрался с самим собой до потери сознания, дрочил и выл в подушку.       Неприятная обида заставляла сердце сжиматься, когда папочка приходил пьяным, а на нём чувствовались неприятные женские духи и виднелась помада на подбородке. Хотелось отмыть его, пометить самому и, наконец, осуществить то, о чём так долго мечтал. — Папа, я тебя люблю. — Я тебя тоже, сынок, — Миюки улыбнулся.       Эйджун знал: их любовь была совершенно разной.