22 апреля 2013
И вот я снова здесь пишу. Что я могу сказать? В последнее время моя жизнь полна приключений и новшеств. Вчера Кэрролл даже взяла меня с собой в магазин. Йуху! Надеюсь, прозвучало хоть сколько-нибудь правдиво. Чувствую себя так, как будто меня заперли в коробке. Даже в больнице было не так тоскливо. Там, по крайней мере, я был не единственным больным. Тут же со мной все носятся так, как будто от одного неловкого движения или слова я разобьюсь, как фарфоровая статуэтка. Мне даже нельзя выйти куда-нибудь одному! Я понимаю, что они просто проявляют заботу, но не уверен, что мне это нравится. Что же ещё? Находиться в комнате «того» Курта было настолько невыносимо, что я сделал перестановку. Не думаю, что стало лучше или удобнее, но как минимум мне стало легче дышать в «своей» комнате. Больше за эти четыре дня не произошло ничего, ну, кроме того знаменательного похода в продуктовый, о котором я уже писал. Если так происходило и раньше, мне кажется, он… то есть я, проломил себе голову специально.Ещё увидимся, Курт.
***
Курт бесцельно шатался по двору уже больше часа. Сегодня было ещё тоскливее, чем в последние дни. Все выходные дома кто-то был. Финн хоть и пытался постоянно куда-то улизнуть, всё-таки иногда появлялся на пару тройку часов. Половину субботы и всё воскресенье Берт провёл дома. Иногда он находил Курта, чаще всего на заднем дворе дома, и рассказывал какую-нибудь историю из его детства. К огромному сожалению последнего, Берт неохотно отвечал на вопросы, касающиеся старшей школы. Поэтому Курт решил, что его дела там шли не слишком хорошо. Также Курта очень расстраивало, что за всё время к нему так никто и не пришёл. По обрывкам рассказов Финна он знал, что несколько его одноклассников в городе. Да и его «бывший»—лучший друг, который всё ещё учился здесь и регулярно общался с Финном, не мог не знать о том, что с ним произошло. Но никто не появлялся. Курту начинало казаться, что у него вообще не было друзей. И, если бы он не видел фотографии Блейна, Курт решил бы что его не существует. Ещё пара подобных дней, и он с радостью поедет на приём к своему психологу. Это в любом случае лучше, чем безвылазно сидеть дома. Настроение упало ещё ниже, когда пошёл сильный дождь. Стало совсем невыносимо, и Курт решил вернуться в дом. Не придумав, чем ещё заняться, он устроился перед телевизором. Жить, не зная, что нравилось именно тебе оказалось очень странно. В воскресенье он остановил свой выбор на каком-то ужастике. Фильм показался ему забавным. Но когда Финн увидел, что смотрит Курт, очень удивился. Конечно, он ничего не сказал, но желание досматривать фильм отпало. Курт уже знал, что учится на отделении музыкального театра, а раньше участвовал в школьном хоровом кружке. Но это же не значило, что он должен смотреть только мюзиклы. Что за стереотипы? Или он и был этим стереотипом? Уже на третий день после возвращения домой, он устал бояться сделать что-то не так, как «тот» Курт. В конце концов, теперь это его жизнь. В конце концов, теперь это его жизнь. А если воспоминания так и не вернутся? Тоскливые мысли Курта прервал негромкий стук в дверь. Он посмотрел на часы: время приближалось к двум. Возможно, Финн снова забыл ключи. Насколько Курт уже успел запомнить, это происходило постоянно. Открывая дверь, Курт никак не ожидал увидеть Блейна, о котором думал не так давно. — Привет, Курт. Я не знаю, помнишь ты меня или… Я — Блейн. — Я знаю, кто ты, видел на фотографиях. Но я тебя не помню, прости. — Это не твоя вина… — Блейн помолчал. — Можно войти? Курт кивнул, и отошел от двери, пропуская Блейна в дом. Тот выглядел так же как и на всех фотографиях: гладко уложенные волосы, бабочка. Единственным, чего Курт не видел ни на одной из фотографий, был печальный взгляд. Курт вздохнул. Ещё один человек, который собирается его жалеть. Почему-то, он надеялся, что с Блейном всё будет иначе, когда они встретятся. — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Андерсон. — Нормально. Если, конечно, понятие нормально включает в себя отсутствие всяких воспоминаний, — осторожность в голосе Блейна раздражала. — Я бы спросил, что у тебя нового, но, боюсь не вспомнить, что у тебя было «старого». — Что-то не так? — Блейн нахмурился. — Извини. Просто немного устал сидеть здесь. Будешь… Хм… Кофе, чай? Я не знаю, что ты пьешь, — Курту показалось, что Блейн вздрогнул, — Тебе холодно? Пойдем на кухню, там теплее. — Что…? А, да. Спасибо, я буду кофе, — стараясь не встречаться с ним взглядом, ответил Блейн. Всё время, пока Курт готовил кофе, ему казалось, что Блейн хочет что-то сказать, но тот так и не проронил ни слова. — Сливки? Сахар? — Две ложки сахара и без сливок, спасибо. Курт протянул чашку Блейну. Тишина становилась всё более неловкой. Когда кофе в кружке почти кончился, Курт решил прервать затянувшееся молчание. — Как тебе погода? Мне кажется, сегодня слишком холодно. Надеюсь, скоро потеплеет. — Ты же помнишь, я не люблю дождь… Извини… Прости, Курт, я не знаю зачем я пришел, — Блейн покачал головой. — Я думал… — Ты думал, что увидев тебя, я всё вспомню? Извини, что не оправдал ожиданий. В последнее время такое бывает достаточно часто, — как Курт не старался, сдержаться не получилось. — Зачем ты так? — обида в голосе Блейна была очевидна. — Мы просто все о тебе волнуемся. — О, так вот что это! Волнение. Я думал, что друзья приходят в больницу к другу, который попал в аварию! Я не знаю, каким был «тот» Курт, но мне кажется, он заслуживал того, чтобы к нему в больницу пришел хоть кто-нибудь! — «Тот» Курт? — растерянно спросил Блейн. Курт закатил глаза. Объяснять проблемы самоидентификации не хотелось совершенно. В гостиной хлопнула дверь. — Курт, я дома! Финн появился на кухне, и удивился, увидев Блейна. — Ты же сказал, что плохо себя чувствуешь, и поедешь домой, разве нет? — спросил он у Андерсона. Блейн вздохнул, и повернулся к Курту. — Вот поэтому никто из нас не приходил. К тебе в палату пускали только родственников, а когда тебя выписали, твои родители и Финн просили дать тебе немного времени влиться в старую жизнь. Очевидно, что твоего мнения никто не спрашивал. — Позвонить никто из вас не догадался? — Твой старый номер недоступен, а новый Финн давать отказался. На сообщения на Фэйсбуке ты не отвечал… Мы просто не знали, что ещё делать. — Это правда? — металл в голосе Курта, заставил Финна поёжиться. — Понимаешь, твой психолог… — неловко начал Финн. — Что «мой психолог», Финн? — Курт начинал закипать. — Мой психолог заставила вас запереть меня в доме, и не давать ни с кем общаться? Или, может, миссис Грин сказала, что мне нужно сидеть в этом доме, пока я всё не вспомню, или, что, скорее всего, не взвою волком?! Что «мой психолог» Финн?! — Курт… — Да, Финн! Курт это я! Это у меня в голове нет ни одного воспоминания о прошлой жизни. Это я чувствую себя чужим в собственном доме! Ты можешь объяснить, как изоляция от внешнего мира может мне помочь вернуться к нормальной жизни?! — Но Берт… — Финн, чем руководствовался мой отец, я спрошу у него сам. Мне интересно, как человек моего возраста, являющийся моим братом, пусть и сводным, мог согласиться, что меня нужно запереть дома! На Финна было жалко смотреть. Он потерянно оглянулся на Блейна в поисках поддержки. В ответ тот пожал плечами. Как разговаривать с таким Куртом он не знал. Не дождавшись ответа, Курт еле сдержался, чтобы не наорать на них обоих. Если бы он мог куда-нибудь уйти, он бы так и сделал. Но, так как свобода его перемещений была ограничена его возможностями, он поступил так, как поступил бы любой на его месте: он пошёл в свою комнату. На пороге кухни он оглянулся, и, посмотрев на Блейна, тихо произнёс. — Я не знаю, какие у нас были отношения раньше. Но я очень сомневаюсь, что если бы подобное случилось с человеком, которого я любил, я бы сдался так просто. Вечер в семье Хаммел-Хадсонов прошел в лучших традициях старого Курта Хаммела. Он устроил истерику, требуя больше свободы. После долгих обсуждений, убеждений и увещеваний, Берт согласился с доводами Курта. На семейном совете было решено, что Курт может встречаться с кем угодно, выходить из дома, когда захочет, но ездить за рулем ему нельзя. Понимая, что в этом отец был прав, Курт согласился.***
Весь день, после того как он очнулся, прошёл в тестах и анализах. У него было сильное сотрясение мозга, пара ссадин, но, в общем-то, он отделался довольно легко. Единственным серьёзным последствием было полное отсутствие воспоминаний о собственной жизни. Диссоциати́вная амнезия. Удивлённый врач сказал, что такое редко случается из-за травмы, но всё же бывает. Уже вечером, когда врачи убедились, что состояние Курта стабильно, к нему пустили отца. Берт, как представился мужчина, пришёл в сопровождении Кэрролл. Медсестры, которую Курт уже видел раньше. Курт узнал, что они женаты, и Кэрролл его мачеха. Устало вглядываясь в лица родителей, он извиняющимся голосом признался, что ничего не может вспомнить. Увидев, с какой болью смотрит на него Берт, и как крепко Кэрролл сжимает его руку, Курт начал извиняться. — Перестань, это не твоя вина. Всё будет хорошо, ребёнок. Отдыхай. Тебе нужно поспать, — Берт осторожно положил руку ему на плечо. — Как только врачи разрешат, мы сразу заберём тебя домой. На следующее утро голова почти не болела. Возможно, подействовали лекарства, а может всё действительно налаживалось.