***
Геральт действительно умудрился уговорить хозяина гостиницы, в которой они с Дитой не так давно ночевали, приютить женщину в долг. Правда, наслаждаться комфортом женщине довелось недолго. Не прошло и часа с того момента, как ведьмак отправился на поиски вихта, как в комнату Диты постучали. Открыв дверь, женщина обнаружила хозяина гостиницы, который часто мигая маслянистыми глазками, потребовал освободить занимаемое ей помещение. — Как это убираться? — опешила Дита. — Вы же договорились… — Так то я не с тобой, а с мутантом твоим договаривался, — почесывая округлые, заросшие черной жесткой щетиной щеки, сообщил мужичок. — А оно все знают, что коли мутанту откажешь, то и запаршиветь можно, а то еще и похуже. Так вот. А тебе я и говорю — выметывайся отседова, раз денег нету. — Да будут деньги, — попыталась урезонить корыстного типа женщина. — Завтра-послезавтра, но будут. Я ж у тебя жрать не прошу, а только крышу над головой. — А я тебе уже который раз повторяю, девка. Выметывайся на все четыре стороны. А не уйдешь по доброй воле, так я своих хлопцев позову, они жива тебя выпроводють! И не посмотрят, что седая вся… Хлоп! Сама от себя не ожидая такого нахальства, Дита от души врезала по заплывшей жиром щеке негодяя. Потом, как ни в чем не бывало, натянула на голову берет, поправила перо цапли, и, под негодующие вопли хозяина, покинула заведение. А Боклер был залит солнцем, лучи которого скользили по ярким фасадам и красным черепичным крышам. По улицам сновала тьма всяческого люда, большей частью небогатого ввиду утренней поры. Уличный торговец, толкающий тележку, полную яблок, груш, дынь и прочих фруктов, улыбнулся понуро бредущей Дите и бросил ей яблоко. Женщина неловко поймала угощение, а мужчина, бросив: «Доброго вам утречка, милсдарыня!» — покатил свою тележку дальше. Дита с наслаждением умяла спелое яблоко, а потом присела на каменную ограду одной из клумб, засаженных кипарисами и можжевельником, вытянула ноющие ноги и крепко призадумалась. Конечно, она могла бы узнать у прохожих, как добраться до кладбища Мер-Лашез, а то и просто пойти по памяти и воспользоваться приглашением Региса. Но заявиться к нравящемуся ей мужчине словно брошенная собака, Дите не позволяла гордость. Как-никак, а она еще довольно молодая и предприимчивая барышня, а что до денег — то их всегда можно заработать. Рассудив таким образом, Дита решила немного передохнуть, а потом уже отправиться на поиски заработка. Подумать оказалось легче, чем сделать. Профессиональные навыки Диты как помощницы бюджетного адвоката здесь, в Боклере, оказались совершенно не нужными, а попытка устроиться на работу в местную таверну закончилась полным провалом. Женщина за прилавком попросту не поняла, чего от нее хочет хорошо одетая Дита и вежливо попросила ее удалиться. Спустя час скитания по улицам Боклера, Дита нашла еще одно заведение с поэтическим названием: «Лис-хитролис», но из-за его двери шел такой запах, а вокруг слонялась такая публика, что зайти туда женщина попросту не решилась. Так она и бродила по мощеным улочкам, наблюдая за тем, как просыпается город. Ближе к полудню на прогулку вышли представители высшего сословия, которые живо интересовались Большим Турниром Туссента, а так же грядущим состязанием по карточной игре в гвинт. К слову, победителям в обоих состязаниях причиталась внушительная денежная награда, но Дита не были сильна ни в картах, ни, тем более, в рыцарском искусстве, поэтому ей оставалось лишь слушать глашатаев и печально вздыхать. — Эхехе… Дай пророк Лебеда мне терпения! Закрыта статуя. Закрыта! Устроившаяся отдохнуть прямо на низеньком бордюре, Дита уже некоторое время наблюдала за мытарствами очень печального человека. Мужчина был средних лет, полноват, неуклюж, с высоким прерывающимся голосом и крайне страдальческим выражением лица. С трагической миной он сообщал подходящим к нему людям, что памятник Режинальду де Обрэ закрыт по непредвиденным обстоятельствам. Даже угрюмо повисшее перо на его берете, казалось, прониклось всей горечью случившейся трагедии. Сама статуя, очевидно, находилась выше по ступенькам, перекрытыми натянутыми между перилами лентами, за стеной красивого дома, вдоль которого несколько свободных художников выставили мольберты со своими полотнами. Собственно, из-за картин Дита и решила сделать вынужденный привал в этом месте. Так, любуясь полотнами мастеров, женщина краем глаза смотрела на бедолагу, и все сильнее ощущала ее с ним духовное родство. В конце концов женщина решилась подойти к мужчине. — Ну я же сказал, что памятник закрыт! — возопил бедняга, воздев руки к небесам. — Да я слушаю это уже битый час, — поморщилась Дита — голос у страдальца был крайне неприятным. — Чего закрыт-то? Отвалилось что-то? Она даже не подозревала, что за этой невинной шуткой последует такая бурная реакция: мужчина схватил ее за руку, оттащил в закуток между стеной дома и лестницей и, уперев руки в дряблые бока, обтянутые простеньким камзолом, грозно зашипел: — Откуда вы знаете?! — Что, угадала? — изумилась женщина. — Вот так да… — А-а-а, — протянул страдалец, с видимым облегчением, — так вы не знаете. А то я уж испугался, что кто-то пробрался и пустил слухи по городу. Хотя с тех пор, как это произошло, я ни на на шаг не отхожу от статуи. — Так что отпало? — полюбопытствовала Дита и снова рискнула высказать догадку. — Неужели яйца? Мужчина схватился за щеки, комично открыл рот и с шумом всосал воздух. — Да я не видела, — поспешила успокоить его Дита, решив, что такими стараниями бедняжка легко доведет себя до сердечного приступа. — Снова угадала. Может, я помочь могу как-то? Страдалец затравленно осмотрелся, а потом, жестом велев женщине следовать за ним, пролез под ленточками и начал подниматься по ступенькам, ведущим к статуе Режинальда де Обрэ. Памятник выглядел весьма эффектно. Отлитый из бронзы обнаженный муж стоял, закинув на плечо меч и подняв руку в поэтическом жесте. На голове статуи красовался шлем с длинным пером, а вот между ног… — Это кто ж его так? — поинтересовалась Дита, озадаченно рассматривая место, где согласно стилю, в котором был воплощен народный герой Боклера, полагалось находиться кленовому листочку, прикрывавшему все самое ценное. — Наша гордость! Великий фехтовальщик, поэт, мастер игры на арфе, великолепный любовник… — завывал стоящий позади страдалец, представившийся Люсьеном. — Я понимаю, что гордость, — Дита посмотрела на готового расплакаться Люсьена. — Но на кой кому-то его яйца? — Ну, это же не просто яйца какой-то там статуи, — оживился мужчина, — а сертифицированная копия, для отлива которой использовались подлинные гениталии Реджинальда! — глаза страдальца загорелись едва ли не фанатичным огнем. — Понимаете, каждый, кто их погладит, получает необычайную силу в… в любовных свершениях. Разумеется, для этого нужно оплатить билет. — То есть, ты хочешь сказать, что кто-то отпилил у твоего Режинальда яйца для того, чтобы заполучить их колдовскую силу? — Дита едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. — И давно это случилось? — Да пару часов всего как, — пригорюнился Люсьен. — Я проводил последних экскурсантов и отошел на время, а когда вернулся — увидел это безобразие. Слушайте, сударыня, если вы мне поможете, то я вам заплачу скромную сумму, а так же позволю вашему кавалеру бесплатное посещение памятника. Дита задумчиво осмотрелась и, решив, что деньги не помешают, деловито потерла руки: — Говоришь, быстро отпилили? Ну, давай думать… Есть другие выходы отсюда, кроме того, возле которого ты стоишь? — Открытых нет, — Люсьен озадаченно почесал нос, — но в Боклере практически отовсюду можно незамеченным: через забор или по карнизам. Сам Режинальд проектировал пути отхода замеченных любовников… — Да-да, и тем самым облегчил похищение собственных причиндалов, — пробормотала Дита разглядывая невысокий заборчик, ограждающий пострадавший памятник от узкого переулочка между домами. Со стороны статуи заборчик действительно выглядел неубедительным, но вот с учетом высоты парапета, на котором красовался Режинальд де Обрэ, прыжок через него был бы затруднительным. Женщина сняла куртку и берет, вручила их Люсьену, и аккуратно закинула ногу на забор, стараясь протиснуться между заостренными концами кованных прутьев. Оказавшись с другой стороны, Дита примерилась и спрыгнула, с трудом устояв на ногах: высота была не такой уж большой, но довольно чувствительной. В полутемный переулок не выходило ни окон, ни дверей, зато его противоположный от статуи конец смотрел на оживленную улочку. — Что стал? — спросила Дита у зависшего у заборчика Люсьена. — Ты хочешь яйца свои найти или нет? Кидай мне куртку и сам прыгай. — А кто же будет следить, чтобы к Режинальду не заходили безбилетные… — заныл страдалец, корча жалобную мину. — Так того, за что ты берешь деньги, все равно нет, — нетерпеливо отмахнулась женщина. — Давай, решайся! Чем быстрее начнем искать, тем больше вероятности, что мы их вообще отыщем. Не забывай, Люсьен, что их могут переплавить в какую-нибудь полезную в хозяйстве штуковину, и тогда можешь забыть о своих билетах. Последний аргумент подействовал безотказно: мужчина собрался с духом, швырнул Дите ее вещи, а потом лихо сиганул через забор, зацепившись за один из его прутьев. Раздался треск рвущейся ткани, и Люсьен кучей повалился на щербатую плитку. — Смотри-ка… — Дита подошла к пруту, на котором остался кусок камзола страдальца, и сорвала с него еще один обрывок ткани. — Кто-то оказался таким же неуклюжим. Бедный Люсьен стянул с себя пострадавшую одежку и со слезами на глазах посмотрел на безнадежно разорванную спину камзола: — Вот тебе и на, — грустно вздохнул страдалец, — а ведь его мне только недавно пошили. Этот цвет сейчас в моде… А что до этого, — Люсьен наморщил нос, глядя на обрывок сукна в руке у Диты, — такое уже давно не носят. — Значит, мы ищем того, кто не особо следит за модой, — женщина нахлобучила на голову берет, перекинула куртку через плечо и двинулась прочь из переулка. Как искать в довольно большом Боклере человека, в гардеробе которого имеется порванная одежка темно-красного цвета, Дита не представляла. — Груши! Яблоки! Свежие ягоды, собранные в лесах Кароберты! — тот самый молодой торговец, что утром угостил Диту яблоком, сейчас старательно предлагал прохожим свой товар. Женщина повернулась к мрачному Люсьену: — Дай мелких денег! — Каких денег? — выпучил глаза мужчина. — Да любой мелочи дай, быстрее… — Дита нетерпеливо выставила руку ладонью вверх и потрясла ей перед лицом страдальца. Пошарив в карманах штанов, Люсьен извлек на свет пригоршню мелочи, которую передал женщине. По лицу бедолаги было видно, что он уже горько сожалеет о том, что связался с незнакомой бабой, пусть даже ради такой ценности, как яйца Режинальда де Обрэ. — Привет, — Дита лучезарно улыбнулась торговцу. — О, милсдарыня! — обрадовался парень и картинно поправил расшитый жилет. — Я знал, что вам так понравится вкус моих яблочек, что вы непременно меня разыщете! — Яблоко было чудесным, — Дита наступила на ногу Люсьену, который явно собирался что-то сказать. Страдалец захныкал, а женщина, как ни в чем не бывало, попросила торговца. — Дай мне еще два яблока, и я оплачу утреннее. — Сию минуту, сударыня! — парень выбрал два спелых яблока с глянцевыми румяными боками, вытер их о полы своего жилета и преподнес улыбающейся Дите. Та вручила торговцу несколько монет, надеясь, что этого хватит. Судя по улыбке торговца и убитой физиономии Люсьена — хватило с лихвой. — Слушай, — Дита откусила кусок от одного яблока, а второе отдала топчущемуся рядом с ней страдальцу. — А ты же тут с утра стоишь, так ведь? — Верно, сударыня, — парень облокотился о ящики и пристально посмотрел на женщину, очевидно, предвкушая пополнение собственного кошелька. — А не видел ли ты, как из вон того переулка, — Дита указала на темнеющую между домами щель, — выходил кто-либо в плаще или кафтане такого цвета, — женщина протянула парню кусок сукна. Торговец с интересом посмотрел на обрывок ткани: — Ну, чтобы прямо в плаще не видел, конечно, — сказал он, оглядываясь по сторонам, — но видел, как оттуда с час назад выскочил один старик. Так вот, он что-то заворачивал в тряпье точно такого цвета. Дита улыбнулась еще шире и протянула парню еще несколько монеток, Люсьен трагически застонал, но женщину его ужимки не впечатлили. — Может, ты заметил, в какую сторону пошел тот старик? — спросила она у торговца, когда тот ссыпал деньги в кошелек. — Я даже больше вам скажу, сударыня, — торговец весело подмигнул женщине. — Я знаю, кто этот дед. Это папаша Жюс Бален, а пошел он наверняка к Розалинде Ферре. Знатная шлюха эта Розалинда, скажу я вам! И это при том, что муж у нее в гвардии служит! — И где же живет эта Розалинда? — спросила Дита уже потише: к лотку подошли несколько барышень и принялись пробовать ягоды, выложенные на прилавке. — Видите тот красный дом? — спросил торговец, одновременно строя глазки барышням. — Вот отсчитывайте третью дверь от угла, не ошибетесь, милсдарыня. А теперь простите, работа… Итак, сударыни, вы распробовали дивный вкус моих ягодок? Дита повернулась к Люсьену, который даже как-то повеселел: — Навестим Розалинду и Жюса? — А от чего ж не навестить? — пожал плечами Люсьен. Они аккуратно выбрались из небольшой толпы, собравшейся у лотка с фруктами, и двинулись к указанному дому по залитой солнцем улице. — Может, не пойдем? — спросил густо покрасневший Люсьен, когда до их с Дитой ушей донеслись весьма недвусмысленные звуки, раздававшиеся из-за указанной торговцем двери. — Чего это не пойдем? — удивилась Дита, хватаясь за дверное кольцо. — Теперь-то точно понятно, где причиндалы этого вашего героя… У другого героя, как видишь. Сейчас мы их экспроприируем. Женщина толкнула дверь, будучи уверенной, что та заперта, но оказалось, что в пылу страсти любовнички даже забыли закрыться. Дита замерла на пороге, пораженная до глубины души зрелищем, открывшимся ее взору. Что до трепетного Люсьена, то он так решительно ворвался в дом, что едва не сбил свою спутницу с ног, но тут же переменился в лице и закрыл глаза руками, стоило ему рассмотреть, что происходило на красивом красно-зеленом ковре. — Что вы себе позволяете! — возопил бодрый старикан, слезая с молодки средних лет и прикрывая сморщенной рукой все самое дорогое. — За яйцами твоими пришли, — проникновенно изрекла Дита и прошла вглубь комнаты. — Люсьен, закрывай дверь! Послушный страдалец захлопнул дверь и помещение погрузилось в таинственный полумрак: окна были задернуты плотными портьерами, а свет исходил от одного единственного канделябра. Сам канделябр стоял на столе, явно накрытом к обеду, во всяком случае, одного вида разложенной на нем пищи хватило для того, чтобы желудок Диты отозвался жалобным урчанием. Но не еда занимала женщину больше всего, а кленовый листок, отлитый из бронзы, прикрывающий то самое национальное достояние Боклера. Дита уверенно сцапала причиндалы Режинальда де Обрэ и уже собиралась покинуть опешивших полюбовничков, когда дверь снова распахнулась. — И что за извращение ты учинила на этот раз, Розалинда! — возмущенно заорал гвардеец, который, по видимому и был рогатым мужем темпераментной молодки. — Ладно бы один мужик! Ну я бы понял! Я бы простил! Но два! Два мужика и еще одна баба! Ну это уже перебор! Дита мельком глянула на посеревшего Люсьена, плотнее прижала яйца Режинальда к груди и приготовилась быстро ретироваться, дабы не попасть в эпицентр семейной ссоры, но тут она увидела лицо бедного Жюса… — Так вот этот дуралей, что за своей бабой не следит! — Дита сама поразилась тому, что эти слова, еще и сказанные невероятно противным высоким голосом, вылетели именно из ее рта. Опешивший рогоносец даже попятился от внезапного напора: — Чего? — Того самого! — переходя на более высокую тональность заорала Дита, прямо спиной ощущая, как сползает по стенке насмерть перепуганный Люсьен. — Она, между прочим, — женщина ткнула пальцем в позеленевшую Розалинду, — нам семью разрушает! Маманька страдает, что папанька к этой развратнице ходит! А она что? Последние соки из него сосет! Ух, зараза! — Дита сжала кулак и погрозила ошеломленной барышне, чувствуя, как першит у нее в горле, и снова набросилась на рогоносца. — А ежели папенька помрет прямо на ней? А? Ты нам будешь потерю кормильца оплачивать? А ну, Люсьен! Забирай папаньку и уходим отсюда! Дита зыркнула на бедного Люсьена, который, к счастью, быстро сообразил, что от него требуется и, подхватив успевшего натянуть панталоны Жюса, двинулся к двери. — А ежели я еще раз узнаю, что твоя баба к нашему папаньке лезет, — завизжала Дита прямо в лицо гвардейца, загораживая от него Люсьена и Жюса, которые пытались как можно незаметнее просочиться в дверь, — самолично приду и сиськи ей поотрываю! Вот так! Спустя два квартала трое беглецов тяжело перевели дух. Труднее всего, конечно, пришлось пожилому Жюсу, который бежал босиком и в одних панталонах. Но счастью старика не было предела, он вполне искренне поблагодарил Диту и Люсьена за спасение от разгневанного рогоносца, посетовал, что не может оставить себе яйца Режинальда еще на денек-другой и, совершенно счастливый, удалился, сверкая драными портками на всю улицу. — Знаете, — Люсьен восхищенно пожал руку Диты, когда старик убрался восвояси, — я никогда не думал, что у меня в жизни будет такой насыщенный приключениями день! Спасибо вам, милая сударыня, за спасение нашего национального достояния! Вы совершили истинный подвиг во славу Боклера! Вот ваши деньги, — страдалец вытащил из карманов все, что в них было, включая монеты, какие-то бумажки и батистовый носовичок, всучил в руки женщины, забрал бронзовые яйца и был таков. Женщина облокотилась о стену дома, выдохнула и захохотала. Она смеялась, схватившись за живот так долго, что из окошка выглянула молоденькая девушка и поинтересовалась, не нанюхалась ли Дита фисштеха. Успокоившись, женщина поняла, что окончательно заблудилась в Боклере, и не имеет ни малейшего представления, где здесь ближайшая гостиница.Поэтому, кое-как поправив свой растрепавшийся наряд, она просто пошла куда глаза глядят. Как оказалось, сделала она это зря…***
Над городом уже нависли густые сумерки, когда Дита оказалась в каком-то совершенно загаженном месте, абсолютно не похожем на тот Боклер, который она имела удовольствие созерцать днем. Вопли бродячих кошек смешивались здесь с хриплым хохотом, бранью и чьими-то криками. У Диты по спине пробежали мурашки, когда она вступила в лужу, окрасившую ее сапог в темно-красный цвет запекшейся крови. Вонь в этом районе города стояла невыносимая, но еще более страшной и невыносимой была здешняя публика. Первая же встреченная Дитой баба попыталась сорвать с ее головы берет, при этом хрипло захохотала, когда Дита увернулась от ее руки и побежала прочь. Много пробежать женщине не удалось. Массивная фигура выросла посреди улицы, а крепкая волосатая рука ухватила Диту за плечо. В нос женщины ударил запах тяжелого перегара, пота и чего-то отвратительно кислого. — Куда собралась, молодка, — прохрипел человек, прижавший Диту к своей голой потной груди. — Давай, поведай, откуда такая краля в наших краях нарисовалась… В руке человека тускло блеснуло лезвие ножа. Дита попыталась закричать, но ей зажали рот и приставили холодную сталь к горлу: — Будешь вопить — на ремни порежу, — пригрозил человек, и дрожащая женщина обмякла в его руках. — Эй, Базиль, чего там у тебя? — из арочного пролета между домами показалась еще одна фигура. Очень худая и длинная. Ни его лица, ни одежды Дита рассмотреть не могла, потому, что вонючая потная рука не прекращая елозила ей по лицу, закрывая рот, нос, глаза. Женщина к своему ужасу вспомнила, что Геральт, наверное, уже очень далеко от города, и никак не успеет прийти ей на помощь. — Да вот, поймал какую-то, — прохрипел громадный Базиль, встряхивая испуганную Диту. — Одета хорошо и сама справная девка. Женщина увидела, как ее красивый берет с пером цапли полетел в грязь. — Дай-ка посмотрю, — приказал второй. — Убери руку от ее морды, дубина. Влажная лапища исчезла, а перед глазами Диты появилось худое, можно сказать, высохшее лицо. Блеклые глаза мужчины лихорадочно подергивались, пока он пристально рассматривал женщину. — У меня есть деньги, — прошептала Дита, чувствуя, как лезвие ножа впивается в ее шею. — Я все отдам… — Конечно отдашь, милая, отдашь все, — бандит обнажил желтые зубы в нечеловеческом оскале, а потом тоже достал нож и провел им по щеке женщины. — А после того, как отдашь нам все, мы с тобой покуражимся… Так, Базиль? Потное чудовище, держащее Диту, что-то прохрипело, сильнее надавливая на лезвие ножа. Женщина удивилась тому, что нож до сих пор не прорезал кожу у нее на шее. «Наверное, тупой, — со странной отрешенностью подумала Дита, — если так, то будет еще больнее». — Тащи ее в проулок, Базиль, — приказал тощий. Дита молча смотрела в стену, покрытую бурыми потеками, пока бандит ощупывал ее, доставая монеты из кармана, а попутно лапая зад и грудь. — На ней много одежи, Люка, — прохрипел здоровяк, по-прежнему держащий нож у горла женщины. — Раздень ее! Не дергайся, сука! — лезвие сильнее надавило на шею попытавшейся вырваться Диты. — Да-а-а, — протянул тощий, а из уголка его сморщенного рта потекла слюна, — сейчас мы снимем все лишнее… — он ухватился за край корсета и приготовился разрезать плотную ткань. Дита изловчилась укусить здоровяка за ладонь и вцепилась ногтями в лицо Люки. — Сука! — рявкнули головорезы в два голоса. Базиль снова ухватил женщину за голову, а тощий Люка зарядил кулаком ей в лицо. Вспышка боли, неожиданно громкий хруст и Дита почувствовала, как по губам и подбородку потекла теплая струйка крови. — Будешь знать, как царапаться, — вытирая разодранную до крови морду, прорычал Люка и ударил Диту в живот. — Эй! Какого лешего там происходит? — голос донесся из входа в переулок и принадлежал он явно не какому-то новому головорезу. — Гвардейцы, — переполошился Базиль. Хватка ослабела и женщина, с силой отодвинув потную лапу от своего лица, даже не закричала — завыла. — А ну отпустите женщину! Сукины дети! — заорал гвардеец, послышался грохот доспехов и тяжелые шаги. Дита увидела, как стремительно приближается к ее лицу мощеная дорога и успела выставить руки. Ладони обожгло болью, зато у горла не было стали, а бандиты растворились в темноте загаженного переулка. — Ой-ей, барышня, — чья-то сильная рука подняла женщину. — Крепко же тебе попало. А ты, смотрю, не из бедных. Говорить можешь? Усатое лицо гвардейца расплывалось перед глазами, и на миг Дите показалось, что с ней говорит Мильтон де Пейрак-Пейран, но лишь на миг. Она быстро вспомнила, что барон мертв, окончательно и бесповоротно. — Могу, — пробормотала женщина, хватаясь за бронированную грудь своего спасителя. — Мне надо… мне надо на кладбище. Сзади кто-то громко хохотнул: — Рано тебе на кладбище, милсдарыня, поживешь еще. — Нет, — лихорадочно соображая, Дита помотала головой. — На Мер-Лашез, там мой муж, он травник. Мы поссорились и я поехала в город… А он там, — она судорожно сглотнула, — с бурьянами остался. — Мер-Лашез? — переспросил усатый гвардеец. — Это больше часа верхом. И чего это твой мужик там забыл? — Не знаю, говорит, что там какая-то дрянь растет… Ее он собирает для лекарств, он лечит… — Слушай, Пьер, — сказал второй служивый, который стоял за спиной Диты. — Давай отвезем барышню к мужу. Негоже ей тут одной гулять. — Ну ладно, — вздохнул усатый Пьер. — Дуй за лошадьми. А ты не реви, барышня, мигом тебя до твоего милого домчим. Еще и выговор ему пропишем, за то, что женку саму в городе бросил. Держи, - гвардеец протянул женщине ее заляпанный грязью берет. - Видать твои причиндалы... Дита вцепилась в вещицу, будто в невиданное сокровище, шмыгнула и вытерла кровь из-под носа. Спустя час с небольшим два верховых гвардейца, за одним из которых сидела помятая, перемазанная кровью женщина, прибыли к кладбищу Мер-Лашез. Ветер легонько шуршал сухими ветвями вековых деревьев, срывал подсохшие листья и бросал их на густо-зеленую, почти черную в скудном ночном свете, траву. Бегущие по небу тучи, почти полностью скрывали луну, оставляя видимым лишь бледное пятно, толку от которого практически не было. Подсвечивая себе дорогу факелами, закованные в броню служивые провели Диту мимо надгробий, прямо к склепу, где обосновался ее «муж». — А ты уверена, что милый твой здесь обретается? — с сомнением спросил усатый Пьер, осматривая печальную картину, так и веющую вечным покоем. — Здесь, здесь, — прогундосила Дита, в сотый раз вытерла кровь, которая почему-то не хотела прекращать идти из носа, и дернула дверь склепа, которая, как и положено, была крепко-накрепко заперта. Тогда женщина несколько раз ударила по двери ногой — без результата. Только ветерок легко пошевелил ее волосы, всколыхнул пламя факелов и унесся гулять между старых могил. Тут нервы Диты сдали и она заорала во весь голос так, что стая воронья с криком поднялась с ближайшего дерева: — Реги-и-ис! Не прошло и нескольких минут, как, словно сотканный из нитей тумана, вампир вышел из-за надгробий: — Дита? Что приключилось? Ты в порядке? — даже в темноте было видно, как сильно вытянулось его лицо от изумления. — Регис! — женщина кинулась к вампиру и повисла на нем, вдыхая знакомый острый запах трав, которым пропиталась его одежда. — Старый дурак, — пробормотал Регис, прижимая Диту к себе. — Не надо было отпускать тебя… — Вот-вот, — напомнил о себе усатый Пьер, который до сих пор хранил молчание, собственно, как и второй гвардеец, наблюдая за сценой семейного воссоединения. — Нечего жен от себя отпускать. А ты, уважаемый, кто будешь? — в свете факела было заметно, что Регис не внушал вояке особого доверия. Служивый мрачно хмурился, шевелил роскошными усищами и даже слегка раздулся, дабы казаться внушительнее. — Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой, к вашим услугам, — представился вампир, по-прежнему крепко обнимая прильнувшую к нему женщину. — Целитель из Бругге. — И чего же ты, целитель, — хмуро спросил гвардеец, — жену одну в город отпустил на ночь глядя? Неужто не знал, что люд там всякий бродит? Она — барышня видная, вестимо, что к ней всякая погань пристала. Ежели б не мы, остались бы от твоей женки рожки да ножки. — Знал, конечно, — горько ответил Регис, мельком взглянув на окровавленную физиономию Диты. — Да вот только сами видите, господа гвардейцы, я уже человек в летах, а жена моя намного младше. Всякое случается… — И то верно, — Пьер почесал затылок, но лицо служивого смягчилось. Очевидно, манера речи, предельная вежливость и то, как вампир заботливо поглаживал прильнувшую к нему Диту по спине и волосам, убедили вояку в правдивости истории женщины. — Добро тогда, оставайтесь. Слухай, травник, — гвардеец подошел поближе к Регису, — ты скажи вот мне, как на духу, есть такая трава, от которой всю ночь колом стоять будет? Второй служака кашлянул в кулак, но усатый Пьер только отмахнулся. — Трава-то есть, милостивый государь, — снисходительно улыбнулся вампир, — только такая длительная эрекция связана с определенной нагрузкой на сердце и прочие системы организма. Подумайте, нужно ли вам здоровье одного… гм… органа, в ущерб всем остальным? — Вот не бывает так, чтобы со всех сторон и гладко, — в сердцах гвардеец хлопнул себя по закованному в сталь бедру. — Ну, доброй вам ночи, супружники! Не ссорьтесь больше! — Спасибо, — пролепетала Дита, не отрываясь от Региса. — Всего вам доброго, господа, — попрощался с гвардейцами вампир. Так они и стояли, обнявшись, пока не затихли тяжелые шаги служивых и не погасли последние отблески их факелов, а на кладбище не воцарилась истинно мертвая тишина. Тогда Дита отстранилась от вампира, громко всхлипнула и разревелась. — Ну, тише, — попытался успокоить завывающую женщину Регис, — все уже хорошо… — Меня-я-я из гос… гостиницы вы-ы-ыперли! Без де-денег… А потом я я-я-яйца… А потом напали э-э-эти и они… они мне но-о-ос слома-а-али-и-и, — Дита ревела с душой, выкладываясь по полной программе, размазывая кровь и слезы по лицу, и не могла остановиться. Регис взял ее лицо в ладони и внимательно осмотрел его: — Ну, не сломали они тебе нос, а разбили, — мягко сказал он, — сейчас пойдем и починим твой нос, не плачь, милая. Будет твой нос как новенький. Дита сидела на узкой лавке, заменявшей Регису кровать и пила какую-то странную настойку. Запаха она не чувствовала, как, впрочем, и всего носа, поэтому не могла сказать наверняка, насколько ужасным был вкус отвара, который вручил ей вампир. — …Ну, собственно, гвардейцы меня и спасли. Геральта в городе нет, поэтому я и решила, что надо ехать к тебе, поэтому и соврала, что ты мой муж, — закончила женщина свой печальный рассказ. Она сильно гнусавила из-за расквашенного носа, и подозревала, что звучит весьма забавно, но Регис ни разу не улыбнулся, за что Дита была ему благодарна. — Ты правильно решила, — Регис сидел рядом на стуле, на коленях у вампира лежала книга, но он не перелистнул ни единой страницы с тех пор, как взял ее. — Отчасти приключившееся с тобой и моя вина. Я позаботился о том, чтобы присмотреть за Геральтом, и просто не подумал о тебе, ошибочно рассудив, что в гостинице ты будешь в безопасности. — Ты же не мог знать, что меня оттуда выгонят, как только Геральт сделает шаг за порог, — Дита облокотилась на высокую подушку и, наверное, в пятый раз попробовала отставить чашку с гадким отваром. Регис слегка нахмурился: — Я все-таки вынужден настаивать на том, чтобы ты допила его до конца. Тебе нужно успокоить нервы после случившегося. Умиротворенное состояние и крепкий сон — основополагающие факторы успешного излечения после таких вот приключений, — он протянул руку и легонько подтолкнул кружку ко рту женщины. Дита сделала глоток и поморщилась. — Но нет худа без добра, — не разжимая губ, улыбнулся Регис, — во всяком случае, теперь ты перестала содрогаться от страха при каждом моем прикосновении. Более того, мы весьма непринужденно перешли на «ты». — Да не от страха я содрогалась, — Дита решительно поставила кружку на каменный пол. Вампир проследил за ее движением, но ничего не сказал, только встал, подхватил посудину, книгу и отошел к столу. Повернувшись к Дите спиной, Регис перебирал какие-то бумаги, шуршал листами книг, изредка демонстрируя притихшей гостье свой сосредоточенный профиль. Потрескивали свечи, их свет метался по каменным стенам, но был не в силах разогнать вечный мрак, притаившийся в углах склепа. Дита почувствовала, как испуг постепенно развеивается, уступая место спокойствию, чувству безопасности. — Регис, — тихонько позвала женщина. — Да, — вампир повернулся и сделал несколько шагов по направлению к ней. — А суккуб… это рогатая демоница такая? — неожиданно для самой себя, спросила Дита. Регис подошел к женщине, сел на край лавки, взял ее руку в свою (сердце у Диты тут же бешено заколотилось), улыбнулся, как обычно, не разжимая губ, и пробормотал: — Геральт, Геральт… — а потом спросил, пристально глядя своей собеседнице прямо в глаза: — Ну расскажи мне, милая Дита, что тебе известно по части суккубов?