Заткнуть любовью пустоту

Они едут к Мирону домой молча. Абсолютно молча. Глеб стыдливо разглядывает свои пальцы, на сложённых на колени руках, Фёдоров кому-то пишет в телефоне, явно незаинтересованно и просто для того, чтобы не сидеть сложа руки, как это делает блондин. Водитель сидит ровно, как будто кол проглотил, ничего не говорит, и у Голубина в голове давно вертится вопрос: «А он вообще разговаривает?». И, лишь когда они приезжают, Мирон открывает дверь дома с очень холодным и нехорошим: — Заходи. Его голос прекрасно бы подошёл девочке из «Звонка» по степени испуга, который он приносит блондину. Но парень сглатывает и заходит внутрь, стараясь не нервничать. Пытаясь максимально быстро сбежать от молчащего Мирона, он ретируется на кухню, готовит ужин, довольно вкусную пасту. И Фёдоров не рушит его планы, не приходит до тех пор, пока мальчик не начинает смешивать спагетти с соусом. — Кто такой этот Олег? Голубин дергается, понимая, что если он не научится распознавать неслышные шаги Мирона, то умрет от инфаркта Миокарда. Он не спешит поворачиваться, надеясь, что Фёдоров оставит этот вопрос. — Я спрашиваю, кто такой Олег? — Это мой клиент, — задушенно выдаёт в ответ парень, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Постоянный. — Постоянный, значит… Глеб осторожно поворачивается, прижимаясь задницей к столешнице, чтобы быть максимально далеко от Мирона, вынимающего из него душу этим взглядом. Но мужчина не подходит ближе. Он сжимает кулаки и холодно требует: — На колени. Глеб округляет глаза, приоткрывает рот, но видит в голубых глазах напротив очень страшный огонек, мгновенно заставляющий его подчиниться. Он сползает неравномерно, очень медленно, боясь сделать хоть одно лишнее движение. И, лишь когда колени касаются кафеля, Фёдоров делает шаг к парню. — Вот ты шлюха… Глеб неуверенно поднимает взгляд и тут же понимает, что это была ошибка. Резкий болезненный удар по щеке, — наверняка будет синяк, — и голова отлетает в сторону, а слезы брызжут из глаз. Не столько от боли, сколько от обиды. Но мальчик помнит, что он шлюха, которая живёт в этом доме только по милости Мирона, а поэтому ничего не говорит и позволяет делать с собой все, что угодно. У Федорова в глазах скользит какая-то неуверенность за своё прошлое действие, но он перебарывает её и уходит к себе. Едва дверь наверху хлопает, Глеб достаёт из холодильника лёд, прикладывая к скуле, садится за стол и тихо ревет, закрывая лицо руками. Почему человек, увидевший в нем искру, увидевший в нем личность, теперь ставит его на колени и болезненно бьет по щеке только за то, что мальчик выполняет свою работу? Почему он не понимает, что ему и так больно от разбитых после грубого секса на полу коленей, после наручников, сковывающих запястья, после пальцев, сдавливающих горло? После того, как его ебут и морально и физически, заставляя ещё почти ребёнка расставаться с чувством собственной важности и принимать боль как должное? Глеб слышит хлопок двери на первом этаже, аккуратно одевается, забирая с собой лишь почти разряженный телефон, и выходит из дома следом, пешком бредя до остановки маршрутки через вообще не освещенные тропинки леса. Так же тихо и смиренно он садится в минивэн, чувствуя, как наливается кровью и слабо ноет скула, потерянно прикладывает к ней холодные пальцы и едет в центр Питера, в высокий и красивый отель. — Доброй ночи, я к Олегу Нечипоренко, передайте ему, что пришёл Глеб Голубин, — тихо говорит мальчик, закрыв лицо капюшоном, чтобы девушка на ресепшене не видела синяка. Одетая в строгий костюм с эмблемой отеля на груди девушка звонит по какому-то номеру, что-то говорит и в конце сообщает парню: — Он вас ждёт, десятый этаж, номер 1006. Глеб устало кивает и плетётся к лифту. Олег встречает его в номере вполне догадливо — с бутылкой виски и расстеленной кроватью. — Привет, — тихо бормочет блондин и вжимается Нечипоренко в грудь, прячась у него в складках рубашки, словно пытаясь приклеиться к нему и никогда не уходить. Олег ведь такой безбожно взрослый и спокойный, несмотря на молодое лицо и не самый старый возраст. Олег такой настоящий, правильный и способный утешить любую его обиду. Олег такой понимающий, ласковый, такое спасение, даже если он скажет что-то вроде: «не плачь, мелкий, держи конфетку». — Дракон обидел принцессу, и та сбежала из его пещеры? — совсем по-доброму улыбается мужчина, гладя блондина по голове. — Он ударил, — всхлипывает мальчик. Кизару поднимает его светловолосую голову за подбородок и нежно, мягко проводит кончиками пальцев по уродливому бордовому пятну на белой щеке. Глеб смотрит ему в глаза кристально чистым взглядом, подаётся вперёд, поднимаясь на носочки. Олег осторожно наклоняется к ребёнку и прикасается тёплыми губами к больному месту, придерживая точёное лицо своей длинной узкой ладонью. Мелкий закрывает глаза, чувствуя, как по щекам стекают бессмысленные слёзы. — Пошли в ванную, принцесса, помоешься, успокоишься, — шепчет Нечипоренко, увлекая его с собой. Там он осторожно раздевает блондина, стараясь не прикасаться своими холодными пальцами к его телу, чтобы не делать неприятно, а потом помогает забраться в наполнившуюся ванну, гладя по голове и периодически прижимая мокрый затылок к своей груди. Глеб абсолютно не стесняется Кизару, почему-то веря в то, что он не сделает ему больно или плохо, а Олег боится оставлять ребёнка, потому что тому снова может прийти в голову идея надрезать себе вены. — Лап, знаешь, Мирон не просто так ударил тебя. Он же прекрасно знал, что берет на работу проститутку. Это значит лишь то, что он видит между вами что-то большее, нежели просто жизнь в одном доме и работа. Он ревнует, как бы странно это не звучало. Глеб только ластится к рукам Олега, стараясь прижаться ближе и тихо плача. — Не реви, нам же не нужна принцесса с глазами, опухшими, как у алкаша, — все так же по-взрослому улыбаясь, бормочет Нечипоренко. — Всякая принцесса однажды найдёт своего короля, знаешь? И далеко не у всякой принцессы сказочная жизнь. Но, чем страшнее начало, тем великолепнее исход. Так что все наладится. Глеб мягко тянется к Олегу, просяще касаясь его губ своими. Ему нужен этот поцелуй. Ему нужен этот поцелуй, потому что в нем нет страсти или желания, в нем нет ревности или обиды, в нем есть только чистая-чистая и заботливая любовь, практически семейная. Кизару острожно целует припухшие губы, едва касаясь губами чужих губ и вновь гладит мальчика по голове.

***

Мирон не знает, что делать, и Мирон едет к Шокку. Он едет без звонка, наспех накинув пальто и сев в машину. Ему стыдно за свою ревность и за этот удар. Ему неловко осознавать, что он ударил мальчика почти ни за что. А ещё он чертовски возбуждён видом покорно стоящего на коленях блондина, до звёздочек в глазах. Глеб такая сучка. Пошлая, но терпеливая. Мирон видел его полный болезненного наслаждения взгляд, когда его натягивал ЛСП. И Мирон едва сдержался, чтобы не начать дрочить прямо там, около окна в клубе. И такому Глебу он смог бы дать хлёсткую пощечину. Но не тому, который стоял на коленях перед ним, скривившись от боли и глядя в его глаза с чистой обидой и непониманием. Он и злился на того парня, а ударил этого. Злился на бордельную шлюху, а ударил вечно грустного ребёнка. — Привет, Миро. Дима выглядит спокойно, довольно улыбается. Он одет лишь в халат на голое тело, смотрит чуть свысока, пропуская мужчину внутрь. — С чего вдруг решил навестить старика? — так же насмешливо продолжает разговор Шокк, разливая водку по стопкам. — Дал одному парню по лицу ни за что, теперь думаю, прав ли я, — почти честно признается Мирон. — И с каких это пор тебя начала мучить совесть? Фёдоров не отвечает, они чокаются, пьют. Потом пьют дальше. Почти молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами и пристально глядя друг другу в глаза. И, когда оба уже достаточно пьяные, Дима резко перегибается через стол, роняя стоящую на нем бутылку, притягивает Мирона за ворот рубашки и горячо целует в губы. Фёдоров и сам не знает, почему он позволяет Хинтеру трахать его по старой дружбе. Не знает, почему стонет под ним, хоть он и никогда не был пассивом. Наверное, потому что Дима бы просто не позволил по-другому. Мирон точно знает, что он его любит. Когда-то он боготворил Шокка, едва ли не прыгал от счастья, когда тот взял его к себе под крыло. А потом он понял, что может лучше Шокка. Тогда и пропал этот трепет, за которым, как оказалось, и не было никакой любви. Хинтер выдергивает рэпера из-за стола, таща в спальню, расстегивает его рубашку, не выдерживая и просто выдергивая с мясом последние пуговицы, валит на кровать, прижимает сверху, грубо кусая за венку на шее. Мирон чуть прикрывает глаза, пытаясь переключиться на эмоции, но перед глазами тут же встаёт образ беловолосого мальчика, отчаянно прижимающегося к нему в попытках избавиться от кошмара. — Дим, нет. Хинтер резко останавливается, хмуро сдвигая брови к переносице. — Не сейчас, — неуверенно поясняет Фёдоров. Он неловко выкарабкивается из постели, встаёт, застёгивая оставшиеся на рубашке пуговицы, надевает своё пальто в прихожей и выходит, коротко кинув напоследок: — Спасибо. Уже около машины он сначала набирает Мише, чтобы тот приехал, а потом звонит Глебу. Телефон у парня выключен. Он едет домой, но дома его тоже нет. И тогда Фёдоров набирает Ресторатору, спрашивая, где обычно проводит ночи Голубин. И следом сразу выезжает на выданный Сашей адрес Кизару. Тысячи рублей хватает, чтобы вежливая девушка на ресепшене сказала номер комнаты Олега. Дверь у Нечипоренко открыта, и он сидит на кровати, раскуривая косяк с таким видом, словно заранее знал, что Мирон приедет. Глеб сопит, свернувшись клубком вперемешку с одеялом у Кизару на кровати. На лице алеет сизая ссадина, рот приоткрыт, а веки нервно дёргаются. — Он давно у тебя? — коротко спрашивает Фёдоров, подходя к мальчику ближе и осторожно, чтобы не разбудить, гладит по голове. — Уже часов пять, — расслабленно отвечает Олег, затягиваясь. — Знаешь, если будешь делать ему больно — я заберу его. Он и так слишком многое переживает в свои семнадцать. Или научись терпеть, или дай ему жить спокойно. Мирон не слышит в его словах ни угрозы, ни агрессии. Он слышит лишь спокойную рассудительность и мягкую заботу о ребёнке. Олег на стороне парня, и рэпер это уважает. — Я… Не справился с собой. Такого больше не повторится, обещаю, — зачем-то говорит ему Фёдоров. Нечипоренко коротко кивает и тушит блант. — Не порть его. Он настолько чистый в душе, что ты даже и представить не можешь. Помоги принцессе выбраться из башни, Мирон. Эти слова штампом отпечатываются в подкорке. Фёдоров мягко и очень аккуратно поднимает совсем высушенное жизнью тело на руки, ближе прижимая к груди, и спускается вниз, к машине. Глеб спит и не просыпается, только во сне неловко хватается за веревочку на толстовке мужчины. Разве в сказках бывает такое, что дракон вдруг влюбляется в принцессу?