Devil got my…

Прошло еще полгода. Полгода, за которые моя жизнь пропиталась определенным устоем, как ромовая баба сиропом. Я стал различать краски вокруг и, наконец, нашел себе применение – стал работать в приемнике скорой помощи хирургом, правда, отлученным от стола (тремор иногда возвращался). Это, конечно, все было неофициально. Боюсь, и в этот раз без Майкрофта не обошлось, но так я мог получить свою дозу адреналина, чтобы не зачахнуть. Поэтому я не стал строить из себя оскорбленную невинность и не пошел разбираться с этим человеком с комплексом Бога в «Диоген». На работе я познакомился с главной медсестрой нейрохирургического отделения по имени Мэри, и мне показалось, что я влюбился. Но эйфория была недолгой. Мисс Морстен оказалась ярой феминисткой, которая целиком и полностью решила посвятить свою жизнь карьере. – Джон, ты же понимаешь, что в наше время нет условностей и границ, поэтому я хочу сразу тебе сказать, что я не собираюсь встречаться, жить вместе или, упаси Боже, выходить замуж и заводить детей. Не будем усложнять друг другу жизнь. Вот и все, что сказала мне Мэри, увидев меня около больницы с букетом разноцветных гербер. Ее можно было понять: она несколько лет копила деньги на обучение, чтобы стать неврологом. Ничего удивительного, что сейчас, начав путь к своей голубой мечте (и при этом, не бросив основную работу), она не могла и не хотела иметь какие-либо долгосрочные отношения. Двадцать первое столетие неожиданно ударило по мужскому сообществу, и теперь монотонно бьет его под дых – привычный патриархат начинает сдавать свои позиции, капитулируя перед пропагандой полового равенства… Так что все наши «свидания» и «любовь до гроба» стали ограничиваться сексом в подсобке или пустой палате после дежурства (каюсь, иногда и во время). Мне, относящему себя к романтикам, у которых, как известно, любовь случается чаще, чем секс, первое время было очень не по себе. Мне казалось, что я делаю что-то неправильное, добившись сразу апофеоза отношений между женщиной и мужчиной, проскочив все стадии завоевания, и этим оскорбляю Мэри. Но она сказала: «Расслабься, это лучшее, что со мной было еще со школы». После этих слов внутри меня обнаружилась доселе спрятанная гармония и давно забытый оптимизм. Так что все свободное от традиционных свиданий время я проводил за написанием книги, основанной на делах Холмса, что странным образом вызывало волну приятных эмоций. Может, всё и было к лучшему… В доме же на Бейкер-стрит жизнь шла еще более размеренным ходом. Стены, казалось, снова стали излучать позитивные вибрации, а миссис Хадсон вернулась к вечерним чаепитиям и часто заходила ко мне с порцией вкуснейшей выпечки от ее нового кавалера. В общем, относительно все наладилось, но случались и неприятные сюрпризы. Однажды направляясь домой с работы, уставший, но довольный, я шел по нашей улице. Солнце светило ослепительно и грело как печка-буржуйка – только с одной стороны, припекая макушку. Пахло мокрым асфальтом после недавно прошедшего дождя, и влага испарялась, заставляя чувствовать себя потным. Чудовищно хотелось стянуть рубашку вместе с футболкой, но это, во-первых, неприлично, а во-вторых, я бы не хотел, чтобы посторонние пялились на мои шрамы и татуировку. Голова приятно гудела. Я шел, рассматривая дома, стараясь угадать их историю (мои попытки мыслить как Шерлок потерпели очередное фиаско) и не смотрел на прохожих. Внезапно в реальность и суматоху дня меня вернули доносящиеся откуда-то неподалеку крики. Я только успел заметить, что на проезжей части стоял мужчина приятной наружности, в опрятной, но сильно поношенной одежде, напоминающей стандартное одеяние помешанных на религии протестантов. – Они потчуют нас ложью, но мы не будем это есть! – заходился в праведном гневе странный малый. – Обман перед нами, но мы не видим его! Мы… Недовольные водители начали ожесточенно сигналить, спеша по своим делам, и мужчина послушно ушел с дороги. Этот довольно рациональный поступок показал, что он хоть и фанатик, но всё же не сумасшедший. Я решил не вмешиваться и собирался было уже пройти мимо, но он подбежал ко мне и схватил за руку. – В жизни есть два типа людей – ведущие и ведомые, – он говорил тихо и быстро, так, что я не успел бы вставить хоть слово. – В смерти все точно также. Кто-то ведет, кто-то ведется. Он ходит за тобой неслышной тенью. Ищет момент, чтобы найти лазейку. Но он ошибается в своих целях. Когда встретишь его, скажи ему об этом. Не ты ему нужен. Не твой друг. Чего-то другого не хватало ему при жизни. Безумец отпустил меня. Теперь я уже был уверен, что он безумен. Я хотел спросить его, о чем он говорит, просто из любопытства, но он уже перебежал через дорогу, чудом избежав столкновения с небольшим темно-синим седаном. Я рассказал об этом Мэри, но она в своей категоричной манере, надевая халат и убирая волосы в хвост, попросила не обращать внимания. Я поговорил об этом случае с Дэгом и Клэр, на что они посоветовали мне не волноваться и со знанием дела сказали, что чудиков на этой земле ходит бесчисленное множество. И меня, как ни странно, отпустила эта мысль. Хотя, может быть, все дело в том, что я просто запретил себе думать об этом. Еще месяц после того случая я жил спокойно (по своим собственным меркам). Все те же пациенты, беспокойные как ужи на сковородке, со своими перитонитами, дивертикулами, грыжами и аппендицитами. Все те же подсобка и пустая палата в конце коридора хирургического отделения под номером девять, которая вечно пустует, и туда свозят тяжелых больных, которых санитары нежно называют «помирашками». Всё те же посиделки с миссис Хадсон, Клэр, Дэгом и, что удивительно, иногда с Грегом. Все эти разговоры ни о чем, со звенящей пустотой в голове и ощущением воздушных шариков где-то внутри. Порой останавливаясь и смотря на свою жизнь в этот период – от «падения» и до дня описываемых событий, – я остро понимаю, что просто не хотел думать. Что принял многое, но еще больше упустил. Туго затянулся в плотную ткань, закрутив себя в кокон, отделяющий меня от реальности. Я бы хотел сокрушаться над собственной глупостью, капитуляцией своего Эго, но я не буду. Это была лишь защитная реакция моего подсознания, и я не в праве его осуждать. Оно спасалось как могло. В конце того месяца (я точно не помню, но мне кажется, ровно через тридцать один день) дверь в квартиру 221В по Бейкер-стрит отворилась, открытая ключом. Замок с тех памятных дней так никто и не поменял. На пороге показался Шерлок Холмс собственной персоной, точно такой же, как и два с лишним года назад. Стоя в дверном проеме гостиной, он был похож на призрака. Пережив довольно сильный испуг, сразу вспомнив происшествие в Мексике, я во второй раз за год подумал, что я окончательно рехнулся. Мне вспомнился фильм «Полет над гнездом кукушки». Было такое ощущение, что я сам себя заключил в психиатрическую клинику, оставшись в нашей старой квартире. За эти несчастные несколько секунд я успел пять раз пожалеть, что не переехал. – Shinjimae!* – крикнул я изо всех сил, кинув пустую кружку, которую на автомате захватил из кухни. Она просвистела как снаряд, но Шерлок успел увернуться, и несчастная посудина разбилась о стену коридора. Я никогда не ругался в грубой форме, и уж точно никогда – матом. Это казалось мне ниже моего достоинства, будто пачкало мне язык гудроном. Но бывают в жизни такие моменты, когда невозможно сдержаться. И чтобы хоть как-то смягчить это послевкусие от противных для меня слов, я кричал на других языках. Ругательств я нахватался с лихвой, пока мы путешествовали. Дэг и Клэр предпочитали не ночевать в дорогих гостиницах, а искать, где можно прибиться по обмену. Знаете, есть такой сайт, на котором можно зарегистрироваться и предложить свое жилье другим туристам, проезжающим в ваших местах. В обмен вы и сами можете найти жилье у кого-то из посетителей сайта из другой страны. Таким образом, мы побывали в самых разных гетто: итальянских, французских, румынских, японских, тайских. И в каждом месте была своя жаргонная лексика, которую с упоением и мальчишеским рвением пытался выучить Дэг. Теперь я, кажется, понимаю зачем. Холмс выглядел удивленным, словно рассчитывал на другой поворот событий. Уж не знаю, чего он там ожидал от меня, но явно не этого. Он молчал. Я тоже. Он подошел ко мне вплотную, взял меня за плечо, и тихо сказал: «Я вернулся, Джон». Как будто это все должно было объяснить. Я отпрянул. В голове был хаос, анархия, Армагеддон. Мысли скакали в черепе, как блохи на дворовой собаке, но среди них не было ни одной здравой. Я не знал, что сказать, что думать, и запутался в себе окончательно. – Mi son fottuty tua madre!* – в сердцах воскликнул я, начав кружить по комнате, как заведенный розовый заяц из рекламы батареек. Брови Шерлока поползли наверх. Я подумал, что много о нём не знал. Видимо, и итальянский ему был знаком. Я на секунду остановился, снова подошел к нему, взял за руку и пощупал пульс на запястье. Ниточка сосуда послушно билась под моими пальцами, выдавая в районе девяносто ударов в минуту. Мое же число сердечных сокращений, кажется, уже переваливало за сто двадцать. Я снова взглянул на него. – Nici o pulă pentru sine!* – произнес я, уставившись на друга как баран на новые ворота. А он взял и улыбнулся. Меня это, может, и разозлило бы, если б я хоть чуточку соображал. Я плюхнулся в свое кресло и будто превратился в желе, растекающееся и дрожащее каждой клеточкой вдруг отказавшего подчиняться тела. – Не знал, что ты так ругаешься, – с насмешкой сказал мне Шерлок. Когда я, наконец, собрал свое размякшее тело, чтобы хорошенько врезать своему соседу, его спасла зашедшая проведать меня миссис Хадсон, с тихим вскриком упавшая в обморок от вида «вернувшегося с того света». А потом началась «суета вокруг кота» – отпаивание Марты чаем, ее слезы и радость от вида Шерлока. Откуда-то нарисовались Грегори и Майкрофт. За ними прибыла и Молли. Все заискрило, засияло – в дом вернулся единственный в мире консультирующий детектив, с напускным недовольным видом рассказывающий, что он делал все эти два с лишним года. Теперь эту историю с поимкой Морана и развенчиванием механизма преступного мира Мориарти не знает либо очень ленивый, либо живущий в информационной изоляции человек. Через пару часов наш дом снова начали осаждать репортеры (уж не знаю, кто сообщил о возвращении Шерлока прессе). Заголовки газет на следующий же день украшала фотография моего вернувшегося под фанфары соседа (в профиль, с совершенно недовольным видом). Мы так и не поговорили в первые несколько часов этой суеты сует. Я не успел его простить, хотя и понимал, что он в своей идиотской (наверное, до сих пор мечтая стать пиратом) манере спасал наши жизни. Вечером того дня, хотя, точнее сказать, уже утром следующего (было четыре часа, когда наконец стихла шумиха), он пришел ко мне и сказал: «Прости». И что мне оставалось делать? Это было настолько искренне, чисто и почти по-детски, а я по нему довольно сильно (кого я пытаюсь обмануть? очень сильно) скучал, что просто кивнул. Обида показалась мне мелочной, а жизнь быстротечной. И я отрубился с включенным светом, у себя в кровати, так и не заметив, как он ушел. Наутро меня подбросило с постели от ужасающих звуков, раздающихся снизу. Это было душераздирающее завывание. Я покрылся мурашками с ног до головы. Но через секунду я со злостью понял, что в воскресенье в восемь утра мне решили устроить скрипичный концерт. От таких выкрутасов со стороны соседей я отвык. Всё встало на круги своя. Вернулась прежняя жизнь. Словно не было тех двух лет в подвешенном состоянии. Я был жуком, замурованным в янтарь, но кто-то нашел способ изъять меня из застывшей смолы и снова научить летать. Я столько раз представлял себе, что Шерлок взял и вернулся, но никогда это не выглядело (в моих утопичных фантазиях) так буднично. Почти рутинно. Я спустился вниз, недовольно бурча ругательства себе под нос, поставил греться чайник. Затем отправился в ванную и наспех провел все утренние процедуры, в тайне радуясь второй появившейся зубной щетке в стакане. Ужасающий плач скрипки прекратился, когда я налил себе чай и намазал плавленым сыром тост, который затем съел в три укуса. – У нас дело. Убийство на Дин-Райл-стрит. Лестрейд приедет через 20 минут, подробности узнаешь в дороге. – Только вернулся и уже дело? – Я скучал по этому, – с улыбкой сказал Шерлок, обведя рукой помещение, но я так и не понял – по делам ли в Лондоне вообще, или конкретно по нашим совместным поездкам на расследования (хотелось бы думать, что второе). Дожевав кое-как свой нехитрый завтрак и ощутив себя эдаким спартанцем, возвращающимся на поле сражений после долгого бездействия, я подскочил и быстро пошел переодеваться. Натянул старые джинсы, которые мне давно стали большими, и футболку невыразительного болотного цвета. Привычка одеваться абы как, лишь бы было удобно, осталась еще с Нью-Йорка, когда во время путешествия у нас украли багаж в аэропорту, и пришлось срочно закупать на остатки наличности вещи на местном блошином рынке. Хорошо, что в воскресенье у меня был выходной. Грегори приехал раньше времени: я едва успел натянуть кроссовки и прихватить солнцезащитные очки. Было необычным то, что Холмс согласился поехать на полицейской машине. Раньше за ним не водилось таких привычек – мы всегда предпочитали (точнее, это Шерлок предпочитал, а я следовал за ним) ездить на кэбе. Мы сидели на заднем сиденье, и Грег под язвительные комментарии консультирующего детектива вводил меня в курс дела. Шерлок, как всегда, всё уже знал и без инспектора. Не удивлюсь, если отделу Лестрейда в Скотланд-Ярде снова пришлось обновлять систему защиты серверов. Дело оказалось до банальности в духе бесчисленных холмсовских расследований. Закрытая комната без признаков взлома, семейная пара задушена в собственных кроватях и, как всегда, ни одного свидетеля. Я, ведущий «летопись» свершений детектива, мог бы назвать по меньшей мере с десяток-другой примеров таких случаев. Обычно у Шерлока уходило минут двадцать, чтобы решить эту, казалось бы, сложную загадку. Как и оказалось на месте, предварительно заставив меня осмотреть трупы (мужчина и женщина, задушены подушками во сне часов семь-восемь назад), он выдал вердикт: убийца – управляющий дома, у которого есть ключи от любой двери в строении. По обрывкам чеков, найденных в верхнем ящике рабочего стола и беглому опросу управляющего Шерлок раскрыл это дело за 7 минут и 45 секунд. Я не мог сдержать своего когда-то привычного: «Это было впечатляюще». Я давно не улыбался этой улыбкой восхищенного ребенка, на которую Холмс, как обычно, задрал нос и напустил на себя этот вид «само собой разумеется, я же умный». Как дети, честное слово. Но я видел – в уголках его рта скользило неподдельное счастье. Это сняло остатки напряжения между нами. Наверное, это был единственный возможный вариант продолжения нашей дружбы – сделать вид, что никто никогда никуда не исчезал. Это так просто, если действительно хотеть оставаться рядом. Я вышел из кухни, на которой Шерлок допрашивал управляющего, вмиг расколовшегося и переставшего изображать сожаление и искреннее непонимание происходящего. Оказавшись в комнате, которая, судя по всему, служила в доме гостиной, я краем уха слушал, как срывающийся на плач убийца объясняет мотивы своего поступка. В комнате было огромное окно (если точнее, несколько окон и стеклянная дверь, занимающие почти всю стену), выходящее на довольно большой балкон, на котором стояли плетеные столик и стулья. Мне это напомнило веранду в доме в одной из провинций Франции, где я, Клэр и Дэг пили домашнее вино. Я подошел поближе: мне показалось, что на балконе закрыт котенок, прячущийся за ножками стула. Так как его хозяева умерли, а животное было заперто и могло погибнуть там от голода, я решил, что нужно его достать. Подойдя к двери балкона, я уже положил руку на ручку, когда услышал позади себя странный клокочущий звук, похожий на звук, на тот, что издается трубой, в которой произошел засор. Я резко обернулся и увидел перед собой черные глаза, ярко блестящие в темноте. Рванув вперед на каких-то непонятных рефлексах, я попытался отпихнуть этого монстра подальше от себя. Джеймс Мориарти собственной персоной (если так можно было назвать этот ужасающий труп, разлагающийся прямо у меня на глазах) стоял передо мной с безумной улыбкой, в которой не хватало пары зубов. Секундой позже я наткнулся на его холодное, липкое, потустороннее тело. Запах умирающей плоти ударил мне в нос. Я, кажется, слышал его смех прямо у себя в голове – такой ехидный, холодный, с издевкой над всем человечеством. Именно таким я его и запомнил, когда преступник был еще жив. Ударившись грудью о его грудную клетку, я попытался проскочить мимо. Но он впился костлявыми пальцами в мое плечо, судорожно притянул ближе и укусил. А потом какая-то неведомая сила отбросила нас в сторону окна со скоростью и силой пушечного выстрела. Когда я приложился спиной о стекло, все словно пошло в замедленной съемке. Острая боль прошила вдоль позвоночника, но я будто бы не замечал ее. Напротив меня были черные сатанинские глаза, наполненные ненавистью, болью и едким желанием причинять страдание. Я не мог оторвать взгляда от этих глаз, не замечая разлагающейся плоти и запаха. Периферическим зрением я видел, как рассыпаются на миллионы разноцветных кристаллов стекла, как летят обломки сломанной плетеной мебели и перил балконного ограждения. И я летел вместе с ними по направлению к земле, где-то вне времени и пространства. В венах моих липким ужасом вместо крови растекался первобытный страх перед смертью. А потом был удар. И боль. И смех, который звучал в ушах, пока я не отключился. – Тебе очень повезло! – Грег бегал вокруг машины скорой помощи, в которой меня осматривал молоденький парамедик. – Что там произошло? – Я не знаю, – я намерено врал, и Шерлок, быстро строчивший смс, явно понимал это, судя по взглядам, которые он кидал на меня. – Меня что-то с силой отбросило на балкон. Удивляюсь, что жив остался. Квартира, в которой произошло убийство, на мое счастье, была на втором этаже. Как никто из работников доблестного Скотланд-Ярда не заметил, каким образом меня вышвырнуло из окна, остается для меня загадкой и по сей день. Там было человек восемь, не меньше. Не зря Холмс считает их всех идиотами. – Действительно странно, – растягивая слова, проговорил детектив. – Сам ты так бы не смог… Ты в состоянии ехать домой? Я кивнул: в больницу не хотелось до зубного скрежета. Хотелось лечь на кровать и уснуть. В тот момент я думал, что уже стою на пороге безумия. Передо мной пронеслась тысяча и одна перспектива дальнейших событий: психиатрическая клиника, лечение (которое уже никто не использует, но в силу тяжелого случая будет опробовано на мне – введение в гипогликемическую кому, электрошок, лоботомия), испорченная жизнь. Несмотря на протесты окружающих и парамедика, Шерлок подхватил меня под руку и, каким-то волшебством поймав кэб на пустынной в девять часов утра улице, повёз меня домой. Даже сам оплатил проезд, что с ним никогда до этого не случалось. Что было еще удивительнее – он усадил меня за стол и приготовил чай, суетясь вокруг, будто я был больным любимым племянником, с которым он не знал, что делать. – Рассказывай, что было на самом деле, – не терпящий возражений тон, заставил меня рассказать все как на духу. Я долго рассказывал про Мексику, ведь этого я по понятным причинам не описывал в своих «записках путешественника», но умолчал о переданном Мари мешке. Потом зачем-то поведал о мужчине, который поймал меня на улице. И о происшествии, которое случилось сегодня на месте преступления. Я думал, что Холмс будет заливать меня ироническими комментариями, как вода рисовые поля Китая, но он молчал на протяжении всего рассказа. А после и вовсе, бросив «мне нужно подумать», упал на диван в гостиной, сложил руки в молитвенном жесте, и до ночи на связь с реальностью не выходил. Я тем временем успел принять ванну, переодеться, предварительно осмотрев повреждения после встречи с асфальтом. Зрелище было весьма неутешительное: спина превратилась в один сплошной кровоподтек, на локтях были ссадины. В общем, выходить в ближайшее время на работу мне не светило. Я устроился на своей кровати. Посылка тетушки Мари манила меня, обещая спасение от всех моих страхов, но я не решался открыть нижний ящик стола. Если честно, я думал, что это будет признанием поражения перед собственной начинающей съезжать крышей. Что происходило после того, как я лег на свою кровать, и до появления Шерлока, я не помню. Лишь только его скупой на подробности рассказ помог восстановить хотя бы тень тех событий. Он думал внизу, пребывая в своих Чертогах разума, и не сразу услышал мои крики. Когда я спросил, что же я кричал, он долго обдумывал ответ. – Ты не кричал что-то определенное. Это скорее походило на вопли дикого животного, которое загнали в угол, – Холмс смотрел куда-то в точку на стене за моей головой. Мне даже стало жаль его, хотя по логике жертвой вновь оказался я. Потом был шум, который напоминал вой ветра. Словно в моей комнате начался ураган: стучало и хрустело ломающееся дерево, звенели искрами разбивающиеся стекла, с жутким «бум» падало и билось о стены мое сопротивляющееся тело. Я перестал кричать. Шерлок попытался выбить дверь, но та не поддавалась. А потом внезапно всё стихло, и дверь отворилась сама. На пороге моей комнаты стоял встрепанный сосед, задыхающийся от попыток снести мою дверь с петель. В его глазах был настоящий испуг. Такое выражение его глаз я видел однажды, когда он думал, что видел хаунда. Он подлетел ко мне, лежащему на полу, и усадил на остатки кровати. А потом внезапно обнял меня и резко отстранился. – Я не могу найти этому объяснения. – Я тоже… И это пугает. – Может, это снова какие-то галлюциногенные вещества, распыляемые в воздухе. Или химикаты, которые вызывают массовый психоз… Нужно сопоставить все факты, сейчас же попрошу Лестрейда выслать по почте фотографии с балкона, я уверен, они всё сняли… – начал тогда тараторить мой сосед, возвращаясь к своей привычной манере, все глубже погружаясь в свои мысли. – Не надо всех причесывать под общую гребенку, знаешь ли. Я говорил с явным раздражением, недовольный тем, что приходится объяснять очевидные истины. Когда мы только познакомились и я был бескрайне восхищен гением Шерлока (я и сейчас восхищен, но уже не так слепо), мне казалось большой честью то, что я могу привнести в жизнь детектива новые, неведомые ему знания. Но в моменты, когда под обстрел его некомпетентности в сфере эмоций попадал именно я, меня это жутко раздражало. Вот и тогда, сидя с обожженными предплечьями, исцарапанный, напуганный и злой – я бесился. Мне хотелось выйти из комнаты, наплевав на то, что я снова могу попасть в руки Мориарти, и уже не факт, что в этот раз я выберусь от него живым. Меня сводило с ума осознание того, что Шерлок мне не верит. Хотя кто бы не посчитал меня помешанным? Я бы и сам себе не поверил, пока не увидел бы Мориарти своими глазами. – Когда я зашел, тут никого не было… – тихо заявил мне Шерлок. – Никто не входил, я бы услышал. Признаков присутствия чужого человека в доме нет: ни следов обуви на полу, ни чужих запахов, ни вещей, переставленных со своих мест. Входная дверь не взломана, а влезть в твое окно без специального снаряжения невозможно. Логично предположить только два варианта – либо это был ты, либо призрак Мориарти. Ни в первое, ни во второе предположение я не верю. Я окинул комнату скептическим взглядом. Разбитая кровать без ножек с раскуроченным матрацем, из которого торчали как бешеные скрюченные черви пружины, валялась около стены. Повсюду летали перья и обрывки обоев, содранных, будто когтями дикого медведя гризли (мои ногти были целы). Лампочки повзрывались прямо в плафонах, а на открытом ноутбуке мигал треснувший экран. Я представил себя со стороны. Растрепанный, с сумасшедшим взглядом, в пижамных штанах, весь в крови и кирпичной крошке. На руках красовались почерневшие ожоги в форме ладоней, которые сочились кровью и жутко болели. – Мне нужно наложить повязку, – я разглядывал свои раны. – А как ты объяснишь это? Я вытянул руки и показал их ему. Он с привычной холодностью, как над трупом в морге, склонился надо мной и долго рассматривал следы рук Мориарти. – Нужно сделать пару тестов, – он схватил меня за плечи и потащил на первый этаж. Мне казалось, что он решил, что я сам нанес себе эти травмы. Возможно, щелочью или кислотой, или какую он там гениальную теорию выстроил на этот раз. Может, он обдумывал варианты физического проявления психосоматики, ожогов от раскаленных металлических перчаток и бог весть знает еще что. Это было очередное столкновение его разума и необъяснимого. И мне было уже страшно не за себя, а за психическое равновесие друга – я боялся повторения того срыва Шерлока, который случился в деле о псе Баскервиля. Пока он проводил тесты, которые впоследствии показали, что ожог был термическим, а не химическим (но это и так было видно по характеру раны), я смотрел на него. Мне казалось, что бумерангом в мою жизнь возвращаются все те, кто меня покинул, хотел ли я этого или не хотел. Я наблюдал за ловкими пальцами Шерлока, бинтующими мне руки, и думал, что, возможно, я на самом деле сейчас не на Бейкер-стрит, а где-нибудь в клинике для душевнобольных – лежу в смирительной рубашке, смотря в потолок и пуская слюни, и придумываю себе новую реальность. Реальность, в которой мертвые возвращаются, в которой тело болит от нападения полтергейста. Мир, в котором возможно любое сумасшествие. Я был напуган. __________________ * Shinjimae! (япон.) – Убирайся к черту! Mi son fottuty tua madre! (итал.) – Ёб твою мать! Nici o pulă pentru sine! (румын.) – Ни хера себе!