Devil got my…

Это твой последний шанс. Время – вода. Это твой последний шанс. Сейчас или никогда. (с)

Я часто вспоминаю те фильмы, которые мы успели посмотреть с Дэгом и Клэр за время нашего путешествия. Особенно часто вспоминается картина "Красота по-американски". Мы смотрели ее сидя в самолете, перелетая Тихий океан. Клэр спала, а мы с Дэгом, деля наушники, уткнулись в его портативный DVD-проигрыватель. Почему в такой момент вспоминается именно она? Наверное, потому что там так внезапно оказалось, что голос за кадром главного персонажа еще не означает, что к концу истории он окажется жив. Я лежу в луже собственной крови на полу в нашей гостиной. Точнее, там лежит мое тело, я же сижу рядом с Джимом на диване и смотрю на плачущего Шерлока, который пытается заткнуть огнестрельную рану в моей груди своим халатом. – Я не хочу, чтобы ты здесь оставался! – через силу кричит Холмс. И кричит он это Джиму, который громко смеется (для антуража, я-то вижу, как белеют его губы при взгляде в сторону моего тела). Он убил двух зайцев сразу, но Шерлоку об этом знать необязательно. Призраков на земле держат желания других людей и их собственные, с мыслью о которых они умирали. Последней мыслью Мориарти было сломить гениального сыщика, выиграть это их глупое детское пари. Единственным способом покинуть мир живых и упокоиться с миром было реализовать это желание. К сожалению, слабым местом Холмса являюсь я. Но это лишь один заяц из двух. Вторым зайцем, как оказалось, стало желание самого детектива. Именно он больше всех не хотел смерти единственного в мире консультирующего преступника. Несложно догадаться, почему. Мориарти начинает буквально таять в воздухе. Он исчезает. Этот мир, наконец, отпускает его, как и было спланировано. Моя клиническая смерть длится уже больше минуты. – Древние мудрецы майя верили: чтобы найти потерянную часть души, нужно пережить три испытания: испытание неверием, испытание страхом и испытание смертью. Иначе ты никогда не найдешь свою судьбу. А если ты нашел, то она не покинет тебя и в следующей жизни. Джим сидит очень близко. В глазах его горит что-то, название чему я просто не хочу давать. Шерлок делает моему телу непрямой массаж сердца. Периодически я чувствую острую боль в районе сердца. Нужно торопиться. Эту часть той самой легенды я уже слышал, когда мы только обсуждали схему наших действий. Каждое слово было проанализировано. И я, долго советуясь с Клэр (единственный человек, посвященный в курс событий), которая будто в подтверждение реальности происходящего нашла все же вещи (старые фото семьи и прочие дорогие сердцу семейные ценности), спрятанные за каминной кладкой ее матерью – решился поверить. Может быть, на меня также повлияло письмо, пришедшее от тетушки Мари, в котором было написано лишь: "Сделай так, как велит тебе сердце. Не противься своему предназначению и получишь вознаграждение в следующей жизни за свой труд". Уж она-то все знала наперед. Но что она имела в виду, я понял гораздо позже. – Я знаю. Я тоже, – я говорю спокойно и притягиваю к себе Джима. Целую его исчезающие губы, и мир погружается во тьму, разливаясь жуткой болью. Кажется, будто меня засунули в огромную мясорубку и пару раз прокрутили. Это душа вернулась в бренное тело. Последнее, что я услышал – тихое "прощай". Наверное, стоило начать говорить и объяснять, что же произошло с того самого момента, как мы зашли в гостиную. Но у меня было слишком много свободного времени в больнице, пока я лежал в бессознательном состоянии на операционном столе, то покидая свое тело, то возвращаясь обратно, чтобы все обдумать. Да... начинать нужно с самого начала, пожалуй. Но так куда более драматично. Вполне в духе Мориарти – именно его мы провожали в последний путь. Ведь вся оставшаяся часть рассказа скучна... И стоит признать, что никто не знал (ни я, ни Шерлок, ни даже Джим) выживу ли я после всего, что произошло. Как в том фильме – голос за кадром еще ничего не значит. Когда Джим прорвался через завесу (в первую нашу встречу), которая защищает обычных людей от мира духов, он был потерян. Как он сказал – это акклиматизация, бьющая прямо по мозгам. Ты звереешь, и больше ничего не остается в голове, кроме жажды... Жажды чего, он так и не смог объяснить. Все зависит от того, как ты умираешь и кем ты был. Мориарти однозначно не был хорошим человеком. Некоторые племена, потомки майя, до сих пор верят, что если хочешь снова вернуться на этот свет, нужно покончить жизнь самоубийством. Только так твоя душа пройдет стадию реинкарнации. В противном случае твой дух развеется по вселенной... Может, это был изначальный план этого монстра – вернуться? Никто теперь не скажет точно. Тот амулет, что я одел на него – это символ изменений. Он вытаскивает самые потаенные желания, глуша насущные. Нам повезло, потому что Джим в глубине души всегда мечтал быть тем, кого будут любить (пускай, это так и не было озвучено вслух). Просто иногда жизнь складывается так, а не иначе, и это слишком сильно меняет суть человека. Даже если посмотреть на банальную статистику – лишь три процента маньяков росли в действительно благополучных семьях. Люди вообще слишком сильно влияют на других людей. Нам повезло дважды, потому что я умел любить. Боже, отвратительно трудно говорить об этом сейчас, но я смог испытать именно такие чувства к этому человеку/призраку. Не специально, конечно (как говорила моя бабушка: "Насильно мил не будешь"), но это многое изменило. Стоило посмотреть на Джима иначе – без страха, предвзятости и предрассудков о самом себе – и открылся новый, доселе неизведанный мир в одном человеке. Детская наивность, эмоциональность и гениальный ум, омраченный прошлым, но не прогнивший изнутри. Через призму тысячи "что если?" ("что если бы он не убил своего отца", "что если бы он родился в другой семье?") проглядывал прекрасный человек. Внешне и внутренне великолепный. И мне действительно нравился тот ребенок, каким он был. Как Джим обронил однажды: "У тебя комплекс героя. Тебе вечно нужно кого-то защищать". Но, судя по его нахальному взгляду, это его не особо расстраивало, пока патефон крутил очередную пластинку (сей агрегат прошлой эпохи нашелся на чердаке). Музыка неожиданно успокаивала его. Может, не стоит об этом так говорить, но когда ты одной ногой в могиле, уже становится как-то неважно, что скажут другие о том, что ты думал и кем ты был. Вполне возможно, что я изначально сошел с ума, и у меня было раздвоение личности... Порой мне кажется, что я восхищался этим человеком еще при его жизни. Наверное, так и было, хотя я не хотел этого признавать из-за своих принципов (я и сейчас презираю Мориарти за все его убийства, и эту часть его биографии не стереть и не простить, но уже ничего не изменишь). Ведь Шерлок восхищался им, а я восхищался Шерлоком. Это как восхищаться такими учеными, как Эйнштейн – вряд ли обычному человеку можно понять до конца, что же они сделали, но видеть, что это были действительно колоссальные люди для истории человечества – возможно. Джим восхищался Альбертом. Поэтому когда Мориарти сказал, что "мы должны", я просто принял это безумство на веру. Но всё же долго отказывался – я не хотел его терять. Он пообещал, что этим не кончится. Что если мы оставим всё так, надежды больше не будет. Духи, в конечном счете не получая желаемого, превращаются в монстров. – Я не хочу стать Анку* или чем-то в этом роде... – Так они же не существуют. Да и умер ты явно в неподходящий срок**. Если ты и станешь кем-то, то это полтергейстом***, – я шучу, чтобы скрыть свою нервозность. Джим выразительно смотрит на меня. Не все шутки приходятся ему по нраву, но я знаю, он сможет это простить. Позлится и простит. Надо же, он это и вправду умеет – прощать. Или так только кажется. – С твоей стороны это просто верх идиотизма. Вначале научить жить после смерти и потом не дать второго шанса. Вообще-то я могу умереть, и это тоже чертовски страшно. – Ты не умрешь, еще не твое время. – И кто это тебе сказал? – Надежные источники. Сражение взглядами я безоговорочно проиграл. Впрочем, как и всегда. – Что будет с Шерлоком? – Все с ним будет отлично, – раздраженно говорит Мориарти. Спустя несколько вечеров разговоров настал тот самый день. Это было не так страшно, как казалось в самом начале. Просто показалось, что вот-вот где-то лопнет тонкая пленка между мирами. – Мориарти... – прошептал на надрыве Шерлок. – Холмс... – в тон ему повторил призрак. Джим, как хозяин положения, будто истинный король, прошагал к креслу Шерлока, который, наконец, смог взять себя в руки и придать лицу выражение холодной снисходительности. Именно такое выражение я видел на лице детектива в воспоминаниях призрака. Холмс поспешил сесть напротив, предварительно очистив мое кресло от бумаг, которые сам же туда свалил огромной кипой пока меня не было дома. Про меня, кажется, все забыли, и я ушел на кухню, чтобы хоть чем-то занять себя. Когда я вернулся с подносом, на котором располагались три уютно дымящиеся чашки из парадного чайного сервиза и тарелка с печеньем, эти двое все еще молчали, сверля друг друга тяжелыми взглядами. Атмосфера накалялась, как во время решающей битвы. Это ведь, по сути, она и была – решающая битва. Я аккуратно примостил на маленький столик свою ношу и забрал одну из чашек и несколько печений с собой на диван. Расположившись так, чтобы лучше видеть этих гениев, я начал с наслаждением пить Эрл Грей словно в последний раз и слушал, как размеренно тикают часы на стене. – Что ты здесь делаешь? – первым нарушает тишину Шерлок. Он сидит в кресле прямой как палка, и до ужаса напоминает Майкрофта на переговорах. В его позе любой другой увидел бы царственность (даже в домашнем халате Холмс умудряется выглядеть впечатляюще, если захочет, конечно), я же вижу напряжение. Мориарти снова сам пришел к нему, и, как показывал предыдущий опыт, ничем хорошим это не может кончиться. – А разве ты меня не ждал? – Джим театрально раскидывает руки ладонями вверх и расползается в едкой улыбке, отдающей легким налетом презрения. – Я думал именно этого ты и хотел... Или ты расстроен тем, что так и не смог меня найти сам? Что все твои попытки потерпели фиаско? Поверь, я огорчен этим не меньше тебя – я до последнего не оставлял надежды, что "великий Шерлок Холмс" окажется достойным противником в этой маленькой игре. А оказалось... Все та же скуууукаааа... Мориарти в притворном приступе меланхоличной апатии откидывается поглубже в кресло, закинув ногу на ногу. Последние фразы он в привычной (и такой непривычной теперь для меня) манере произносит на правильных тонах. Я не устаю удивляться этим двоим – с какой легкостью, граничащей с безумием, они успевают переключаться с одного образа на другой, переходят из одного состояние в другое. Пусть земля под ногами хоть разверзнется, но они дойдут до конца. – Признаю, что ты замел следы впечатляюще... – эти слова явно даются Холмсу с трудом, но он не привык лгать в вопросах, касающихся чужого интеллекта. – Но ты все потерял. – Потерял ли? – с усмешкой произносит призрак, неотличимый сейчас от живого (такова магия этой ночи). – Я жив, а ты устранил всех моих конкурентов под четким моим руководством и с помощью "чистых" рук Британского правительства. Шерлок поджимает губы, недовольный ответом. Он оценивает, какова вероятность блефа в этой партии. Его разум отбрасывает все лишние переменные в доказательстве этой теории и проектирует отражение своих выводов в нашу привычную реальность. – Все указывает на то, что ты мертв... – детектив тянет со своими умозаключениями (потому что они звучат слишком ненормально, даже для такого странного человека, как он сам). Его можно понять. Действительно тупиковая ситуация. "Не верь глазам своим – они могут обмануть." Люди издавна верили в потустороннее и учились его распознавать, бороться с ним. Но это как сражаться со стихией (цунами, ураганы, землетрясения) – можно лишь только попытаться спастись, но не предотвратить или победить ее. Джим вновь усмехается и наклоняется ближе к Шерлоку из своего кресла, протягивает руку и кладет ее на колено детективу, сжимая своими ухоженными пальцами. К сигналам со зрительных и слуховых анализаторов добавляются тактильные ощущения – очередное доказательство в пользу существования Джима Мориарти. Кажется, что слышно как работает процессор в голове Холмса. – Предположим, что все, что ты говоришь – правда. Тогда зачем ты здесь? К чему все это представление? – Понимаешь, это было весело, – Джим пожимает плечами и снова откидывается поглубже в кресло. – Джонни–бой так мило купился на мое маленькое шоу, что я не мог не сыграть его до конца. Но как всему хорошему, и этому развлечению настал конец. Пора снова возвращаться к работе, и осталось одно маленькое недоразумение, которое нужно устранить. Какой же я злодей, если я не исполню свое обещание, ведь ты смухлевал. Шерлок внимательно смотрит на меня. Я напряженно смотрю в ответ, отставляя чашку. Внезапно звонит телефон в кармане халата. Холмс достает его и нажимает кнопку вызова. Долго слушает, что говорят ему на том конце телефона. Его и без того бледное лицо будто еще сильнее бледнеет. – Грегори подстрелили, он в больнице. Звонила Донован, – Шерлок смотрит то на телефон, то на меня в каком-то легком потрясении (он явно такого не ожидал). – Миссис Хадсон за городом, с этим ее новым другом на пикнике. Я не могу дозвониться. Я в ужасе отвечаю на его взгляд. Вскакиваю с дивана и подхожу ближе к ним. Кулаки непроизвольно сжимаются. Пульс учащается. Голова слегка кружится. А ведь Шерлок считал, что я плохой актер. – Не может быть... – кажется, что весь воздух из моих легких выходит вместе с этими словами. Джим молча наблюдает за этой маленькой трагедией с довольным видом. – Остался один, Шерлок, – тянет гласные призрак. – И мы знаем, что сейчас будет. Мориарти поднимается с кресла. Расправляет несуществующие складки на идеально скроенных брюках. Он достает из пиджака размашистым жестом пистолет. Дуло указывает на меня. Я замираю, как зверь, загнанный в угол хищником. В голове скачут мысли, наскакивая одна на другую. Мышцы напрягаются в ожидании действий. – Банально, – тянет Холмс и поднимается на ноги. Он делает пару шагов вперед и, отодвинув меня со своего пути, начинает двигаться к комоду, в котором лежит мой браунинг. – Зато действенно. Ты так не считаешь? – Перед тем, как ты сделаешь это... Объясни, как ты смог спастись? – Холмс отступает все ближе к комоду. – И зачем тебе нужно было развалить собственную систему? Джим делает вид, что не видит этих ухищрений. Он просто улыбается. Все случается за доли секунды. "Остановись, мгновение!". И оно останавливается. Банально, банально, банально... Казалось бы, это противостояние двух умов должно было бы кончиться по-другому. Не так просто. Не банально. Шерлок одним движением открывает ящик комода. Еще мгновение, и пистолет направлен на Джима. Я делаю размашистый шаг. Выстрел. И адская боль прожигает мое тело. И вот я лежу в луже собственной крови на полу в нашей гостиной. Точнее там лежит мое тело, я же сижу рядом с Джимом на диване и смотрю на плачущего Шерлока, который пытается заткнуть огнестрельную рану в моей груди своим халатом. Вот и вся история. Мориарти оказался прав, а Холмс растерялся. Он тоже человек и имеет право на ошибку. Только глупые люди, знай они эту историю, смогли бы сказать, что Шерлок сглупил. Это совсем не так. Просто он не ожидал такого эгоистичного поступка от меня. После того, как я пришел в себя в больнице, первым делом пришлось давать показания, чтобы Шерлока отпустили. На все вопросы полицейских я отвечал однозначно: "Когда я чистил свое армейское оружие, оно выстрелило само". Мне, конечно же, не верили, но я настаивал. Вмешался Майкрофт. Через месяц дело относительно благополучно закрыли. Дома Холмс смотрел на меня утомительно долго и молчал. Все это его сильно подкосило, да и кого бы не свалило в такой ситуации. Он ждал объяснений, а я тянул с ответами на его вопросы. Так проходили недели, сменяя друг друга, пока мы морально вставали на ноги. Начать разговор оказалось легче, чем представлялось. Я просто подошел к нему и сел рядом на диване. Взял его за руку (что было непривычно для нас обоих). Рассказ вышел очень длинным, полным извинений и холодных кивков Шерлока. – Это было эгоистично, Джон, – в конце концов сказал мой сосед. – Да, извини, – ответил я. – Не менее эгоистично, чем инсценировать свою смерть и не сказать об этом другу. Я разглядывал череп на каминной полке, а Шерлок разглядывал меня. Видимо, где-то внутри меня все еще была обида на то, как поступил когда-то Холмс. Иначе как можно было объяснить слова, сорвавшиеся с моих губ раньше мыслей? – Дружба учит прощать, – загадочно сказал детектив. – Да, – я кивнул и слабо улыбнулся, посмотрев на сидящего рядом со мной человека, словно видел впервые. Он склонил голову набок и улыбнулся мне в ответ. Жизнь вообще странная штука, если подумать. Все может выйти из-под контроля, сваливаясь в хаотичный клубок. Пути, которые, кажется, никогда не должны сойтись – сходятся, а те пути, которые вроде бы должны идти вместе – расходятся. И то, что, казалось, никогда невозможно простить, вдруг прощается... Судьба – капризная, непредсказуемая женщина, и приходится с этим считаться. На следующий день позвонил Лестрейд (с которым предсказуемо ничего не случилось в тот роковой день). Очередное убийство. Женщину застрелили в ее собственной квартире. Следствие зашло в тупик. На месте преступления на нас все вопиюще пялились. Я смущался, а Шерлок, как обычно, был непробиваем, пока изучал улики и выдавал свои умозаключения, по переменной нападая то на Донован, то на Андерсона. Все было как всегда. Я зашел на кухню, чтобы выпить воды. После второго пулевого ранения мне стало труднее справляться с ранее привычными для меня нагрузками (квартира находилась на десятом этаже, а лифт как назло сломался в этот день). Меня словно пронзило током от увиденного в маленькой кухоньке. За столом сидела убитая. На ее груди разливалось кровавое пятно, и отчетливо было видно отверстие от пули, обрамленное разорванными тканями. Она смотрела на меня потерянно, пытаясь взять кружку с недопитым чаем, на которую вездесущие полицейские уже нацепили бирку и пометили ее как улику по делу под номером сорок семь. Пальцы женщины проскальзывали через посуду, словно через голограмму. – Я не могу ее взять, – сдавленно протянула она. – Вы и не сможете, – выдохнул я. – Вас убили... Понимая всю глупость своего заявления, я нервно закашлялся. Она непонимающе уставилась на меня, а потом на руки, скользящие сквозь предметы. Я указал ей пальцем на грудь, в область ранения. Она опустила на него взгляд и тихо вскрикнула. – Я... Я не помню этого... – Все хорошо... Все будет хорошо... Мой друг Шерлок, он детектив... Он найдет вашего убийцу. – я просто не знал, что говорить. – Мой сын. Что с моим сыном? – убитая взволнованно встает и собирается подойти ко мне. Я по инерции сделал шаг назад. – С кем ты разговариваешь, Джон? – Шерлок словно из-под земли появился в дверном проеме. Я обернулся. Посмотрел на него и, видимо, что-то в моих глазах заставило его внимательно, с опаской оглядеть помещение. Когда я вновь обернулся, женщины уже не было. – Если я скажу, что видел призрак убитой женщины, ты скажешь мне, что я спятил? Холмс пренебрежительно посмотрел на меня и странно улыбнулся. – И что она тебе сказала? – Ну... – протянул я, чувствуя, что Шерлок, похоже, издевался. – Она спросила, что с ее сыном. Детектив внимательно посмотрел на меня, а потом выдал совершенно неожиданное "Ну конечно!" и унесся обратно в гостиную, где лежал труп. Через полчаса дело раскрыто. Женщина убита контрабандистами, в число которых входил, к сожалению, и ее сын. Парень хотел отойти от дел, припрятав довольно крупную сумму денег дома у матери, а сам уехал до того, "пока все не уляжется". Мать не знала об этом, но ее все равно убили, думая, что она покрывает единственного ребенка. В этот день меня настигли расплата за игру в жизнь с призраком и мое предназначение. Моя жизнь окончательно изменилась. Моя и Шерлока, но это уже совсем другая история. __________________ *, ** Анку – олицертворение самой смерти. В фольклоре встречается на севере и западе Франции. По одной из версий А. – это Каин: первый человек, совершивший убийство и обреченный с тех давних пор скитаться по миру в поисках новых жертв. По другой же версии, А. – это последний умерший в прошедшем году человек (на эти сроки и намекает Джон), вынужденный исполнять работу самой Смерти до конца года. *** "Полтергейст" в переводе с немецкого означает "шумный дух". Он невидим, но при этом очень активен. Стучит, шумит, бросается посудой и тяжелыми предметами, заставляя дрожать пол и стены, двигает мебель, щелкает дверцами шкафов и ящиками комодов.