Всего три дня нас

PОV Даня Когда кареглазый снял с себя тёмную футболку, памятую от времени, мне стало страшно. Панически страшно за жизнь каждого человека, кой обитает в границах государства, хотя пару минут назад мне было абсолютно всё равно на эти происшествия. Честно говоря, никогда не был столь внимательным, проводя краем глаза по телу Миши, вторил постукиванием сердца, отдающим по телу, проводя кровь по всем сосудам. Вероятно, этот подросток отключил сознание своими проблемами, характером, присутствием в сердце, нарушил правительственную всяким человеком, злобу. Наше общество настолько сгнило, будто сыр, выброшенный в мусорный контейнер, из коего не вывозят отходы, оставляя всё на более поздние сроки, те, что обычно не случаются и вовсе. Всё его тело было в синяках, а вены в порезах. Мне было так жаль, но ещё сильнее, что, естественно, превосходило, хотелось вмазать всем, кто довёл до такого и плевать с высокого башенного сооружения на воспитание, кое досталось от очень хороших родителей, что подавляли всякие желания на возмущение и непристойное поведение. Миша протянул руки Лене. "Откуда я знаю имя медсестры?" Она моя тётя, ушедшая от своего молодого мужа, дабы посвятить всю жизнь работе, той, которую ждёт всем сердцем, улыбается при любой возможности задержаться на пару десятков минут. Иногда, бывает, не уходит порядка двенадцати часов, завершая ночью важные дела, которые, как позже выясняется, были придуманы её умной головой. Расслышал, как Миша шипел от боли, и еле сдерживал слёзные железы, дабы не расплакаться прямо здесь, загораживая руками лицо красное, будто помидор от него. Мне захотелось его обнять, отгородить от всего, забрать всю боль, которая вонзается в сердце, кромсая внутренние органы, распиливая на части. Я сделаю так, чтобы эти карие глаза никогда не грустили, а руки устланы нежными поцелуями от самой крайней фаланги до плеча. Вместо этого я сидел и пялился на него, как, собственно, и сделал бы во всех других случаях. Никогда из-за своей трусости не мог сокращать мышцы, разлеплять сонные, после недели неумолимого, восторженного, бессонного чтения книг. Видимо почувствовав мой пристальный взгляд у себя на спине, Смирнов повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. Эти огоньки… они завораживали, влюбляли, буквально намекали, чтобы я его поцеловал. Вот же грёбаный гей. Родители к этому относятся спокойно и даже поддерживают, но психологическая часть мозга до сих пор бьётся в судорогах в присутствии объекта обожания. PОV Миша. Онобнял меня? Руки такие нежные, тёплые, такие, коих я не ощущал уже года четыре, будто вернулся в родительский дом, к маме и Фантику, бегающему в районе худощавых ног, еле успевая отскочить к стене, дабы никто не раздавил, размазав по полу. - Миш, давай будем друзьями? – Даниил посильнее сжал талию, поглаживая плечи, хлюпая носом, будто плакал на протяжении восьми часов, упиваясь жидкостью, дабы восстановить запасы влаги. Всё плыло, но это приятно. Он оторвался от меня, и держа своими сильными руками, улыбался. Его улыбка, токая добрая, чувственная. А глаза. На первый взгляд это два ледяных кристалла, но после того, как этот парень улыбнулся, они превращаются в спокойное море в штиль, когда волосы слегка развиваются на ветру, задевая ресницы. - Д… давай – робко ответил. Слёзы волей не волей начали течь из глаз, словно в унисон со светловолосым. Даня стёр тыльной стороной ладони только что выкатившуюся слезинку. - Не хочу нарушать вашу идиллию, но раненного я в таком виде на уроки не отпущу! - нарушила тишину Елена Александровна, посмеиваясь сквозь прекрасные брекеты, кои очень шли её скулам, - Даня, сходи в класс и забери свою и Мишину сумку. Проговорив это, блондинка села за свой рабочий стол, стуча карандашом по краю, украшенному сколом от, по -видимому, выроненного когда-то тяжеленного оборудования. Даня удалился из кабинета, задержавшись в дверях на пару секунд, скорее всего в класс за портфелями. Елена начала что-то усердно писать. *** [Чуть позже] Даня вернулся с нашими сумками. К этому моменту я уже успел одеться и поговорить с Леной, иногда разрывая школьную тишину своими вскриками справедливости, идущими на противовес с вопросами, кои мы обсуждали. - Ну что? Пошли – Даня помог мне подняться, придерживая за рубашку. Он боялся порвать её, но уверенные руки всё также в висячем положении оставляли меня стоять на месте. *** И вот мы уже вышли из школы. Дождь мелко и неприятно моросил, листья из-за сильного ветра кидало в разные стороны, слабо ударяя о фасады зданий. Мы с Даней шли по улице и разговаривали на темы, касающиеся личных качеств человека, хоть и была сложная, психологическая беседа, но она была чарующе-нежная и приятная. Мы с Данилом нашли много общих интересов, казалось, будто это - второй Миша, только в другом обличии. - Дань, а какую музыку ты слушаешь? – я поднял взгляд на своего собеседника, - Я чаще всего слушаю 100 атмосфер, без пятнадцати осень и ЛСП. - Совергона