Млечный путь

      — Чувствуешь ли ты давление из-за того, что случилось с твоей семьёй?       — А Вы как думаете?       Чонин выдавил из себя улыбку, больше похожую на оскал. Каждый визит к психологу казался ему спектаклем, до ужаса скучным и занудным; очевидно, так думал только он один. Господин Ю наслаждался своей ролью и играл её с большой самоотдачей.       — Думаю, что да, — сказал он, глядя на парня в упор. — Твоя мать в тюрьме, брат в неустойчивом психологическом состоянии, а отец не пришёл на помощь по первому твоему зову. Такое способно подкосить даже взрослого человека…       — Ну, я пока держусь.       — Ты веришь в то, что твоя мама невиновна? — спросил психолог. Если Чонин и удивился такому вопросу, то виду не подал.       — Разумеется, — ответил он. — Я полностью в этом уверен.       — Ты не задумывался над тем, почему?       — Потому что ма действительно не виновата!       — Или потому что ты любишь её, — сказал господин Ю. — Это чувство порой ослепляет, заглушает голос разума.       — Разум иногда слишком много болтает, — с насмешкой заметил Чонин. Психолог нахмурился, расценив его слова как упрёк.       — Хорошо, — сказал он, оставив запись в своём блокноте. — Давай теперь поиграем в ассоциации? Я буду называть чувства и эмоции человека, а ты будешь говорить первое, что приходит в голову. Готов?       Вместо ответа парень кивнул и прикрыл глаза.       — Страх.       — Смерть.       — Боль.       — Потеря.       — Радость.       — Улыбка.       — Злость.       — Слёзы.       — Счастье.       — Звёзды.       — Любовь.       — Запрет.       — Почему?       — Что? — удивлённо выпалил Чонин.       — Почему любовь у тебя ассоциируется с запретом? — заинтересованно спросил психолог. — Ты запрещаешь себе любить вообще или кого-то конкретного?       — Нет, — напряжённо ответил Чонин. — Просто сейчас это неуместно.       — Почему? Боишься, что тебя осудят?       — Боюсь, что это плохо кончится.       — Для тебя?       — Для всех.

✦ ✧ ✦

      Чонин чувствовал внутри пустоту, которую нечем было заполнить. Если раньше ему удавалось с ней мириться, то сейчас сил на это не хватало. Он пытался спрятаться от тоски за сигаретным дымом, но рано или поздно его пелена развеивалась, являя ему реальный мир. То хрупкое равновесие, которого они с Кёнсу смогли достигнуть, было нарушено. Их линии снова стали параллельными, без единого намёка на пересечение.       К середине ноября похолодало до минус пятнадцати, и Кёнсу больше не мог подолгу торчать на улице, в своём укрытии. Ему приходилось возвращаться в дом и искать там укромные уголки, где вероятность встретить Чонина сводилась к нулю. Тот знал об этом и старался не попадаться брату на глаза. С того рокового разговора они не сказали друг другу ни слова, предпочитая похоронить случившееся молчанием. Теперь Кёнсу боролся с бессонницей в одиночестве: долго лежал, вглядываясь в синеву ночного неба, и забывался беспокойным сном. Чонин же, выждав время, приходил и садился у его постели. Он почти не дышал, боясь выдать себя, и встречал рассветы. Ему столько всего хотелось сказать Кёнсу, за столько вещей попросить прощения…, но с первыми лучами солнца он вставал, поправлял ему одеяло и уходил. До следующей ночи.       Его тело настолько привыкло к этому ритму, что уже в два часа ночи сон снимало как рукой. Этот раз не стал исключением: едва разлепив глаза, Чонин выбрался из постели и принялся обуваться. Руки действовали уже на автомате, пока разум досматривал последние мгновения сна. Прихватив с собой толстовку, парень вышел в коридор и осторожно прикрыл дверь. Каждый раз он до ужаса боялся быть пойманным, но ему удивительно везло. Коридор встретил привычной тишиной и сквозняком, который заставил зябко повести плечами. Накинув на себя толстовку, Чонин прислушался, не звучат ли где шаги, и направился в сторону заветной двери.       Ещё с порога он понял — Кёнсу нет в постели — и этот факт заставил сердце гулко ухнуть вниз. По спине побежал липкий холодок, внутренности сковало страхом. Приказав себе собраться, Чонин внимательным взглядом осмотрел комнату, а потом вернулся в коридор. Кёнсу ведь не мог уйти сам, без посторонней помощи… самый очевидный вариант пришёл ему в голову только спустя минуту. Хлопнув себя по лбу, Чонин направился прямиком в сторону туалета.       Свет внутри не горел, но видимость и так была хорошая.       — Кёнсу, — позвал парень, прикрыв за собой дверь. — Ты здесь?       Поначалу было тихо; Чонин даже подумал, что его здесь нет, но в дальнем углу ему почудилось движение. Прищурившись, он подошёл ближе и услышал хлюпающий звук.       — Кёнсу? — повторил Чонин. — Это ты?       Ещё через несколько шагов отчётливо проступил силуэт сгорбленной фигуры на полу. Парень узнал его сразу. Оказавшись совсем близко, он присел на корточки и заглянул брату в лицо. Кёнсу наклонил голову и вжал её в плечи, желая спрятаться от этого взгляда.       — Что случилось? — обеспокоенно спросил Чонин. Он протянул руку, чтобы коснуться его плеча, и услышал тонкий всхлип.       Картина выходила удручающей настолько, что у Чонина невольно подкосились колени. Кёнсу плакал посреди ночи на полу туалета, а он не знал, как на это реагировать.       — У тебя что-то болит? — предпринял он ещё одну попытку.       — Да, — прошептал в ответ Кёнсу; его голос хрипел от выплаканных слёз.       — Покажи, где болит, — попросил Чонин.       — И что ты сделаешь? — внезапно усмехнулся парень.       — Поцелую, чтобы не болело.       Оба замерли, глядя друг другу в глаза и думая об одном и том же. Чонин очнулся первым: он обхватил лицо брата ладонями и повернул на свет. Блестящие солёные дорожки напоминали россыпь его любимых звёзд.       — Расскажи мне, что тебя беспокоит, — попросил Чонин.       — Я не могу…       — А ты попробуй. Обещаю, станет легче!       — А если не станет? — обречённо прошептал Кёнсу и всхлипнул. Дрожащими руками он накрыл ладони брата, которые всё ещё обнимали его лицо, и мягко отстранил от себя. — Что, если будет только больнее?       — Не попробуешь — не узнаешь.       — Тогда сначала ты.       — Что? — удивился Чонин.       — Почему ты меня поцеловал? — хрипло спросил Кёнсу.       — Потому что захотел…       — Почему ты захотел, Чонин? — взмолился парень. — Как ты вообще можешь этого хотеть?!       — Потому что ты мой…       — Кто?       — Кёнсу, — растерянно ответил Чонин. — Ты мой Кёнсу.       — Я твой брат, — хрипло прошептал парень. — Ты не должен хотеть меня целовать, ты это понимаешь?       — Ты даже представить себе не можешь, насколько, — резко ответил тот. — И как я заебался повторять себе это каждый гребаный день! «Это твой брат, Чонин! Ты не должен больше всего на свете хотеть его поцеловать!». Я всё, блять, понимаю!       — Тогда почему ты делаешь это? — всхлипнул Кёнсу. — Почему ты целуешь меня в каждом чёртовом сне?! Я хочу, чтобы это всё закончилось!       — Я бы тоже отдал всё, чтобы это прекратилось, — сказал Чонин, — но это не в моих силах.       И отстранившись от брата, он сел на пол и прислонился к стене. В свете луны его лицо казалось мертвенно бледным. Кёнсу, стерев с щёк влажные разводы, опустился рядом с ним и устремил взгляд за окно.       — Когда это началось?       — Летом, — ответил Чонин. — Я не хотел, чтобы дошло до этого.       — Я думал, что это будет весело, — внезапно сказал Кёнсу. — У тебя поменялся взгляд, но я не придал этому значение. Мне нравилось, что мы снова стали близки… нравилось знать, что тебе на меня не наплевать.       — Мне никогда не было на тебя плевать…       — В глубине души — может быть, — согласился парень и перевёл взгляд на брата. — Мы с тобой не очень хороши в проявлении чувств, согласись?       — Мы сами сделали себя такими, — ответил Чонин.       — Когда мы попали сюда, я думал, что наваждение закончилось, — продолжил Кёнсу. — Думал, если мы будем порознь, то моя привязанность к тебе исчерпает себя.       — И как успехи?       — А не видно? — усмехнулся парень. — Ты сам пришёл ко мне, хотя я тебя и не просил. Мне казалось, что всё будет как в детстве… Я понимал, что мы слишком взрослые, чтобы спать в одной постели, но старался об этом не думать. Мы же братья, в конце концов. Мы одна семья.       — Хреновая отмазка, — заметил Чонин.       — Согласен, — кивнул Кёнсу. — Просто мне хотелось, чтобы ты был рядом. В кои-то веки. Наконец-то. Всегда.       С последним его словом комната погрузилась в сосущую тишину. Братья молчали, каждый думая о своём; из кранов тихо капала вода, ветки дерева ударяли по оконному стеклу. Наконец, что-то решив для себя, Чонин протянул руку и коснулся щеки Кёнсу. Тот вздрогнул, но не отстранился, глядя на него в упор.       — Я до конца жизни буду надеяться, что ты однажды простишь меня за эти чувства. И себя заодно.       — Ты хочешь невозможного, — ответил парень.       — И всё-таки…       Наклонившись ниже, Чонин коротко поцеловал Кёнсу в губы.       — Я буду защищать тебя, — прошептал он, глядя брату в глаза. — Невзирая на то, что между нами: любовь, ненависть или дружба. Ты для меня самый важный человек в этой жизни.       Кёнсу горько вздохнул, сморгнул слёзы и робко, неуверенно поцеловал его в ответ. Дрожащие пальцы коснулись ладони Чонина и сжали в знак благодарности.       — Я не могу уснуть без тебя, — прошептал он, прижавшись лбом ко лбу брата. — Не оставляй меня больше, даже если я сам тебя об этом попрошу.