Солнце и Луна ушли... будет ли рассвет?

      Перед ним стояла принцесса.       О, Эру… опять. Ну, почему сейчас?!       Пожалуй, сейчас ему не хотелось – может впервые в жизни, – видеть ее. В ушах эхом отозвалось воспоминание о гневном упреке… совершенно несправедливом, ужалившем прямо в сердце. И он тогда не сдержался, а ведь ей было больно…       Бофур, не в силах смотреть на неё, опустил глаза. Ему не нужно было видеть ее, чтобы представить ее лицо, ее тяжелые смоляные кудри, заплетенные в корону вокруг чела… он бы узнал ее всякой и везде… по походке, по стати, по гордо поднятой голове и он бы среди тысяч гномок отличил ее…       Бофур стоял перед ней, обреченно чувствуя всем сердцем – пропадает. Он враз онемел, и молчание повисло меж ними…       – Он снова плакал? – негромкий голос, от которого Бофура враз пробрало до костей, разбил молчание.       Осознав сказанное, Бофур взглянул на мальчика на своих руках. Мокрые дорожки слезинок на щечках малыша не требовали ответа, и Бофур только вздохнул. Чтоб балрог пожрал эту Виеру!       – И ты вновь одел его в одежду для девочек, – укоризненно обронила принцесса.       Изумленный, гном растерянно осмотрел Утера, взглянул на стоящую перед ним принцессу и вновь потерялся… онемел, опустив голову…       – Так и будешь молчать? – тихо спросила она.       А что сказать?       – Простите, госпожа…       – Я ныне больше ничья госпожа, – горько отрезала Дис.       И такая боль в ее словах, что Бофур вскинулся:       – Для меня вы госпожа! Вы принцесса! Вы… вы…       Она склонила голову к плечу, с затаенной грустью смотря на него. И вдруг ломано улыбнулась, с болью:       – Ты так и не изменился. Все также возмутительно красноречив. Только в руках нет ромашек…       Ромашки.       Помнит?!       Он неверяще смотрит на нее…       Это было так давно… почти сотню лет назад…       «… Шатер королевской семьи был поставлен чуть в стороне от остальных. На вершине холма, а остальной лагерь раскинулся вкруг. В то же время шатер жениха принцессы Дис, единственной дочери Трайна, находился в двух полетах стрелы от ее шатра. И шатер жениха окружали палатки его свиты. В конце концов жених тоже был не из последних гномов! Потомок старого морийского рода. Пусть не особо богатого, но знатного и по крови был выгодной партией.       Но какое же счастье, что его шатер был вдалеке!       А меж двумя стоянками лагерей было целое поле ромашек! Крупных и таких душистых, что кругом шла голова. Луговые дикие ромашки, что со своей убогой, нищенской простотой завладели сердцем принцессы гномов.       Он сам видел, как она с улыбкой сорвала белоснежную ромашку и какой же счастливой, прекрасной она была в тот миг… аж сердце заныло от невозможности.       Невозможно думать на глаза попасться, слово сказать… только ненароком в толпе затеряться да глянуть украдкой.       Он пропал, совсем пропал…       Ну, кто он, а кто она?!       Она принцесса и чужая невеста, а он… нищий юнец из морийцев – чернявый, тощий, нескладный…       Но его так и тянуло увидеть ее, как она улыбается… она такая, что Бофур задыхается. И так хочется что-нибудь сделать, что ей придется по нраву, чтобы она вновь улыбнулась! Пусть и не ему… кто он, а кто ее жених?       Он права не имел даже близко к ней подойти. Она госпожа, его госпожа… которой любы ромашки.       Нарвать целую охапку душистых белых ромашек совсем не трудно. Труднее решиться и принести их к шатру. Страшно так, что коленки дрожат. Но ради неё он принесёт эти ромашки. Только ночи дождётся, проберётся тихонько мимо стражи и уложит ромашки у ее шатра…       Ничего дурного ведь в том нет?       Ночь звездная, тихая, и оглушительно стрекочут в траве сверчки… а сердце заходится в груди. Он крадётся меж палаток, прижимая к себе ромашки, боясь их рассыпать... но более всего боясь не успеть. А вдруг увидят? И уж точно остановят.       Он хоронится в каждой тени, крадётся на цыпочках, забывая дышать. Только бы ромашки у шатра, у самого полога, раскинуть. Она утром выйдет и увидит. Такая красивая…       Они ей обязательно понравятся. И она улыбнется. Может, повезёт это увидеть…       – А ну стоять! – рявкает за спиной голос, и за шиворот хватает чья-то сильная рука.       От неожиданности Бофур ойкает, чудом не бросив цветы.       А до шатра-то три шага…       – Какого балрога, ты здесь?! – рявкает грозно… сам Трайн.       Бофур перепугано таращится на сына короля, вжимая голову в плечи. И сжимает в руках букет ромашек разнесчастных…       – Что это у тебя? Ромашки?! – изумленно спрашивает Трайн, продолжая удерживать его шкирку.       Бофур молчит, только думает – всё пропало!       – Отец? Что случилось? – из-за полога шатра появляется принц Торин, а за ним выходит принцесса.       – Да вот, поймал одного! – усмехается Трайн. – С ромашками!       – С ромашками? – удивлённо-звонко спрашивает юная Дис и сердце Бофура проваливается в самые пятки, когда он видит её вот так близко...       – От жениха видать гонец, – гудит Трайн, отпуская Бофура и тяжело хлопая по спине.       Да так, что Бофур невольно делает шаг вперёд и замирает перед его дочерью.       – Ты принес мне цветы? – с улыбкой, зардевшись, спрашивает Дис.       – Д-да… – выдавливает из себя с огромным трудом Бофур. – Ва-а-ам…       А она улыбается…       – Ромашки… какие красивые… – она протягивает руки и вопросительно подымает бровь. А Бофур сжимает в руках разнесчастный букет ромашек и стоит столбом.       – Можно мне мои ромашки? – весело спрашивает она, подымая бровку, и озорно смотрит на него, под насмешливыми взорами отца и брата.       Бофур сглатывает и протягивает ей цветы.       – Ох, благодарю вас, сударь! – благодарит она его, принимая цветы. – Удивительно, что Вили заметил…       – А я тебе говорил, парень не плох, присмотрись, – замечает её отец.       Дис кивает, поднеся к лицу цветы, и поверх них смотрит на Бофура.       – Как тебя зовут? – спрашивает она.       А Бофура язык отнялся.       – Ладно, парень, – снисходительно говорит Трайн. – Ты свое дело сделал. Ступай назад к своему узбаду. Идёмте в шатер, а то ты, Дис, простудишься. Ночь ныне прохладная…       – Хорошо, отец, – склоняет голову принцесса.       Торин отступает в сторону, пропуская Трайна и сестру, а Бофур стоит и смотрит им в спину… и когда Дис дотрагивается до полога шатра, готовая скрыться с его глаз, Бофура будто что толкнуло, заставив прийти в себя:       – Я Бофур! – выпаливает он вслед и… она оборачивается.       – Я запомню, – мягко говорит она.       … А через месяц сыграли свадьбу. Шумную и веселую, королевскую. Богатую и щедрую. И еды, и музыки и, – куда без этого! – обильной выпивки было вдоволь. Пей во здравие молодых и их счастье, до смерти хоть упейся!       Бофур тогда впервые напился…»       – Вы… помните?! – потрясенно выговорил он.       Дис грустно смотрит на него.       – Вили никогда не дарил мне ромашек. Да и те ромашки… их мне ты подарил. Сам.       Бофур не знает что сказать на это. На руках всхлипывает Утер.       – Простите, – бормочет он.       А ведь ничто не изменилось, думается ему в этот миг. Кто он, и кто она… а он дурак. Столько лет прошло, а он о ромашки вспоминает.       – Это ты прости, – негромко слышится в ответ. – Я… не должна была упрекать тебя тогда. Не твоя вина. Я… вот, возьми это.       И она протягивает ему сверток. Бофур, не думая, берёт его. Надо бы сказать что-то… но миг упущен, а Дис наклоняется над Утером, ласково гладит по черным завиткам кудряшек и целует ребенка в лоб.       – Ма…– выдает Утер, а в стороне раздается потрясённый вздох.       Дис резко выпрямляется и бросает взгляд в сторону, откуда донёсся вздох. А в стороне от них, – в какой-то дюжине шагов, – стоит полная гномка, потрясённо смотрящая на них. Стоило Дис только обернуться к ней, как гномка тут же присела в уважительном поклоне, опустив голову. Дис с холодным лицом отвернулась от неё и Бофура, и поспешно ушла прочь…

*** *** *** *** *** *** *** ***

      … Бофур пришел домой совершенно растерянный и не знающий, что и думать о произошедшем. А когда он чуть пришел в себя и развернул сверток, который ему дала его принцесса, он почти час потерянно смотрел на темно синюю рубаху со строгой, серебряной вышивкой по вороту и рукавам…       А еще в свертке были детские штанишки и несколько рубашонок. По всему видать ношеные, стираные, но крепкие и добротные. Ясно от кого оставшиеся…       Но детские вещи Бофур тогда за рубахой не видел...

*** *** *** *** *** *** *** ***

      … Даин молча выслушал своего советника, а после велел всем выйти. Стоило дверям залы плотно закрыться, король встал и медленно сошел с постамента, на котором стоял малый трон в Малом Королевском Зале.       Король судорожно сжимал рукоять верного топора у пояса. И каждый кто посмел бы посмотреть в его глаза отшатнулся бы в ужасе. Подгорный король был в бешенстве.       Губы Даина дернулись, он взметнул топор и в ярости обрушил его на дубовый стол, заваленный свитками и пергаментами.       – БАЛРОГ!!! – взревел он…