Part 32. The Power of Faith.
— Дружище, я тебе так скажу. Если бы в этой стране сажали за жестокое обращение с машинами, ты бы точно был сейчас по другую сторону решётки, — суховатый, измазанный в мазуте палец пожилого автомеханика Майка Дорси взмыл вверх, многозначительно подрагивая. Если бы мужчина знал, насколько он прав, совершил бы самосуд над детективом прямо здесь и сейчас. Дорси держал один из лучших автосервисов узкого профиля в Ирвайне, брался даже за самые безнадёжные случаи, в шутку называя свой гараж «автомобильной реанимацией». Стоило ли говорить, что Уэстон, с его любовью к лихой езде, был здесь частым гостем, хоть и сам хозяин постоянных клиентов не очень жаловал. Дело в том, что старик трепетно относился к продуктам старого американского автопрома, считая их общенациональным достоянием, верхом инженерной мысли и дизайнерского замысла всех времён и народов. Найт вполне разделял его взгляды и к своему Chevrolet Camaro CC 1969 года испытывал самые тёплые чувства, но бережливым хозяином уж точно не был. Если бы не щедрые чаевые, подобного автотеррориста, коим Уэстон и являлся, Дорси и близко к порогу своего гаража не пустил бы. — Майк, работа просто превосходная, как всегда, — не обращая внимания на возмущённое брюзжание механика, Уэстон с наслаждением провёл ладонью по свежелакированному крылу своего автомобиля. Камаро — холёный, исправный и чистый, самодовольно поблёскивал в свете ярких люминесцентных ламп, точно новенький цент. Казалось, транспортное средство, которое всё это время терпеливо ожидало прихода своего нерадивого хозяина, теперь, почуяв его присутствие, бесшумно разрывало от томительного бездвижия. — Какой раз ты здесь? Пятый? Папочка, небось, права купил, — Дорси сердито бормотал себе под нос, оттирая жилистые ладони от мазута. — Папочка покупал много чего, но только не мои права, уж поверь, — снисходительно отозвался Найт, вытаскивая из бумажника увесистую котлету стодолларовых купюр и протягивая её механику. Разумеется, банковского терминала у такой «старой школы», как Майк, не водилось. При виде справедливо оценённой оплаты собственного труда угрюмый взгляд мужчины немного смягчился. — Дети, что с вас взять. — Если бы нечего было взять, ты бы со мной тут не любезничал, верно? — добродушно заметил Уэстон. На скуластом лице старика промелькнула тень улыбки. Вытянув ладонь к купюрам, которые протягивал Найт, старик вдруг засомневался и отдёрнул всё ещё порядком перепачканную руку обратно. — Погоди, смою мазут, — бросив старую футболку, которая использовалась вместо тряпки на передвижной столик для инструментов, Майк скрылся за высоким стальным стеллажом, служившим в гараже перегородкой: он отделял основную часть помещения от служебной. Наполнение гаража Дорси было незамысловатым: упомянутый выше стеллаж, смотровая яма, двухстоечный подъёмник и пару станков для балансировки. Именно поэтому Уэстону и нравилось это место — его, как и здешнего хозяина, определяли две вещи: минимализм и простота, внутри которых детектив чувствовал себя наиболее комфортно. Такие предпочтения парня сформировал Уэстон-холл — родовой особняк Уэстонов в Чарльстоне, Южная Каролина, где вырос Найт. Он походил на смесь музея Метрополитен с интерьер-каталогом Ральфа Лорена, что не вызывало в юном наследнике никаких иных эмоций, кроме деструктивных. В тесном гараже Дорси же из излишеств были только несколько передвижных органайзеров для инструментов и маленький телевизор, стоящий на подставке почти под самым потолком. Уэстон не сразу заметил, что телевизор был включён — он работал без звука. Экран был небольшой и блеклый, но медленно сменяющееся слайдшоу с фотографиями жертв Вудбриджских убийств он узнал сразу. Ничего удивительного: все местные телеканалы трещали об этом круглосуточно. После третьей жертвы были дни, когда к отделу было не пробиться — всё кишело репортёрами. Ситуацию удалось исправить стараниями Миллвуда, он был на короткой ноге с одним из калифорнийских медиамагнатов, кажется, они вместе учились в старшей школе. Так журналистский террор трансформировался в онлайн преследование и непрекращающийся рой назойливых звонков, которые донимали в основном Миллвуда и его секретарей — смартфон Найта все звонки с неизвестных номеров попросту блокировал. Внезапно на экране возник мужчина средних лет с резкими строгими чертами лица, в тёмном костюме, чей верх венчала белоснежная колоратка. Репортёр нервно тряс микрофоном, обращаясь к этому странному человеку с мертвенно-серыми, ничего не выражающими глазами. На первый взгляд в нём не было ничего особенного, но отчего-то всё внимание Найта сосредоточилось на его неподвижном лице, а по позвоночнику пробежала стая колких мурашек, будто побуждая детектива придвинуться ближе. Ощущение было странное и не вполне поддавалось пониманию, но Уэстон оглянулся в поисках пульта, чтобы прибавить звук. — …Пропало ещё трое детей и всех трёх нашли убитыми. Христианское сообщество нашего города убито горем и измотано отсутствием новостей со стороны властей — они не торопятся сообщать о прогрессе этого страшного дела, хоть мы и обращались в департамент полиции Ирвайна напрямую, предлагая помощь и содействие в расследовании. У нас есть все необходимые ресурсы. Здесь, в церкви Двенадцати, мы организовали штаб… — Сынок, ты чего? Найт вздрогнул, переведя взгляд на настороженно рассматривающего его Майка Дорси, вернувшегося, должно быть, уже некоторое время назад. Чтобы Уэстон обратил на него внимание, старику пришлось похлопать его по предплечью. — О. Вот, держи. Спасибо за работу, — детектив, вручив деньги мужчине, снова поднял глаза к телевизору. — …Для того, чтобы христианские семьи Ирвайна держались вместе и не теряли веру. Все мы должны быть терпимыми к плану Господа и ждать, когда Он укажет нам путь. Внизу экрана появилась строка, именуя выступающего:«Пастор Мартин Уэлш, настоятель церкви Двенадцати, каппелан при отряде специального назначения при управлении шерифа округа Лос-Анджелес».
Затем раздался отрывистый, перекофеиненный голос репортёра, который Найт уже слышал, будто из-под толщи воды: — Аминь! Спасибо, пастор. Напоминаю, сегодня мы посетили церковь Двенадцати на Ривер роуд, 30, где был организован гражданский штаб по противоборству Вудбриджским убийствам детей. Здесь рады любой помощи и содействию общему делу. Остановим убийства детей вместе! Более отчётливо Уэстон услышал кашляющий смешок Дорси, открывающего ворота гаража, чтобы Найт мог выехать. — Ублюдки, чтоб их… Сами же детей насилуют как за здрасьте. Меньше секунды потребовалось, чтобы достать папку с досье на Ричи Нила и открыть его на нужной странице. Будучи в такси по пути сюда, Уэстон уже освежил свою память нужными деталями, но удостовериться было необходимо. Убедиться на все сотню процентов. Название и адрес церкви Двенадцати уже встречались детективу сегодня — это была та самая церковь, прихожанами которой являлись Меган и Роджер Нил, родители Ричи. Найт поморщился, буквально ощущая, как наполнение его черепной коробки перемешивается, тесня костяную корку изнутри.***
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Найт сидел за рулём собственного автомобиля. И всё же, несмотря на то, каким томительным было ожидание момента воссоединения, сейчас он не был способен насладиться им в полной мере. Все чувственные впечатления детектива будто подверглись обратной инъекции, их словно высосали, превращая внешний мир в немое чёрно-белое кино. Внутри сознания Уэстона, напротив, происходила настоящая мыслительная вакханалия, в гуще которой гнездился всё тот же немигающий мёртвый взгляд пастора Мартина Уэлша. Детектив прекрасно понимал, что нельзя подгонять улики и ход развития расследования под версию, которая казалась наиболее очевидной. Насколько элегантно она не ложилась бы на происходящее, человеческий разум был уязвим и слаб, отчего оказаться в ловушке своего ума было чертовски легко. Практически то же самое, что запереть себя в пустой комнате с наспех вырванной страницей из книги, в то время как за пределами помещения оставалась нетронутой целая библиотека. В данный момент Уэстон всем своим существом этому сопротивлялся. Искушать, тем не менее, чёртов пастор умел не хуже Блэйка. Ниточка размышлений Уэстона держала путь от воспалённого заплаканного лица Меган Нил, от чьих путаных показаний толку было чуть, однако это был первый раз, когда детектив наткнулся на упоминание церкви Двенадцати. «Смерть моего мальчика — это испытание, и только Двенадцать могут помочь нам пережить его с достоинством». Найт помнил фразу дословно. Те самые «Двенадцать», на помощь которых уповала безутешная миссис Нил, были апостолы, двенадцать избранников, которых Иисус Христос сделал основным фундаментом Своей Церкви. Эти избранники удостоились находиться с Христом в более близких отношениях, чем остальные ученики, и им поручено было проповедовать благовестие, а вместе с тем дана сила исцелять больных и изгонять бесов. Именно на них была ориентирована вера этого узкого ответвления христианства, коих было тысячи на территории и без того религиозного побережья Калифорнии. И всё же этому широкому вероисповедательному разнообразию удавалось не конфликтовать между собой и избегать борьбы за прихожан, сосуществуя достаточно мирно, занимаясь преимущественно тем, что религия умела делать лучше всего — легально вымогать деньги налогоплательщиков. Криминальная сводка за последние десять лет проступками местных священников также не пестрила: ни тебе краж, ни сексуальных домогательств, ни даже попыток продаж церковной утвари на E-bay. Разумеется, Уэстон проверил церковь и прихожан, с которыми общались родители Ричи — прицепиться было решительно не к чему. У большинства просто-напросто отсутствовал мотив совершать подобные зверства с ребёнком, а у более подозрительных экземпляров присутствовало алиби. Другие убийства отвлекли внимание Найта от церковной общины: семьи второй и последующих жертв никак не были с ней связаны. Что до Мартина Уэлша, пастор будто и не существовал вовсе до сегодняшнего дня. Ни в учредительных документах, ни на церковных службах он не присутствовал. Никто из допрошенных «обожателей апостолов» его имени не называл. После воплощения из небытия в новостном репортаже «Irvine Spotlight», Уэлш неожиданно обнаружился в списке соучредителей благотворительной организации «The Power of Faith», которая по мистическому стечению обстоятельств спонсировала адвоката, представляющего интересы ублюдка Уэйнса-старшего. В какой из параллельных вселенных интересы сторожа полузаброшенного парка представляет выпускник Йельского университета, часовой рейт которого составлял не меньше тысячи долларов в час? Тем не менее, этот факт подтверждал бэкграунд-чек, подготовленный отделом в срочном порядке. На бэкгрунд-чек самого Уэлша, который был уже в процессе подготовки, у Найта больших надежд не было — Уэлш был полицейским капелланом, а значит, у него были связи в органах правопорядка. Если в его прошлом и были «грехи», отвести от них всевидящее Око Господне не составило бы никакого труда. И всё же. Мог ли Уэлш быть причастным к делу? Найт обнаружил, что ему слишком легко представить пастора с «замороженным взглядом», вдавливающим в голову полумёртвого ребёнка шипованный венец. Фантазия была настолько красочна, реальна и вместе с тем отвратительна, будто она была не фантазией вовсе, а настоящим воспоминанием. Внезапно и оглушительно громко, звук, похожий на дрель, бурящую пластиковую крышку, грубо вырвал Уэстона из собственной головы. Секунду спустя он понял, что это была вибрация его смартфона, лежащего сверху пластиковой папки с делом Ричи Нила на пассажирском сидении. Открыв сообщение и пробежавшись глазами по экрану, Найт удовлетворённо хмыкнул. Блэйк исполнил его просьбу, прислав архив с досье на Уэйнса-старшего, он был перенасыщен деталями и разъяснениями. Уголки губ Уэстона поползли вверх. Так и подмывало поставить A+ красным фломастером поверх экрана. Работа круглого отличника. Остановив автомобиль у подъездной дороги к церкви, не заезжая на парковку, Найт заглушил мотор и осмотрел прилегающие территории. Приехать сюда было импульсивным решением, но это был тот редкий случай в его жизни, когда импульс подпитывал действительно стоящий шаг. Тогда, на складах, предположив, что Уэйнсы могли бы делить религиозную общину с семейством Нил, Уэстон был слишком поглощён предвкушением от возможного содержимого складской ячейки, чтобы продолжить свои размышления. Теперь же момент, наконец, настал. Детектив знал, что может найти в досье, и хотел сделать это именно здесь. Проскролив вниз, перейдя от озаглавливающей биографической сводки к финансовым операциям по личному банковскому счёту, глаза детектива, словно печатная машинка, по буквам поглотили название благотворительной организации, куда направлялись тридцать процентов средств с каждого ежемесячного прихода:«The Power of Faith».
Найт откинулся на сидении, запустив свободную руку в волосы, и прикрыл глаза. Посидев так с минуту, он вернул своё внимание экрану, отскролив назад, к биографической сводке, к графе «вероисповедание»:«Католик, член религиозной общины при христианской церкви «Двенадцати»».
Воскресли ощущения, которые Уэстон испытал при просмотре новостного репортажа. Мозг автоматически попытался категоризовать их и не нашёл наиболее лучшего определения, чем узнавание или… Предчувствие. Предчувствие, которое началось ещё в Конгари-Виста. Детектив брезгливо поджал губы и нахмурился. Вся эта эзотерическая хрень типа предчувствий не вызывала у Найта ничего, кроме издевательской насмешки, однако он всё же приехал, ведомый этим самым предчувствием и одной ненадёжной уликой, подбирая по пути новые и жадно склёвывая их, словно хлебные крошки из «Гензель и Гретель». Уэстон заблокировал экран смартфона и снова взглянул на церковь. Возле входа то и дело сновали люди, но их было не так много, как ожидалось. Это было хорошо, потому что Найт не хотел привлекать к себе излишнего внимания — сейчас на нём была самая крепкая его маска выдержанного спокойствия, и ему просто необходимо было попасть внутрь. Достав из бардачка тёмные очки авиаторы, Уэстон вышел из машины и двинулся к входу в церковь. Людей действительно было немного, видимо, у основной части прихожан рабочий день был в разгаре, и в данный момент они честно (или не очень), работали на то, чтобы урна для сбора пожертвований никогда не пустела. Переступив порог церкви, Найт с удивлением отметил, как изменилась обстановка внутри с появлением так называемого «гражданского штаба»: и без того небольшое пространство церкви было реорганизовано, теперь левый ряд скамей отсутствовал, и вместо него, аккурат возле стены, располагался длинный стенд с тем, что Уэстон сначала принял за иконостас, но, подойдя ближе, ясно увидел фотографии погибших мальчиков, расположенных в шахматном порядке. Замешательство детектива было также обосновано тем, что настоящий иконостас, который располагался чуть поодаль, за алтарём церкви, выглядел похожим образом — изображения апостолов на нём располагались точно так же, с единственным отличием — их было двенадцать, в то время как на стенде было представлено лишь пять фотографий. Изображения детей были помещены под стёкла, в белые рамки, и c краткой информационной сводкой внизу — лишь имя и годы жизни. Нижний уровень стенда пестрил свечами и лампадками, мемориальными табличками и личными вещами мальчиков. Убранство завершалось каймой из белых лилий, пущенной по границам стойки. Найт стоял достаточно близко, чтобы прикоснуться к лепестку одного из цветков, — он был настоящим. — Меняем каждый день, из-за жара от свечей цветы вянут очень быстро. Страшная трагедия… Обернувшись к источнику голоса, взгляд Уэстона наткнулся на опрятную женщину средних лет в приталенном деловом костюме. Она стояла рядом, осматривая стенд с неподдельным сожалением. Однако Найт так и не успел определить, была ли вызвана эта эмоция скорбью по поводу зверских убийств детей или же стремительным увяданием цветов, обрамляющих их памятные фотографии. Выражение лица женщины быстро сменилось на приветственную улыбку. — Эмма Томпсон, председатель гражданского штаба по противоборству Вудбриджским убийствам детей. Чем могу помочь, сэр? Сухо улыбнувшись в ответ, Найт обвёл взглядом немногочисленных людей, находящихся в помещении, и снова взглянул на миссис Томпсон, рассматривающую его с неподдельным интересом. — Я надеялся застать пастора Уэлша. Он здесь? — О, боюсь, вы с пастором разминулись. Он уехал не более получаса назад. Вам было назначено? — Часто он здесь бывает? — проигнорировав вопрос председателя, спросил Найт. — Не так часто, как хотелось бы, к сожалению, но в последнее время чаще обычного, учитывая печальные обстоятельства, — женщина горестно вздохнула. — У Пастора много приходов по всему побережью, и не все обязанности представляется возможным делегировать, поэтому он постоянно в разъездах. — Не знаете, когда он в следующий раз будет в городе? Я наслышан о его службах, говорят, они очень воодушевляют, — Уэстон достал телефон, мастерски делая вид, что готовится сделать пометку в календаре, но вместо этого незаметно сфотографировал стенд. — О да, воскресные службы Пастора Мартина это всегда самый настоящий праздник веры. Мне самой посчастливилось присутствовать на одной. Не здесь, правда, в приходе в Лос-Анджелесе. Только поистине божественная искра может так зажигать толпу, — женщина вдохновенно покачала головой, разглядывая стенд. — Жаль, он никогда не предупреждает о приезде. Это всегда приятный сюрприз. Прошу прощения, сэр, я не расслышала вашего имени? Уэстон заметил, как некоторые прихожане постепенно начинали проявлять интерес, косясь взглядами, прислушиваясь к их разговору. Это был знак к тому, что пора закругляться. По счастливой случайности председатель не знала, кто он, но некоторые из здесь присутствующих вполне могли узнать главного детектива по Вудбриджскому делу. Светиться здесь без надобности не следовало, если пастор действительно был их «клиентом», кто-нибудь вполне мог доложить о его визите. Найт проникновенно заглянул в глаза миссис Томпсон и ласково улыбнулся. Этот безотказный приём обезоруживающе действовал на женщин любых возрастов. Черты лица председателя смягчились, и уголки её губ зеркально поползли вверх. — Спасибо за помощь, — детектив коротко пожал её руку и направился к выходу. — Благослови вас Бог! — не сразу отозвалась женщина, взволнованно поправляя причёску. Оказавшись в машине, Найт обнаружил себя висящим на волоске от того, чтобы поверить в теорию, от которой он так отчаянно защищал себя. Вопрос «Мог ли Уэлш быть причастным к делу?», которым задавался детектив ранее, грозил трансформироваться в «Мог ли Уэлш быть НЕ причастным к делу?» Выудив блокнот из бардачка, Уэстон набросал некоторые соображения, родившиеся у него от проведённой разведки. Разумеется, точное местоположение Уэлша не было известно, ровно как и время его визитов. Подчинённые знали только то, что позволяло ему оставаться в безопасности, даже если на кого-нибудь из них надавят — ничего, кроме общих сведений, выбить будет невозможно. Найт был практически уверен, что официально объявлять пастора подозреваемым или копать под него ещё больше будет делом бесполезным и весьма рискованным. Установить, как широко и глубоко распространилось влияние его «крыши», представлялось неосуществимым, там могли быть задействованы десятки людей разного уровня влияния. Не исключено, если какая-нибудь из его церковных крыс пряталась в их отделе. Единственным выходом было выйти на его ближайших подчинённых, а главное — «молчаливого исполнителя». Найт вспомнил записи, которые Адам изъял у Оливера. Шанс, что кто-то из важных элементов этой криминальной структуры засветит себя на записях, был невелик, но ничего лучше у них на руках сейчас просто не было. Перед глазами Уэстона снова вспыли кадры из дневного репортажа. Монотонный речитатив, сегментированный искусственно-эмоциональными ударениями пастора, беспрепятственно выходил из холодного сухого рта, который смотрелся достаточно чужеродно на абсолютно бесстрастном лице Уэлша, обращённого к репортёру. Эта картинка навеяла у детектива воспоминания о статье одного именитого психолога-криминалиста, занимающегося изучением расстройствами личности. Он считал, что психопаты при разговоре не двигают головой. Кивки и покачивания — важная часть невербального общения, и, видимо, такая особенность психопатов, по его мнению, была вызвана дисфункцией миндалевидного тела, работа которого важна для обработки эмоций и межличностного взаимодействия. Всё то время, пока Уэлш говорил, слушал и отвечал на вопросы, его голова оставалась абсолютно неподвижной.***
Свалка Саут-Лэйн, конечно, не была столь знаменита, как, например, её крупная «соседка» в ЛА*, но со своими функциями вполне справлялась. Некоторые местные с уверенностью бы сказали, что сначала появилась Саут-Лэйн, а затем уж началась вокруг неё городская застройка, так что «корни» её действительно уже давненько произрастали из сухих земель «Золотого штата». Здесь, среди брошенных, искалеченных дорожными катастрофами автомобилей, частенько проскальзывали и абсолютно невредимые экспонаты. В их появлении среди металлолома Саут-Лэйн всегда присутствовал лёгкий флер криминальной загадки. Зачастую неповреждённая и «отданная на убой» машина уничтожалась под прессом по специфическим причинам, о которых вслух не говорилось. Вместо слов Томасу Скиллеру — «хозяину» автосвалки — преподносилась денежная сумма, после которой расспросы считались неуместными. Даже для шестилетнего племянника Томаса — Джеки. И Джеки не задавал вопросов. Он знал, что свалку посещали разные люди. Некоторые приезжали разжиться деталями и прогуливались с тележкой из супермаркета между рядами автомобилей, словно посещали Walmart. Затем дядя Томас выставлял им счёт, прямо как настоящий кассир. Некоторые в большой суматохе предлагали деньги за только что пригнанный автомобиль. А третьи, те, что платили за быструю утилизацию целой котлетой купюр, были наиболее странными, зачастую жуткими. Джеки казалось, они уничтожали хорошие машины для собственного извращённого удовольствия. Дядя Том за глаза звал таких посетителей «отмороженными выродками», но Джеки ни разу не видел, чтобы он отказал хотя бы одному из них. Так называемые «выродки» появлялись на свалке редко. Намного чаще Саут-Лэйн посещали «настоящие уроды» — представители Института страховой безопасности дорожного движения США. Их-то дядя Томас ненавидел по-настоящему. По его словам, они постоянно что-то выискивали в останках автомобилей, лишь бы не выплачивать семьям погибших компенсацию. Увидев одного из них перед собой, юный Джеки Скиллер совершенно не был удивлён. Среди груд прессованного металла, не шевелясь, стоял светловолосый незнакомец в деловом костюме. Его высокая фигура была повёрнута к Джеки полубоком. Гость наблюдал за тем, как дядя Томас лениво уничтожает под прессом жёлтую хонду. Под аккомпанемент тоскливого треска её запчастей, который обыкновенно расслаивался на сотни мелких, привычных уху Джеки звуков, юный Скиллер разглядел в госте редкую схожесть с восковыми фигурами из музея Мехико. Кисти его рук с голубыми, отчётливо выступающими венами, полностью соответствовали мертвецки белому цвету лица. Джеки счёл бы незнакомца красивым, если бы не могильный холод, исходящий от его персоны. Гадать здесь было не о чем — перед ним был настоящий призрак какого-нибудь погибшего в автокатастрофе человека. И призрак этот, кажется, был чрезвычайно молод, если так можно рассуждать о восставших покойниках. Джеки глубоко вздохнул, набираясь смелости. — Эй, мистер. Словно в подтверждение всех страшных догадок, на мальчика обратились полупрозрачные глаза. Изучающе глядя на ребёнка сверху вниз, гость неторопливо выудил из пачки сигарету. — У вас глаза, как у трупа, — заявил Джеки. — Неужели, — равнодушно отозвался мужчина и закурил. — Я видел в кино. Тем временем рокот сминаемого железа оборвался на визгливом треске автомобильных стекол, и Томас Скиллер, наконец заметивший незнакомого посетителя свалки, поспешил вылезти из бульдозера. Адам ещё разок крепко затянулся и внимательно поглядел на его докучливого племянника. — Знаешь, почему у трупов белеют глаза? — Они становятся зомби? — Джеки недоверчиво сложил руки на груди. — Через полтора часа после смерти человека артериальное давление падает, — Адам не обратил никакого внимания на приближающиеся суетливые шаги рядом с собой, — перестают работать слёзные железы, которые вырабатывают жидкость. У живого человека глаза влажные и блестят, а роговица покойника из-за высыхания теряет блеск и становится мутной, иногда с серовато-жёлтым налётом. — Извините? — сердито позвал Томас Скиллер и в два счёта оказался рядом с Блэйком, опасливо поглядев на совершенно растерянного племянника. —Детектив Блэйк, криминальный отдел Ирвайна. Той минуты, которую потратил напрягшийся Скиллер-старший на изучение значка, хватило Блэйку для краткого мысленного очерка о новом знакомом. На вид скользкий тип, хотя и работяга. Судя по неопрятности, торчит на свалке круглые сутки и неконтролируемо пьёт. — Томас Скиллер, — представился мужчина в ответ и затем указал трясущей рукой на Джеки, — а это мой племянник, Джеки. Джеки продолжал беспардонно таращиться на Блэйка, тот не спеша спрятал значок обратно в карман брюк. — Сходи-ка поиграй в мяч, — приказал Томас. Даже сквозь запах машинного масла детектив заметил сильный запах ацетона, исходящий от вновь заговорившего хозяина свалки. — Вы по поводу пикапа, — без особого энтузиазма констатировал тот. Понаблюдав за вяло имитирующим игру в мяч племянником, Скиллер жестом пригласил Адама в сторону автомобилей, обречённых на уничтожение прессом, и блондин, отбросив окурок, направился следом за мужчиной. Блэйк с мрачной дотошностью осматривал смятые автомобили, нарочно стараясь в подробностях реконструировать в голове смерть пассажиров той или иной машины. Он отдавал себе отчёт в том, что большинство из этих бесформенных груд железа и стекла стали последним пристанищем для сотни человеческих жизней, и, разумеется, это закреплялось в его мозгу визуальными образами. Некогда тщательно смытые с металла густые капли крови покорно проступали на автомобильных запчастях, будто кто-то незримый последовательно окроплял кровью каждую машину. Адам слышал нарастающий в голове гул, мало напоминающий безмятежную тишину затаившейся автосвалки. Этот звук был походил на шум эстакады. Затем к звуку добавился приглушённый ропот множества незнакомых Блэйку голосов. Кажется, его начало подташнивать. — Вон, сегодня с утра приволокли, — неожиданно заговорил идущий впереди Скиллер. Он небрежно махнул рукой вправо. Белый поцарапанный седан, который увидел Блэйк, отличался целым капотом, однако его окровавленное лобовое стекло явно было пробито изнутри сильным ударом. — Бедолага так резко затормозил перед ребёнком, что вылетел насквозь, — вновь глухо заговорил Томас и обернулся к замершему Блэйку, — ну, мир его душе. Говорят, мы на войне во Вьетнаме потеряли меньше людей, чем за последние пять лет из-за дорожных происшествий. Глубоко откашлявшись и сплюнув в сторону, Скиллер продолжил путь между рядами. — Значит, вот здесь у нас стоят Шевроле. Всё распределено по маркам, — Скиллер остановился и спрятал руки в карманы комбинезона, — а вот и ваш красавец, — подбородком он указал вперёд. Блэйк ощутил, как весь мир сжался до ярко-красного пятна пикапа перед ним. — Жалко такого давить, конечно. Я и сам понял, как его привезли: что-то тут нечисто… Томас продолжал говорить, однако его никто не слушал. Средь потрёпанный жизнью шевроле красный пикап выделялся своим приличным состоянием. Он был вызывающе невредим и в довесок вымыт до блеска. Адам ринулся к автомобилю и тут же жадным взглядом проследил длинную и единственную царапину на левом крыле. Скиллер-старший сложил руки на груди и задумчиво уставился на светловолосый затылок Адама. Детектив достал из нагрудного кармана пиджака новую упаковку одноразовых чёрных перчаток. Странное тошнотворное волнение овладело Блэйком, и прежде чем поспешно ринуться внутрь салона автомобиля, он несколько секунд напряжённо вглядывался в своё отражение в оконном стекле пикапа. Вне всяких сомнений, это был тот самый автомобиль, однако понадобилось некоторое время, чтобы это осмыслить. До последнего момента Адам ожидал какого угодно подвоха, подготавливая себя к различным исходам поездки, однако этот был самым успешным. Ласково, почти нежно детектив приоткрыл дверцу пикапа. В салоне предсказуемо пахло чистящими химикатами, однако это не смутило детектива. Наивно было бы полагать, что доказательства окажутся сейчас перед ним на золотом блюдечке. Само собой, машина вычищена от всех скверных следов деятельности Харпера и Реми. Точнее, загадочного «Харпера» и Купера «Реми» Уэйнса. Адам сам не заметил, как уголки его плотно сжатых губ поползли вверх. Ожидали ли ублюдки когда-нибудь, что их пикап найдётся так быстро? Да, перестраховались, вылизав тачку. Но точно не рассчитывали, что Скиллер сразу не пустит её под пресс. По всей видимости, высокое моральное чувство, так вовремя взыгравшее в Томасе, заставило того остановиться прямо перед уничтожением пикапа. Чистое везение. Как следует обыскав водительское место и бардачок, Адам принялся за осмотр ковриков под ногами, стараясь не исключать любого потаённого места в пикапе. Всё было чисто. Детектив переместился назад и принялся осматривать задние сидения. Несмотря на безмятежное выражение лица, движения его рук были резкими и быстрыми. Скользнув пальцами между задними сидениями, Адам обнаружил в их стыке довольно большой зазор, в котором вполне могла скрыться какая-то неочевидная улика. Обшарив каждый миллиметр тканевого «тайника», который образовывал стык сидений, Блэйк брезгливо отдёрнул руку и недоумённо уставился на спинку переднего сидения перед собой. Рациональная часть Адама была морально подготовлена к отсутствию прямых улик, помимо пикапа. Однако этот рационализм ничего не стоил в сравнении с врождённой сильнейшей интуицией. Можно было звать это единомоментным чутьём, бессознательным даром, способностью проникать в суть вещей и событий — как бы там ни было, Адам просто не мог избавиться от липкого навязчивого ощущения, что он упускает нечто важное из виду. Какое-то время Блэйк вглядывался в текстуру обивки переднего сиденья перед собой, сосредоточенно размышляя. Рисунок ткани стал расплываться перед остекленевшими глазами Адама, казалось, он глядел куда-то сквозь материал и совершенно позабыл о том, где и с кем находится. Придирчиво осмотрев салон в который раз, Адам с досадой сжал и разжал в кулак правую ладонь в чёрной перчатке, а затем услышал снаружи посторонний звук, выдернувший его из раздумий. Это был всего лишь сочувствующий вздох Томаса Скиллера, прежде с опаской наблюдавшего за поисками детектива. — Ничего не поделаешь, — едва разборчиво промямлил он и сменил выражение лица на более отвлечённое, — ну и жара сегодня стоит, а? Блэйк вскинул голову и обернулся к Скиллеру. На протяжении тягучих нескольких секунд мужчина и детектив молча переглядывались, однако Томас отвёл взгляд и озабоченно упёрся руками в бока, явно давая Блэйку понять, что делать здесь больше нечего. Адам медленно покинул пикап и направился в сторону владельца свалки, на ходу доставая сигаретную пачку. Остановившись в паре шагов от Томаса, Блэйк, не говоря ни слова, закурил. Скиллер, понятия не имеющий, какую реплику стоило бы произнести, принялся искать по карманам свои собственные сигареты. — Примерно через час приедет несколько криминалистов, — тихо заговорил детектив Блэйк, выдыхая дым в сторону Скиллера, — они осмотрят пикап и заберут его с Саут-Лэйн, а вам нужно будет подробно описать мне человека или нескольких человек, которые пригнали пикап сюда. Но прежде… Адам небрежно стряхнул пепел и снова поглядел на лицо посерьёзневшего мужчины. — Я хочу, чтобы вы отдали мне то, что нашли в этом автомобиле. Последовавшая пауза продлилась недолго, удивлённо заморгав, Скиллер прижал руку к груди и изумлённо уставился на Адама во все глаза. — Что вы имеете ввиду, детектив Блэйк?! — повысив голос, начал он. — Я ничего не трогал. Ничего не брал, мать вашу! Адам чувствовал, как его мысли захватывает ледяная слепая злоба. Бесстрастно проигнорировав визгливый выкрик Скиллера, он отбросил окурок и сделал резкий шаг вперёд. От испуга Томас попятился в сторону пикапа. Вместо того, чтобы снова выплюнуть изо рта жалкие оправдания, мужчина вдруг зашёлся сильнейшим приступом кашля, который перекрыл абсолютно все слова, желающие вырваться из его глотки. Адам продолжал приближаться к нему, несмотря на то, что согнувшийся в кашле Томас спасительно выставил вперед ладонь, словно требуя передышки. Блэйк оказался настолько близко, что мог рассмотреть опущенный сальный затылок под собой до мелочей. Адам медленно нагнулся так, чтобы его было хорошо слышно даже задыхающемуся Скиллеру. — Надеюсь, ты понимаешь, — процедил детектив без какого-либо выражения на лице, — какой срок я могу тебе впаять за умышленное сокрытие улик преступления, Томас? Ответом на этот вопрос послужил лишь очередной приступ кашля. Скиллер схватился за грудную клетку и резко выпрямился, чуть было не столкнувшись лбом с наклонившемуся к нему детективом. Его бескровное пытливое лицо, чуть прикрытое свисающими золотистыми прядями, оказалось в паре сантиметров от Томаса. Отвращение, блеснувшее в голубых глазах напротив, снова сменилось на внутренний контролируемый гнев, и Скиллер ощутил беспричинный страх, который навеяло на него всё происходящее. Горло продолжало нещадно драть. Сплюнув, наконец, обильнейшую мокроту, Томас вытер рот рукавом и отшатнулся прочь от всё ещё неподвижно стоящего Адама. В болезненном блеске глаз молодого детектива он заметил его полную неотступность. Эти глаза видели Томаса насквозь. — Твою ж мать, — прошептал он, отдышавшись после приступа кашля. Он мог поклясться, что слышал свист в собственных лёгких. Адам распрямил спину и молча продолжил буравить его взглядом. — Ну, хорошо, — произнёс Скиллер неохотно, он всё ещё загнанно дышал, — хорошо. Допустим, я нашёл в салоне одну безделушку. Ничего особенного. Всего лишь хотел забрать её как сувенир и подарить жене. — Продолжай, — с некоторым странным теплом отозвался Адам, — я прекрасно могу это понять, Томас. Однако это серьёзная улика в важном деле. В деле, о котором ты наверняка слышал. Вудбриджские убийства. Думаю, даже ты слышал. Детектив выделил местоимение особым надменным тоном. — Конечно, слышал, — выпалил Томас в ответ, его рябое лицо наливалось краской волнения. — Я даже подумать не мог… Мне не пришло бы в голову… Неужели этот подонок был как-то связан с этим?! — Меньше надрывайся, — бросил Адам и требовательно протянул раскрытую ладонь, — давай сюда. Замешкавшись, Томас всё же скользнул в нагрудный карман грязного комбинезона и подцепил перепачканными пальцами нечто, напоминающее браслет. Адам, не дожидаясь, пока медленный и неуклюжий придурок Скиллер подаст ему «безделушку», неожиданно выхватил её из рук мужчины и приблизил к глазам. — Кажется, это страсс*, — с тоской прокомментировал Томас, провожая вещь глазами, — но я не уверен. Адам покрутил браслет в руке. Точнее, он быстро понял, что держит в руках вовсе не обыкновенный браслет — детектив держал на своей ладони чётки из крупных, судя по всему, хрустальных бусин, замкнутых в кольцо. Помимо них, на чётках имелся небольшой (куда меньших размеров) окрашенный в золото католический крест. После прикосновения к нему Блэйк понял, что он был выполнен из дерева. По традиции считалось, что именно с такого креста был когда-то снят Христос. Он назывался латинским и обычно представлял собой форму, схожую с телом человека, раскинувшего руки. По взгляду Скиллера можно было точно удостовериться, что бусины были дорогостоящими. А вот крест…Деревянный и намного меньше звеньев. Адам заворожённо наблюдал, как солнечный свет преломляется в его ладони, проникая сквозь прозрачный хрусталь. Он сосчитал их, заранее предугадав число. — Ну что, ценная улика, детектив? — Двенадцать, — обронил Адам. — А? — протянул Скиллер. — Вещица красивая. Да и ценная. Но если это то, что вы искали… Адам прикрыл глаза и воскресил в памяти несколько подробностей ушедших дней. Прежде всего, он мысленно очутился в Тако Бэлл, а всё, что было после, казалось ему мотаемой задом наперёд видеокассетой. А вот и момент, где Найт подсаживается к нему за столик. Им приносят завтрак. Официантка аккуратно ставит на стол железную цифру.«12».
Следующей отправной точкой для видеокассеты воспоминаний послужила локация Конгари-Виста. Адам разглядывал огромный ржавый замок перед собой, а затем вытер рукавом толстовки металлические цифры на двери складской ячейки.«12».
— …К тому же, вы понимаете, детектив, что я совершенно не нарочно взял эти чётки, — бормотал Томас где-то на фоне, — если бы мне было известно, что этот подонок… Как-то связан с теми убийствами… Блэйк нахмурился. Он достоверно воспроизвёл в уме весь текст недавнего досье на Уэйнсов, высланного им полчаса назад на почту Найта. Судя по тому, насколько незначительных размеров был крест — бусинам отводилась определённая роль. Значение их было намеренно преувеличено, а значит, количество звеньев было наиважнейшим. Сейчас сложно было придумать организацию, которая подходила бы больше, чем одна единственная церковь, чьё служение было напрямую связано с этим числом. — Когда он пригнал пикап? — Адам достал телефон и разблокировал его, открывая приложение камеры. — Во сколько приехал сюда? Как выглядел? — Как полный урод, — буркнул Скиллер, — высокий такой. Рожа перекошенная и небритая. Но одет не бедно, да и денег у него… Томас замолчал, видимо, переживая, что упомянул уже потраченные наличные. Адам терпеливо кивнул, давая понять, что деньги его интересуют гораздо меньше внешности подозреваемого. — Привёз пикап вчера утром, часов в двенадцать, может, позже, — продолжил Скиллер, морща лоб и мучительно пытая свою пропитую память, — мне показалось, что он куда-то спешил. Хотя все эти уроды спешат… Но именно в этом парне что-то очень уж мерзкое, я даже не знаю, как описать. Не понравился он мне, нёс какую-то околесицу… Знаете, о Боге что-то спрашивал. — О, разумеется, знаю, — Адам одобрительно кивнул, пытаясь унять волнительную дрожь, то и дело прошибающую тело, — что ещё? Он быстро сделал снимок чёток на своей раскрытой ладони. — Что ещё? — задумчиво повторил Томас и неожиданно его брови поползли на лоб. Адам вопросительно изогнул светлую бровь. — Шрамы? Татуировки? — Нет у него никаких шрамов. Татуировок я тоже не видел, я такое сразу подмечаю, — Томас усиленно нахмурился. — Значит, он был вроде бы в рубашке… Но с закатанными рукавами… Вы там записываете мои показания? Тем временем Адам открыл сообщения, чтобы прислать снимок Уэстону, но не торопился жать «отправить». Оторвав взгляд от экрана телефона, детектив вежливо улыбнулся. — О, я бы и так запомнил все слова до единого. Скорее всего, уже сегодня ты будешь присутствовать на создании фоторобота, так что рекомендую вспомнить каждую мелочь. А сейчас мне нужно ехать, — он поднёс ближе к лицу заляпанные чужими отпечатками чётки и легко покачал головой. Итак, Скиллер был лишь очередным убогим человекообразным препятствием на их с Найтом пути. Не стоило тратить на него душевные силы. В конце концов, отпечатки пальцев Харпера удастся отделить от отпечатков этого безмозглого идиота, и пускай они будут фрагментарны, ребята из лаборатории с этим справятся. Адам осознавал, что не стоит делать больших ставок на дактилоскопию. Однако обнаружение чёток было само по себе настоящим джекпотом. Проще говоря, эта улика была подобна огромной, подсвеченной неоном указательной стрелке, что подсказывала кратчайшую дорогу к развязке. Детектив достал из внутреннего кармана пиджака зип пакет и аккуратно погрузил в него вещдок, а затем, не попрощавшись, резко развернулся в сторону выхода из Саут-Лэйн. Очутившись фактически у главного входа, Блэйк украдкой взглянул на Джеки, увлечённо копающего землю около ржавого грузовика без колёс, и неожиданно почувствовал сильнейшее уныние из-за этого зрелища. Чувство это продлилось недолго, Адам вновь открыл диалог с Найтом в смс сообщениях и, умышленно потянув момент торжества, уверенно нажал «отправить». Фактически, в ту же самую секунду Уэстон ответил ему так быстро, что сердце Блэйка даже пропустило удар из-за короткой вибрации телефона в своих руках. Вероятно, они написали друг другу одновременно. В сообщениях загрузилась встречная фотография, и Адам беззвучно выдохнул, осмысляя содержимое присланного напарником снимка. Лица жертв Адам знал наизусть. Судя по атрибутам под портретами убитых мальчиков, стенд, запечатлённый Уэстоном, находился не иначе как в церковном помещении и походил на самый настоящий жертвенный алтарь. Белые рамки фотографий и наличие белых лилий словно отрицали скорбь по усопшим, подчёркивая непорочность их смерти. У Блэйка создалось стойкое ощущение, что смерть этих детей трактовалась в церкви Двенадцати, мягко говоря, специфично.***
Упаковывая обнаруженные улики в более-менее стройный рапорт, Найт сидел в дайнере, находящимся на шоссе I-405, выглядя скорее как студент, нежели как коп. Обложившись выписками из городского реестра религиозных и неправительственных организаций, которые были собственноручно вывезены им из городского управления, Найт сравнивал имена, цифры и регистрационные номера, в попытке установить связь между нон-профитом «The Power of Faith» c другими городскими предприятиями, подходящими под профиль. Работа была рутинная и грозила поглотить приличное количество времени, однако детектив понимал, что доверить такую задачу другому человеку он просто не мог. Слишком рискованно, учитывая высокую вероятность того, что в системе были шестёрки Уэлша. Круг доверенных лиц в таких условиях сужался до него самого и… Разве что Блэйка, пожалуй. Уэстон оторвал взгляд от распечатки перед собой и взглянул на тёмный экран смартфона, придавливающего собой кипу бумаг. Мнимый детокс от присутствия напарника проходил довольно успешно — никаких навязчивых мыслей или фантазий, которые являлись вечными спутниками Блэйка, а так же назойливых отсутствующих воспоминаний, связанных с ним. От идеала положения дел отделяло только то, что три часа, которые Уэстон провел вдали от Адама, ощущались как три месяца. Это раздражающее, тянущее ощущение внутри навеяло у детектива воспоминания о временах, когда он работал один в перерывах между напарниками. Дни тогда были неразнообразны: работа, нерегулярные приёмы пищи, беспорядочный секс и никаких выходных. Несколько лет прошло в упряжке у саморазрушения, и Найт не хотел большего: он просто хотел работать, тешить себя простыми радостями и не потакать чужим ожиданиям. План был до отвращения прост в реализации, но появление Адама устроило глобальную перебалансировку шкалы его ценностей и ожиданий от себя самого, что привело к ряду качественных перемен. Главной переменой служило то, что Уэстон-таки захотел большего — не только самого Блэйка, но и большего от себя в связи с ним. Разблокировав смартфон, Найт открыл диалог с напарником и пробежался по его немногословному содержанию. Потратив на раздумывания долю секунды, Уэстон выбрал фотографию стенда-алтаря, которую он сделал в церкви, и нажал «отправить». В следующую секунду в диалоге появился ещё один файл, что Найт на мгновение перепутал его с уведомлением о проблеме с сетью и недоставкой отправленного файла, но на экране отобразилось входящее сообщение от самого Адама. Фотография, на которой была запечатлена ладонь напарника в резиновой перчатке, держащая нечто, походящее на украшение. Детектив увеличил снимок и рассмотрел его повнимательнее: чётки из крупных хрустальных бусин, выполненных из толстого шёлкового шнурка белого цвета, с небольшим позолоченным крестом у основания, где шнурок был разлохмачен и оформлен в небольшую кисть. Бусин в чётках насчитывалось двенадцать штук. Уэстон испытал странную смесь триумфа с боевой злостью, которая граничила с жаждой крови. Фон фотографии намекал на место, где он был сделан — автосвалка Саут-Лэйн на другом конце города. Пикап, быстро сообразил детектив. Блэйк его нашёл. Спешно собрав бумаги, Найт, на ходу печатая сообщение, звякнул колокольчиком двери закусочной и направился к своей машине. В диалоге всплыло новое сообщение:«Поехали в Тиффани? Подберём тебе что-нибудь получше».
***
Звуки окружающего мира, казалось, пробивались к Блэйку через густой слой ваты. Адам заблокировал телефон и легко тряхнул головой, откидывая светлые пряди с лица. Не вполне осознавая, куда направляется, он растерянно побрёл в сторону узкой пешеходной дороги, вьющейся вдоль высокого забора безымянного строительного предприятия. Пройдя несколько метров, Блэйк снова взглянул на снимок, присланный напарником, и остановился, окружённый сорняковой травой и придорожной пылью. Мимо, грохоча, промчалась фура. Адам слабо улыбнулся. Выходит, Найт был в этой Церкви. И дошёл до всего сам. Но как? Неужели понял всё ещё тогда, когда попросил переслать досье на Уэйнса? Или на складах? Телефон снова завибрировал. Прочитав последнее сообщение с предложением посетить ювелирный, Адам не удержался и издал тихий смешок. Он ликующе взглянул на зип пакет в своей руке, не до конца решив, должны ли эмоции от прорыва в расследовании смешиваться с его бесспорной влюблённостью. Так или иначе, было поздновато устанавливать внутренние границы. Адам отчётливо помнил спонтанный поцелуй на складах, вызванный шквалом похожих чувств — разгадка крылась в прямом желании разделить с Уэстоном его восторг. В тот миг, казалось, его глаза вспыхнули ярчайшим пламенем. Вудбриджское дело значило для напарника намного больше, чем могло показаться на первый взгляд, и Блэйк с упоением представлял сейчас его лицо. Чёрт, да если бы можно было, Адам бы примчался к Найту на том самом пикапе. Адам открыл навигатор и скопировал координаты своего местоположения, чтобы вставить их в сообщение. Согласно карте, он находился в полукилометре от небольшой пристани. Можно было пройтись в ту сторону сразу после приезда криминалистической группы. Их необходимо было дождаться для передачи вещдока. «Забери меня через полтора часа у причала». Блэйк критично оценил свой текст, затем стёр все символы. Что ни говори, а ему хорошенько врезался в память утренний конфликт и некоторые претензии напарника по поводу капризных указаний Адама. — Поехали, отвези, забери меня, Найт… Зачастил ты с приказами, дружище, — язвительно повторил Найт из утренних воспоминаний. Новое сообщение Блэйка выглядело следующим образом: «Буду ждать тебя на пристани неподалёку через полтора часа». Теперь Адам осознал, насколько сильно тосковал по Найту все эти часы, и тугая пружина внутри его тела расслабилась лишь после того, как Уэстон вышел с ним на контакт. Где бы сейчас не был Найт, озадачен ли он был, победоносно ли улыбался, Блэйк желал оказаться рядом.***
Свернув с 405-го на 130-е шоссе, Найт, безбожно превышая скорость, наконец, наслаждался возвращением к нему своего автомобиля. Дорога к пристани, координаты которой прислал Адам, лежала через парки, находящиеся по обеим её сторонам: Alta Laguna и Crystal Cove. Путь был живописным, но достаточно банальным: холмы, каньоны, выжженная солнцем растительность — типичные «прелести» природы провинциальной Калифорнии. Однако погода была неизменно солнечной, и настроение у Уэстона было воодушевлённым, но к погоде это не имело никакого отношения. Нет, он не праздновал преждевременную победу, а просто был рад количеству улик, которые им с Блэйком удалось нарыть. Дело продвигалось с завидной скоростью, и важнейшим шагом к процессу его дальнейшего разрешения было обновление стратегии расследования c учётом всей новой информации. Чем они с Блэйком и займутся, когда Найт доедет до места их условленной встречи на пристани — примерно через час. А пока он позволил себе немного подумать о Блэйке. В этот раз допускались любые фантазии, даже те, от приторности которых слезились глаза. Найту нравилось сравнивать этот процесс с распаковкой спасительного шоколадного батончика, который всегда носил с собой про запас диабетик: прекрасный способ скоротать время в поездке и не впасть в кому от скуки. Начинка у батончика Уэстона была примерно следующая: воспоминания от ощущения влажных распухших губ Адама под своими, блеск его волос на солнце, кожа, розовеющая от любого покраснения или слова, попадающего в цель. Запах его кожи, напоминающий молоко со льдом. Чувствуя, как во рту начала собираться слюна, Найт нехотя остановил себя. Как гласило основное правило в употреблении сладостей, главное — не переборщить. И, кажется, этим навыком Уэстон, наконец, овладел. C утренним «инцидентом» его чувства, наконец, устаканились и, как ему самому хотелось верить, теперь поддавались дрессировке, показав себя в новой, более устойчивой и спокойной фазе. Иными словами — Найт прекратил борьбу и сдался им, принял и признал как часть себя самого. Эта метаморфоза принесла плоды: ощущение собственной уязвимости из-за эмоциональной привязанности прошло, дав место тёплой стабильной уверенности в этой самой привязанности и послабление обострённого чувства сексуальной неудовлётворенности, не оставляющая его в покое. Не имея под рукой мысли получше, Уэстон решил, что «возвысился» над этой нуждой, что было очень кстати. Отношений у них с Блэйком всё равно не будет и быть не могло, но Уэстон решил, что ему на это плевать. Работа была намного важнее и с такими вещами, как дрочка у больничной стены, не очень-то совмещалась. Улыбнувшись, Найт снова мысленно вернулся к событиям сегодняшнего утра. Приятно было думать, что трагическая гибель понтиака Стива Уайса не была напрасной — Уэстон чувствовал себя так, как в теории должен чувствовать себя человек после сеанса комплексной психотерапии. Ах да, Стив. Отсутствующий в этот самый момент, наслаждающийся дешёвым мексиканским алкоголем Стив, наверняка не подозревающий о том, что случилось с его машиной сегодня. Нет, так это дело было оставлять решительно нельзя. В конце концов, это было невежливо. Обычно, когда с чужой машиной происходят подобные недоразумения, а хозяина поблизости нет, люди оставляют записку на капоте со своим телефоном, извинениями или выписывают чек, засовывая его под дворник. Уэстон с твёрдым намерением восстановить справедливость взял телефон свободной рукой и, отыскав Вайса в списке контактов, нажал вызов.