***
Обычно Регина приходила вечером и уходила, и в этот раз Эмма была очень удивлена, когда, проснувшись утром, увидела ее. Регина торопливо убежала в ванную, пока врачи делали Эмме уколы и снимали с ее рук и ног ремни, которыми ее привязывали к кровати на ночь. Эмма зашла в ванную, улыбаясь таинственно и беспечно, будто знала какой-то очень интимный и очень волнующий секрет Регины. Она окружила руками Регину, делая вид, что просто хочет взять мыло, подставить ладони под кран, хотя все ее мысли были заняты совсем другим; она губами касалась волос Регины, щекоча нахальными поцелуями. Регина резко обернулась и плеснула водой в лицо Эммы, бросила на ее плечо полотенце. — Хватит, Эмма. Пока Эмма умывалась, Регина успела накраситься. И когда Эмма вышла из ванной, Регина снова включила режим строгой учительницы, заставила ее складывать оригами. Сама же села с ней рядом, приподняв кровать, помогала сложить бумажного журавлика. — У меня никогда не получится, — капризно проныла Эмма и, смяв ни в чем не повинную птичку, бросила ее на пол. — Ты совсем не стараешься! — с укором вздохнула Регина, перехватывая опавшую руку Эммы, и стала разминать ее пальцы, унимая легкий тремор. Как раз за этим занятием их застала вошедшая в палату Белоснежка. У нее в этот день не было уроков в Академии, так что она пришла в больницу волонтерить и первым делом, разумеется, решила навестить Эмму. — Здравствуйте, мисс Бланшард, — сухо поприветствовала Регина и взглянула на часы. Время было восемь, первая пара начиналась в девять. — Так, Свон, мне пора на работу, — обратилась она к Эмме, властно придерживая ее за подбородок, прошила ее глаза строгим взглядом. — Пока с тебя хватит. Но вечером я приду, и мы продолжим. Так что не отлынивай. — Угу… — нехотя ухнула Эмма, роняя голову на грудь Регины и шаря руками по ее поясу. — Веди себя прилично, — отпихнула ее Регина и жестко впилась взглядом ей в лицо. — Посмотри мне в глаза. Ты поняла? — Яволь, майн фюрер, — издевательски выкрикнула Эмма, хлопнув себя кулаком по груди. — Не смей, — Регина резко ударила ее по губам и заблокировала на полпути руку, вскидывающуюся в нацистском приветствии. — Прости, — смутившись, прошептала Эмма. — Это грубо. — Да. Грубо. Так что… до вечера, — Регина торопливо свернула разговор и, подобрав с пола стаю неудачных журавликов, вышла за дверь. За ней следом выбежала и Мэри Маргарет. — Мисс Миллс, что же вы так… Вы же знаете, как Эмме тяжело. Зачем же вы так мучаете ее? Вы бы хоть немного пожалели… — И что я должна сделать, мисс Бланшард? — в голосе Регины звучала напряженная усталость. — Будьте с Эммой чуть более ласковой, она не виновата в том, что с ней происходит. А вы только сильнее давите… — Если я не буду этого делать, она никогда уже не выйдет отсюда, — выговорила Регина. — А сейчас, простите, я спешу. — Вы хоть немного любите ее? — неожиданно спросила Мэри Маргарет. — А вы? — вернула ей вопрос Регина и ушла прочь. Вскоре она исчезла в пролетах коридора, а Мэри Маргарет вернулась в палату. Эмма обхватила колени и тихонько хныкала. — Что такое? — спросила Мэри Маргарет. — Вечером я снова ничего не смогу. И Регине это надоест. Она и так думает, что я никчемная. — Да ладно, Эмма. Не обращай внимания на слова Регины. Она слишком резкая. Но она просто хочет, чтобы ты быстрее поправилась и была здоровой и счастливой. Мы все этого хотим. — Я знаю… Но я… Если у меня не получится, я вот даже журавлика сложить не могу… — зло вскрикнула Эмма, вскидывая руки, и случайно дернула Мэри Маргарет за волосы. Но тут же отпрянула, приходя в себя, — Ой! Прости меня, Белоснежка. Я не хотела… — Ничего страшного, — та торопливо поправила прическу. Эмма убрала руки под одеяло. — Да и вообще. Я наговорила тебе всякого… — О, Эмма, — сочувственно улыбнулась Мэри Маргарет, широко обхватывая ее. — Я давно все простила. Я ведь знаю, что это была не ты. Твоя болезнь. — Нет, — поджала губы Эмма. — Я бы и рада так думать. Но это была я. Слишком хорошо все помню, поэтому… Я не хочу причинять боль тем, кто так беспокоится обо мне. И любит меня… — Не переживай. — Я не заслуживаю… Я такая ничтожная. Такая… Бесполезная. Я… Эмма беззвучно заплакала, и Белоснежка снова погладила ее по голове. — Тише, Эмма. И поверь мне, ты не самый безнадежный случай. — Так просто сказать… — Эмма вдруг встрепенулась и отодвинулась от Белоснежки. –…Когда же я стала такой… жалкой. Черт. Когда же это все кончится. — Скоро, Эмма. Поверь мне очень скоро. За черной полосой всегда наступает белая. Главное — не терять надежду. — Иногда мне кажется, что надежда и есть самое страшное, — мрачно вздохнула Эмма, отодвигаясь от Белоснежки. — Именно она ведет к отчаянью. Услышав приближающийся стук каблуков за дверью, Эмма прервала свои депрессивные речи и, похлопав себя по лицу, привела себя в порядок, вытерев одеялом слезы. И как раз вовремя, так как вернулась Регина, ищущим взглядом скользя по палате. — Ты не видела мой телефон? — спросила она и по невинному блестящему взгляду Эммы поняла, что та не только видела, но и была непосредственной причиной его исчезновения. И точно — Эмма достала телефон из-под одеяла и прокрутила его в пальцах. Регина подошла к ней и сразу же раскрыла преступление. — Ты вытащила, да? — Ну… — Эмма в притворном покаянии и смирении опустила голову. — Бестолочь! — Регина легонько стукнула ее ладонью по лбу. — Ну… прости. Я просто хотела… — Я знаю, чего ты хотела… — Регина достала из сумки шоколадку и, обменяв ее на телефон, порывисто поцеловала Эмму в щеку, но, вдруг смущенно взглянула на Мэри Маргарет, которая с изумлением следила за разворачивающимся на ее глазах действием. Регина поспешно стерла с лица Эммы след губной помады. — Вот видите, Регина, — заулыбалась Мэри Маргарет. — Вы ведь можете быть добрее. — Вы так думаете? — Хмуро насупив брови, Регина воткнула в нее острие совсем не доброго, колючего взгляда. Мэри Маргарет осеклась, опуская взгляд, а Эмма подавилась сорвавшимся смешком. — Не скучай, — тайно шепнула Регина Эмме, так чтобы Мэри Маргарет не заметила. — Уже скучаю, — так же тихо ответила Эмма, сжав и отпустив руки Регины. Вновь вернув себе серьезный и строгий вид, Регина вышла из палаты. На этот раз окончательно. Эмма долго смотрела на закрывшуюся дверь. — Ну хоть так, — выдохнула Мэри Маргарет. — Все-таки у нее очень тяжелый характер. Но ты видишь, хоть какие-то проблески человечности в ней все-таки есть. — Ну… ее можно понять, — хмыкнула Эмма. — Она столько возилась со мной, что любой другой на ее месте давно бы убил меня, а она, видите, держится. Даже вот шоколадкой угостила. — Эмма. Да что ты опять заладила… Как будто ты какой-то монстр. — Так и есть, — пожала плечами Эмма. — Но речь не обо мне. А о Регине. Вы говорите, что у нее тяжелый характер, и все же именно из-за ее тяжелого характера я здесь, а не пускаю слюни на подушку в каком-нибудь спрятанном от бога и людей хосписе. Если бы не она… Я не думаю, что смогла бы выбраться… оттуда. Она была рядом и держала меня. Это… истощило ее. — Я заметила, она действительно очень похудела… — вздохнула Белоснежка. — Я не хотела, чтобы так было…* * *
Вечером, после работы, Регина вернулась в больницу и в коридоре столкнулась с доктором Хоппером; он подозвал ее к себе и завел в свой кабинет. — Я хотел поговорить с вами об Эмме. Она очень привязалась к вам. Это неудивительно — вы очень помогли ей, без вашей помощи она бы, может, и не справилась со своим критическим состоянием. Но сейчас, когда она уже более-менее стабилизировалась, вам лучше по возможности немного… отстраниться от нее, чтобы она поняла, что ваша работа с ней не выходит за рамки… Ну, вы понимаете. — Доктор Хоппер, я профессионал, я отлично знаю, как вести с себя с учениками, чтобы они не подумали лишнего. — Да. Но Эмма не совсем обычный ученик, она вашу заботу воспринимает очень… близко к сердцу. Эмма верит, что любит вас, и в этом смысле чувство ее вполне искреннее, хотя, вероятно, она просто ищет в вас того, на кого можно переложить ответственность за свое лечение. Чувства обманывают ее и могут обмануть вас. Вы много делаете для нее, очень сильно помогли ей, но в какой-то момент вам нужно остановиться и позволить ей дальше идти самостоятельно, если не хотите, чтобы она впала в болезненную зависимость от вас, а это очень вероятно. — Я этого не допущу.