Прикосновение к огню

      Состояние Эммы было стабильным. Она вроде осознавала себя и окружающих людей, но все равно оставалась какой-то инертной и незаинтересованной в жизни, и только с Региной она становилась более живой и счастливой. И Регина все чаще оставалась с ней на ночь, и Эмма засыпала только, когда она была рядом. Можно было даже подумать, что все это время Эмма бессознательно (а может быть, и вполне осознанно) саботировала лечение, боялась прийти в норму, потому что тогда Регина больше не будет проводить с ней столько времени. А Эмма так не хотела расставаться с ней, любила ее с каждым днем все крепче, и, как ей казалось, Регина отвечала ей взаимностью. Сама Регина пугалась того, что с ней происходит, боялась признаться себе, что действительно Эмма для нее уже давно не просто ученица. Если раньше ей успешно удавалось гнать от себя мысли об Эмме, говорить себе и всем вокруг, что Эмма ей нравится исключительно, как талантливая ученица со своими причудами, то теперь она чувствовала, что все заходит слишком далеко, и с каждым днем все труднее было доказать, что ее желание помочь Эмме справиться с ее состоянием не выходит за рамки преподавательского профессионализма. И хоть врачи предупреждали о возникновении созависимости, избежать этого так и не удалось.       И, вероятно, желая убедиться, что все в порядке, что ничего не случится страшного, если Регина оставит Эмму, она уехала на музыкальную конференцию в Нью-Йорк. Но и там она не могла перестать думать об Эмме, звонила докторам каждое утро и каждый вечер, расспрашивая об Эмме, о том, что она делает и как себя ведет. Это волновало ее даже больше, чем разваливающиеся отношения с Робином. Когда он привел на свою репетицию рыжую длинноногую красавицу, и оказалось, что они уже давно встречаются с ним. Регина не знала этого, потому что была слишком занята с Эммой. Теперь же скрывать это не было смысла, поскольку эта девушка (кажется, ее звали Селена) смогла дать Робину то, что не смогла Регина — она забеременела от него. И это все, конечно, было потрясением для Регины, но она справилась с ним на удивление спокойно, и ей даже показалось, что все это случилось очень своевременно. И перебравшись из квартиры Робина в гостиницу, Регина чувствовала себя подавленной, но в то же время — свободной.       Эмма же скучала по Регине, плакала и срывалась на врачей, на санитаров, на Белоснежку, которая все пыталась заменить Регину, выполняя те же упражнения, но у нее это выходило не так убедительно. Слишком много инвалидной жалости было в ее словах и действиях, хотя она и пыталась это скрыть. И Эмма ее не слушала и назло все ломала и портила. Дни в календаре полыхали черно-красным. И это тяготило ее так сильно, что ночью субботы она не выдержала и сбежала. Использовала заколку Белоснежки, давно припрятанную в матрасе, чтобы снять ремни, а потом и вскрыть замок на двери. Захватила с собой капельницу с успокоительным, чтобы воткнуть иглу в руку дежурившего в коридоре санитара, и убежала через крышу на улицу.       Воздух обдавал вечерней прохладой, Эмма опять вспомнила детство, когда с детдомовскими друзьями сбегала от охранников магазина, прихватив с собой пару шоколадок и бутылок газировки. И откуда тогда только брались силы и ловкость, чтобы совершать головокружительные прыжки, перескакивая с одной крыши на другую? И ритмичные зигзаги крыш превращались в клавиши на огромном рояле, и Эмма была подвижным, скачущим пальцем, перемещающимся с одной ноты на другую, рождая шум города, ноктюрн водосточных труб, блюз ветра в распахнутых настежь окнах, гудение проезжающих где-то очень далеко машин, озаряющих желтыми фарами свой путь. Но как ни манили городские мотивы, как ни хотелось ей вернуться туда, где за занавешенным тяжелыми шторами окном прекрасный и одинокий женский силуэт склоняется над роялем, Эмма бежала прочь, зная, что только так сможет спастись и спасти Регину от неминуемого зла. Она бежала прочь и все же стащила у какого-то заснувшего на лавке бродяги кусок черствого хлеба и, откусывая на ходу, крошила за собой, в глубине души надеясь, что исчезнуть не получится и что в конце концов ее найдут. Найдет…       Декорации сменялись лесными мотивами, Эмма слышала вдалеке призывные напевы дикарских барабанов и флейт, видела пляску огня, взмывающие в поднебесье рыжие хвосты пламени, достающие до тонких верхушек деревьев, и земля горела под ее ногами, вибрировала, и ноги сами принесли ее к поляне, где возле того самого дуба, у которого обрела покой Ингрид, все так же стоял полуразвалившийся трейлер. Теперь она был расписан яркими красками, такими же надписями, что покрывали стены клуба «Неверлэнд». И теперь вокруг этого фургона собралась толпа шумных парней и девиц: они пили из горла шипящее пиво, обливаясь им, смачивая волосы, курили дурманящую траву и непристойно плясали, прыгая через костер, горланя похабные песни, прославляющие пьянство, необузданный секс и торжество бога Вакха, праздник которого они и отмечали с таким размахом. Эмма оказалась в самой гуще толпы, и со всех сторон ее стали ласкать, обнимать, целовать и вовлекать в ритуальную оргию, и Эмма была не в силах противостоять, да и сама была не против поучаствовать в этом представлении, надеясь, что хоть это поможет избавиться от тоски, сжимающей в тиски ее сердце. Запах дыма горящей травы, ритмичный барабанный бой, нестройные выкрики, мельтешащие перед глазами разноцветные пятна чужих одежд и тел вводили в состояние какого-то гипнотического транса, и Эмма поддавалась ему, попадала под влияние хаоса, и весь мир в ее пульсирующей голове разлетался на мягкие куски, и Эмма тонула в сонме чужих липких и жгучих прикосновений, не разбирая, кто с ней и с кем она, — все это было неважно, все они были единым живым организмом.

* * *

      Эмма убежала в субботу после отбоя, а заметили это только утром воскресенья. Во время обхода. Ремни на ее кровати были расстегнуты, замок вскрыт. Регине не хотели об этом сообщать, но она позвонила сама и все равно узнала не слишком хорошие новости, разозлилась, разумеется. Спустя четыре часа, прервав свои планы, она вернулась из Нью-Йорка в Сторибрук, накричала на персонал, который не в состоянии уследить за своими пациентами, орлиным взором оглядела палату и обнаружила в замочной скважине осколок от пластикового ландыша, извлекла его пинцетом и строго посмотрела на Мэри Маргарет. Та растерянно провела по волосам, снимая заколку с именно такими цветочками. Она вспомнила, что совсем недавно потеряла одну из таких заколок-невидимок, но подумала, что оставила ее где-то в ванной. — Вы идиотка, мисс Бланшард! — в сердцах выкрикнула Регина.       Она была в бешенстве, но, совладав с гневом, присоединилась к организованному поиску. По всему городу были развешаны объявления, Регина лично допрашивала людей, не дожидаясь, пока до них доберутся полицейские. Она объездила Сторибрук, заезжая в самые немыслимые подворотни. И наконец, выбравшись на отшиб города, увидела вывеску ночного клуба «Неверлэнд», Регина выцепила какого-то обкуренного подростка, который привел ее в лес. Там стоял разбитый трейлер, где Эмма и оказалась в компании с еще какими-то странными худощавыми парнями и девушками в разноцветных одеждах. Больничная пижама на ней была разодрана, да и сама она выглядела замызганной и грязной. — О! Ты все-таки нашла меня! — радостно завопила Эмма, кроша на землю обгрызенную краюшку хлеба.       Регина подхватила ее, затащила в машину, собираясь отвезти обратно в больницу. Но по дороге Эмма расплакалась. Она горячо упрашивала Регину отвезти ее домой, потому что в больнице ее обязательно будут обливать холодной водой, колоть, привязывать к кровати, к тому же там часто бродят призраки мертвецов, а у Эммы совсем не было желания с ними общаться. Эмма хватала Регину за плечо и огромными глазами, полными слез и мольбы, смотрела на нее — и как ни была строга и принципиальна Регина, зная, что для Эммы лучше все же оказаться под присмотром врачей, она все же очень устала и потому поддалась уговорам и отвезла ее к себе домой. По дороге Регина позвонила шерифу, и сообщила, что Эмма нашлась, не упустив, разумеется, случая уколоть полицейских за их нерасторопность. Позвонила она также доктору Вейлу и мистеру Голду.       Когда они оказались в особняке, Регина первым делом отправила Эмму отмываться, сама же пошла искать для нее какую-нибудь одежду. Эмма включила кран, бросила на дно пенную розочку, найденную на полке, и долго-долго смотрела, как горячая вода наполняет ванну. …Эмма стояла на берегу огромного озера, такого глубокого, что не видно было дна, лишь черная бездна растекалась под кристально чистой водой, притягивала к себе, засасывала. Вдруг за плечом Эммы появилась Темная, столкнула ее в озеро. Тяжелым камнем шла Эмма ко дну, умирающим взглядом смотрела сквозь толщу воду на отдаляющееся райское солнце. И она погружалась все глубже и глубже в темноту подводного царства, и черные водоросли уже спутывались вокруг ее лодыжек. И все стало так ослепительно ясно — с глаз Эмму точно спала пелена безумия, и она увидела все и успела смириться со своей смертью. Но тут кто-то схватил ее и потянул наверх, вытаскивая из воды. — Свон! — выкрикнула Регина. –Очнись.       Она похлопала Эмму по лицу и несколько бесконечных секунд ждала ответа, опрокинув ее на себя, ударила ее по спине, выбивая воду из легких. И Эмма судорожно выдохнула. Закашлялась, захлебнувшись булькающим смехом, обрызгала Регину фонтаном мыльной воды изо рта, а после и вовсе затащила ее за собой в ванну. Туфли Регины остались на полу, а сама она прямо в одежде рухнула в воду, Эмма подхватила ее, облепила, цепляясь за нее, как осьминожка. — Испугалась, да? — все еще посмеиваясь и отфыркиваясь, спросила Эмма. — Не смешно, — Регина тяжело перевела дыхание. Она действительно перепугалась, но только сейчас, когда уже все обошлось, поняла, насколько сильно. — Я не для того тебя весь день искала и нервы свои мотала, чтобы ты утонула в моей ванной. — Прости… — Эмма потерлась головой о ее плечо. — А что… Ты бы плакала, если бы я… ну… умерла?       Регина отвела взгляд и даже не успела ничего сказать, Эмма сама торопливо ответила: — От счастья, наверное, — и голос дрогнул от выдуманной обиды. — Избавилась бы, наконец, от меня. — Эмма, я не хочу избавляться от тебя, — твердо сказала Регина. — А я хочу. Как бы я сама хотела от себя избавиться! — Эмма заплакала, хватая Регину за одежду и падая на нее, вздрагивая. — Перестань ныть, — Регина вздохнула. — Горе ты мое. — Да. Твое и ничье больше. Никогда, — Эмма взяла ее руку, стала с жадностью целовать ее пальцы. — Где ты только набралась этой сентиментальности? — однако Регина не слишком-то спешила убирать руки. — Хватит. — Хорошо, я не буду, — улыбнулась Эмма, нырнув с головой под воду и убрав волосы назад. — Прости меня, я не думала, что ты меня и вправду полюбишь, мечтала об этом, но надеялась, что этого никогда не произойдет, — ласкаясь, пробормотала она, обнимая Регину. — Что?.. — оторопела Регина. — Я не люблю тебя. Это чушь. — Да ладно! Зачем ты тогда спасла меня? Нашла в лесу и сейчас?.. — Я несу ответственность за твою жизнь, — сдержанно пояснила Регина. — Это мой долг. — Ты ничего мне не должна! — визгливо выкрикнула Эмма, ударяя ладонями по воде. — Даже если мой отец платит тебе, это еще ничего не значит… —  Так ты знаешь, что Голд твой отец? — Регина пораженно отстранилась от Эммы. — Я не забыла лицо своего отца, — проговорила Эмма и рассмеялась. — Я сразу узнала его, увидев на афише. И приехала сюда. К нему. А потом я увидела Белль… Раньше я называла ее мамой. Только все это теперь неважно. У них здоровая семья, есть свои дети… Я не хотела им мешать, и ты тоже в любой момент можешь отказаться, но ты здесь… Со мной. Помогаешь мне… — Но ведь не только я тебе помогаю. Мэри Маргарет… — Белоснежка — другое дело! Она хорошая. Она дарит тепло. Она помогает мне. Но она жалеет меня. Старается сделать мою жизнь комфортной, душит меня заботой, и я чувствую себя беспомощной рядом с ней. Она никогда не повышает на меня голоса, всегда сдержанна и спокойна. Всегда… У нее нет вопросов. Одни ответы. Она всегда знает, как нужно делать правильно. И у нее всегда все правильно и позитивно. С тобой все не так. Общение с тобой — это борьба. Где я еще такую найду? Я не могу без тебя, физически не могу. Это не просто поэзия или мания, это правда. Кто еще сможет победить моего дракона, зная, что дракон это и есть я? Никто. Все хотят убить его, но вместе с ним… они убьют и меня. И только ты… видишь меня настоящей. Ты никогда не позволишь мне расслабиться и перестать работать. Ты всегда держишь меня в тонусе. Твои правила… Я хочу их нарушить, но они держат меня. Ты даришь мне ощущение, что я живу. Что я настоящая, а не просто жалкий беспомощный инвалид. Значит, есть что-то большее, значимое между тобой и мной, почему ты боишься в этом признаться? — Ты заблуждаешься, Эмма, — Регина погладила ее по мокрым волосам. — А, ну конечно, — усмехнулась Эмма. — Ты же не испытываешь ко мне ничего личного, ведь любить своего ученика, тем более — сумасшедшего, выходит за рамки твоих педагогических правил. Но ты подумай. Мы сейчас сидим с тобой в ванне, разговариваем, а ведь ты могла бы быть вместе со своим Робином…       Последнее слово прозвучало уколом плохо скрываемой ревности.       Регина нахмурилась, опуская глаза. Эмма встревожилась: — Ой, прости… Я что-то не так сказала? — Да все нормально. Просто мы расстались с Робином, он нашел себе другую женщину… — Ну и дурак, — хмыкнула Эмма, и ее глаза заблестели искрами озорной радости. — Значит, мне больше достанется.       Эмма обхватила Регину, прижав ее к заднему бортику ванны, собиралась поцеловать, только Регина отвела ее от себя. — Хватит, Эмма. Это ни к чему. — Ты думаешь, раз я сумасшедшая, то мне нельзя мечтать о чем-то большем? Что мне остается только радоваться тому, что за мной не надо менять пеленки и я хоть что-то в своей жизни могу контролировать?       Регина прижала Эмму к себе. — Эмма, ты замечательная, и я уверена, что ты еще можешь найти того, кто полюбит тебя и примет, но это буду не я. — Но я хочу, чтобы это была ты. Никто больше не сможет меня выдержать.       Эмма упала на Регину, целовала ее руки, прижимала к своему голому животу и ниже, сама забиралась под ее мокрую, прилипшую к телу одежду — и снова получила отпор. Регина резко поднялась и вылезла из ванны, отплевываясь от мыла и стирая пену с пылающего лица. Весь пол ванной был залит водой, пока Регина возилась с Эммой, мыла ее. Потом Регина помогла Эмме одеться в подготовленные футболку и шорты, а затем вывела ее за дверь, закрылась в ванной и спокойно сбросила с себя промокшую и грязную одежду, быстро ополоснулась сама и вышла, обернувшись в широкое махровое полотенце.       Эмма сама добралась до бывшей комнаты Коры и, разглядывая рисунки на стенах, точно догадалась, что эта комната подготовлена специально для нее, о чем она и сообщила вошедшей Регине, и та не могла больше отрицать очевидное. Да. Регина хотела, чтобы после больницы Эмма жила с ней. И этот факт еще раз убедил Эмму, что Регина испытывает к ней нечто большее, чем простое учительское участие. И легкая, игривая улыбка играла на ее губах, плескалась в глазах.       Легкое и теплое одеяло укутывало уютной нежностью, голова лежала на подушке, как на мягком, но все же упругом облаке, поддерживающем шею и плечи. Свет ночника рассыпался на потолке мерцающими звездами, в их золотистом сиянии замок, нарисованный на стенах, казался еще более волшебным, сказочным. И, лежа на широкой кровати, занавешенной полупрозрачным балдахином, Эмма была как будто сказочной принцессой и въезжала на королевской карете в ворота. И все располагало к самому приятному, к самому расслабляющему и счастливому сну, но сколько она ни ворочалась, путаясь в длинных голубых занавесках, сколько ни взбивала подушку, пытаясь придать идеальную, но устойчивую, как дым, форму, Эмма не могла уснуть. Что-то беспрестанно впивалось в бок, какая-то мелкая горошина прокатывалась вдоль позвоночника, и Эмма никак не могла ее поймать. Под одеялом было слишком жарко, без него слишком холодно, но в конце концов оно оказалось сброшенным на пол. Недовольно что-то пробурчав, Эмма подобрала одеяло с пола, замоталась в него и поплелась в спальню Регины, где попыталась прошмыгнуть незамеченной мышкой, но встретилась с хищным взглядом черноглазой кошки. — Ну что тебе опять? — Я не усну без тебя.       Спорить с ней снова не было сил, и Регина позволила ей лечь рядом с собой. Так они и лежали. Разделенные неприступной преградой двух одеял. Регина отвернулась лицом к стене. Притулившись сбоку, Эмма все же не выдержала и украдкой просунула руку на территорию Регины, подобралась к спине и перемахнула на живот. — Эмма, может, тебе лучше пойти в гостиную? — строго спросила Регина, жестко перехватив нахального лазутчика и удерживая его в плену. — Нет, не лучше, — напряженно ответила Эмма и виновато прошептала. — Прости, просто я ужасно соскучилась. — А я ужасно устала, ты можешь мне немного посочувствовать? — выдохнула Регина тяжело. — Да, конечно, — Эмма отползла назад, убирая руку, но Регина решительно вернула ее себе, прижала к груди. — Ужасно… устала, — тихо повторила Регина, крепко сдавив пальцы Эммы. — Знала бы ты, как я устала от себя, — Эмма уткнулась лбом в плечо Регины. — Я знаю, что я ничтожество, и меня не за что уважать. Все, что я делаю, все, чем я являюсь — это пыль. Даже от песка и грязи под ногами больше пользы. И я не хочу унижаться, выпрашивая у тебя любовь только за то, что я это я, но ничего другого я не могу тебе предложить. И я не знаю, что мне делать. Я хочу быть с тобой, но не хочу быть крестом на твоих плечах.       Утром Регина отвезла Эмму в больницу. После возвращения Регины, Эмма вновь стала чувствовать себя лучше и спокойнее, будто в ее голове щелкнул какой-то предохранитель, и включился режим второго дыхания. Календарь запестрел зеленым цветом, и Эмма находилась в приподнятом настроении, зная, что когда ее выпишут, она переедет к Регине и больше можно было не бояться расставания. Больше не с чем было бороться и нечего скрывать. Душа Эммы расправляла крылья, и музыка, рожденная под ее пальцами, выходила такой же летящей, изящной, пронзительной и нежной, как и ее любовь, которая больше не обжигала, но грела. Регина не боялась вспышек болезненной страсти: Эмма была с ней почтительна, относилась бережно и тепло. Но все же для собственного успокоения Регина надела на шею Эммы серебряную цепочку с крестиком, в который был вставлен GPS-маячок, чтобы больше не потерять ее.