***
В больнице их уже ждали врачи: доктор Блю осмотрела Эмму и помогла переодеться, доктор Вейл уложил ее на каталку и повез; Регина шла рядом с ними, по дороге надевая поверх своей одежды белый медицинский халат, который ей подала суетящаяся рядом медсестра. Регина обошла ее и обняла Эмму за плечи. — Ну, родовая деятельность пошла довольно активно, — сказала доктор Блю, придерживая Эмму с другой стороны. — Раскрытие почти полное, так что скоро перейдем к изгнанию плода. — Нет, не надо, — панически завизжала Эмма и оттолкнула доктора Блю. — Он не должен так рано! Почему? — Значит, так надо, — увещевала Регина, целуя Эмму в голову. — Расслабься. — Я не хочу сейчас! Я не смогу! — заныла Эмма и конвульсивно прогнулась в пояснице, срываясь в истошный вопль боли и страха. — Тише, все ты сможешь, — Регина гладила ее по спине и нежно уговаривала. — Дыши глубоко. — Эмма, не надо так кричать, берегите силы, — доктор Вейл посмотрел на прикрепленные к животу Эммы датчики. — У вас все идет хорошо. Доктор Блю и медсестра придерживали двери. Слишком яркий искусственный свет в родовой, хромовый блеск операционного оборудования, холодное сияние голубовато-белого кафеля и звук, с которым металлические инструменты кладутся на стол, — все это тревожило Эмму, и она поджимала пальцы ног, ощущая неприятное покалывание в мерзнущих пятках. — Пожалуйста, пойдем домой, я не хочу быть здесь, — заплакала она, подкладывая руку Регины под щеку. — Спать хочу. — Так, Эмма, соберись, — ласково, но все же строго сказала Регина. — Не время сейчас капризничать. Помоги человеку родиться. Хорошо? Эмма плаксиво кивнула. Доктор Вейл с Региной помогли Эмме перебраться на гинекологическое кресло и забросить ноги на подставки. Регина встала сбоку от Эммы и чуть за ее спиной. Доктор Блю подала ей мокрую марлю. — Сосредоточься на дыхании, — шептала Регина, когда Эмма в очередной раз, постанывая, согнулась. — Представь, что ты распускающийся цветок. — Так больно, — пожаловалась Эмма на шумном выдохе. Из ее глаз текли слезы. — Ничего, — Регина смочила ее пересохшие губы, вытерла пот с ее лица. — Зато как ты будешь потом собой гордиться, что прошла через все эти испытания и создала что-то по-настоящему ценное — новую жизнь. Вздохни глубоко. — Не знаю, — всхлипнула Эмма и вздохнула, чувствуя, как расправляются легкие, как воздух плавно и медленно наполняет грудь теплотой, которая уходит вниз, в живот, и все тело становится легким и невесомым, а потом медленно выдохнула через рот, точно хотела задуть свечки на праздничном торте. И огонь загорелся в ее глазах. — Я поняла, — воскликнула она с воодушевлением, переходящим в неистовую эйфорию. — Это творческие муки. Испытание огнем, пройдя через которое, герой получает награду и просветление. Новый опыт. Я творец! Создатель. Демиург. И все подвластно мне. Я… Бог. Она крикливо засмеялась, восхищенная собственным откровением, и порывалась вскочить, Регина едва успела перехватить ее и придавить плечи к спинке кресла. — Эмма, не теряй контроль, прошу тебя, — Регина сняла туфли, встала на пол босиком, выйдя чуть вперед, чтобы Эмма могла ее видеть, коснулась ее живота. — Ты очень нужна мне и ему. Эмма старалась успокоиться, стать серьезнее, кусала губы, чтобы не расхохотаться, но тревожный вид Регины ужасно ее веселил, и она смеялась взрывными рывками, отстукивая ритмы по подлокотнику и слегка покачиваясь в такт. Разыгравшись, она хватала Регину за одежду, хотела ее защекотать. — Пожалуйста, не надо, — Регина мягко отвела от себя руки Эммы и поцеловала ее в лоб. — Скоро все кончится. Потерпи немного… Не уходи, ладно? Смотри на меня. Я здесь. С тобой. Эмма насмешливо смотрела на Регину, касалась ее воротника, шеи, гладила по лицу, пыталась стереть пальцами хмуро-сосредоточенную складку между ее длинных бровей. И продолжала неугомонно вертеться. — Мисс Свон, вы осознаете, где находитесь? –В руках подошедшего доктора Вейла блеснул электрошокер. — В центре мироздания, конечно, — нервически усмехнулась Эмма и пихнула доктора в бок. — Не будьте таким сердитым. Даже если у меня очередной психоз, вы ведь не сможете остано… ох!.. Оборвав фразу, Эмма зашлась частым, поверхностным дыханием, ерзая на кресле и крепко сжимая руки Регины. — Ну что, поехали, — скомандовала доктор Блю и, натянув чистые перчатки, опустилась между колен Эммы. Регина наклонилась к голове Эмме и, заботливо положив ладонь ей под грудь, стала рассказывать сказку, которую они давно придумали вместе. Небо любило землю. Так сильно любило, что упало на нее, придавило своей тяжестью. А земля так сильно любила небо, что обхватила его, сжала в тугих объятьях. И так они лежали, слившись в единую, непроницаемую тьму, и луч света не проникал между их неразделимыми телами. От их любви в земных недрах зародилось солнце. Сначала было оно маленькой искоркой, но, питаемое горячей любовью земли и неба, оно росло и уже не помещалось во влажной земной утробе, было ему тесно и душно, стало оно задыхаться, пылало все жарче. Захотело солнце выйти наружу, чтобы вздохнуть свободно и увидеть небо, но земля так привыкла чувствовать его распирающее тепло внутри себя, что даже возлюбленному небу не хотела его отдавать. Билось солнце под землей, толкалось в твердь ее, вызывая мучительные землетрясения, обжигая так, что кровавая лава плавилась во внутренних руслах. Дрожала и плакала земля, сотрясалась в сдавленных стонах и боялась, что солнце разорвет ее, покидая материнское лоно, взорвется огненным шаром — и терпеть эту муку было невмоготу. Но небо держало землю, не давало ей разлететься на кусочки, прохладной водой брызгало на лицо, освежая и утоляя жажду, и мягко убеждало землю, что солнце останется с ней, даже оказавшись снаружи, что солнце будет греть, но не обжигать, что оно развеет мглу, и земля, и небо, и все вокруг смогут, наконец, увидеть его пресветлое лицо. Слова неба успокаивали, и страх отступал, и все горячее и восторженнее становилось порывистое желание поскорее выпустить солнце, освободить его, и боль обернулась радостью, ведь чем сильнее боль, тем ближе долгожданная встреча с солнцем, возможность увидеть его — и переполненная пульсирующим экстазом земля расступилась, смеясь, разомкнула объятья и вытолкнула из себя солнце. Все озарилось от его сияния, возликовало. И когда счастливая земля увидела, как красиво солнце и каким чудесным стал мир под его лучами, то, согретая его теплом, вздохнула она с великим облегчением и с нежностью коснулась золотой головы солнца. В начале было Слово. Но еще раньше был звук. Тот звук, с которым каждый человек появляется на этот свет, вкладывая всю свою волю к жизни в этот первородный крик, огласивший стены больницы, звучащий как торжественная ода жизни. Эмма простонала в унисон ему и, как только красноватого дрожащего ребенка убрали с ее живота, скорее прижала к себе Регину, обнимая и целуя ее в губы. И Регина гладила ее по спине, успокаивая. — Ты такая молодец, — довольно шептала она. — Без тебя я бы не справилась, — Эмма целовала ее в шею, чувствуя влагу на ее коже. — Люблю тебя, — вдруг призналась Регина так тихо, чтобы никто больше не услышал. — И я тебя люблю, — прошептала Эмма в ответ тоже почти неслышно и добавила уже громче: — Видишь, это совсем просто. А ты боялась. — Да, просто, — Регина обхватила Эмму, чрезмерно сдавила ее в объятьях, прижавшись к ее плечу мокрым лицом. — Эй, не надо держать меня так крепко, — задыхаясь, выдавила Эмма. — Я не держу, — пробормотала Регина и все же ослабила хватку. — Я держусь. Отпущу — и сразу упаду. — Ладно, — улыбнулась Эмма, подхватывая Регину за талию. — Тогда держись за меня. Кто-нибудь дайте воды, пожалуйста! — попросила Эмма врачей, столпившихся возле стола с ребенком. Медсестра принесла ей пластиковый стакан с трубочкой; чуть сдвинув ее, Эмма плеснула воду на голову Регине, приводя ее в чувство. — Полегчало? — Эмма издевательски смотрела на нее, шумно допивая остатки воды на дне стакана. — Да иди ты, — Регина сконфуженно отодвинулась и стряхнула с волос воду. Надела туфли, подошла к доктору Нолану, который появился в зале как раз к моменту рождения и теперь купал ребенка в специальной ванночке. — Ну как он? –спросила Регина. — Все хорошо, ребенок здоровый. Вес чуть-чуть меньше нормы, но он быстро наберет, очень славный мальчик, — доктор Нолан взял ее руку и положил на живот ребенку. Младенец был такой хрупкий, такой маленький, что его страшно было сломать прикосновением. Регина боязливо отдернулась, и младенец захныкал, пришлось возвращать руку на пригретое место, и он успокоился. — Ну все, я закончила, — вынырнула чуть ли не из-под кресла доктор Блю, убирая инструменты и полотенца.* * *
Эмма по-королевски возлежала в своем паланкине, откинув венценосную голову на подушку, и широкая счастливая улыбка озаряла ее порозовевшее лицо. Регина нежно дотрагивалась до нее, время от времени выбегая перед каталкой, помогая Вейлу с дверьми и прочими больничными ландшафтами. Эмма закрыла глаза и, вслушиваясь в шорох маленьких колес по каменному полу, заснула. Ее привезли в палату послеродового отделения. Доктор Вейл аккуратно переложил ее на кровать, достал из-под матраса страховочные ремни и не слишком туго закрепил их на лодыжках и запястьях Эммы. Регина нахмурилась, но промолчала, только выразительно качнула головой. — Это ради ее безопасности, — доктор Вейл подошел к Регине и вывел ее за дверь. — Для любой женщины роды — это огромная нагрузка на психику, и, бывает, они ведут себя не совсем адекватно. У Эммы и без того есть проблемы, поэтому… — Да, я понимаю, — Регина опустила взгляд. — Так лучше. — Да, — одобряюще улыбнулся доктор Вейл и подал Регине руку. — Поздравляю вас с рождением сына. Это и ваша заслуга тоже. — Спасибо, —Регина, гордо улыбаясь, ответила на рукопожатие. Доктор Вейл ушел, и она вернулась в палату, оглядела розовато-голубой интерьер: он был почти таким же, как и в основной палате Эммы. Здесь стояли диван и холодильник, но вместо письменного стола — небольшая детская кроватка, пеленальный столик. Тумбочка была забита стандартным набором пеленок, распашонок и прочих вещей, необходимых для комфортного существования матери и ребенка. Заглянув в ванную, Регина также обнаружила небольшое корытце, встроенное рядом с раковиной. Все было предусмотрено, даже одноразовая рубашка, которую Регина нацепила на себя вместо своей — насквозь промокшей и неприятно липкой. Освежившись холодной водой из крана, Регина вернулась к Эмме и погладила ее по предплечью. Ремни все же были мягче и гораздо эластичнее тех, которыми связывали в психиатрическом отделении, так что не столько фиксировали, сколько защищали от падения, и Регина свободно поднесла руку Эммы к губам и бережно поцеловала чуть шевельнувшиеся пальцы. И вместе с нахлынувшей благодарной нежностью почувствовала вырубающую усталость, так что, оставив Эмму, отправилась на диван. И почти сразу уснула, закрыв голову локтями. Проснулась где-то через час от недовольного пыхтения. Эмма сидела на кровати и пыталась разгрызть стягивающие ее запястья браслеты. Регина подошла к ней и встала у изголовья, погладила по плечу. — Я что-то не так сделала? — обеспокоенно спросила Эмма. — Все так, не волнуйся, — улыбнулась Регина, целуя ее. — Это чтобы ты не улетела с кровати. А то ведь стала такой легкой без дополнительного груза. — Ну да, — понимающе усмехнулась Эмма, осмотрев и ощупав свой уменьшившийся живот. — А ты видела его? Он хороший? — Да. Хороший. Как ты, — Регина ласково погладила Эмму по подбородку. — Нет! — в ужасе воскликнула Эмма. Мотнула головой. — Не хочу, чтобы он был как я. Не хочу, чтобы его вот так… Она нервно дернула ремнями на руках. Регина обхватила ее, сдавила в объятьях, поцеловала мокрые от брызнувших слез глаза. — Тише, Эмма. Тише, моя хорошая. Никто не будет связывать его. Регина прижалась губами к затылку Эммы и опоясала руками ее подрагивающие плечи. — Хочу, чтобы он был таким, как ты… — с легким всхлипом прошептала Эмма. — Уверенным. Сильным. Умным. — Будет. Не сомневайся — будет. Умным. Сильным. Красивым. Самым лучшим. Но главное, знаешь, что? — Регина отстранилась от Эммы, чтобы посмотреть в ее лицо. — Каким бы он ни был, мы его будем любить и заботиться о нем. Так ведь? — Угу… — Эмма заплакала. — Только… как я смогу заботиться о нем, такая никчемная? — Начинается, — устало вздохнула Регина и прижала голову Эммы к груди, перебирая ее волосы. — А ну-ка заканчивай с этим, никчемная она. Ты молодец, родила прекрасного сына. Несмотря на теплые слова, тревога все равно сквозила в глазах Эммы. — Послушай… Если… со мной будет совсем плохо. Если меня здесь… оставят. Ты приходи ко мне иногда с ним… — Эмма задумалась на мгновение и заспорила сама с собой: — Нет. Не надо с ним. Не надо, чтобы он меня видел такой… — Эмма, ты ведь знаешь, что я тебя не оставлю, — улыбнулась Регина. — А сейчас тебе надо отдохнуть хорошо, выспаться, и снова станешь звездой. — Ну, если ты так говоришь, то, конечно, стану. — Робкая улыбка коснулась губ Эммы. — Вот именно, — Регина дотронулась до кончика носа Эммы. — Раз я так говорю, значит, так и будет.* * *
Не прошло и часа, как пришел доктор Нолан и вкатил маленькую тележку с новорожденным. С ним вместе в палату вкатилась Мэри Маргарет, озаряя все солнечной улыбкой и радостно воркуя о чуде рождения. Она принесла Эмме букет белых тюльпанов и пакет с разными вкусными и наверняка полезными гостинцами. Эмма чувствовала себя неуютно в этой шумной атмосфере повышенной мамочкиной сентиментальности, но готова была смириться со всем этим щебечущим умилением ради того, чтобы снова увидеть ребенка, дотронуться до него и поверить, что он действительно существует. Было немного странно осознавать в этом беззащитном, доверчивом, но пока еще чужом существе своего сына, и вот, когда Эмма взяла его на руки и когда он прильнул к ее груди, все сомнения и страхи развеялись, уступая место одному единственному чувству — безусловной и всепоглощающей любви. Бесконечной. Эмма смотрела на его безмятежное, довольное лицо, и ей было смешно и очень стыдно от одной только мысли, что она в какой-то момент могла малодушно отказаться от этого чуда. Но и тогда, и сейчас рядом с ней была Регина, и только это спасло Эмму от такого страшного шага. — Ну, Эмма, ты уже придумала, как назовешь своего сыночка? — с воодушевлением спросила Белоснежка. — Нашего, — поправила Эмма, накрывая руку Регины, вместе с ней поглаживая ребенка по мягкой и теплой спинке. — Нашего сына будут звать Генри. И еще… — Что такое? — спросила Регина. — Пусть он называет тебя мамой, а меня Эммой. — Почему это? Почему нельзя мама Регина и мама Эмма, - предложила Белоснежка. — Регина очень трудно произносить, а Эмма — просто, — объяснила Эмма. — Знаешь что, я думаю он сам решит, кого и как называть, — заключила Регина.