Из девочки в леди Долохову

       В день Битвы за Хогвартс я была уверена, что мир разительно изменился, и на следующее утро взойдёт синее солнце или появится вторая луна. Но, как не удивительно, всё оставалось без видимых изменений. Часы в моей комнате тикали всё в том же ритме, за окном цвели те же цветы, а моя спальня была так же безукоризненно чиста, как и всегда, благодаря старанием Полли, нашей домовой эльфийки. Разве что самоуверенная и весёлая девочка Пэнс, уехавшая из этой самой спальни полгода назад, теперь превратилась в какое-то пришибленное и тихое существо, стала тенью самой себя. - Пэнси, а нам разве уже не пора? – шмыгая носом, спросил мой брат, появившийся в дверях. – Мама опять плачет и никак не соберется, а я не знаю, как повязать галстук…        Патрик неловко мялся с ноги на ногу и пытался унять непрошеные слёзы. Бедняга, ему всего десять, а он уже лишился отца… Я хотя бы кое-как выросла, а вот ему будет совсем тяжело…        Выросла. Я осознала это так же внезапно, как и тот факт, что мы опаздываем на похороны отца, и тем человеком, который должен взять всё в свои руки, являюсь я. - Сейчас я всё сделаю, не волнуйся, - я выжала улыбку, которая получилась достаточно лживой и ненатуральной, после чего вышла из-за туалетного столика, за которым вот уже полчаса пыталась замаскировать синяки под глазами, и подошла к младшему брату.        Аккуратно подобрав юбку непривычно длинного черного платья, я присела на корточки перед Патриком и принялась возиться с галстуком. Всё получалось из рук вон плохо. Пальцы не слушались, галстук не поддавался моим потугам создать ровный узел, а брат опять шмыгал носом. Выросла… Да, определенно, я уже не была ребёнком после всего, что пережила и увидела во время Битвы за Хогвартс, но я и не была тем человеком, который с честью вынес бы такие испытания и взял бы на себя роль главы семейства.        В последние дни я стала совсем нервной, вот и теперь на глаза наворачивались слёзы, потому что отец не успел научить Патрика завязывать галстук, а меня – организовывать торжественные мероприятия. Вот и похороны, скорее всего, будут такими же нелепыми и кривыми, как и то, что я завязала на шее брата. - Пэнс, ну не плачь, - трогательно попросил Патрик, и я почувствовала, что слезинка всё-таки бежит по моей щеке. – Хочешь, я сам завяжу как-нибудь? - Подожди… Вроде так нормально? – я отстранилась, чтобы оценить своё творение и пришла к выводу, что выглядит вполне приемлемо с расстояния больше метра.        Брат кивнул, после чего уставился на меня точно такими же орехово-зелеными глазами, как мои собственные. - А Драко не будет сегодня? – уточнил он. - Вряд ли, - я покачала головой. – Малфои сегодня хоронят леди Нарциссу. - Её тоже убили? – тут же спросил Патрик, который три дня назад открыл для себя значение смерти, но ещё не успел до конца понять всю её суть. - Нет, мама Драко… сама, - выдавила я, вся так же сидя на корточках перед мальчиком. - Как это? – искренне не понял Патрик. - Ну, выпила яд, - слишком просто выпалила я такую поразительную истину. - Зачем? – изумился брат.        Как объяснить десятилетнему мальчишке то, что я сама ещё толком не знала? Определенно, в лагере Тёмного Лорда что-то случилось. Но что могло заставить леди Малфой вернуться в Малфой-менор во время торжественной речи Тёмного Лорда и наложить на себя руки? Неужели слухи о её предательстве правдивы? С трудом верилось. Но я знала Нарциссу Малфой достаточно хорошо, чтобы понимать, какая гордая и сильная женщина скрывалась за маской хрупкой красавицы. Если она и впрямь предала Милорда, то её могла ждать только позорная казнь, чего женщина из рода Блэков никак не могла допустить. К тому же, она могла утянуть за собой столь горячо любимых мужа и сына. У неё не оставалось выбора, и у меня сжималось сердца от сострадания к семье Драко. - Я не знаю, Патрик, - запоздало вздохнула я, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к зеркалу.        Простое черное платье доходило мне до щиколоток и казалось достаточно строгим, хотя с выбором мне никто не помогал советами. Тугой пучок, который я с трудом уложила на затылке, вроде бы тоже пока что держался, хотя я и опасалась, что особенно короткие пряди быстро выбьются. Нет, выглядеть нужно хорошо, чтобы все видели, что Паркинсоны не сломлены. Папа часто так говорил… - Почему так бывает? Кому-то жизнь вообще не нужна и они ею разбрасываются, а кому-то, как отцу, она была бы намного нужнее? – в общем-то, резонно вопросил Патрик.        Он всегда был смышленым, мой маленький брат. Отец говорил, что Патрик наверняка поступит на Рэйвенкло. Отец… Стоило только подумать о нём, и на глазах опять выступили слёзы. - Не знаю, в этой жизни вообще всё довольно несправедливо, - заметила я, думая о том, что мать Драко тоже наверняка хотела жить. – Ладно, ты иди причешись, а после надень пиджак. Я помогу маме собраться.        На ходу проведя рукой по тёмным волосам брата, я направилась в главную спальню нашего особняка, а Патрик понуро поплёлся в свою комнату. Путь до спальни родителей показался близким, потому что завывания матери донеслись до меня ещё в тот момент, как я ступила на первые ступеньки лестницы на третий этаж.        Через годы я буду жестоко думать, что так и не знаю, кого оплакивала эта женщина в те дни. Мужчину, за которым была замужем двадцать лет, или свою беззаботную жизнь. Нельзя так думать про человека, который дал тебе жизнь, но уже с возрастом я стану понимать, что у нашего отца было трое детей, самым избалованным и капризным из которых по праву считалась моя мать. Нора Флинт в своё время очень удачно перекочевала из заботливых рук моего деда к моему отцу, так и не познав никакой ответственности или каких-либо ограничений. Думаю, всё дело в том, что она была единственным и поздним ребёнком, а потому с детства привыкла считать, что мир крутится вокруг неё, и во взрослом возрасте предпочитала не загружать свою голову лишними проблемами. Так или иначе, но в те дни, когда она должна была собраться и ради нас с братом взять себя в руки, чтобы уладить все дела, мать без лишних колебаний пустила всё на самотёк, вернее сказать, переложила на меня. - Мам? – позвала я, отворяя дверь.       Миссис Паркинсон рыдала на кровати точно так же, как и я всю ночь и всё утро, даже свернувшись один в один, как я: лежа на боку обнимала колени, как маленькая девочка. Жесткие каштановые волосы закрывали когда-то миловидное, но с годами чуточку обрюзгшее лицо, и ответом на мой голос были только распахнувшиеся серые глаза. - Пэнси, я не смогу! Я не смогу! – прохныкала она, помотав головой для верности. – Там будут все эти люди, они станут говорить свои лживые соболезнования, а слушать их – так утомительно! И я опять разревусь! Я не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии! О, Пэнс, я так несчастна!        Я приблизилась к кровати и села на край, чтобы положить руку на вздрагивающее плечико. - Отец хотел бы, чтобы ты была там, - осторожно проговорила я. - Нет, нет, у меня решительно нет сил! – стенала волшебница. – О, Пэнси, как же мне дальше жить?.. - Мама, пожалуйста, - попросила я, сглатывая слёзы, готовые упасть. Я и так с трудом держалась, а тут ещё и родная мать рыдала в три ручья! – Ради нас с Патриком! Мы без тебя не справимся! - Кто теперь будет заниматься нашими счетами? И кто будет за домом смотреть? Пэнси, я же ничего не умею! Я и шагу без твоего отца ступить не умею!        Тоже расплакавшись, я обняла свою родительницу, и мы обе ещё долго рыдали. Страхи матери я разделяла, но, в отличие от неё, я понимала, что должна дерзнуть и попробовать позаботиться о нашей семье вместо отца. Другого выбора не было. К тому же, я очень рассчитывала на Драко. - Мама, пожалуйста, давай вместе попробуем быть сильными… - прохныкала я, обнимая дрожащие плечи.        Хотелось бы, чтобы и меня кто-то так обнял и сказал, что всё будет хорошо… Но моя мать только цеплялась за мои руки и рыдала пуще прежнего. - Ну ты что, Пэнси, моя бедная девочка, - прорыдала миссис Паркинсон. – Мы же женщины, как мы можем быть сильными… Мы ничего не можем… О, Септимус, на кого ты меня оставил!?        Я пыталась успокоить мать, но она только рыдала, размазывая по лицу слёзы батистовым платочком и даже не пытаясь взять себя в руки. Я около пятнадцати минут старалась заставить маму встать, велела Полли принести в главную спальню наиболее уместные черные платья и, когда поняла, что мать наверняка не пойдёт со мной, обреченно удалилась. Тогда я, конечно, жалела её и даже оправдывала. Это уже с годами, став довольно циничной, более трезво анализируя ситуацию, я поняла, что страшно обижена на миссис Паркинсон за то, что она так быстро сдалась и совсем не боролась за нашу семью. Возможно, если бы она не жалела себя и не упивалась своим личным горем, что-то в моей жизни сложилось бы по-другому…        Патрик, обычно вертлявый и подвижный, в день похорон был непривычно спокоен и тих. Ему я была благодарна, потому что иначе и у меня бы опустились руки. Мой брат был настоящим маленьким мужчиной, потому что в меру своих сил разделил со мной тяжкое бремя похорон и даже помог разослать приглашения. Хотя я была благодарна уже за то, что он сам собрался, не донимал меня лишними вопросами, как обычно, и слушался во всём.        Крепко взяв его за руку, я вышла вместе с братом в холл, но замерла, не спеша толкать двойные двери. Патрик же наверняка не знал, как себя вести! - Патрик, послушай меня очень внимательно… - начала я, взяв мальчика за плечи и серьёзно глядя ему в глаза. – Там, куда мы идём, будет много людей. Мы должны быть сильными и не показать им всем нашей слабости. Все эти родственники и знакомые отца – нам не друзья, крепко запомни это. Каждый теперь хочет поживиться состоянием папы и нашим наследством, поэтому мы обязаны держать ухо востро, ясно? - Да, Пэнси, - понуро кивнул брат. - В этом мире теперь у нас нету верных друзей кроме друг друга, мы должны быть близки, как никогда прежде, - продолжила я. - А мама и Драко? – с сомнением спросил брат. - Маме сейчас очень тяжело, и мы должны стать для неё опорой, а не обузой, - подумав, ответила я. – Драко, конечно, наш хороший друг, но и на его долю сейчас выпали слишком большие испытания, чтобы он мог ещё и нас поддержать.        Говоря про Малфоя, я скорее убеждала себя. - Не бойся, я всё понимаю, - кивнул Патрик. – Вместе мы справимся со всем.        Он сжал мою руку своей маленькой рукой, а я порывисто обняла брата. Он был ниже меня всего на голову, и это было замечательно, потому что я так сильно нуждалась в поддержке, что была рада поверить, что мой брат уже почти взрослый и сильный.        Разжав объятья через добрую минуту, я толкнула парадные двери особняка, и мы с Патриком спустились по широкой лестнице во двор, где уже был накрыт стол с лёгкими закусками и изысканными винами. Но все гости были в самом дальнем углу наших скромных владений Пёрл-хауса, там, где в тени буков, на небольшом погосте, нашли своё пристанище многие члены славной фамилии Паркинсонов. Мы с Патриком устремились туда же, хотя, не сговариваясь, шли максимально медленно.        Увы, дорожка, мощенная белой плиткой, не была бесконечной, и в итоге мы с братом всё же присоединились к паре десятков волшебников, которые почтительно пропустили нас к ещё открытому гробу, над которым стоял представитель Министерства Магии, который должен был зарегистрировать смерть и похороны, а также сказать пару слов. - Держитесь, мисс Паркинсон, мы с вами! - О, бедный малыш, он ещё так юн, а уже остался без отца… - Несчастные дети…        Это доносилось со всем сторон с разной долей участия и искренности, а мы с Патриком не слушали, сосредоточив всё внимание на отце. Он, облаченный в торжественную мантию из черного бархата, казался непривычно серьёзным и отчуждённым. Смерть уже наложила свой отпечаток на такое родное лицо, сделав его совершенно другим – жестким, холодным, некрасивым... Словом, чужим. - Папа совсем на себя не похож, - прошептал Патрик так, чтобы слышать могла только я.        Я встала за спиной брата и обвила его плечи руками, чтобы хотя бы он чувствовал себя защищённым и не одиноким. - Не смотри, не нужно. Это уже не наш отец, а только его оболочка. Запомни папу таким, каким он был при жизни – весёлым и добрым, - так же тихо проговорила я на ухо Патрику.        Мальчик кивнул и опять шмыгнул носом, с трудом удерживая непрошеные слёзы. - Мы собрались здесь, чтобы почтить память смело погибшего в бою Септимуса Паркинсона, - заговорил человек в мантии министерского работника. – Он был достойным волшебником, и за все сорок пять лет жизни не запятнал своего доброго имени ничем недостойным. Таким должен быть каждый чистокровный волшебник…        Я опять плохо слушала. Да и что такого мог сказать этот человек, как и те, которые взяли слово после него, чтобы мне нужно было слышать? Никто из них не знал отца так, как мы, его дети. Никто не знал, каким добрым и щедрым он был с нами, как смеялись его глаза, когда он играл с Патриком или разговаривал со мной, как он весь светился, когда видел нашу мать. Они говорили о том, как умён и благороден он был, а мы с Патриком вспоминали его раскатистый смех и сильные руки, в объятиях которых мы чувствовали себя самыми защищёнными и самыми любимыми, и это казалось намного важнее всяких там глупых слов. - Мисс Паркинсон, хотите сказать что-нибудь? – донёсся до меня голос министерского работника.        Я отпустила Патрика из объятий, чтобы подойти к гробу. - Наш отец… Он был особенным человеком, - промямлила я невнятным голосом.        Люди понимающе закивали, и это почему-то разозлило меня. Откуда им всем было знать?! Иногда, в ту пору ещё редко, во мне просыпалась какая-то сила, на которую чаще всего меня толкала безысходность пополам с отчаянием. Вот и тогда я внезапно вскинула голову, обведя присутствующих твёрдым взглядом, и заговорила уже четко и громко: - Септимус Паркинсон был замечательным мужем и прекрасным отцом, и нашей семье очень повезло, что он заботился о нас все эти годы. Наш отец жил, как настоящий мужчина и настоящий чистокровный волшебник, и умер так же, - пафосно изрекла я. – Но это всё не важно, потому что теперь его нет, и никакие посмертные награды и слова не заменят семье отца и мужа. Нам с Патриком только и остаётся, что хранить об отце память и стараться быть такими же, как он, чтобы быть достойными нашей фамилии… Простите…        Под конец я всё-таки разрыдалась, а потому поднесла к глазам платок и поспешила отойти в сторону, чтобы унять слёзы. Патрик, который тоже растерялся, поспешил подойти ко мне и обнять. Так мы и стояли, сироты при живой матери, оплакивающие отца перед толпой стервятников, слетевшихся к его могиле, чтобы урвать себе кусок наследства. - Мисс Паркинсон, можно закрывать и опускать гроб? – поинтересовался министерский работник.        Не в силах выдавить и слова, я лишь кивнула. - А миссис Паркинсон не придёт проститься? – удивленно спросил он.        О, да какая ему-то разница!? Зачем все эти вопросы!? - Матушка совсем плоха и никак не может оправиться от горя, чтобы взять себя в руки, - выдавила я, глотая слёзы и запинаясь.        Человек кивнул со лживым пониманием и отдал распоряжение своему помощнику. Гроб был закрыт через пару мгновений, и они оба принялись левитировать его в уже выкопанную могилу. Теперь внимание родственников и знакомых всецело сосредоточилось на нас с братом, и наш долг был выслушать всё, что нам хотели сказать. - Патрик, мой милый мальчик, как же ты страдаешь! – заголосила моя тётка препротивным голосом, после чего сгребла моего брата в свои плотные, как тиски, объятия. – Пэнси Абигэйл Паркинсон, ты должна теперь чувствовать ответственность за брата! - Да, тётушка Аделаида, - устало кивнула я, зная, что лучше согласиться, хотя меня и передёрнуло от звука моего полного имени. - Моя крошка! Иди скорее сюда, я тебя обниму! – к нам подошла моя вторая по старшинству и неприязни ко мне тётушка Глориана, и Патрик перекочевал в её объятия.        И хотя меня уже начало тошнить от окружающих, родственники и сочувствующие только начали стекаться к нам с братом. Я была готова благословить тех, кто не нашёл слов поддержки и просто пошёл к поминальному столу. Увы, Паркинсонов, коих было, к несчастью, предостаточно, к таковым отнести было нельзя. К сожалению чертами лица и многими повадками я очень сильно походила на мать, которую вся родня отца крепко и дружно ненавидела. Патрику же повезло быть похожим на отца, а потому мои тетки и дядья всё-таки хотя бы делали вид, что мало-мальски привязаны к нему. - Ида, Глори, оставьте мальчика в покое. Он должен теперь стать мужественным и твёрдым, а вы его балуете! – громогласно заявил мой дядюшка Роберт, старший из младших братьев отца.       Он довольно грубо выудил Патрика из стальных объятий Глорианы и поставил перед собой, положив свои ручищи на хрупкие мальчишечьи плечи. - Да, Септимус изнежил тебя, парень, но скоро мы это исправим! Ты же теперь должен стать настоящим мужчиной!        Патрик, который видел дядюшку Роберта не чаще раза в год, слегка замялся от волнения, но это было на руку обеим моим тёткам, которые тут же наперебой затрещали о том, как мальчик мал, хрупок и нежен. - Он выглядит болезненным! Думаю, всем будет лучше, если мы вывезем его на Ривьеру этим летом. Пусть малыш забудет все ужасы этого года и наберётся сил, - предложила Глориана. - А кто заплатит за это? – возмутился её сын, которого я не переносила больше, чем всех прочих родственничков.        Высокий и толстый в своего покойного отца, мой кузен Бартеломью Монтегю чем-то напоминал мне Крэбба с Гойлом, разве что был очень тупым, злобным и жадным. Крэбб и Гойл, к слову сказать, вовсе не такие, как может показаться со стороны. Они по-своему хорошие люди, если узнать их поближе, как я.        Воспоминание о школьных друзьях отозвалось новой болью – Грегори Гойл тоже не пережил битву за Хогвартс. И в этот день среди множества похорон по всей стране где-то и его провожали в лучший мир… - Не говори глупости, Барт, - тем временем властно оборвала моего кузена тётушка Аделоида, которая пользовалась в нашей семье особенным уважением и непререкаемой властью. – Мальчик кроток, как голубь, и особенных расходов него не будет. К тому же, он наверняка наследует большую часть состояния… - Мальчик? – вклинился самый младший из братьев и сестёр моего отца, дядюшка Морган, который в силу относительно молодых лет ещё не успел набрать лишний вес и от того был самодоволен, как и всегда. От запаха его извечной сигары меня замутило, а Патрик, к которому Морган склонился, чихнул. – А как же мы все? Будет более честно, если богатства нашего отца будем наследовать мы, его дети, а не одна семья Септимуса!        Я поспешила опять притянуть к себе Патрика, вновь обвив его плечи руками. Он, кажется, был благодарен мне за это, потому что облегчённо вздохнул. Наших дядьёв и тёток он мало знал, но этого было достаточно, чтобы он так же, как и я, опасался их. К слову сказать, мои худшие опасения подтвердились: родственнички алчали наследства и даже не стеснялись сцепиться из-за него над могилой моего отца. - Стыдись своей жадности и распутства, Морган! Этот ребёнок остался без отца, и он не должен слушать всё то, что изрыгает твоей грязный рот! – громко выговаривала Глориана. - А я согласен с дядюшкой, - возразил её родной сын. – Вы, сестры и братья дяди Септимуса, имеете на наследство куда больше прав, чем мальчик! Он ведь ещё не может правильно распорядиться деньгами и бизнесом. - До той поры, когда он сможет принять бразды правления нашей компанией пройдут годы. Мальчику нужно отправиться в Дурмстранг или ещё куда-нибудь, чтобы он стал достойным сыном своего отца, - внёс предложение Роберт. - Я заберу его к себе, - решительно оповестила всех Аделоида. – Его мать не в состоянии и о себе позаботиться, а сестре самое время подумать о себе и удачном замужестве. Мы с Глорианой возьмём на воспитание мальчика, а ты, Роберт, забирай девочку. - Зачем она мне? – опешил грузный и важный Роберт Паркинсон. - Затем, что старуха хочет настроить наследника в свою пользу, пока ты будешь мыкаться с невестой на выданье, брат, - фыркнул Морган. – А ей ещё приданое подавай, не считая всяких там платьев и шпилек… - Позор на твой лживый язык, - сплюнула Аделоида. – Зачем наша бедная мать так страдала, воспроизводя на свет такую бездарность, как ты!? - Нет, у меня у самого двое дочерей, ещё одну я не потяну, - сопротивлялся Роберт.        Мы с Патриком в ужасе смотрели по сторонам и слушали эти разговоры, понимая, что находимся в клубке змей. Вскоре к дядюшке Роберту присоединилась его жена Персефона вместе с орущим младенцем на руках и в сопровождении дочерей тринадцати и четырнадцати лет, и шум лишь усилился. Каждый имел своё мнение и свои виды на наследство, и каждый ненавидел других. Разве что Глориана и Аделаида имели какой-никакой альянс, а Роберт уже понял, что с ними лучше иметь дружеские отношения, потому и держал себя в руках. Зато Морган, жена Роберта и мои кузены с кузинами даже не скрывали своих враждебных настроений и собачились, как грязнокровки в Лютном переулке за лишнюю унцию драконьей крови. - Не отдавай меня им, пожалуйста, - взмолился Патрик со слезами в голосе.        Я крепче обняла его. - Никогда, - прошептала я.        О нет, они не получат моего брата и нашего наследства! Только через мой труп! Ярость вновь пробудилась и взыграла во мне с такой силой, что я осмелилась громко и чётко возразить. - Да как вы можете? – воскликнула я. – На могиле брата обсуждать, как половчее обворовать его детей! - Что за слова, юная леди? – ужаснулась Глориана. - Где твои манеры, Пэнси Абигейл Паркинсон? – требовательно спросила Аделоида. – Ты должна быть благодарна за то, что в твоей судьбе принимают участие! - Роберт, я не приму эту нахалку в нашем доме! Только через мой труп! – затрещала Персефона. - Мы решим все наши вопросы с адвокатом, - неожиданно даже для себя выдала я. – Я – совершеннолетняя волшебница и имею право и на опекунство, и на свою долю наследства, ясно вам всем?       На мою несчастную голову тут же посыпался такой град угроз и упрёков, что я даже попятилась, а Патрик захныкал. - Я оставлю тебя без кната в кармане, наглая девчонка! – клялся Роберт. - Какой адвокат? – насмехался Бартеломью. – С твоими ли мозгишками вступать в тяжбы со всеми нами? - Ты ещё слишком молода, чтобы суметь позаботиться о брате! Ты должна теперь искать обеспеченного человека, чтобы поскорее выйти замуж, не то останешься нищей!        Они выступали единым фронтом, забыв про все свои обиды и разногласия. Стеной наступали на нас с Патриком, и я с отчаянием понимала, что они действительно сильны и вполне могу претворить в жизнь по меньшей мере половину своих угроз. Увы, я ещё была слишком молода и неопытна, чтобы достойно ответить, я была слишком подавлена, чтобы держаться. Поэтому я всё-таки разрыдалась, отвечая что-то невнятное и несуразное. Патрик, которого Аделаида уже тянула за руку, уговаривая пойти с ней, тоже рыдал и вовсю цеплялся за меня. - В ближайшее время заберём мальчика, ему так и впрямь будет лучше, - решил Роберт. – Потом уладим всё у адвоката и дело в шляпе. - Да, милый, ты пока что поживёшь со мной и тётушкой Глори… - вторила брату Аделаида. - Есть закон, который не допустит! – искренне веря в то, что говорю, воскликнула я.        Ответом был лишь бурный смех…