Из девочки в леди Долохову

       Как я и предполагала, из кабинета Антонина у меня получилось попасть в Лестрейндж-холл без каких-либо затруднений. Более того, я оказалась в кабинете Беллатрикс. Скорее всего потому, что Антонин, Рудольфус и Беллатрикс чаще всего совещались между собой именно там. Ещё одна странность, очень хорошо подчеркивающая лидирующее положение Беллатрикс.       Я вышла из камина в абсолютно темную комнату, побоявшись использовать Люмос – откуда-то доносились повышенные голоса, и я с ужасом поняла, что Милорд и Беллатрикс в соседней комнате. Я на ощупь двинулась через помещение, желая пройти на балкон. Он был общим для кабинета и спальни, и оттуда я могла увидеть и услышать всё, что хотела.       Наткнувшись на кресло, я все же нашла путь до балкона, куда и вышла, чтобы в следующую секунду с кем-то столкнуться. - Мамочка, кто здесь? – пискнула я.        Из темноты кто-то схватил меня за руки. - Тише, Пэнси! – шикнул женский голос. - Лагерта? – изумилась я. - Да. Что ты здесь делаешь? - То же, что и ты, я думаю, - отозвалась я. - Я всегда знал, что ты творишь все, что тебе вздумается, но никогда не предполагал, что ты меня в кнат не ставишь! – громко и разъяренно выговаривал Милорд. - Что там? – заволновалась я. - Идем, - прошептала Лагерта, и за руку подвела меня к окну, где мы присели так, чтобы иметь возможность смотреть в комнату, но при этом не открыть своего присутствия. – Я пришла сюда, как только Милорд явился в Холл. Они выясняют отношения уже с четверть часа.        Я взглянула на Лагерту, которую теперь могла видеть в отсветах из окна. К моему удивлению она была только в нижней рубашке и мужской мантии. - А что ты здесь делала? – не удержалась я. - Воплощала в жизнь вторую часть плана по захвату Рабастана, - закатила глаза Лагерта. – Ты не на меня смотри, а туда.       Посмотреть действительно было на что. Комната была разворочена так, словно в ней проходило ожесточенное сражение. И в центре этого хаоса стояли Тёмный Лорд и Беллатрикс, пронзая друг друга кипящими от гнева взглядами и поочередно высказывая своё мнение. Леди Лестрейндж, к слову сказать, была всё ещё в багряном платье и даже не потрудилась отмыть с себя кровь. Словом, совершенно не пыталась скрыть то, что сделала. - Ты хоть немного думаешь, прежде чем что-то сделать!? – повышенным тоном допытывался Милорд. – Не совсем же ты безумна! Ты думала о том, что настроишь против меня всю семью Ноттов!? А ведь они занимают не последнее положение и всегда были мне верны! - Пусть они горят синим пламенем! – мотнула головой Беллатрикс. – Пусть весь мир катится к инферналам, но я ни капли не жалею о том, что сделала! - Да уж конечно, тебе-то что жалеть? Не ты же выслушиваешь истерические крики отца, потерявшего дочь, и пытаешься убедить его в том, что вообще-то это всё мирские мелочи, которые не должны сказываться на его верности! - Так давайте убьём их всех, и проблемы не будет! – пожала плечами Беллатрикс. - Проклятье! – рыкнул Волдеморт, и от его ярости стекло, из-за которого наблюдали мы с Лагертой, треснуло. – Почему ты всегда идёшь напролом? Нет человека – нет проблемы, как же это легко, дементоры бы тебя побрали, Лестрейндж! Зачем вообще напрягаться? Не нравится человек – Аваду промеж глаз, и всё прекрасно. Да ладно бы Аваду, ты на себя посмотри! Даже думать не хочу о том, что ты сделала с девчонкой.        Милорд обвел выразительным взглядом разорванное и окровавленное платье, расцарапанные руки в кровавых разводах и взлохмаченные черные лохмы. - Я охотно расскажу вам об этом, - прошептала Беллатрикс, дрожа уже от удовольствия. – Сначала я всадила ей в брюхо кинжал, – один из тех, что вы мне когда-то подарили, искусной гоблинской работы, - потом повалила её на пол, этими руками вырвала из неё её ублюдка, разорвав её внутренности в клочья, потом долгое время душила её и наконец вырвала её наглые глаза.        Повелитель какое-то время молча стоял и смотрел на Беллатрикс. - Ты понимаешь, что это был и мой ребёнок? – спросил он негромко, и я поняла, что такой голос намного страшнее самого яростного крика. - Его отцом мог быть кто угодно от Рабастана до последнего грязнокровки из Лютного, - выплюнула Беллатрикс. - Он был моим с большой долей вероятности, - заметил Милорд. - Тогда я счастлива вдвойне, что уничтожила его, - заявила Беллатрикс.        Милорд побледнел от накатившего гнева и, полный негодования, кинулся к Беллатрикс. Одной рукой он сжал её горло, другой вцепился в растрепанные волосы и навис над любовницей, пронзая её убийственным взглядом. - Ты – худшее, что могло случиться со мной и Магической Британией, - процедил он. – Ты безумна и неадекватна, собой не владеешь совершенно. Думаю, ты окончательно тронешься прежде, чем Дельфини научится сносно говорить. Из-за тебя развернется страшная война между Пожирателями Смерти из Ближнего круга, и каждый волшебник, имеющий глаза, скажет, что Тёмный Лорд награждает своих людей за верность связью с их дочерьми и их дальнейшим убийством, - медленно выговаривал Милорд. – Ещё, конечно, скажут, что я потворствую Лестрейнджам во всем и не имею никакой властью над тобою, раз прощаю тебе всё, что ты делаешь.        Беллатрикс, до этого смотрящая на Тёмного Лорда с нескрываемым гневом, теперь переменилась в лице. - Прощаете? - Временами я больше всего хочу сломать тебе шею, но почему-то в последний момент что-то сдерживает меня из года в год, - проговорил Волдеморт, после чего внезапно впился в губы Беллатрикс жестоким, требовательным поцелуем.        Мы с Лагертой сжали руки друг друга от облегчения – Милорд простил Беллатрикс. Оставалось только выяснить, что будет с остальными виновными в смерти Эйлин Нотт. Но, кажется, этого нам не суждено было узнать в ту ночь – с каким-то звериным нахрапом, с жестокостью и жадностью Лорд Волдеморт и Беллатрикс Лестрейндж срывали с себя одежду, не прекращая ласкать друг друга с агрессией и яростью. - Идём, больше ничего важного мы не услышим, - прошептала Лагерта, озвучивая мою мысль, и мы вдвоем тихонько ушли с балкона в кабинет, а оттуда направились прямиком на кухню, потому что мне всё-таки страшно хотелось проклятых креветок. - Как ты думаешь, остальных он тоже простит? – поинтересовалась я несколько позже, когда уже сидела на лавке в кухне, а услужливые домовики подносили мне тарелку за тарелкой с креветками и другими морепродуктами. - Хотелось бы думать, что да, - хмыкнула Лагерта, как и я, скинув мантию из-за жара, идущего от печи, и оставшись в рубашке, прекрасно обрисовывающей её восхитительные формы, которым я могла только позавидовать.        Почему-то появилось ощущение спокойствия и уюта. Большая печь, в которой выпекали хлеб на утро, давала немного тусклого желтого света, но очень много тепла, и постепенно я разомлела и несколько расслабилась. Тем более, что креветки у Лестрейнджей оказались именно такими, как я хотела – огромными и очень вкусными. Домовики очистили их, обжарили в масле и подали с каким-то неземным соусом… Впрочем, не буду о еде. Всё равно всё её значение поймёт только глубоко беременная дама.        Наконец-то я утолила голод и, расстегивая ворот своего плотного платья, уставилась на Лагерту, которая задумчиво потягивала вино из принесенного домовиком бокала. - Послушай, а ведь он её тоже любит, - задумчиво сказала мисс Лафингтон. - Милорд? Леди Лестрейндж? – ахнула я. – Не знаю, он к ней сильно привязан, конечно, но я сомневаюсь, что он вообще способен любить. - Он тоже сомневается, я думаю, - кивнула Лагерта. – Но всё говорит об этом. Скажи, разве нелюбимой женщине прощают такие поступки? - Она мать его детей, - пожала я плечами. – За это многое можно простить. В особенности, если у тебя самого особо нет на детей времени, и вся надежда на то, что их воспитает мать. - Да, я согласна, но всё-таки он ведь вообще ничего ей не сделал, - заметила мисс Лафингтон, задумчиво глядя на огонь в печи. – Вообще. Ни пощечины, ни домашнего ареста, про Круциатус и вовсе молчу. - Ну да, только покричал немножко. И то вряд ли это как-то затронуло Беллатрикс.        Мы обе помолчали, выразительно глядя друг другу в глаза. - Знаешь, а нам ведь крупно повезло, - заговорила Лагерта чуть погодя, теребя свои длинные пшеничные локоны, которые сейчас были распущены. – Она всесильная. Великая и всесильная, и это огромная удача быть её друзьями. - Возможно, - уклончиво заметила я. – Но Мерлин сохрани вызвать её гнев.        Лагерта, которая уже была очень привязана к Беллатрикс, презрительно хмыкнула. - Вот только не говори, что ты не рада кончине Нотт. - Рада, конечно, - нехотя признала я. – Как я могу быть не рада, если она угрожала расправиться с моими детьми? - Ну а что тогда сетовать? – резонно вопросила Лагерта. – Она всем нам оказала большую услугу, когда задавила эту гадину. Ты можешь спать спокойно, а я могу быть с Рабастаном. Все счастливы. - Кстати, - вспомнила я. – Рудольфус вроде бы тоже на твоей стороне в этом вопросе. - Приятно слышать, хотя мне это и известно, - просияла Лагерта. – Да, у нас уже есть план. Совсем скоро Рудольфус заставит брата жениться на мне, а там уж я сделаю все возможное, чтобы он не тяготился нашим браком. - Заставит? – не поняла я. – Ты случайно не… - я выразительно взглянула на живот девушки. - Нет, пока не беременна, если ты об этом, - ухмыльнулась Лагерта. – Но я стремлюсь к этому. Может, такой способ не по мне, но что поделаешь? В любви все средства хороши.        Я кивнула, и подумала о Драко. Я очень давно не видела Малфоя, но перед глазами всё равно сразу же всплыло его красивое лицо с выразительными серыми глазами. Драко, насколько я знала, все ещё отдыхал от высшего общества где-то в глубинке и, как поговаривали, даже наблюдался у одного целителя, специализирующегося на душевных больных. Думать об этом было очень больно, но я вполне допускала, что раз Драко был племянником Беллатрикс, которая явно не в своём уме, такое потрясение, как гибель матери, могло слишком сильно на него повлиять. И я искренне надеялась, что когда-нибудь общество вновь увидит Драко Малфоя во всем блеске его великолепия и без следов нервных срывов. - К слову сказать, давно хотела спросить, за что ты любишь мистера Лестрейнджа? – спросила я, чтобы сменить тему. - Не знаю, - пожала плечами Лагерта. – Скорее этот тот случай, когда любят вопреки всему, - горько усмехнулась она. - Так не бывает, - поморщилась я. - Ну а ты мне скажи, за что мне любить такого пропойцу и гуляку? – не без яда спросила Лагерта. – Думаешь, я не вижу всех его недостатков, и не знаю, что он – большой и эгоистичный ребёнок? Но это не мешает мне любить его улыбку, его громкий смех и сильные руки, вздрагивать от звука его голоса и узнавать запах его одеколона из тысячи, я люблю его захватывающие истории о прошлом и хвастливые сказки о будущем, и я бы хотела, чтобы он рассказывал их не только мне, но и нашим детям. И я точно знаю, что точно так же, как и Милорд – Беллатрикс, я прощу ему что угодно, и точно так же, как леди Лестрейндж, убью любую женщину, которая попробует встать между нами.        Я выслушала Лагерту, видя в её глазах очень сильное чувство. И подсознательно сравнила её любовь со своей любовью к Драко Малфою. Странное дело, я только теперь поняла, что уже очень давно не вспоминаю о нём и совсем не помню его улыбку. Искреннюю, по крайней мере, а не злой оскал, коим он обычно всех баловал. Прислушавшись к себе, я внезапно осознала, что и в моём сердце ничего не отзывается при мысли о Драко. Наверное, это и впрямь была детская влюбленность, если я излечилась от неё так быстро. А может, дело было в том, что я вынашивала детей другого мужчины, и мне уже было не до бывших возлюбленных.        Пребывая в задумчивости, я погладила свой живот, в котором теперь совсем слабо толкались – видимо, устали за этот долгий день. - Вопрос за вопрос, - неожиданно сказала Лагерта. – Ответь, каково это быть беременной? - Ну, раз уж у нас ночь откровений, - улыбнулась я. – Скажу, что это довольно утомительно. Я быстрее устаю и мне дико неудобно даже ходить с таким огромным животом, а ведь он и ещё расти будет. И сплю я плохо, потому что они ужасно толкаются. Ещё я постоянно хочу есть, причем самые неожиданные вещи, и я не влезаю ни в одно своё старое платье, что тоже весьма досадно.        Мы обе усмехнулись. - Но вообще они делают меня счастливыми, - продолжила я уже серьезнее. – Это странное чувство – быть с ними одним целым. Каждое утро, просыпаясь, я первым делом кладу руку на живот, чтобы почувствовать их яснее. И на Антонина я стала по-другому смотреть. Ведь нас теперь столько связывает – эти дети и его тоже, в них наверняка будут и его черты, и я буду любить эти самые черты.       Это было правдой. Может, я ещё и не любила своего мужа, но точно ощущала с ним большую близость, чем раньше. - И, конечно, мне уже не терпится увидеть их и обнять, - с непривычной нежностью в голосе проговорила я.       Лагерта с легкой завистью взглянула на мой живот. - Вот увидишь, - твёрдо проговорила она, - у меня тоже будет много детей. - Да, было бы неплохо – они могли бы расти с моими, - кивнула я. - Главное, чтобы Рабастан хоть немного их хотел, - заметила волшебница, тяжело вздохнув.        Мне же подумалось, что это даже в чём-то хорошо - то, что я не влюблена. Ведь это сущее проклятье. Взглянуть хоть на Лагерту и её ухищрения, хоть на Беллатрикс с её ураганной ревностью. Пожалуй, я даже не против до конца дней любить только своих детей.       Увы, мы предполагаем, а судьба сама всё расставляет на свои места. И, как бы мне того ни хотелось, мне ещё предстояло влюбиться целых два раза. Но об этом позже.