Из девочки в леди Долохову

       После окончания путешествия Милорда в Шотландию, в Цитадели Змея был устроен закрытый вечер для любимцев Милорда, среди которых по праву лидирующие позиции занимал Антонин, как самый старинный из знакомых Милорда, и Рабастан, которому Повелитель благоволил за его веселый и шутливый нрав и сходство с покойным Сильвием Лестрейнджем. Наверное, после посиделок в Цитадели, мой супруг с крестником побывали ещё где-то, так как Антонин вернулся домой только к двенадцати часам ночи и весьма нетрезвым, но зато с ожерельем из чистого золота. - Пэнси, я по тебе скучал, - заявил хмельной и очень радостный Антонин, шумно аппарировав прямо в нашу спальню и опрокинув стеклянный столик с графином и двумя стаканами, а затем сразу же хлопком включив все свечи. - Мерлин, так и до сердечного приступа недалеко, - ахнула я, сонно моргая. - Это тебе, - заявил мой супруг, кидая мне в руки золотое украшение. - Что это? – не поняла я. - Подарок моей женщине и матери моих детей, конечно же! – с нажимом воскликнул мой муж, после чего, как был, в дорожной мантии и грязных ботинках рухнул на кровать в ногах и, повозившись, водрузил голову мне на колени.        Я расширившимися от удивления глазами наблюдала за этими манипуляциями, очень живо представляя, что сейчас такое же чудо вломилось к Лагерте, и та вовсю зацеловывает муженька. - Моргана, запах-то, запах! – скривилась я, откладывая подарок на прикроватный столик. - Ну, покурил немножко, - отмахнулся Антонин. - А выпил-то сколько!        Долохов уставился на меня слегка замутненным взглядом небесно-голубых глаз и усмехнулся. - Смотри! – велел он, садясь и скидывая с себя мантию.        Под мантией обнаружилась рубашка, на которой проступило немного крови. - О, что это?! – испугалась я. - Закрыл Милорда собой во время покушения, - с гордостью изрёк мой супруг. – Меня уже подлатали, не волнуйся!       И всё-таки я заволновалась и погнала его в ванную, где заставила снять рубашку и пропитавшиеся кровью бинты. Рана действительно была неглубокой, но широкой, поэтому уже почти не кровоточила, покрывшись корочкой – ей было дня три, не меньше. - Почему ты не написал мне? – ужаснулась я, ища в шкафчике ранозаживляющее зелье и свежие бинты. - Не хотел волновать, - отозвался Антонин. - Ради такого случая мог бы, - фыркнула я, начиная заниматься раной Антонина.       В этот момент я, честно говоря, думала о том, как бы сказать мужу, что у нас уже два дня живет мой брат и что вообще хорошо бы его оставить… - Ну, - протянула я. – Вообще-то у меня тоже есть новость, которую я не стала излагать в письме… - Что за новость? – оживился Антонин. - Тише, не двигайся! – шикнула я, опять принимаясь за его рану. – Как бы сказать… Моя мать сбежала куда-то со своим молодым любовником, оставив брата на моё попечение… - почему-то виноватым тоном сказала я. - Ну? Найти её, что ль? Завтра скажу своим орлам, пусть делом займутся, а то только и могут, что Метками хвастаться…       Хотя я знала, что Антонин командовал большой группой Пожирателей Смерти, специализирующихся на боевых операциях и на обеспечении безопасности Милорда и семьи Беллатрикс, я не стала пользоваться его щедрым предложением. - Зачем искать такую мать? – тяжело вздохнула я. – Дело в том, что… Антонин…        Я обошла мужа, чтобы видеть его лицо и смотреть ему в глаза. - Встал вопрос об опеке над Патриком, - с надеждой во взгляде проговорила я.        Антонин посмотрел на меня с полным непониманием во взгляде. - Какой вопрос ещё? – нахмурился он. – Оформим опеку на нас и всё.        Я замерла, потрясенно на него глядя. Пожиратель Смерти, старый воин, убийца… И вот так просто, не раздумывая, он принял чужого ребёнка. Не допустив даже мысли о том, чтобы не взять моего маленького брата под своё крыло. И после этого кто бы мне что ни говорил, а я знала, что все подвиги Антонина – вовсе не показатель его характера и натуры. Потому что только хороший и благородный человек готов на такие поступки. Можно, конечно, сказать, что мой благоверный был слегка нетрезв, когда мы говорили об этом, и не отдавал себе отчета в том, что вырастить и воспитать ребёнка – большой труд и колоссальная ответственность… Но, как покажет время, Антонин был совершенно искренен, так как заменил моему брату отца.       Словно почувствовав, что решается его судьба, мой брат неожиданно возник в дверях – у нас в доме они никогда не запирались заклинаниями. Наверное, Патрика разбудил шум, устроенный Антонином. Заспанный и взъерошенный, он был в одной пижаме и потерянно смотрел то на меня, то на моего мужа. - А что с дядей Антонином? – спросил мальчик.        Долохов отстранил меня, накинул принесенную домовиком рубашку и, шагнув к Патрику, как пушинку поднял его, усадив себе на сгиб локтя. - Дядя Антонин сражался с ордой грязных подлых грязнокровок, которые напали на нашего доблестного Милорда, - заявил Антонин, встряхнув Патрика и широко улыбнувшись ему. - Ого! Правда? – тут же проснулся мальчик. - Конечно, правда, - хмыкнул Антонин. – Рану видел? Я как раз сражался сразу с тремя врагами, когда четвертый попытался проклясть Милорда. Ну и я сделал великолепный выпад, сражая его наповал Авадой Кедаврой, а в это время огромный, как боров, рыжий маггл пошел в атаку, засверкали проклятья, и одно из них резануло меня по плечу… - О, вы расскажете мне о сражении? – обрадовался Патрик. - Завтра я даже покажу тебе пару приемов, - заверил его Антонин, после чего повернулся ко мне и добавил, - иди спать, я сам его уложу.        У меня сердце сжалось от благодарности и нежности к моему мужу, и я очень четко осознала, как мне повезло, что именно он – отец моих детей. Сомнений не было, Антонин будет прекрасным родителем, и я могу совсем не волноваться за наших малышей.        Долохов, продолжая красочно рассказывать о сражении и восхвалять силу Милорда, унёс восторженного Патрика в его комнату, а я, вызвав домовика, чтобы тот убрался в ванной, вернулась в спальню и забралась в кровать. Задумчиво потеребила тяжелое золотое ожерелье, сделанное из крупных звеньев в форме капель, и опять задумалась об Антонине. Если раньше я его уважала за возраст и жизненный опыт, теперь я восхищалась им, как человеком. Много ли мужчин, способных без колебаний принять на воспитание чужого ребёнка? Мог бы Драко Малфой решиться на такое?        Когда вернулся Антонин, я всё ещё сидела в задумчивости, откинувшись на изголовье постели. - Почему ты не спишь? – поинтересовался он. - Спасибо, - вместо ответа с чувством сказала я. - Понравилось? – ухмыльнулся мой супруг, кивнув на ожерелье в моих руках. - Да, за это тоже спасибо. Но Патрик… Вы не представляете, сколько это для меня значит. - Ерунда, - отмахнулся Антонин, раздеваясь.        Я взглянула на его спину, на которой уже было несколько длинных старых шрамов, и опять что-то ёкнуло в сердце. У него была такая тяжелая жизнь, он кажется таким суровым и ожесточенным на первый взгляд, но его сердце вполне себе живое и способное на доброту…        Антонин ушел в душ, а я всё сидела и думала о том, какой он, оказывается, благородный человек. И как я раньше этого не разглядела?        Когда Долохов вернулся, уже облаченный в пижамные штаны, и забрался в постель, я порывисто его обняла и прижалась щекой к его груди. - Ну, что ты? – замялся он, явно не ожидавший от меня такой нежности. - Спасибо, - повторила я.        Он как-то неуверенно обнял меня в ответ, словно боясь, что я отпряну. Но я так и осталась на его груди, слушая стук его сердца и тая от нежности и благодарности. - Я говорю, ерунда, - тихо ответил Антонин, потрепав меня по спине неловким, но однозначно ласкающим жестом. – Я всегда в глубине души хотел большую семью, честно говоря. Но судьба решила, что воин из меня получится лучший, чем отец. - Вы будете прекрасным отцом, - прошептала я. - Я не говорил, что был женат пару раз? – огорошил меня Антонин. - Впервые слышу, - удивилась я, садясь на кровати и глядя на него во все глаза. - Да, я предпринимал попытки обзавестись семьей между рейдами, - кивнул Долохов. – Правда, неудачные… - И что случилось с… моими предшественницами? – осторожно спросила я.       Вот это да. Долохов – и был женат «пару раз»! - Прежде всего надо сказать, что я был таким оболтусом, что Басти отдыхает, - грустно усмехнулся Антонин. – Наверно, во многом это обусловлено тем, что мой отец, некогда бывший очень влиятельным волшебником из старинного рода, к моменту моего рождения потерял всё, и разочаровался в жизни настолько, что не утруждал себя моим воспитанием. Моя мать рано умерла от драконьей оспы, и все детство я провел у различных родственников, отчаянно воюя с их детьми, и в Дурмстранг попал уже будучи совершенно неуправляемым, драчливым и озлобленным мальчишкой. Таким я и вырос – я никому не был нужен, и мне никто не был нужен.       Я улеглась рядом с Антонином, слушая его глубокой голос с хрипотцой и живо представляя его ребёнком, а потом – подростком. - Первый раз я женился по молодости и, честно говоря, по дурости, - продолжал рассказ Антонин. – Мне тогда было лет девятнадцать, моей избраннице – восемнадцать. Её звали Катерина. Она была не красавицей, но очень хорошей женщиной. Меня обожала. Правда, я тогда был совсем дураком и совсем не ценил её. Ну, была рядом, и хорошо. Поесть приготовит и вещи постирает – ещё лучше. Я тогда вообще ничего за душой не имел и, вылетев из Дурмстранга на последнем курсе, шатался по Европе в поисках приключений на свою бедовую голову. Она, бедняжка, таскалась за мной, ещё и с грудным дитём на руках – собственно, только поэтому я на ней женился. Где меня только не носила нелёгкая – я зарабатывал на дуэлях, на которые всегда кто-то делал ставки, какое-то время промышлял грабежом и разбоем, связавшись с совсем дурной компанией, и вечно умудрялся находить самые отвратительные комнатушки для себя и своего семейства. Когда нашему с Катериной ребёнку было года полтора, мы как раз перебрались в Болгарию, где благополучно подцепили какую-то пакостную болезнь вроде нашей драконьей оспы. Для взрослых она не опасна, но для детей… В общем, мальчик умер.        Антонин помолчал немного, а я не удержалась, и успокаивающе погладила его руку. - Наверно, я действительно был тем ещё ублюдком, потому что переживал не долго и не сильно. Разве что пил немного больше, чем обычно, и дрался в кабаках более злобно и жестоко, чем раньше. А вот Катерина совсем зачахла, рыдала целыми днями, не выпускала из рук его рубашонку… Ну, короче, она тоже долго не протянула и, не оправившись толком от болезни, умерла в ту же зиму. Тогда я, правда, всё-таки горевал. Но, честно говоря, большей частью потому, что дома теперь никакого порядка не было, так как никто не готовил, не убирался и не стирал. Да и дома уже не было, к чему мне было не привыкать. И я, свободный как ветер, не обремененный никакими обязательствами, с новыми силами ударился в беспутство и преступления. Потом связался в Гриндевальдом, и какое-то количества лет провёл в числе его приспешников. Хороший был человек, очень сильный, умный и амбициозный. И его сторонникам хорошо жилось – мы брали, что хотели, делали, что хотели, и никакой управы на нас не было. В общем, бесчинствовали и устраивали кровавые рейды. Тут уж все мои таланты раскрылись в полную силу – я был быстрее и ловчее каждого из своих товарищей и скоро прослыл виртуозным дуэлянтом. Когда мне было двадцать с небольшим, я женился второй раз на сестре одного из своих друзей. Она была красоткой, каких поискать – всё при ней, и глаза - синие-синие. Я женился, толком не зная её, и выбрав самую красивую и видную девицу из всех. Она вроде бы была весела и легка нравом, и жизнь вообще не предвещала ничего плохого… А потом Гриндевальд пал. Бывает так, когда за пару дней жизнь становится с ног на голову. Я потерял всё, что имел, и опять стал чуть ли не нищим, а потом сделался вдовцом второй раз. - Это ужасно, - прошептала я. - Да не то, чтобы очень… - хмыкнул мой супруг. – Я тогда вообще как-то не особо переживал по поводу отсутствия семьи, и совершенно не думал о наследнике. Да мне и было немного за двадцать, в таком возрасте у молодых людей вообще не принято ни о чем думать. - А что было потом? - Потом мне посчастливилось встретить Милорда и Сильвия Лестрейнджа, путешествующих по Албании, и я с радостью примкнул к ним и особенно не задумывался о своей жизни следующие лет двадцать. Мне сватали всяких девиц, но я всё как-то откладывал, откладывал… До восемьдесят первого года. Ну а что было дальше, ты знаешь. Опять всё встало с ног на голову за одну ночь, и вскоре я оказался в Азкабане. А когда вышел оттуда, обнаружил, что я вообще-то уже далеко не молод, слегка изуродован после нескольких крепких проклятий, и жизнь клонится к закату. Но мы этот закат слегка отсрочим, - широко ухмыльнулся Антонин, положив руку на живот, где опять яростно пинались наши дети.        В эту ночь я заснула в объятиях мужа, впервые получая от них какое-то неожиданное душевное удовольствие. И, честно говоря, я была рада, что стала тихой гаванью для такого человека, как Антонин.