Из девочки в леди Долохову

       Когда появился целитель Гиббон, его лицо нужно было видеть. Скорее всего, он уже слышал о том, что произошло, и профессиональный интерес чудесным образом совмещался в нём с неверием и естественным для такой ситуации страхом. В большую спальню он вошел со странной смесью ужаса и любопытства на лице.        Эндрю, который даже не мог стоять на ногах от слабости, уже лежал в постели. Он по прежнему не мог говорить, и только я поняла по его жестам и шелесту губ, что ему холодно. Поэтому мальчик лежал под двумя одеялами в окружении грелок, а я восседала рядом на постели, обнимая его, и зорко и настороженно глядя на каждого, кто заходил. Антонин расположился в кресле, детей Настя по его указу забрала и отправила в детскую. - Ну-с, преступим, - как-то нервно бросил Гиббон, за плечами которого была обширная практика. – Как, говорите, это произошло?        Он подошел к постели, очистил руки специальным заклинанием, и натянуто улыбнулся Эндрю, который испуганно смотрел на него во все глаза. - Это сделал Астерион Лестрейнж, - заговорила я. - Пэнси, - осадил меня Антонин. - Все уже знают, - огрызнулась я.        Антонин встал и подошел к целителю. - В любом случае, все, что вы увидите в этой комнате, не должно выйти за её пределы. - Разумеется, сэр, - кивнул тот. - Он что-то сделал, - продолжила я. – Не знаю, было ли это заклинание или обряд… Нет, по сути он не произносил никаких магических формул. Это было… что-то…        Я не знала, как описать увиденное. - Это было так, словно Астерион призвал все силы ада себе на помощь, - коротко резюмировал Антонин. – Поэтому вы должны понимать мои опасения. Я хочу опять видеть своего мальчика живым, но я должен быть уверен, что это именно Эндрю… - Кто ещё это может быть? – опять встряла я. – Мерлина ради, Антонин! Посмотри на него! Сама судьба сжалилась над нами, зачем все усложнять?        Гиббон облизнул губы и присел на край постели. - Здравствуй, Эндрю, - осторожно поздоровался он. – Ты меня узнаешь?        Эндрю вжался в меня спиной и отрицательно помотал головой. - Будь добр, посмотри на меня… - Гиббон зачем-то достал палочку (в тот момент я уже сжимала в руке свою) и зажег на ней Люмос. – Вот так, умница. Реакция зрачков на свет есть… Покажи язык… Хорошо. Ты не произнёс ни звука, Эндрю. Что-то мешает тебе говорить?        Эндрю едва заметно кивнул и потер кулачком шею прямо, как в то роковое утро. - У него болит горло, - перевела я. - Позвольте… - Гиббон осторожно отогнул воротничок Эндрю и потрогал белый рубец на его шее. – Выглядит, как шрам, которому много лет. Возможно, причина твоей молчаливости в этой травме, Эндрю. Давай сделаем так. Я вижу, что ты сильно устал – ты пережил огромное приключение. Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать да или нет. Моргнешь один раз – это да, два раза – нет. Договорились?        Эндрю покосился на меня, и я одобрительно кивнула. - Хорошо, тогда начнём, - деланно бодрым тоном продолжил Гиббон. – Ты помнишь, кто ты?        Эндрю возмущенно моргнул один раз. - А что с тобой случилось?        Мальчик замер в нерешительности, и так как пауза затянулась, Гиббон решил продолжить. - Ну, ничего, это не так важно. У тебя болит что-то кроме горла?        Эндрю моргнул. - Можешь показать, где?        Эндрю моргнул ещё раз. Потом он положил слабую ручку себе на живот, на грудь, на горло, на голову, опять на живот, снова на горло… Я закусила губу от напряжения. - Возможно, что боль иррадиирует, - туманно отозвался Гиббон. – Дети редко могут сказать точно, где у них болит. Вы уже давали ему что-нибудь? – обратился целитель ко мне. - Он попросил пить, и я дала ему воды, - ответила я. – Его вырвало. - Это плохо, - нахмурился Гиббон, поднимая палочку и начиная водить ею над Эндрю. – На лицо сильное обезвоживание, но если пойдет такими темпами, даже лекарство дать не получится. - Но что же делать? – вопросила я. – Он же жив и кажется почти здоровым! - Не понимаю… - прошептал Гиббон, продолжая своё исследование. – Никогда не видел ничего подобного… Мистер Долохов, боюсь, что я вынужден посоветоваться с коллегами, прежде чем озвучу диагноз. - И долго вы будете советоваться? – хмыкнул мой муж, скрестив руки на груди. – Каждая минута на счету. - Давайте ему укрепляющее зелье по чайной ложке каждые два часа, не допускайте физических напряжений и волнения. Я соберу лучших целителей, и к вечеру мы будем готовы дать ответ.        Гиббон встал на ноги и поспешно направился к выходу. По его глазам я поняла, что он увидел нечто настолько страшное, что был готов буквально в окно выпрыгнуть из комнаты. Антонин поспешил проводить целителя, и я слышала, как он сразу же за дверью спросил, не может ли Эндрю быть инферналом, и не опасен ли он. Гиббон ответил отрицательно, но очень неуверенно, и пообещал проверить в научных источниках. - Все будет хорошо, мой родной, - прошептала я, поглаживая мягкие волосы сына. – Все будет чудесно, мой милый. Нам ведь теперь ничего не страшно, не так ли? Я с тобой, Эндрю. Я всегда буду с тобой, и я смогу тебя от всего защитить. Только не бойся, мой золотой. Я рядом.        Я прилегла рядом с сыном и обняла его. Эндрю прижался ко мне. Его бил озноб, лоб у мальчика оказался горячим. Ко мне начал возвращаться липкий страх с утроенной силой. Нет, я не могла его потерять вновь. Этого я бы уже не пережила. Не теперь, когда свершилось чудо, и он вновь со мной.        Ну что сказать? Да, чудеса случаются в нашем мире. Но эти чудеса отличаются от тех, о которых мы читаем в сказках. На одно чудо приходится сотня трудностей и лишений. Так было и в этот раз.        Через несколько часов, когда целый консилиум целителей осмотрел нашего сына, мы с Антонином сидели в гостиной и готовились выслушать приговор. От лица целителей говорил пожилой мистер Фоули, обладающий колоссальной практикой и считающийся одним из лучших медиков Британии. Гиббон был тут же, внимал своему учителю и всё конспектировал. - Не тяните, доктор, - нахмурился Антонин. – Мы готовы выслушать всё так, как есть.        Антонин, стоящий у кресла, в котором я сидела, сжал моё плечо. - Что же… - протянул пожилой целитель, протирая очки. – Положение дел весьма и весьма плачевно, крепитесь.        Я почувствовала, как у меня закружилась голова, и сжала зубы, борясь с дурнотой. - Во время обследования выявлены множественные поражения и некроз тканей легких, серьезные травмы гортани, крайне нестабильное сердцебиение – я говорю про аритмию и слабую работу предсердий. Очень высокое артериальное давление. Я так же могу предположить множественные язвы в пищеварительной системе… - Какие язвы? Ему же пять лет! – не выдержала я.        Фоули глубоко вздохнул и выдохнул. - Мэм, ваш сын был мертв почти трое суток… - Моргана! Он жив! – вырвалось у меня. - Пэнси, давай дослушаем, - с нажимом произнес Антонин. - Сэр, я полагаю, что то, что я скажу, не для женских ушей, - осторожно заметил Фоули. - Да, действительно… Пэнси, прости, тебе будет лучше пойти сейчас к Эндрю… - начал было Антонин. - Нет! Я возьму себя в руки, - пообещала я. – Это мой сын, я должна знать, что с ним.        Фоули выжидательно посмотрел на Антонина, и, получив от него кивок, продолжил: - На первых этапах разложения происходит так называемое «самопереваривание». И начинается этот процесс с головного мозга, надпочечников, селезенки, поджелудочной железы… Из-за окоченения образовались пролежни и застои крови. Это повлекло за собой нарушение работы мышц. Именно поэтому Эндрю не может даже стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы ходить. К счастью, из-за холодов и нужных заклинаний, сохраняющих тело, еще не началось гниения. Боюсь, что тогда смерть была бы совсем необратима.        Голос Фоули доносился словно издалека, и я смотрела в упор на свои руки, нервно теребя обручальное кольцо. - Что-то можно сделать? Это ведь не смертельно? – заговорил Антонин. - Я не могу ответить на этот вопрос, мистер Долохов, - негромко проговорил Фоули. – Текущие повреждения тела можно привести в латентную форму, но некоторые проблемы уже не оставят вашего мальчика. По сути, я вообще не понимаю, как его тело функционирует… Биение сердца и дыхание настолько слабые, как у старика на смертном одре. И сопутствующие повреждения слишком тяжелы… - Он будет жить? – я как со стороны услышала, как раздался мой властный и громкий голос. - Друг мой, - обратился Фоули к Гиббону. – Я попрошу вас покинуть помещение. Это вопрос сугубо конфиденциальный с морально-этической точки зрения.        Гиббон был так раздосадован, что даже собирался возразить. Но потом, к счастью, понял, что это не тот момент. Да и авторитет его учителя был слишком высок для молодого целителя, чтобы тот решился с ним спорить.       Как только за Гиббоном захлопнулась дверь, и Фоули наложил на неё соответствующие заклинания, он продолжил: - До тех пор, пока его будет поддерживать магия АстерионаЛестрейнджа, насколько я понимаю, - мрачно ответил Фоули. – А я был у него не так давно – у юного Лестрейнджа высокая температура и низкое давление, что не очень сказывается на нём самом. Полагаю, мы имеем дело с запредельным выбросом детской стихийной магии. По сути, Астерион сам не знает, что делает. Это получается у него непроизвольно. Но когда его собственный организм окажется на пределе, магия Астериона сосредоточится на его безопасности. - То есть, Эндрю может умереть в любой момент? – нервно спросила я. - Как бы тяжело ни было это говорить, но да, - ответил Фоули. – Это может случиться через час, через день. Максимум, через двое суток. Темный Лорд никогда не поставит под угрозу здоровье и жизнь своего наследника, поэтому сейчас он как раз думает над тем, как бы поскорее разорвать эту связь между мальчиками. - Антонин, я не выдержу этого, - я начала шумно и быстро дышать. – Только не снова… Я не смогу потерять его опять…        Мой муж сжал моё плечо сильнее. - Что нужно сделать, чтобы спасти нашего сына? – упрямо спросил он. – Что для этого нужно? Любые средства, любые жертвы. Я готов отдать состояние, чтобы он остался жив. - Материальные ценности не столь важны, - тяжело вздохнул Фоули. – У меня есть одно предположение… Не знаю, доложили ли вам уже об этом… Но когда Астерион Лестрейндж поднял из гроба вашего сына, на многие мили вокруг прокатилась волна внезапных смертей. В основном животные, пожилые и больные магглы. Именно их жизненная сила помогла вернуть Эндрю. Возможно… Впрочем, я не вправе давать вам такой рецепт… - Говорите! – потребовал Антонин. - Все что угодно! Мы сделаем что угодно! – яростно выкрикнула я, вскакивая на ноги. – Мистер Фоули, как вы не понимаете? Это же мой сын, я готова жизнь за него отдать! Говорите, что нужно делать!        Фоули долго хмурился и протирал свои несчастные очки, собираясь с духом. Я уже хотела потребовать ответ вновь, когда он наконец-то заговорил. - Есть один ритуал… В глубокой древности он использовался, когда хотели вылечить умирающего человека.        Я затаила дыхание, на ощупь найдя руку Антонина и сжав её. Фоули сухо поджал губы и надел на нос очки, которые стали поблескивать в отсветах камина. - Человеческое жертвоприношение.