Из девочки в леди Долохову

       На следующее утро, открыв глаза, я почувствовала себя как после долгой болезни. Впервые за несколько дней на душе было легко, а тело не болело. Оказалось, что я проспала до полудня следующего дня, но зато полностью восстановилась.        Впрочем, про легкость на душе я бы не спешила ничего говорить. Не думайте, что смерть маггловских детей и убийство единорога я легко отнесла к необходимым жертвам и забыла про них. Увы, это было не так. На задворках сознания я уже начинала чувствовать вину, но по сравнению с болью и виной последних дней это было ничем. Видит Моргана, нет вещи страшнее, чем потеря ребёнка. После этого уже ничто не могло ранить меня или заставить страдать в полной мере.        Ещё до завтрака, наскоро одевшись, я выяснила у Полли, где Эндрю. Оказалось, что он временно занимает одну из гостевых спален. Антонин справедливо рассудил, что там ему будет спокойнее.        Едва услышав об этом, я поспешила туда со всех ног. День был непривычно солнечным, я чувствовала, что меня наполняет нечто очень сильное и светлое, и буквально летала. Как бы гнусно это не звучало после моих преступлений… Справедливости ради скажу, что как только детская энергия покинула меня, перекочевав к Эндрю через пару дней, моё состояние вернулось к тревожно-депрессивному.        Но в тот полдень я буквально парила на крыльях материнской любви. И когда я вошла в спальню, отведенную Эндрю, я была так счастлива, как никогда в жизни.        Рядом с нашим сыном в изголовье уже сидел Антонин, который негромко и вдумчиво что-то читал ему, показывая на картинки. Увидев меня, Эндрю обратил ко мне лицо без единой эмоции, что немало меня поразило. Раньше он всегда улыбался при виде меня.        Но я была рада и тому, что на его лице уже появился румянец, и вообще мальчик выглядел намного лучше, чем вчера. Я поспешила к нему, уселась рядом, и нежно-нежно обняла. - Доброе утро, - прошептал Антонин, целуя меня в висок. - Утро ещё никогда не было таким добрым, - промурлыкала я в ответ, зарываясь носом в мягкие кудряшки Эндрю. – Нужно спросить у доктора Фоули, можно ли купать Эндрю. Мне кажется, он не очень чистый… - Пока что можете проводить обтирания, - послышалось от дверей.        В комнату зашел целитель Фоули, что-то помешивая в небольшой керамической ступке. - Доброе утро, мадам, - почтительно поздоровался он. – Это просто прекрасно, что вы догадались взять рог единорога. Он поможет нам восстановить поврежденные кости и хрящи в рекордные сроки, не говоря уже о мягких тканях. Вам придется принять этот порошок, молодой человек. - Давайте мне, я помогу, - я забрала из руки Фоули ступку с маленькой ложечкой. – Можно растворить в воде? - Вполне, - кивнул Фоули.        Антонин уже взял стакан с прикроватной тумбочки. Я аккуратно ссыпала туда содержимое ступки и размешала. После заставила Эндрю выпить весь стакан, хотя он и морщил носик. Антонин утер его губы платком. - Ну вот. Теперь самое время вздремнуть пару часиков, чтобы силы поскорее восстановились, - обратился Фоули к Эндрю таким елейным голосом, словно это не он вчера отправил на заклание шесть младенцев. – Я тут пока что не нужен. В замке останется на какое-то время Гиббон. Он остановился у своего брата в заднем флигеле. Это талантливый молодой целитель, он знает, что делать. - Вы отправитесь в Цитадель? – догадалась я. – Астерион в порядке? - В полном, - ухмыльнулся пожилой целитель. – Знаете, потрясающее здоровье… Я наблюдаю его с рождения, и он ни разу не болел… Потрясающее здоровье…        И Фоули, весь в своих мыслях, удалился прочь. Я же опять вернула взгляд на лицо Эндрю и просто залюбовалась им. Антонин рядом со мной занимался тем же. Когда мы все же совладали с собой, мы уложили нашего мальчика вздремнуть. Настя пришла, чтобы посидеть с ним, хотя я и порывалась бдеть у постели сына. - Пэнси, тебе сейчас совсем не нужно сиднем при нём сидеть, - с нажимом проговорил Антонин. – Опасность миновала.        Я решила не спорить. Мы вышли из спальни, прикрыв за собой дверь, и я, не совладав с собой, кинулась на шею Антонину. - У нас получилось! – прошептала я, дрожа от восторга. – Мы это сделали! Мы спасли его! - Я сказал детям, что их брат просто впал в глубокий сон, и целители решили, что он мертв, - проговорил Антонин, обнимая меня в ответ. – И объяснил им, что он будет болеть какое-то время, но идёт на поправку. - О да, он поправится, - я почему-то засмеялась, а на глазах навернулись слёзы счастья. – Все теперь будет хорошо!        Не владея собой, я закружила Антонина в танце, то ли плача, то ли смеясь. Он не сопротивлялся, и терпеливо подождал, пока я успокоюсь. - Пэнси, не хочется омрачать твою радость, но есть ещё одно дело… - осторожно проговорил он. - О, теперь что угодно, - оптимистично заявила я. – Что нужно сделать? - Ты всё ещё ни разу не подошла к своей дочери, - припечатал Антонин. - Рогне… - начала было я. – Ах, Моргана… Я совсем забыла…        Настроение сразу ухудшилось. - Идём, Пэнси. Нужно это сделать, в конце концов, - тяжело вздохнул Антонин.       Он был прав. Я и так слишком долго тянула. Нужно было расставить все точки над «и».        Мы прошли по коридору, и Антонин толкнул дверь ещё одной гостевой, на время отведенной под девочку. Увидев колыбель, я нервно вздохнула. - Ну же, Пэнси, это не так страшно, - подтолкнул меня Антонин. – Не после того, что мы пережили…        Взяв себя в руки, я неспешно приблизилась к кроватке. В ней лежала крохотная девочка, глядя несмышленым взглядом в потолок. Намного меньше, чем была Рогнедав первые свои дни. Со светлым пушком на голове, с совсем серыми глазами, почти беленькая… Ничего от меня. - Она совсем светленькая, - мрачно проговорила я. - Ну, что ж плохого? Блондинки всегда имели успех, - хмыкнул Антонин.        Я вздрогнула, не понимая, хотел ли он меня уколоть, или сказал это просто так. - Ты не позаботился о том, чтобы подстроить гибель младенца. Теперь все знают, что ребёнок выжил. Будет подозрительно объявить о её смерти сейчас, - проговорила я, глядя на нечто маленькое и, казалось бы, совершенно чужеродное мне. - Было не до этого, - отозвался Антонин. - А что с той семьей? Они еще готовы взять её? – спросила я с деланным безразличием в голосе.        Девочка тихонько пискнула и зашлепала губами. - Её хотя бы кормили? О, молоко… У меня, кажется пропало молоко. Что не удивительно, при всех обстоятельствах. Надеюсь, её кормила не маггла. С чистотой её крови это преступно… А те люди не достойны всё-таки её воспитывать. Нет. Нужно, нужно найти других… Антонин, может, ещё не поздно? Мы сможем найти достаточно чистокровную семью, если немного повременим… - трещала я без умолку. - Пэнси… - тихо позвал мой муж. - Я не знаю теперь, что делать, - продолжала болтать я. – Раньше я не хотела её отдавать, а теперь…. Нет, сначала я вообще её не хотела, но ведь я сроднилась с ней за эти девять месяцев… Но теперь как будто и она виновата в том, что случилось… Она будет постоянно напоминать об… Нет, лучше сделать это скорее… - Пэнси, - опять позвал Антонин. - Нет, нет, я ничего не говорю. Всё будет так, как мы решили, - сбивчиво бормотала я, с болью и трепетом замечая, что у девочки мой вздернутый носик. – Так будет лучше для всех… - Пэнси, послушай меня, наконец, - Антонин мягко повернул меня к себе.        Я с тревогой вгляделась в его голубые глаза в окружении сеточки морщин. - Мы никому не отдадим нашу дочь.        Повисла гробовая тишина. Эти слова, произнесенные жестким и грубоватым голосом Антонина окончательно разделили мои отношения с мужем на до и после. - Ч-что? – выдохнула я, в неверии глядя в его лицо и пытаясь понять, не шутит ли он. - Я дам ей свою фамилию и никто никогда не узнает правды, - проговорил Антонин. – Она твоя кровь и плоть, значит, я уж как-нибудь попробую с ней свыкнуться. - Она всегда будет напоминать о том, что я сделала, - прошептала я едва слышно, опуская глаза.        Антонин приподнял моё лицо за подбородок. - Пусть лучше напоминает о том, как я тебя люблю, - так же тихо проговорил он. - Совсем беленькая, ни на кого из нас не похожая, - возразила я. - Скажем, что пошла в мою мать. - А если люди начнут говорить? - Значит, я заставлю их замолчать, - проговорил Антонин, проникновенно глядя мне в глаза.        Я всхлипнула, и сама прильнула к его губам долгим поцелуем, полным благодарности и нежности. По моим щекам текли слезы, и в кои-то веки это были слезы радости. - Нам нужно срочно выбрать имя, - напомнил Антонин, оторвавшись от меня. - Летиция, - выдохнула я. - Имя хорошее, значит – «счастливая». Я ещё Рогнеду думала так назвать…        Антонин подумал немного и махнул рукой. - А, пусть будет так, - согласился он. – Может, действительно принесёт ей счастье. С таким началом жизненного пути оно ей не помешает.        Так я обрела ещё одну дочь. Впрочем, как можно было заметить, я ещё сама не знала радоваться ли мне, или горевать. Слишком неоднозначным было моё отношение к Летиции с того самого момента, как я узнала о том, что беременна ею. И слишком долго я убеждала себя в том, что мне не нужен этот ребёнок и что я его отдам…        И все же на следующий день, когда в присутствии только членов семьи Антонин назвал девочку, её имя отобразилось в списке чистокровных волшебников и волшебниц, я изображала счастливую мать. А маленькая Летиция Долохова смотрела на меня своими малфоевскими серыми глазами, и мне всё казалось, что она-то всё знает и смеется надо мной. Но, полагаю, этот вздор, что промелькнул у меня в голове, был лишь последствием недавних переживаний. Впрочем, этот вздор не был лишен смысла. Мне и впрямь предстояло пройти множество испытаний, прежде, чем в нашей семье всё более-менее наладилось. Впереди были годы реабилитации Эндрю, мучительное принятие Летиции, мелкие домашние хлопоты и грандиозные дворцовые перевороты, забота о детях Лагерты и о тех несчастных сиротах, о которых я дала себе слово позаботиться. А ещё впереди было событие, которое совсем скоро пошатнет всю Магическую Британию, едва оправившуюся от войны.