Грани

      Гущин замотал головой, вскочил с кровати и опустился перед сидевшим в кресле командиром на колени. Ни одного нужного слова в голову не шло, поэтому он беспомощно посмотрел снизу вверх и произнёс одними губами:       – Я не… не это… – он хотел сказать «не врежу», но и эти слова не хотели выговариваться, поэтому Гущин улыбнулся виновато и немного глупо.       Кадык командира дёрнулся – он нервно сглотнул. Посмотрел Лёшке в глаза, пытаясь убедиться, что понял его лепет правильно. Неуверенно и неловко положил руки ему на плечи, вынуждая подвинуться ближе, наклонился, приложился губами к губам и замер, не решаясь продолжить. Гущин потёрся кончиком собственного носа о командирский, и эта нехитрая ласка сработала как спичка, которую поднесли к связке сухого хвороста.       Прикосновения обжигали через одежду, стук сердец отдавался в ушах шумом реактивного двигателя, поцелуи запускали горячую пульсацию в районе солнечного сплетения. Кресло, на самый край которого перебрался Зинченко, было довольно низким, и даже через плотную ткань форменных брюк он чувствовал, насколько возбуждён стоявший на коленях между его бёдрами Гущин. Ни один из них не решался начать по-настоящему раздевать партнёра, хотя Лёша почти сразу выпростал нижние края командирских рубашки и майки из-под ремня и теперь массировал напряжённую поясницу. Командир сорвался первым: с силой отодвинул Гущина и стал расстёгивать пуговицы на его рубашке. Гущин вскочил на ноги, нетерпеливо стянул рубашку вместе с майкой через голову и потянулся к рубашке Зинченко. Тот встал с кресла, чтобы Лёше было удобнее, но не прекратил рассеянно гладить горячие плечи. Расстегнув последнюю пуговицу, Гущин повернул командира спиной к себе и попытался стащить с него рубашку. Правая манжета застряла на запястье, рывок посильнее – и одна из пуговиц полетела в неизвестном направлении. Взяв руку Зинченко в свою, чтобы поцеловать натёртую манжетой кожу, Гущин внезапно замер.       – Что? – хрипло спросил командир, оборачиваясь, и тут же увидел, что Гущин не мигая смотрел на обручальное кольцо на его безымянном пальце.       – Чёрт, – с досадой выдохнул он и опустился в кресло.       Гущин сел на пол и, всё ещё не успев восстановить дыхание, ткнулся лбом в собственные колени.       – Не ждал я… вот этого, – угрюмо признался Зинченко.       – М? – встрепенулся Гущин и поднял голову.       – Если бы ждал, то… – он задумчиво повертел правой рукой в воздухе. – Хотя, может, и всё равно не решился бы. Слабый я человек.       – Вы?       – Ну а кто? – Зинченко переплёл пальцы рук и громко хрустнул суставами.       – Подождите… – сообразил Лёша. – Так вы меня поняли неправильно. Не ваше кольцо.       Командир посмотрел на него с недоумением.       – Я просто вспомнил. А вам не объяснил.       – Так сейчас объясни.       – Я утром сегодня… – он помолчал, собираясь с духом. – В общем, Саше кольцо подарил.       Зинченко молчал.       – Предложение сделал.       – И она согласилась, – с утвердительной интонацией уточнил командир.       – Нет. В смысле, не знаю. Подумать обещала.       Зинченко невесело усмехнулся. Гущин подполз ближе и приложился виском к его правому колену. Командир подался вперёд, его пальцы тяжело легли на плечо второго пилота и замерли. Говорить было не о чем.       – Одиннадцать почти, – вздохнул Зинченко и, бережно подвинув Гущина, встал. Подобрал с пола рубашку, надел, тщательно застегнул все пуговицы, кроме самой верхней, аккуратно заправил в брюки. Обнаружил отсутствие пуговицы на правой манжете, пошарил рукой в кресле.       – Пуговицу не видел?       Гущин сделал вид, что заглянул под кресло, и покачал головой.       – А и чёрт с ней, завтра всё равно другую рубашку надевать.       – Леонид Саввич! – голос совершенно потерянный. – А теперь что?       – А это уже от Саши твоей зависит. Ты почему мне раньше-то не сказал?       Лёша пожал плечами.       – А если бы сказал, то вы что бы сделали?       Теперь пожал плечами Зинченко.       – Удачи бы пожелал.       – Хорошо, значит, что не сказал.       Командир покачал головой.       – У тебя снотворное есть какое-нибудь или успокоительное?       – Угу.       – Прими.       – Угу.       – Спокойной ночи.       – И вам.       Когда дверь за командиром захлопнулась, Гущин ещё немного посидел на полу, потом встал и сразу увидел на покрывале крохотную белую пуговицу. Поднял её, повертел в руке, хотел было бросить в урну, но передумал, вытащил из внутреннего кармана кителя бумажник и определил кругляшок в отделение для мелочи.       Достал из несессера настойку пустырника, когда-то отданную ему всё тем же Зинченко, налил в стакан воды, отмерил капли, выпил. Почистил зубы, но душ принимать не стал, просто разделся и забрался под непривычно тонкое одеяло. Обхватил руками свободную подушку, потёрся о неё щекой и закрыл глаза. Немного поудивлялся тому, что вместо ожидаемого миллиона мыслей в голове оказалась всего лишь звенящая пустота, и вскоре уснул.

***

      – Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту «Шереметьево». Температура за бортом минус шестнадцать градусов Цельсия, московское время – одиннадцать часов двадцать одна минута, – равнодушно и чётко говорил Зинченко. Гущин смотрел на движение его губ и думал о том, что нужно как можно скорее позвонить Саше.       Из самолёта они вышли, как всегда, последними. У выхода стояла Саша, одетая в чёрные джинсы и объёмный и безупречно, слишком белый, чтобы казаться уютным, свитер крупной вязки c высоким горлом. Увидев Лёшу, она смущённо помахала ему рукой. На пальце блеснуло кольцо, и шедший немного впереди Зинченко сделал шаг в сторону, пропуская Гущина вперёд. Тот остановился и растерянно смотрел на Сашу, пока она не подошла к нему сама и не положила голову ему на грудь.       – Ты прав, нам стоит попробовать по-настоящему, – тихо сказала она. Он кивнул и погладил её по распущенным волосам.       – Я так понимаю, вас можно поздравить? – Зинченко вежливо улыбнулся.       – Да, – серьёзно подтвердила Саша.       – Да, – сглотнул Лёша.       Командир приобнял Сашу, поцеловал воздух возле её щеки, пожал Гущину руку и быстро попрощался.       – Давай только не будем большую свадьбу делать, Лёш, хорошо?       – Я только за.       – Небольшая церемония и отпуск.       Он рассеянно кивнул.       – Что-то случилось?       – Да нет, устал просто. Извини.       – Домой?       – Только сначала к отцу заеду, я там позавчера библиотеку разгромил, убрать надо.       – Так давай помогу, у меня всё равно выходной.       – Так пыльно же, свитер испачкаешь.       – Ну неужели у тебя старой футболки не найдётся? – рассмеялась Саша.       – Найдётся, конечно, – улыбнулся Гущин. – Идём. Сейчас только отцу позвоню, предупредить.