***
***
***
А Рыска знакомилась с замком и местными порядками, ей тут всё было в новинку. Её проводником и помощником в этом была Миранда. Иногда к ним присоединялась мать Алька. Изредка что-то рассказывал и показывал сам Альк. Та часть замка, в которой они жили, называлась жилая башня. Жилой она называлась потому, что в ней размещались все жилые помещения. В холодное время года отапливалась только она. Сейчас её пока не топили. Во всей жилой башне были очень толстые стены и маленькие окна, темновато, если честно. Исключение составляла только библиотека, у которой кроме окна наружу замка было ещё два, выходящих во внутренний двор. И за счёт этого естественное освещение было лучше. В особо холодные вечера затапливали камин. Камин располагался на втором этаже в общей зале, которая была центральным местом всей жилой башни и заодно служила столовой. Здесь вся семья собиралась на завтрак и ужин, которые всегда были в одно и то же время. Обед при необходимости разносили по комнатам. Столы заносили только на время трапезы, после сразу выносили. После ужина все члены семьи обычно оставались в общей зале, подсаживались поближе к камину и либо беседовали, либо занимались своими делами. Женщины часто что-нибудь вышивали или читали, мужчины, как правило, негромко разговаривали. Мебели в зале почти не было, только лавки вдоль стен, пара кресел да складные стулья. Хотя была там и диковинка — кресло-качалка. В нём у камина любил расположиться глава семейства. Красоту и особый дух помещения делала не мебель, а большой стенной камин, выложенный глазурованным кафелем и покрытые фресками стены и потолок. Над камином был выложен фамильный герб Хаскилей, тот самый, который был изображён на башне. Только здесь он был выложен кусочками цветного кафеля. Пол в зале тоже был выложен так, чтобы создавался общий для помещения рисунок. А также гобелены, щедро развешенные по стенам. Рыска, когда первый раз попала в общую залу, засмотрелась и восхитилась этой красотой. Но когда она поделилась своим восхищением с Альком, тот фыркнул и сказал, что гобелены нужны не столько для украшения, сколько для защиты от холода. Но Рыска всё равно каждый раз, когда бывала в зале, на них таращилась, ну интересно же и красиво. Потом Альк рассказал, что на гобеленах изображены сцены из саврянской мифологии. «Все двенадцать подвигов легендарного Герасика, мать специально подбирала», — с гордостью поведал саврянин. На втором этаже была ещё спальня хозяев замка, кабинет отца, библиотека. А на третьем располагались спальные палаты: Алька, гостевая, где сейчас жила Рыска, ещё одна пустующая гостевая, комната Миранды, рядом — Таша и совсем небольшая комнатка нянюшки. В украшении замка чувствовалась заботливая женская рука. Подобрано всё было со вкусом и изяществом, всё друг с другом сочеталось, создавая в каждом помещении свой стиль, свою атмосферу. В спальных палатах, в которых Рыска бывала, стены были обиты тканью, на Рыскин взгляд, очень дорогой, но во всех палатах узор и цвет ткани был разный. С цветом стен сочетались и цвет балдахина на кровати, подушек и покрывала на ней. На четвёртом, последнем этаже жила вся остальная прислуга. На первом этаже была кухня, когда Миранда показывала ей замок, то забежала и сюда, показав эту вотчину поваров и их помощников, на самом деле для Рыски это было самое привычное и понятное место, она бы с удовольствием там что-нибудь поделала. Наверное, поэтому Альк сказал, что нечего ей здесь делать, и строго-настрого запретил ей спускаться на кухню и чем-то там помогать. Хотя она и не собиралась, что ж она не понимает что ли. Ещё ниже были складские помещения, туда Рыска тоже не ходила. Ещё на первом этаже была та самая купальня. Альк показывал ей и внутренний двор замка. Ничего особенно интересного там не было. Посередине был колодец, из которого слуги таскали воду для нужд замковой жизни. Колодец был очень глубокий, Рыска заметила, как долго слугам приходилось крутить ворот, чтобы вытащить ведро воды. Во дворе были ещё коровники для скаковых коров, помещение для кареты и складские помещения. Рыска не удержалась и проведала их с Альком коров, не забыв посокрушаться про Милку. Уход за ними Рыску удовлетворил, слуги знали своё дело, и коровы выглядели холёными и довольными. Ещё во дворе были чаны, этакие каменные мешки, для сбора дождевой и талой воды. Оттуда бралась вода для купальни и других технических нужд. Альк ещё что-то рассказывал про качество воды и какие-то фильтры с песком и ещё чем-то. Зачем, она так и не поняла. Странные они какие-то эти мужчины, думают, что это может быть интересно. По поводу купальни, кстати, Рыска разочаровалась. Оказывается, мыться там каждый день было немыслимой роскошью даже для богатого аристократического семейства Хаскилей. Из-за дороговизны дров и экономии воды. Поэтому мылись здесь не чаще раза в неделю или две. Как рассказала Миранда, для обитателей других замков это ещё и очень часто. Да и воду после каждого человека не меняли, доливали пару вёдер горячей и всё. Ну по праздникам могли две заливки сделать. Поэтому Альк с Мирандой с детства привыкли бороться за то, кто первый купальню займёт. Рыска почти с ностальгией вспомнила родную веску, где недалеко от дома была река — купайся хоть каждый день. Да и пару вёдер нагреть не трудно, проблем с дровами не было, лес рядом. Здесь, правда, тоже была река и даже озеро, в километре от замка. Но мыться там благородным господам не пристало, это могли позволить себе только простолюдины. На озеро, кстати, Альк Рыску водил. Показывал прикормленных уток и лебедей. Они с ним птичек тоже покормили. Прогулка Рыске тогда понравилась. Замок находился на возвышенности, в заселённой долине. Вокруг замка располагались земли с крестьянами, принадлежащие Хаскилям. Заправлял землями и крестьянами управляющий, которого выбрала мать Алька. Контролировала управляющего тоже она. Вообще рука этой изящной женщины чувствовалась в замке всюду. В числе прочего, из окрестных крестьянских хозяйств к господскому столу ежедневно поставляли свежее молоко, фрукты, овощи и зелень всякую. Рыска уже почти привыкла есть эти непонятные салаты. Миранда уговорила Рыску, что это вкусно. Вообще, кормили здесь очень хорошо. Получше и разнообразнее, чем была еда у Сурка, и не сравнить с городскими кормильнями. Также Альк водил Рыску по галереям замка вне жилой башни, показал места, где любил бывать в детстве. За пределами жилой башни Рыска мало где бывала, и в основном только с Альком. Единственное помещение, где она бывала довольно часто и которое ей нравилось, это зал для балов, он так и назывался «бальный зал». Там окон было больше, и они сами были крупнее, поэтому днём там было достаточно светло. Там Рыска бывала с Альком. Этот зал молодой видун использовал для тренировок, с которых у него начиналось каждое утро. Девушка, привыкшая рано вставать и активно что-то делать, по утрам маялась без дела. Поэтому она в первое же утро напросилась с ним. Мужчина был не против и даже её пытался привлечь к тренировкам, но Рыска наотрез отказалась, ей, и когда она путницей была, не нравилось мечом махать, а теперь и подавно. Вот понаблюдать за Альком — дело другое. Заодно и поговорить можно. Тренировался он обычно с саблями и выкладывался по полной. Несмотря на то, что Альк сосредоточенно махал саблями, он умудрялся ещё вполне логично и вдумчиво отвечать на Рыскины вопросы. — А зачем ты сегодня во дворец едешь? — спрашивала девушка. — Со мной Шарес с Исенарой хотят поговорить, — завершив выпад и крутанув саблями, отвечал Альк. — Интересно, зачем ты им понадобился? — пополам с удивлением и любопытством спросила чернокосая. Сабли свистнули, рассекая воздух: — Я полагаю, они хотят дать нам небольшое поручение. — И ты догадываешься какое? — Ну я не могу, конечно, знать, что в головах у наших тсарей, но подозреваю, что, во-первых, они и дальше захотят иметь от нас информацию, потому что мы шляемся туда-сюда по тсарствам и к тому же в нашей небольшой компании есть представители обоих тсарств и… — тут Альк крутанулся на одной ноге на сто восемьдесят градусов, зарубив воображаемого противника сзади, — и, что немаловажно, они нам доверяют. А во-вторых, возможно, захотят ещё послушать моих безответственных советов, — он на мгновение остановился, обернулся к Рыске и улыбнулся. Потом видун продолжил серию движений, и сабли в его руках превратились в серебристое свистящее облако. — Ой, Альк, после того как ты так нагло с ними себя вёл, я вообще думала, что они не захотят с нами разговаривать. — Ты ошибаешься, — говорил Альк продолжая свои выпады. — Они от нас ждали совсем не вежливых ответов, что всё хорошо. Потому что информацию о том, что делается в их тсарствах и как их решения продвигаются, они в основном из ближайшего окружения получают и разнообразных отчётов. Они не могут, как мы, просто попутешествовать и посмотреть, как реально дела обстоят. Поэтому такие, как мы — независимые глаза и уши, им очень важны. — Но с советами ты всё равно переборщил. Альк только фыркнул. На следующий день Альк с ехидцей рассказал Рыске, что он с тсарями в числе прочего говорили про тот указ, который он обещал ей продвинуть. Посмеялся с её реакции. Ещё раз повторил, что тсари не боги, а обычные люди и помощь ценят. И что он не такой уж пустоголовый болтун, как она думает, его мнение и послушать тоже можно. У Алька были дела и помимо Рыски. Во дворце и не только, хотелось ещё навестить некоторых старых знакомых, вспомнить забытую жизнь в столице. Поэтому у Рыски появлялось свободное время, и, чтобы она не чувствовала себя одинокой и не сильно скучала в его отсутствие, Альк решил выписать девушке учителя по игре на гитаре (пусть порадуется, раз ей так нравится), учителя саврянского языка начального уровня, который заодно научит чтению и письму, и учителя танцев. Альк, конечно, и сам мог научить девушку танцевать, но пусть лучше этим займется профессионал. Учитель танцев должен был научить Рыску прилично танцевать до бала. Но с условием, что её партнёром, и на время обучения тоже, будет он — Альк. Учитель саврянского был нужен, прежде всего, для обучения письму. Печатный текст Рыска с помощью объяснений Алька и подаренной азбуки худо-бедно читала, а вот написанный от руки — вообще никак, а записки обычно пишутся от руки. Мало ли где пригодится записку или расписку прочитать. Для остальных пусть этот учитель называется «учителем изящной словесности» — так симпатичней звучит. То, что Рыска малограмотная весчанская девушка, Альк не то чтобы скрывал… хотя да, скрывал, чего уж там. Учителем саврянского была молодая саврянка. Рыске она понравилась, и они быстро нашли общий язык. И Алька она полностью устраивала. Занимались они с Рыской в библиотеке. Комната была небольшая, но сплошь уставленная книгами. Учительницу библиотека восхитила, как и Рыску. Учёная саврянка обнаружила там какие-то редкие ценные фолианты. И раз уж она называлась учителем изящной словесности — на самом деле она ей и была, преподавала этот предмет в Брбржистском университете, обучая Рыску грамоте, понемножку знакомила её с известными образцами саврянской и ринтарской литературы. Выбирая в качестве примеров поэзию и прозу небольшие по объёму, но интересные и не очень сложные. Рыска занималась с удовольствием, особо увлекаясь фольклором, но не оставляла при этом без внимания и остальное. В принципе, Рыска впервые начала знакомиться с такой формой литературы, как поэзия (если не считать, конечно, песен. Но те песни, которые пели в веске, это всё-таки другое), и ей понравилось. Были необычны и не всегда понятны все эти метафоры и ассоциации, но совершенно непонятным образом они брали за душу, будили воображение, рождали чувства и заставляли задумываться о том, что раньше не приходило в голову. К примеру, автор о каких-то пустяках пишет вроде одуванчика у забора и прочих мелочах, а так душевно получается. И с помощью этих мелочей и ещё чего-то непонятного, у автора получается поговорить о чём-то очень важном. В общем, это такое очень сильное колдунство, считала Рыска, почище путничьего дара. Конечно, с поэзией они знакомились на ринтарском, на саврянском для Рыски было сложновато. Упоминались и большие трактаты, Рыска с интересом слушала краткий пересказ их в исполнении молодой саврянки. А в свободное время с удовольствием читала «Сказания и мифы древней Саврии», красочно оформленную с золотым тиснением книгу, которую она обнаружила в библиотеке Хаскилей. И хотя она была на саврянском, Рыска её понимала, лишь в некоторых случаях уточняя у своей учительницы или Алька незнакомые слова и смысл особо трудных оборотов речи. А вот учителем игры на гитаре был моложавый менестрель. Альк был очень раздосадован, что не удалось найти женщину. Поэтому он предварительно поговорил с менестрелем и в жёсткой форме предупредил, чтобы тот ничего лишнего в отношении ученицы себе не позволял. И даже поприсутствовал на половине первого урока, ревниво наблюдая, всё ли там нормально, убедился, что все ведут себя порядочно и благопристойно, вздохнул и удалился. Обучение танцам проходило в «бальном зале». К удивлению Рыски, танцевали они не под музыку, а под счёт. У каждого танца он был свой. Как у этих благородных всё запутано! Альк был хорошим партнёром, знающим и умелым. А так как ведёт всегда партнёр, то Рыске, прежде всего, надо было позволять себя вести, угадывая движения и следуя подсказкам партнёра. Когда она в общих чертах выучила рисунок танца, ей стало проще это делать, она расслабилась и начала обращать внимание на детали. А учитель начал её хвалить. И тогда Рыска почувствовала, что танцевать с Альком ей нравится. Он такой сильный, надёжный, уверенный. Тогда в замке «полтора клинка», она этого не чувствовала, потому что была скована страхом и мыслями, что у неё ничего не получится. А сейчас, только в танце можно представить себе шальную мысль, что он её… «не просто друг», только её. И прочувствовать эту мысль. Эх, танцевала бы и танцевала. Молодая учительница иногда задавала Рыске читать вслух, особенно часто стихи. У Рыски получалось это делать с выражением и почти также захватывающе, как рассказывать сказки. — У тебя настоящий талант чтеца, — восхищённо говорила учительница своей ученице. И как-то само собой получилось, что Рыска однажды предложила новой подруге Миранде почитать Ташу сказку. Таш тогда раскапризничался, не хотел идти спать, а Рыска предложила, если он пойдёт без капризов, то она почитает ему сказку или какую-нибудь историю. Таш выбрал сказку. И через несколько щепок Миранда вместе с Ташем с огромным интересом внимали сказочнице. Таш был в восторге. На следующий день, точнее вечер, во время посиделок у камина, он начал просить тётю Рыску — почитать. Мира поддержала. Они отсели, чтобы не мешать, и Рыска негромко начала читать, через некоторое время к их небольшому кружку присоединилась мать Алька, а потом и сам Альк. Так и повелось. А потихоньку юная сказочница научилась не только читать саврянские сказки, но и без книжки кое-что рассказывать. Мать осторожно, но благосклонно присматривалась к молодой ринтарке, не разделяя неприязненного отношения к ней своего мужа. Она очень хотела, чтобы Альк женился — да хоть на ком-нибудь. А Рыска была доброй, милой и нравилась Альку. Да и понянчить внуков тоже хотелось. Конечно, у неё уже был Таш, но и от Алька хотелось. И вообще она просто желала счастья сыну. Она гораздо лучше мужа знала и понимала Алька, его резкий и независимый характер. И была уверена, что с его норовом женитьба для Алька было делом непростым. Попробуй пригладь этого колючего ёжика и сделай так, чтобы он захотел убрать свои иголки. А девушке, похоже, это удалось.***
Так и прошло пять недель. Альк частенько ездил во дворец, где он разговаривал с Исенарой и Шаресом, что-то обсуждал. На вопросы Рыски и отца лишь отшучивался. Рыска успешно занималась с учителями. И с увлечением сама. Кроме чтения её увлекала игра на гитаре. Кстати, на ставшие традиционными совместные утренние тренировки Алька, девушка часто брала с собой гитару. И пока белокосый тренировался с саблями, девушка тренировалась с гитарой. И против ожидания Алька, получалось у неё очень даже неплохо. У чернокосой сказительницы оказался музыкальный слух, а интерес и желание освоить инструмент никуда не делись, и от трудностей не пропали. Поэтому на оттачивание навыков, она не жалела времени и пальцев, даже слегка забрав его от вышивания. А вышивала она Альку кошель, на поясе который носят, такие у них многие мужчины носили, она видела. Решила сделать своему белокосому маленький, дружеский подарок. Удобная вещь, туда если не деньги, то разную мелочь можно положить, да хоть даже и крысюка, (а то он из-за пазухи вон как за живот Алька цапнул). Материю на кошель и нитки для вышивания девушка попросила у Миры. Изделие она уже раскроила, разрезала, сейчас на одной стороне вышивала рисунок, авось Альку понравится. Старалась делать это незаметно от него, чтоб раньше времени не обрадовался. Так как хозяйством она больше не занималась, то со всем жаром занималась, вот, всем этим. А вот к необходимости использовать слуг она так и не привыкла, испытывая неудобство всякий раз, когда они делали за неё то, что она и сама прекрасно могла сделать. В один из дней Альк сказал Рыске, что завтра во дворце его ждут вместе с ней. Зачем — не знает. … Шарес и Исенара приветливо, как со старыми знакомыми, с ними поздоровались. Потом они объяснили Альку с Рыской задание: во время путешествия от одной столицы до другой пусть путешественники займутся информированием населения, там, где посчитают нужным, и заодно проверят работу наместников. Потом были выданы тсарские грамоты, дающие соответствующие полномочия, сделаны уточнения и указания. И когда с этой частью было закончено, Исенара начала говорить на неожиданную для Рыски тему. — Я считаю, что смешанные браки среди знати укрепят нашу позицию и облегчат воссоединение тсарств, — осторожно начала она. Но Альк не дал ей развернуть тему, сразу поняв куда тсаревна клонит: — Да, ваше высочество, Вы, конечно, правы. Но наш с Рыской брак к таким не относится. Ведь Рыска обычная весчанка и к ринтарской знати никак не относится. Поэтому наш с Рыской брак вам мало чем поможет. Тсарь и Исенара переглянулись, потом она свела на переносице брови и в помещении на время повисло задумчивое молчание, затем Шарес чуть заметно кивнул и Исенара озвучила: — Ладно, пока не будем торопить события, мы подумаем, что с этим можно сделать. — Не будем вас задерживать и через пять дней ждём вас на балу, — сказал Шарес. — Благодарим, это большая честь для нас. Саврянин и ринтарка откланялись и вышли. Потом до приезда в замок они ни на минуту не оставались одни. Рыска была какая-то задумчивая. Когда приехали и Альк с Рыской, наконец то, оказались наедине, Рыска спросила. — Альк! А это они на что намекали, когда о смешанных браках говорили? Альк широко улыбнулся: — А это они о том, что ты своим замужеством со мной могла бы поспособствовать успехам саврянско-ринтарской дипломатии и делу успешного объединения и ассимиляции наших тсарств. Рыска ошалевшими глазами уставилась на Алька. — Расслабься, это если бы ты была из какого-нибудь знатного ринтарского рода. Правда, при этом и твоего согласия бы не очень спрашивали. Так что тут палка о двух концах. Зато сейчас без твоего согласия никто ничего делать не будет. Рыске очень захотелось сказать, что она вообще-то согласная, но она не была уверена, что это будет к месту и могут ли приличные девушки позволить себе подобные высказывания. Нет, наверное, но что-то она уже сомневалась, что она приличная. Она уже собралась сжать зубы и промолчать, но почувствовала, что это будет как-то нехорошо, неправильно. — Альк. — Да. — Я давно хотела сказать, но не решалась, да я и сейчас не уверена, что это стоит говорить. Но… — она зажмурила глаза и выпалила. — Я тебя люблю! — и добавила уже тише. — Без всякой дипломатии. Сама по себе. Несмотря на то, что Альк этого признания ждал, оно всё равно застало его врасплох. Он шагнул к девушке, обнял её, погладил по волосам и хотел поцеловать, собираясь приласкать, успокоить, и даже — (а ну его этот план) — сказать, что он её тоже любит. Но тут девушка напряглась, увернулась от поцелуя, отстранилась от его рук и собиралась что-то сказать. Но Альк её опередил, сказав почему-то совсем не то, что собирался, а ехидное: «Но до свадьбы ни-ни!». — Кто о чём, а ты, как обычно, об этом! — с обидой выкрикнула Рыска, развернулась и убежала. Зачем он это сказал, Альк и сам не смог бы объяснить… Характер! Больше они к этому разговору не возвращались.***
Кшиштофа Хаскиля сейчас больше, чем карьера сына, беспокоила ринтарская полукровка, которую блудный сын притащил с собой. Тёртый калач в дворцовых интригах, он сразу почувствовал, что Алька связывает с черноволосой девушкой не только долг. А после того, как любимый сын на выданные ему деньги накупил ей одежды и нанял учителей, потратив на неё гораздо больше, чем на себя, это стало особенно очевидно. Вдруг ещё жениться надумает этот оглоухий вредный любитель отстаивать свой выбор, и, как оказалось, любитель молоденьких девушек… Спортит породу, балбес скудоумный! Ринтарцев Кшиштоф Хаскиль недолюбливал несмотря на то, что ему приходилось часто иметь с ними дело. И в делах он относился к ним вполне толерантно, по-деловому. Но дела делами, а чтобы в святая святых — семью- привести, и тем более свою драгоценную фамилию дать! Ни в коем случае! Да ещё и внуки полукровки, фу. И вся чистокровность к Сашию. Это, не говоря, о неблагородном происхождении девушки. Все благородные… ну, достаточно благородные, ринтарские роды он знал наперечёт и ни к оному из них Рыска не принадлежала. Да и с чего бы благородной ринтарке таскаться на корове по трактам и дорогам обеих тсарств, как простой оборванке. Ладно, его сын, а она то что? Не от хорошей жизни увязалась за ним. Нищенка приблудная! Ну может и не нищенка, это он погорячился, но всё равно не ровня она его сыну. Не ровня! Но после разговора про карьеру посла старший Хаскиль понял, что с сыном об этом разговаривать бесполезно, опять в бутылку полезет, назло всё сделает, ещё и из дому уйдёт, разорвав все связи и спалив за собой мосты. Опыт же есть. Нет, надо через девушку действовать, она наивная глупышка, не знающая интриг. Надо выбрать подходящее время и поговорить с ней, и он уже знал, о чём.***
Когда дела во дворце закончились, у Алька освободилось время, и нужно было кое-что сделать. Милку то, они по пути туда так и не забрали. Рыска уже несколько раз напоминала про неё. Того и гляди сама рванёт за коровой, не дождавшись его. С неё станется. В общем-то затягивать с этим сильно нельзя, а то ещё правда, на мясо пустят, Рыска тогда точно не простит. Уж лучше он сам съездит и заберёт её, пока время есть, как раз до бала успеет. Вот завтра и поедет. А Рыска в это время пусть в замке побудет. Так спокойнее. К тому же, у неё занятия проплачены. Альк вспомнил картину вчерашнего вечера: семья расположилась у камина вокруг Рыски, только отец в стороне. Все, затаив дыхание, слушают, как Рыска читает очередную легенду. Даже отец слушает, хоть и не подаёт виду. Прямо семейная идиллия, да и только. Конечно, ей в замке лучше, её никто не обижает, она вполне вписалась в здешнюю жизнь, сестра ей вообще откровенно рада. А если с ним поедет, так только дольше будет, да вдруг ещё куда-нибудь свалится, ногу подвернёт, перед балом не хотелось бы. Пусть в замке обживается. Решение было принято, и, не откладывая его в долгий ящик, Альк стал собираться в путь. Да, нехорошо как-то с тем разговором с Рыской получилось, но извиняться он не собирался. А что она такая обидчивая. И вообще, менять планы он уже передумал. Вот вернётся, потом бал, вот после бала и сделает, и скажет всё, что собирался, поставив все точки над «ё». Дар тревожно ворохнулся в душе, о чём-то предупреждая. Что-то не критичное и неясное, просто не очень хорошее предчувствие возможных неприятностей. Он даже не мог понять. Это про него? Про Рыску? или про кого-то другого? Обычно он на такое плевал, но сейчас решил перестраховаться. Если это про него, то он справится, ерунда. Если это про Рыску, то здесь он предполагал неприятности только от её неожиданных решений и поступков. Главное, чтобы ничего не надумала, пока его не будет. Поэтому, он решил с ней поговорить.***
… — Не волнуйся, я твою Милку заберу и приеду. У меня одного это быстрее получится. Двух дней не пройдёт. Насчёт тебя я всех предупрежу. К тому же, тебе завтра на примерку платья, — уговаривал Рыску Альк, которая, услышав о Милке, навострилась было с ним. — А как же я одна на примерку? Я ж в этих платьях ничего не понимаю. — С Мирой сходишь. А ещё у тебя занятия, и по изящной словесности, и на гитаре. — Ну, ладно, — подумав, рассудила Рыска, может, так и правда лучше, если Альк настаивает. И вообще, она девушка самостоятельная, ненавязчивая, пару дней может и без Алька прожить. Обида за прошлый разговор всколыхнулась у девушки в душе. — Езжай! Счастливого пути! — Рысь, только пообещай мне одну вещь, — Альк внимательно посмотрел в жёлто-зелёные глаза. — Ты ничего неожиданного не будешь предпринимать, пока я не приеду. Хорошо? — Хорошо, — удивлённо ответила девушка. Она вообще-то и не собиралась. — Если ты себе вдруг что-то надумаешь, то ты дождёшься меня. Обязательно дождёшься меня. Мы поговорим и уже вместе решим, что делать. Обещаешь? — Обещаю. С утра собравшись, Альк всех предупредил, что уезжает по делам на пару дней, а Рыска остаётся пока в замке. Странно, мимоходом отметил Альк, отец даже не пристал с расспросами, куда и зачем он едет. Альк, конечно, не ответил бы, но всё равно это было странно. Но Альк не стал заморачиваться и тут же выкинул это из головы. Он выбрал самую резвую корову, оседлал её и уже сидя на ней, обернулся напоследок на замок и наподдав животинке под рёбра, выехал в открытые уже ворота.***
Выждав две лучины после отъезда сына, Кшиштоф Хаскиль направился в Рыскину комнату. Рыска в это время задумалась об Альке и своей жизни. В итоге постепенно от Алька перешла к размышлениям о замке и жизни в нём. Она думала о том: «Смогла, а точнее, хотела бы она жить в замке?» Она склонялась к мысли, что нет, не хотела бы. Не её это. Сначала её замок впечатлил и очень понравился. Поразила роскошь, богатое, со вкусом подобранное убранство, отделка помещений. Действительно превосходная купальня … множество приспособлений, и приятных мелочей, о которых Рыска раньше не знала и даже не догадывалась. (например, разные благовония и притирания, щипцы для завивки и многое другое) Очень понравились и посиделки перед камином. Но очень быстро она обратила внимание и на то, что ей не нравилось. Ей сразу бросилась в глаза, что в замке было слегка темновато. В небольшие окна в толстенных стенах попадало не много света, даже в полдень. И воздух там всё время был какой-то спёртый, сырой и промозглый. А уж запах, да кхм, кхм, то же мне, благородные аристократы, «голубая кровь» и эти ночные вазы … А ещё ограничения в возможности принять ванну. Ну да, не было у неё в детстве никакой ванны, но зато была бочка и если работу свою переделала, то мойся хоть каждый день. Не говоря уже о речке, которая не перемерзала даже зимой. И ночных ваз у неё никогда не было, как и запаха от них. В общем были в жизни в замке и свои плюсы, и свои минусы. Да и вообще, она хотела бы быть хозяйкой в своём доме, а то, что замок всегда останется чужой вотчиной, это понятно. Пожалуй, её сердцу был бы милей домик у озера. Её нехитрые размышления прервал тихий стук в дверь и вкрадчивый голос посла. — Здравствуйте, милая девушка! — ласково на саврянском обратился к Рыске отец Алька. Девушка неожиданно выдернутая из своих мыслей, ещё раз отметила, насколько похожи у них с Альком голоса. Старший Хаскиль производил на неё странное впечатление, к тому же она никак не могла определиться в его отношении к ней. — Я хотел бы с вами поговорить. Вы же не против? — Конечно. Я в вашем распоряжении, и внимательно вас слушаю, — вежливо, как её учил Альк, ответила Рыска. Постаравшись не показать сильного удивления от этой внезапной и прямо скажем неожиданной потребности пообщаться с ней у старшего Хаскиля. — А вы надолго собираетесь у нас задержаться? — начал тот. Обычный, даже вежливый вопрос, но Рыске послышалось в нём «А не пора ли вам уже сваливать?» или более вежливый вариант «А не загостились ли вы?». Рыска пожала плечами и ответила в тон: — У Алька тут ещё какие-то дела, как переделает, так и уедем. — А Альк разве собирается с вами? — поднял брови посол. — Да… Собирался, — уже настороженно ответила девушка. — А зачем? — невинно добил старший Хаскиль. Девушка сначала опешила. Как это зачем? — Ну как же… — начала Рыска, уже подумав, может, она как-то неправильно переводит, может, у этого вопроса есть какой-то другой смысл, настолько странным он ей сначала показался. Потом смутилась, сама задумавшись «А действительно, зачем?». Она просто этого очень хотела и обрадовалась, что не придётся расставаться, а зачем это нужно Альку, она не знала. Как-то даже не подумала. И почему он, собственно, у неё это спрашивает? — А вы… у него самого и спросите, — попыталась восстановить пошатнувшееся самообладание Рыска. Вспоминая, как Альк учил её разговаривать в сложных ситуациях, не мямлить, не оправдываться и не терять уверенности. — Милая девушка, да вы не волнуйтесь. Вам не надо меня бояться. Я вам добра желаю. Вам, наверное, трудно говорить на чужом языке, ведь вы его не очень хорошо знаете. Давайте перейдём на ваш родной язык, — добавив мёда в голос, сказал заботливый Хаскиль на ринтарском. Рыска кивнула. — Вы ведь любите Алька? Правда? — в лоб спросил старший Хаскиль то, сокровенное, о чём так непросто говорить и с самим Альком, а с его отцом она это вообще не собиралась обсуждать. Рыска сглотнула вставший в горле ком и, явно волнуясь, и начав теребить в пальцах кончик длинной, только что заплетённой косы, сказала: — Я не понимаю, а при чём здесь… Рыска не успела договорить. — Милая девушка, вы, конечно, юная, симпатичная, славная, и я вас не в чём не упрекаю. Лично мне вы глубоко симпатичны. Вы вполне достойны любви. Поэтому, пожалуйста, не истолкуйте в дурную сторону то, что я вам скажу. Я вижу, вы искренне привязаны к моему сыну. Вы сможете внимательно меня выслушать и правильно понять то, что я собираюсь сказать, — старший Хаскиль сделал паузу, проникновенно глядя в глаза девушке, излучая отеческую заботу и вселенскую любовь. Рыска настороженно замерла, она не помнила, чтобы он так на неё раньше смотрел, ни одного раза не помнила. Обычно испытующе, изучающе, равнодушно, редко когда улыбался и почти никогда не разговаривал, был вежлив, но не более того. А тут вдруг. К чему бы это? — Я знаю, вы замечательная девушка и очень много сделали для моего сына, и я вам искренне благодарен. Альк тоже вам чрезвычайно благодарен. А Альк, он же у нас такой… благородный, склонный к самопожертвованию. Вы со мной согласны? Рыска опять кивнула. — Вы многое для него сделали, он многим вам обязан. Чувствуя к вам огромную признательность, он хочет вас достойно вознаградить. Возможно, да нет, точно, он считает, что деньги — это слишком мало, чтобы вас отблагодарить, и может захотеть жениться на вас из обострённого чувства долга. Понимаете, только из чувства долга. Он, возможно, думает, что очень красиво и благородно будет на вас жениться. И что после того, что вы вместе пережили, он обязан это сделать. А бросить вызов обществу, это всегда было в его стиле. А то, что это может сломать его жизнь, он не думает. Кшиштоф Хаскиль вздохнул. — Поймите, дитя моё, — посол постарался как можно ласковей посмотреть на Рыску. — Вы с Альком совсем не пара. Вы же сами это понимаете? Ведь понимаете? — Я знаю, что мы не пара. И он мне о таком своём намерении не говорил. Если бы собирался, уже бы давно сказал, — с промелькнувшей обидой в голосе начала отвечать Рыска. — Дитя моё, вы его просто мало знаете, он может вам и не сказать до последнего момента, сам что-то решив. Он сам из-за неверно понятой порядочности и гипертрофированного чувства долга вас не бросит. Он считает, что честь и достоинство обязывают его жениться на вас. Я вижу, вы честная, добрая девушка, и ваше сердце способно на великодушие, незнакомое многим другим женщинам. Вы же не примете эту жертву?! Рыска молчала, о чём-то думая. — Поймите только, милое дитя, — продолжил Хаскиль, — что жизнь ставит иногда нашему сердцу суровые задачи, но их нужно выполнять… Понимаете, Альк — он прямой потомок родовитой саврянской знати, получивший лучшее образование для его круга, ещё до Пристани. У него блестящие перспективы, карьера, положение в обществе. А вы, конечно, милая, добрая, мне лично глубоко симпатичная, но простите великодушно, рискну предположить, что дочь какого-нибудь купца средней руки? Рыска в ответ неопределённо повела плечом: — Сейчас я сирота, — тихо ответила Рыска и сжалась, подумав, что она не просто из недостаточно знатной ринтарской семьи купца, а вообще малограмотная весчанка из окраинной, богом забытой вески, батрачка, случайный приплод войны. С которой Альк познакомился только волей случая. И если бы не этот случай и крайняя необходимость, то ведь, даже встретившись, он бы никогда не обратил на неё внимания. Кшиштоф Хаскиль приблизился к Рыске, взял обе её руки и сказал голосом полным сочувствия: — Понятно. Бедное дитя! Как я вам сочувствую. Простите, если сделал вам больно. Рыска ещё раз дёрнула плечом. — Ничего, — чуть слышно сказала она. Немного помолчали. — Но тем более понятны мотивы Алька. Он вас жалеет. Вы сирота — одна во всём мире, столь юная, трогательная. Нормальное инстинктивное желание у мужчины защищать и оберегать, — продолжил Хаскиль своё чёрное дело. — Но поймите, Вы ему не ровня. Ну какое-то образование вы, конечно, получили, это заметно, но это не сравнится с Альком, вы же понимаете. Вы из разных миров, вы не нашего круга. Разница между ним и вами огромна и непреодолима, вы в этом не виноваты, но это ничего не меняет, — продолжал старший Хаскиль. — К тому же, ваш брак перечеркнёт Альку будущее. Его возможную карьеру, положение в обществе, перспективы. Его дети тоже не смогут иметь ни того положения в обществе, ни перспектив, когда б он женился на ровне. Отеческая манера разговора, взятая старшим Хаскилем — это было то, чего Рыска была лишена в детстве, но неосознанно хотела — так располагала слушать и слушаться. — Не поймите меня превратно. Вы, конечно, девушка симпатичная, милая, вполне достойная любви, и на первое время вам этого и воспоминаний о ваших приключениях хватит. Но через какое-то время вам даже не о чем будет разговаривать, у вас разные интересы, образование, мечты, принципы. И ему станет скучно. Вы же даже неспособны его понять. После возраста, когда господствуют страсти, наступает другой возраст, когда человек должен занять серьёзное положение в обществе, должен заслужить уважение. И у моего сына всё это будет, если он не наделает глупостей. А ваш брак всё это разрушит, сломает карьеру, лишит уважения и положения в обществе, уничтожит перспективы. Люди его круга будут его чураться. Он вам, возможно, ничего этого не скажет, но со временем всё это сделает несчастным и его, и вас. Наступит когда-нибудь день упреков и сожаления, будьте уверены, что для вас этот день настанет, и вы оба окажетесь скованными цепью, которую не сумеете порвать. Что вы будете тогда делать? Ваша молодость будет потеряна, будущее моего сына разрушено. И моё сердце тоже будет разорвано оттого, что я знал, чем это кончится, и не смог предостеречь, остановить. В конце концов вы друг друга возненавидите. Вы же этого не хотите? Вы же не хотите сделать вашего любимого несчастным? Рыске казалось, что он говорит очень искренне, и внезапно стало так обидно, аж слезы защипали глаза, просясь наружу, но она взяла себя в руки. — А теперь, мадемуазель, я попытаюсь не упреками и угрозами, а просьбами добиться от вас жертвы, превышающей все другие жертвы, которые вы до сих пор приносили моему сыну. Рыска напряглась при этом предисловии, в предчувствии чего-то ужасного. — Вы любите Алька, так докажите это ему единственным способом, который вам остаётся: пожертвуйте ради его будущего вашей сегодняшней любовью. Если вы его любите! Если вы хотите ему счастья! Уезжайте! Уезжайте сейчас, не дожидаясь его возвращения! Уехав, он дал вам эту возможность. Я дам вам сто золотых, даже сто пятьдесят. Вы умная, сильная, красивая, вы сможете сами без Алька построить свою жизнь, у вас будет своё дело, свой дом, своя семья, и вы никого не сделаете несчастным. Вы сможете, я в вас верю. Когда вы заведёте свою семью, вы забудете Алька, я уверен. Рыска давно уже находилась в задумчивости, внимательно слушая отца своего любимого. Девушка про себя молча плакала перед всеми этими доводами. Сейчас в ней боролись две её сущности, как бы споря друг с другом: одна, самоедская, склонная к самопожертвованию, соглашалась с отцом Алька, со всеми этими доводами, которые она сама себе часто приводила и которые в устах его отца получали еще большую определенность; другая, осторожная и практичная, говорила о том, что правильней будет сначала поговорить с Альком и с ним вместе всё решить. Тем более она обещала Альку до его приезда ничего не предпринимать. И это последнее оказалось решающим. То, что его отец ей сказал, и то, чего он не знал, как бы она ни оправдывалась, — справедливо. И её происхождение не даёт ей права мечтать о семейном счастье с Альком. Но уехать сейчас?! Вот так?! Не увидевшись, не поговорив, не попрощавшись. Взять деньги и позорно бежать, как вор какой-то. Наплевав на обещание, да и на него самого. Нет, она не готова это сделать. Неправильно это! Острота момента обостряла чувства. И всё воспринималось немного не так, как в спокойной обстановке. И, как ни странно, обещание, данное Альку, не без труда, но заставило умолкнуть возражения другой стороны. И после продолжительного молчания Рыска выдала: — Может, вы и правы, но я обещала Альку его дождаться. Я считаю неправильным как вор убегать от него, не попрощавшись. Он вернётся, тогда я ему всё скажу и уеду. Но этот вариант Кшиштофа Хаскиля совсем не устраивал. Как только Альк узнает о подобном разговоре, ещё и произошедшем за его спиной, тут даже видуном быть не надо, понятно, что психанёт и опять уйдёт из дома, ищи его тогда, а своё дурное дело таки сделает, из принципа, чтоб отцу досадить. — Ах, милая девушка, видите ли, дело в том, что с Альком нельзя разговаривать на эту тему. Ему вообще не надо знать о нашем разговоре. Когда что-то говоришь ему поперёк того, что он задумал, он будет настаивать из чистого упрямства. Он хочет, чтобы всё было по его. Он любит, чтобы его решение было только его решением, и не выносит никакого давления. Доводы разума тут бессильны. Это только разозлит его и ещё больше заведёт, и разожжёт желание сделать именно так, как не надо, из принципа. А когда он увидит, что вас нет, он, конечно, удивится, разозлится, попытается найти, а потом поймёт, что так лучше, и будет строить свою жизнь, с людьми своего круга. А если вы останетесь, то он будет тащить этот крест до конца жизни. Уезжайте! Сделайте это ради него. Вы же хотите ему счастья? — Да, то есть нет, — ответила Рыска со свойственным ей упрямством. — В смысле счастья ему хочу, но не уеду. — Вопрос был для неё решённым, по крайней мере, вот прямо сейчас она никуда не поедет. И рукой махнула резко и коротко, как бы перечёркивая. — Пока я не поговорю с Альком, я никуда не уеду. Я обещала Альку ничего не предпринимать без него, и я его дождусь! К тому же, я думаю, что вы ошибаетесь по поводу его намерений в отношении меня. О таком важном решении он бы обязательно мне сказал, не вижу причин, помешавших бы ему это сделать. — Вы ошибаетесь. Он на вас смотрит не просто как на друга, со стороны виднее. Рыска только упрямо мотнула головой. «Вот же, упрямая ослица!» — с досадой подумал старший Хаскиль. Но сказал, естественно, совсем другое: — Вы молоды, красивы, жизнь вас утешит. У вас благородное сердце, и воспоминание о хорошем поступке поддержит вас в трудную минуту. Но Рыска уже приняла решение, и те, кто её знал, поняли бы, что спорить бесполезно. Они ещё немного поспорили, но Хаскиль видел, что проигрывает. И, наверное, от отчаяния посол решил попробовать подключить ещё финансовый аргумент. И тут же понял, что это было его ошибкой. Рыска, оскорблённо дёрнув носом, заявила: — Можете вообще ничего не платить, я за златы друзей не продаю! Кшиштоф понял, что этот раунд он проиграл, ему оставалось только ретироваться с минимальными потерями. — Я был искренен с вами. Могу я надеяться, что вы выполните мою просьбу? Ничего не говорите Альку о нашем разговоре. И вообще в силу того, что я говорил до этого, не стоит заводить разговоры на эту тему. Кшиштоф взял с Рыски слово ничего не говорить Альку об их разговоре. А также уговорил её, что не надо говорить с Альком на эту тему, а просто надо самой обо всём ещё раз подумать. На том и разошлись. И вроде всё у неё получилось, ей удалось выстоять в этом нелёгком споре. Она не поддалась на уговоры старшего Хаскиля, вот только не было у неё уверенности, что она поступила правильно. Вроде всё осталось по-прежнему, она ждёт Алька и, как и обещала, ничего ему о разговоре не расскажет, как будто и не было ничего, их планы не изменились, но… Что-то неуловимо изменилось после этого разговора, и их отношения уже не могли остаться прежними.***