***
На следующий день после бала Рыска, безумно красивая, в платье, в котором была на балу, только с безбожно затянутым Альком корсетом, едва вдыхая, стояла вместе с Альком посредине большого зала в замке Хаскилей. Волосы девушки были красиво уложены. Мира ещё и подкрутила несколько прядок, как будто случайно выбивающихся из причёски. После мытья со всякими Мириными штучками волосы стали мягче и приобрели особый блеск. Альк тоже приоделся и они вместе смотрелись — хоть картину пиши. Может с них, действительно, будут сейчас картину писать, может они для того и нарядились, размышляла Рыска. А что? В этой их выставке картин, Альк только в детском, ну подростковом возрасте присутствует, а сейчас он уже мужчина в самом расцвете сил. Как раз для портрета. Вон и вся остальная семья собралась, даже Таш и нянюшка пришли. Семейный такой портрет намечается. Только зачем её нарядили? Она же к их семье не относится... Зачем на самом деле Альк собрал всю семью, и они такие нарядные стоят посредине зала, Рыска не знала. А спросить хоть и пыталась, но в ответ получила только: - "Подожди, сама скоро всё узнаешь". Альк был этим утром какой-то нервный, и приставать дальше она не стала, доверившись ему. Ну узнает, так узнает. Может это какая-то их особая семейная традиция. Что она будет в их семейные дела лезть. А ей пока остаётся ждать и вволю фантазировать. Впрочем, может и не будут никого рисовать, может Альк, просто, хочет всем что-то важное сообщить, продолжала гадать Рыска. Вон какой он напряжённый, и глазами застекленел. Она даже физически ощущала, как он волнуется. Наконец, все расселись... Вокруг них. Её он зачем-то тоже вытащил на середину зала. Она бы лучше в уголке посидела. И сейчас все взгляды были обращены на неё, наверное, всё-таки на них, но ей упорно казалось, что именно на неё. Столь пристальное внимание было неприятно. Все прониклись важностью момента, стояла звенящая тишина. Рыска тоже начала волноваться, и дышать стало ещё труднее. Интересно это ей кажется или тишина действительно начала звенеть? Или это звенит у неё в ушах? Альк, добившись полного и безоговорочного внимания, окинул всех взглядом своих колючих глаз, встал в гордую третью позицию и начал говорить: — Все вы знаете эту, - он отступил немного назад, так что Рыска оказалась немного впереди и как бы представляя Рыску продолжил: — Во всех смыслах, замечательную девушку, вместе с которой я прибыл в замок. Вместе с ней я много где был, и много чего испытал. Она вот уже три недели гостит у нас в замке. И вы её, я надеюсь, по достоинству оценили. На этом закончив, наконец, со столь длинным романтическим вступлением он перешёл к сути вопроса. — Буду краток. Я хочу на ней жениться. И собрал вас здесь для того, чтобы при всех сделать этой девушке предложение…того, чего положено, — предложение чего именно Альк уточнять не стал. Зато он особенно выделил слова «я надеюсь», и в них явно чувствовался вызов. Слова «руки и сердца» Альк сказать так и не смог, хотя изначально собирался. Его от них корёжило, как роготуна от святости. Да и так поймут, не маленькие. Он внимательно окинул всех испытывающим взглядом, говорящим: «Ну что? Может кто-нибудь против?!». Потом повернулся к ошалевшей Рыске, ласково взял её за руку — в душе у него чуть потеплело — и, глядя ей прямо в глаза, спросил: — Рыска! Согласна ли ты стать моей женой? Вся семья на мгновение замерла. А через мгновение их внимание переключилось на остолбеневшую Рыску. Все ждали Рыскиного ответа. Мать Алька и нянюшка — с радостью «Наконец то!», Миранда — заинтересованно, с любопытством «Неужели свершилось?», Таш — с равнодушием, ему все эти взрослые игры в любовь были непонятны, а отец Алька — с плохо скрываемой досадой. А Альк жадно наблюдал за реакцией каждого. Рыска же превратилась в соляной столб. На неё это предложение произвело ошеломляющее впечатление. Как будто среди ясного безоблачного дня вдруг ударил гром. «Нет, этого не может быть! Она спит, и ей это снится». Кровь мигом прилила к голове. Тишина звенела всё громче, постепенно наращивая интенсивность. Лёгкое головокружение усиливало чувство нереальности происходящего. Она мельком глянула на собравшихся родственников. Лучше б не глядела. Чувствовалось, что они затаив дыхание ждут от неё ответа. От их внимательного ожидания становилось дурно и страшно до дрожи в коленках. А ещё жутко неприятно стоять вот так вот перед всеми, когда напряжённое ожидание сгущается, превращаясь во что-то плотное и осязаемо вязкое, что охватывает тебя, а ты, ты не знаешь, что делать. Чётко разглядеть лиц ей не удалось. Очертания их фигур, а особенно лиц как будто смазались или подёрнулись туманом. Лишь лицо Кшиштофа, словно по какой-то неведомой прихоти, на миг прорисовалось со всей отчётливостью. И оно явно выражало не радость. "Как же так?", - подумалось Рыске, - "Значит, отец Алька был прав? А если он был прав в этом, значит, и во всём остальном тоже?" Рыскины мысли метались как сумасшедшие белки, и она никак не могла поймать их и привести хоть в какой-нибудь порядок. Альк сделал ей предложение — это же была её самая заветная мечта. Но его отец предупреждал, что он это сделает. А ещё он объяснял мотивы, по которым он это сделает, и почему ей не стоит принимать это предложение. Ей было страшно, страшно принять неверное решение, которое может поломать не только её жизнь. А она не знала, какое решение будет верным. Почему она была уверена, что этого не может произойти никогда? Сто раз права народная мудрость: «Никогда не говори никогда». Очень захотелось остаться с Альком наедине и спросить его: «Почему?», поговорить о своих опасениях. Божиня, как же оглушительно громко звенит эта тишина, голова сейчас лопнет! Напряжение нарастало. А Рыска всё ещё была в замешательстве. Зачем, зачем он вытащил её сюда, на всеобщее обозрение, где толком-то и поговорить нельзя? А, плевать, раз он так, то и она не станет церемонится. В голове уже бил набат, нестерпимо ломило виски. И Рыска, борясь с подступающей мутью в глазах, собралась уже задать мучившие её вопросы, но тут произошло ещё кое-что. Понимая, что девушка зависла и пауза затягивается, Альк решил привести её в чувство, вернуть в «здесь и сейчас», так сказать, и незаметно от посторонних взглядов слегка ущипнул её за руку. Это оказалось для неё последней каплей. Рыска удивлённо вскинула на него глаза: — Это был что, риторический вопрос? — чуть слышно, так, что услышал только он, прошептала девушка. Она попыталась поглубже вздохнуть. Но сильное волнение и слишком тугой корсет сделали своё дело. В ушах напоследок звякнуло и зал с Альком и его семьёй сначала поплыли, потом закружились в бешеном водовороте перед её глазами, а потом всё исчезло.***
Альк еле успел её подхватить. "Обморок. Обморок?! Вот Саший! Обморок!!!" Альк отнёс и аккуратно уложил девушку на лавку. Тут же к ним подбежала мать Алька, нянюшка и Миранда. Анжи уверенно взяла приведение девушки в чувство в свои руки. Распорядилась, чтобы Миранда позвала слуг, и те принесли нюхательные соли. — А ты что стоишь столбом? — строго посмотрев на Алька, спросила она. — Иди окно открой. Он поспешил к окну. В это время мать Алька с помощью нянюшки начала расслаблять корсет. Когда окно было открыто, и он обернулся в сторону девушки, то его помощь была уже не нужна, помощников там хватало. Он почувствовал себя очень глупо и, тоскливо глядя в это самое открытое окно, задумался. Вот надо же, Рыска упала в обморок от его предложения. Да, смешно звучит. А Альку было что-то совсем не до смеха. Он переживал. Дааа! Не ожидал неотразимый Хаскиль такой реакции на своё предложение. Он был убеждён, что любой девушке, когда ей делает предложение сам Альк Хаскиль, полагается прийти в восторг и с сияющими глазами сказать: «Да!!! Конечно, милый!». А это чудо весчанское и тут сумело его удивить. Мало того, что в обморок упала, так ещё и не ответила, и гадай теперь, что ответит. Несмотря на досаду, так хотелось подойти к ней. Но около черноволосой девушки, лежащей без чувств, уже толпилась вся женская половина семейства и прислуга. И это всегда было прерогативой женщин — всякие скляночки, нюхательные соли. А ему не пристало такими глупостями заниматься. Среди саврянской знати с их корсетами и стремлением потуже затянуть, обмороки были делом обычным. Мужчинам сильно переживать по этому поводу не полагалось. Женские обмороки воспринимались как некая женская особенность, сродни капризам и внезапным перепадам настроения. А если мужчина слишком много суетится по этому поводу и переживает, это воспринималось как неприличная слабость. Главная задача кавалеров в этом случае была не дать хряпнуться даме со всей дури об пол. И мужчина должен был поймать, аккуратно уложить страдалицу, а приведением в чувство и восстановлением душевного равновесия должны были заниматься женщины, если они там были. А они были. И он там был совершенно лишним. А ещё этот их дурацкий договор с риторическими вопросами! И как он мог про него забыть?! И ведь не пригодилось же ни разу. Хотя это было так, последней каплей, а в основном виноват этот Сашиев корсет, который он же сам и затянул до предела. Красоты захотелось. Дурак! Пижон Сашиев! Зла не хватает! Да что ж всё не так-то, что ж всё не слава Божине, с досадой думал Альк. Может всё-таки наплевать на приличия и подойти, разогнав остальных? Он стоял в сомнениях. И решившись было, уже шагнул в сторону этой суеты, по ходу подумав, вот, наверное, отец не упустит случая поехидничать и уличить в слабости и подкаблучности. Альк мельком глянул в ту сторону, где был отец, и увидел, что старый лис, как почувствовав его мысли, направляется к нему, мерзко улыбаясь. Он был уже совсем близко и Альк приостановился. Подойдя, отец взял его под руку, развернул в обратную от Рыски сторону и, потянув к двери, сказал: — Пойдём, мне надо с тобой поговорить. «Эх, не вовремя ты со своим разговором!», — с досадой подумал Альк, но отвертеться, по-видимому, не удастся, да Альк на это и не рассчитывал. Более того, он готовился к этому разговору. Даже более, он собирался поговорить, именно, после того как предложение сделает. Просто ситуация сложилась слегка не так, как он рассчитывал, и сейчас время было не слишком удачным для этого. Альк, раздумывая, оглянулся на Рыску. Старший Хаскиль, почувствовав лёгкое, неуверенное сопротивление сына, ехидно-удивлённо спросил: — Или ты собираешься, как клуша, хлопотать около своей красавицы?! Оставь женщинам заниматься женскими делами. Альк, даже сам не успев осознать, что он делает, высокомерно задрал подбородок и, продемонстрировав, к вящему удовольствию отца, гордый профиль Хаскилей, через губу бросил: — Даже не собирался! Почувствовав правильную реакцию отпрыска, господин посол удвоил усилия. Он, уверенно потянув за собой сына, бодрым шагом направился к двери, по пути разглагольствуя: — Да ты не переживай так, всё с ней будет в порядке. Наши женщины справятся. Приведут в чувство и проводят в её комнату. Там и поговорите, когда она окончательно в себя придёт, — отец слегка улыбнулся. — А сейчас пойдём ко мне. Поговорим! Альк дал себя увести с мыслями о том, что он что-то действительно раскис, нельзя позволять, чтобы женщина занимала столь много места в его голове, он же не подкаблучник какой. «А то все эти женские эмоции, переживания, внимание ещё на них обращать. Мужчина он или как?! Мужчина — он как должен? «Подумал (за себя и свою женщину), решил, сделал». А что? Он сделал! Да всё правильно он сделал. А женщина должна слушать, доверять и делать, что ей мужчина говорит. А не в обмороки падать.» Отец повёл его в свой кабинет. Там состоялся разговор, который, конечно же, должен был состояться, Альк ни щепки в этом не сомневался. Единственное, что разговор этот оказался несколько не вовремя и получился неожиданно долгим — почти две лучины. Отцу всё-таки удалось зацепить новоявленного жениха и навязать дискуссию. Хотя изначально Альк просто хотел поставить родителя перед фактом, потом обозначить пунктами свои условия: то, как должен вести себя родитель в отношении и его, и Рыски, если хочет, чтобы он, Альк, остался в семье, возможно, даже в замке. После первых вводных слов старший Хаскиль перешёл к вопросам: — Сын, ну давай расскажи. Кто она такая? Откуда? К какому знатному ринтарскому или, может, саврянскому роду принадлежит твоя красавица? Или правильней было бы спросить так, как у неё в семье бы спросили: «Вы чьих будете?», — в голосе старшего Хаскиля явно слышался сарказм, столь знакомый яд и досада. А в его речи сквозило, хоть и не говорилось прямо: «Сын, как ты мог?! Ты, потомок знатного рода!!! Как ты дошёл до жизни такой?!». Альк молча и чуть насмешливо продолжал смотреть на отца. В принципе, чего-то подобного он и ожидал. Когда Кшиштоф замолчал, ожидая, что сынок со всей дури бросится защищать свою пигалицу и будет рассказывать, какая она замечательная и трогательно беззащитная, и плевать, что не знатная и обнищавшая, говорить что-нибудь про долг и честь. Но тот обманул его ожидания. И дождавшись, когда старший замолчал, с холодным спокойствием в голосе спросил: — Это всё? Весь яд излил? Можно уже нормально говорить? — и не без сарказма добавил. — Какое, однако, внимание и откуда-то вдруг взявшийся интерес к девушке, которая уже больше месяца тут живёт, но твоего благосклонного интереса к её скромной персоне я до данного момента не замечал. — Да пойми ты, Альк! Ты хочешь совершить довольно серьёзный жизненный шаг. Ты приводишь в семью девушку, и мы тоже имеем право знать, с кем связываемся, — начал говорить Кшиштоф. — Вообще-то связываюсь я! — резко и не сильно вежливо прервал его Альк. — Но нас это тоже касается. Это же не просто снять девочку на ночь, — у Алька при этих словах в глазах на мгновение что-то промелькнуло и нехорошо дёрнулся уголок губ. — Тут я бы даже слова тебе не сказал, твоё дело, сам и решай. Но ты хочешь жениться. Жениться!!! Ввести в семью. Дать нашу ФАМИЛИЮ! — у Алька промелькнуло выражение смеси раздражения и боли, но он продолжал молчать, давая отцу выговориться. — Она же станет матерью твоих детей и наших внуков, которые продолжат наш род. Будут носить фамилию Хаскиль… На этой фразе терпенье Алька внезапно закончилось. — Да сколько можно уже?! Прямо проклятие какое-то, а не фамилия!.. Если я позорю столь благородную фамилию и твой дом, то мы с Рыской можем незамедлительно его покинуть! Я до сих пор здесь, потому что мне показалось, что тут были рады нас видеть! — Альк! Не надо передёргивать! Ты ведёшь себя как мальчишка! Я и все здесь действительно очень рады тебя видеть и не хотим, чтобы ты уезжал. Кстати, за всë время пребывания в моём доме твоей пассии, в смысле, твоей девушки, я ни словом, ни действием её не обидел, делал всё, чтобы её пребывание у нас было приятным и комфортным. И мне, между прочим, сумму, которую ты ей отдал, не так просто было достать. Но я дал и даже ничего тебе не сказал, ни в чём не упрекнул. А ты скачешь вокруг меня, как боевой петух, норовя клюнуть в глаз. И даже выслушать меня не хочешь. Я говорю вполне обыденные вещи, и интерес мой оправдан. Сынок, послушай, я не против твоих решений, я хочу только, чтобы ты осознал всю серьёзность того, что ты собираешься сделать! Дальше они уже более успокоенные немного поспорили о достоинствах рода Хаскилей и привилегии ему принадлежать. Затем Кшиштоф вернулся к Рыске: — Как хоть полное имя твоей возлюбленной? — спросил Кшиштоф. — Рыска Приболотная, — с неохотой ответил Альк, ему самому эта приставка к её имени не нравилась, но не говорить же, что у неё даже фамилии нет. — О да! Замечательно! Всегда мечтал приболотиться, то есть породниться с приболотным родом. И да, что-то я совсем не помню такого среди ринтарской знати. Может, я кого не знаю? Просвети! Послушай, ты не боишься, что твой брак превратит твою жизнь в такое вот болото? Из которого очень трудно будет выбраться и в которое ты сам себя сейчас затягиваешь. — Прекрати ёрничать! И я требую, чтобы ты говорил об этой девушке уважительно! — возмутился Альк, на что посол только снисходительно пфыкнул. — Да, девушка не относится к высшей когорте ринтарской знати, и её семью ты действительно не знаешь. И что из этого? — То есть ты считаешь для себя нормальным брак с дочкой какого-то разорившегося ринтарского купца?! Кшиштоф, конечно, ткнул пальцем в небо, он не знал ни происхождение Рыски, ни её финансового положения, ни кто она такая вообще. Знал только, что она не принадлежит к высшей ринтарской знати и то, что она сирота, значит, её родители умерли, ну и в силу некоторых причин то, что она вряд ли является богатой наследницей. Она могла быть дочкой какого-нибудь разорившегося купца средней руки, успевшей получить образование, пока у родителя ещё были деньги. Какое-то образование у неё было, он этого не отрицает, хоть и не чета Альковому. Да девчонка выходила в свет, умеет себя держать, вон как на балу отплясывала, явно не первый раз. Знает саврянский, имеет представление о саврянском и ринтарском фольклоре, читает и на ринтарском, и на саврянском. Да, где-то её обучали, хотя что-то не так было с её образованием, он сам не совсем понял почему, она, наверное, на балах прохлаждалась, а потом её семья разорилась, и теперь она хочет вернуться к прежнему образу жизни. Так примерно рассуждал Кшиштоф, представляя сыну свои догадки, а если он где-то и ошибся, то Альк его исправит. Хоть так узнать про эту наглую плебейку-полукровку что-то конкретное, потому что сын про свою пассию говорит слишком обще, ничего конкретного. — Почему разорившегося? — искренне удивился Альк. — Потому что богатая наследница вряд ли моталась бы за сто златов по обоим тсарствам в поисках приключений на свою задницу. И значит, купца ты не отрицаешь? — хитро улыбнувшись, спросил посол. — Придержи свой неуместный юмор, отец! — не стал удовлетворять любопытство старшего представителя семейства Альк. А тому в голову пришла другая мысль, и он её с удовольствием озвучил, — И вообще, может, ты таким способом решил оставить девушку при себе, так же как крыса? Потому что привык? Может нет никаких чувств, просто привычка? А, Альк?! — Отец, я же тебя предупредил! Перестань, а то… — А то что?! Ты забываешь, с кем разговариваешь! — вспомнив о своём высоком положении, возмутился старший Хаскиль. Разговор опять начал скатываться к откровенной ругани, напоминающей вопли базарных торговок на ярмарке. Господин посол постарался взять себя в руки и, несмотря на жуткую досаду от глупости, совершаемой сыном, предпринял попытку прекратить этот балаган и вернуть разговор в русло собственно разговора. Чтобы опять всё не кончилось хлопаньем дверей и обрывом отношений. Лучше ласково заронить в его душу сомнения в правильности сделанного шага и принятого решения, чем гордо и непримиримо разругаться в пух и прах, всё равно ж не поможет. К тому же чем дольше он задержит Алька сейчас, тем лучше. Девушке явно не понравится столь долгое отсутствие кавалера, тем более в её ситуации. К тому же он помнил, что у ринтарцев были несколько другие обычаи на этот счёт. Дальше разговор продолжился в том же духе, то переходя на эмоциональную перепалку, то утихая, когда оба собеседника пытались довести до оппонента свои мысли и позицию по данному вопросу, а не только эмоции. Со стороны старшего представителя семейства слышалось как резкое «Она тебе не пара! Я не позволю, тебе сломать себе жизнь!» или «Твой брак не должен привести к ослаблению позиций нашей семьи», так и тихое успокаивающее «Хочешь жениться — женись» или «Да я признаю за тобой право самому решать». Опытный дипломат Кшиштоф Хаскиль не давал скатиться разговору к опасной черте, и как только он подходил к фазе хлопанья дверями, быстро отрабатывал толерантность, давал обратный ход, уверяя, что примет от сына любое решение. И всё это раскручивалось по спирали, делая уже не первый виток. Вообще посол не чувствовал себя проигравшим, он ощущал, что всё не безнадёжно, вот даже первый этап — предложение руки и сердца сорвалось. Даст Божиня, может, удастся избежать этого брака. Поэтому он держался уверенно, не теряя самообладания и профессиональной хватки. Разговор не обошёл и ринтарского происхождения Рыски. Этот пункт тоже вызывал горячую реакцию у старшего Хаскиля. Он постарался объяснить Альку, что несмотря на общую толерантность и то, что иметь дело с ринтарцами можно, но не следует вводить в их семью. В смысле мешать кровь. Что он не против, и даже, наоборот, чтобы Альк общался и имел дело с благородными ринтарцами. Даже дружить — да Хольге на радость, он не против. Но есть же разница между дружить или там иметь дело, и делать их частью семьи. Что-то там про божиней избранный род Хаскилей. И что Альк должен это понимать. На что Альк не переменул попинять на тсарей. Кшиштоф насупился и ответил, что там же мол политика, а им не обязательно этим заниматься, к тому же девушка всё равно не подходит для этого по происхождению. После долгих препирательств, Альк озвучил неожиданный даже для себя самого вывод: — Отец! А ведь Рыска, несмотря на своё происхождение и твоё воспитание и образованность, оказалась добрее и мудрее тебя! Поначалу, она тоже без особого восторга относилась к представителям другого тсарства, проще говоря, к саврянам. И у неё, надо признать, была не менее веская причина для этого, чем у тебя, и даже не одна, а практики общения с чужестранцами, наоборот, не было. В отличии от тебя, отец. Но она с этим справилась. Это же примитивно. Это же чисто эмоции. Не основанные ни на логике, ни на реальном положении вещей. Что ж ты так недальновиден, отец? Обсуждение зашло на следующий виток. Оба спорщика ни в чём, конечно, не преуспели, но то, что собирались изложить в этом разговоре, изложили. Оба имели свои цели и не очень хотели слушать собеседника. В какой-то степени старший Хаскиль даже остался доволен разговором. Нет, ну он, конечно, в идеале желал отговорить сына от этого шага, но где идеал, а где жизнь. Зато со стороны Алька звучало: «я так хочу», «будет так, как я решил» и «мне плевать, что на это думаете вы и все остальные», и даже чуть ли не «скажите спасибо, что я вам вообще сказал». Звучало там и то, что Альк считает, что Рыска этого заслужила и что он ей благодарен, и даже что он хочет её сделать счастливой и намерен действием противостоять тем, кто решит этому помешать. А вот о любви и о том, что она нужна ему, там речи не было, что Кшиштоф посчитал хорошим знаком. В общем, так мило поругавшись на протяжении почитай двух лучин, мужчины разошлись по своим делам, оставшись каждый при своём мнении. Альк направился к Рыске в комнату.