Опять у тебя распутица, Не в тсарствии так в душе Ну что за судьба беспутица Опять застыла на рубеже Ты ведь хотел как лучше, И опять, не пойми с чего, Карты спутала бывшая путница Ну, да и что с того? Душа её ведь потёмки! Женщины! Что с них взять? Но без неё, похоже, Ты разучился мечтать Но без неё как будто В душе выпал вечный снег Она ж от душевной невзгоды Лучший твой оберег Ты знаешь, она ведь сможет Своим отогреть теплом, Вот только обида гложет, Застряла в сердце твоём. Так что ж вам теперь поможет Пройти через этот разлом? Мы сами строим преграды Для чувств, что сильней огня И вам помешать способна Гордыня, слабость твоя Ты помнишь, как зверь щерился, На загривке топорща шерсть, Борясь за твои мысли И чтоб ты был его весь? Вы тогда победили, Справитесь и теперь Ведь ты сумеешь, я верю, Нужную выбрать дверь
***
Альк неспешно ехал на племенной корове, лучшей в хозяйстве отца, безо всякого интереса поглядывая по сторонам. А куда торопиться-то? Куда?! И главное — зачем? Нет, он, конечно, знает куда. В замок он возвращается. И чем там заняться — найдёт. Альк вздохнул. С тех пор как он импульсивно покинул место встречи с Рыской, прошли уже почти целые сутки. С тех пор эмоции улеглись. Но настроение не улучшилось. Сначала было раздражение, потом злость — на неё, на себя — и досада, а теперь — ничего, можно сказать, спокойствие. Такое спокойствие, от которого выть хочется. Постепенно приходило осознание, что они с Рыской расстались. И что это, похоже, навсегда. От этого спокойного осознания жизнь потихоньку теряла свои краски и интерес. Не резко, а потихоньку, как бы исподволь, как кончается воздух в лёгких, когда глубоко нырнёшь и долго не выныриваешь, но столь же неотвратимо. И кто его знает, когда закончится совсем. Сразу, как только Альк стал способен более или менее спокойно размышлять, он понял, скорее даже ощутил, что даже сама мысль о том, что вот сейчас они разъезжаются друг от друга в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться, какая-то неправильная. И эта неправильность мучила его всю дорогу. Хотя он настойчиво гнал её от себя, сознательно нагнетая обиду и раздражение. Потому что просто выкинуть глупую девчонку из головы никак не получалось. Альк в некоторой прострации ехал по лесной дороге и размышлял о несправедливости жизни. «Когда играешь с судьбой в карты, — думал он, — и кажется, будто на руках у тебя все козыри, неожиданно оказывается, что она играет с тобой вовсе не в карты, а ... например, в шахматы. Вот ведь, который раз на этом попадаюсь!» Неожиданно вспомнилась неизвестно откуда взявшаяся цитата: «Судьба тасует карты странно и жестоко, но пока мы проклинаем жизнь, она… проходит». И настойчиво засвербела мысль: он должен что-то сделать, чтобы не допустить этого. Они не должны вот так, по-глупому, навсегда расстаться. Это будет непростительной, непоправимой ошибкой. И надо предпринять что-то сейчас, пока эту глупость ещё можно исправить. Альк продолжал безвольно ослабив поводья ехать по дороге, всё дальше и дальше от Рыски. Тут подняли голову притихшие вроде гордость и самомнение: — «Как же так! Ты что, пойдёшь на поводу у этой глупой девчонки?» Но были непочтительно проигнорированы, и оскорблённо замолкли, на прощанье прошипев: «Ну, ну! Ублажай её! Катись по наклонной. Это — только начало! Ты ещё пожалеешь, да поздно будет! Тряпка!» Ну сколько можно? Он уже весь предыдущий день их всех слушал, усиленно поддакивая: «Да, он, конечно, прав! Она ещё пожалеет! Она ещё локти кусать будет! Да как она смеет?! Она должна была… Да вообще должна… Ибо он мужчина! И нечего требовать от него всяких розовых соплей, он же сказал, что этого не любит. И, конечно, это к лучшему, что они расстались. И правильно! Как она, вообще, посмела предположить, что ему кто-то нужен! Ещё и чтобы он это безобразие говорил во всеуслышанье. Говорить такое, пф! Никто ему не нужен! А тем более, женщина! Он сам себе герой. Это он ей нужен. А то придумала, ишь! Чтобы он — сам Альк Хаскиль — признался, что ему нужна какая-то полуграмотная весчанская девчонка? Ха! Да ему и из тех, кто побогаче и породовитей, никто не нужен. А она. Да кто она такая вообще? Да как она смеет?!» И так по кругу. Когда затихли эти, проснулась обида и грызла его, что эта мелкая пигалица не дала человеку почувствовать себя благородным героем, о которого разбивается людская молва. То есть этаким рыцарем без страха и упрёка, который осчастливил безвестную девушку, совершенно не знатного происхождения. Женясь на ней, ну, например, в качестве благодарности. Призрев при этом свои интересы, а также, по ходу, многолетние традиции своего аристократического семейства, да и всей высшей знати скопом, подрывая, можно сказать устои, этой самой знати. Давно пора пошатнуть эти махровые, заскорузлые устои. Это скандал! Вызов! В общем как он любит. Причём, выглядело бы это так, что он из благородства идёт против мнения света и вековых традиций. И сделать это можно было, как ему нравится, глядя на всё и на всех свысока. Находясь как бы выше всего этого. Эх, хорошая была задумка! Жаль, сорвалось. А всё из-за чего?! Точнее из-за кого?! Не удовлетворяет её видите ли мотив, не хочет, чтобы на ней женились из благодарности. Пфф! Дурочка слепая. Да, даже слепой бы понял, что он к ней совсем не благодарность испытывает, … а куда более живые и, скажем так, мужские чувства. И хочет быть с ней не меньше, чем она с ним. Признаваться, правда, ни ей, ни особенно другим в этом не хотелось. А хотелось поиграть в этого благородного и недосягаемого. И было бы и нашим, и вашим, и они с Рыской вместе, и гордыню свою потешит. А она — нехорошая женщина, взяла и всё обломала. Нет, надо попытаться, отложив свои обиды в сторону, трезво прислушаться к себе и подумать. Да, конечно, ему многое в сложившейся ситуации и в Рыскином поведении не нравится, но не надо зацикливаться на этом, а просто спокойно подумать, что ему действительно важно, а чем можно и поступиться. И принять обдуманное, взвешенное решение. Эх! Вот, когда Рыске грозила опасность, всё было просто и понятно: надо спасти, защитить, порубить врагов в капусту, не думая о себе. Не проблема при этом рискнуть или даже пожертвовать собственной жизнью, действовать на пике возможностей, терпеть лишения и всё такое. И никаких сомнений у него это не вызывало. Но сейчас же совсем другое дело. Тогда-то было внутреннее ощущение, что ты всё делаешь правильно, иначе ты перестал бы себя уважать. Сейчас же все наоборот. То, что требовала от него Рыска, было не опасно, в общем-то даже логично и понятно, но вызывало глубокий внутренний протест. Скажи кто-нибудь ему месяца два назад, что он — лучший ученик Пристани, потомственный аристократ, единственный сын саврянского посла, Альк Хаскиль — свяжется с этой весчанской девчонкой: необразованной, нелепой, наивной, своенравной, в чём-то смешной, решительной, немного упрямой, пожалуй даже совсем не немного, а ещё ужасно очаровательной; так наивно и упрямо пытающейся разглядеть в этом мире справедливость, а если её в данном конкретном месте мироздания не обнаруживается, приложить все усилия, чтобы её навести, как и он, не смиряясь с очевидным… в общем, с Рыской… Причём настолько, что позовёт её замуж. И, к тому же, очень расстроится её отказу. Альк рассмеялся бы ему в лицо. Но сейчас… Сейчас он готов был… А вот это как раз и было самое интересное — на что же он был готов? Сейчас они с Рыской стояли на развилке своих дорог и только от них зависело, пойдут их пути рядом или разойдутся навсегда. Понятно, что Рыска на уступки сейчас не пойдёт — что называется, вожжа под хвост попала. Неизвестно с чего и почему, но не в этом дело, попала и всё. И не столь важно почему, а важно — чем он может поступиться, и стоит ли оно того. Альк крепко задумался и сам не заметил, как совсем ослабил поводья. Животное, которое и так не привыкло ходить под седоком столь неспешным шагом, тут, почуяв полную свободу, в недоумении оглянулось на непутёвого наездника. Он то нёсся как оглашенный, не давая толком отдохнуть и восстановить силы несчастной животинке, то, когда она была полна сил и энергии, плёлся еле-еле, а сейчас так, похоже, вообще забыл, как ей управлять. Не увидев ничего утешительного, корова решила не терять времени даром — мало ли что ещё этому долговязому в голову взбредёт — и подкрепиться свежей травкой, которая во-о-н у того ветвистого дерева очень даже ничего. Удар по голове был внезапен и пришёлся как раз, когда Альк решал тяжёлый вопрос: «А может, стоит сказать Рыске то, что она так хочет от него услышать? И чем это ему грозит? То есть чем ради этого придётся пожертвовать?» Ну, положа руку на сердце, она же действительно ему нужна. Пусть даже он не мог объяснить — зачем. Это не очень поддавалось его логике. Но зачем-то нужна. Правда, признаваться в этом совершенно не хотелось. Он хочет быть с ней и всё тут! Зачем эти женщины всё усложняют? Какие-то объяснения им нужны, признания. Но, похоже, без этого Рыска ему не поверит. С чего-то она решила, что его недостойна и будет для него ненужной обузой. А сделанное им предложение восприняла не как проявление любви, а как его демонстрацию независимости перед семьёй. Конечно, была в числе причин, сподвигших Алька на него, и эта. Ну и что, ведь одно совсем не исключает другое. Эх, женщина — это диагноз. Придётся, наверное, сказать. Но ведь для этого надо наступить на горло своим достоинству и гордости, к которым он привык относиться трепетно и нежно, с любовью взращивал, питал. Да что он, вся семья старалась. А тут вдруг… Пигалица мелкая. Нет, конечно, это не первый удар, который они получат, первый был при превращении его в крысу, но тогда от него совсем ничего не зависело. А теперь он сам, своими руками, то есть языком. Тьфу, запутался! Короче, стоит ли ради этого поступаться собственной гордостью? Гордость, почувствовав столько внимания, встрепенулась и хотела пойти в атаку, и тут дар, некоторое время уже безуспешно пытающийся достучаться до ушедшего в свои мысли хозяина, завопил. Альк, наконец, обратив на него внимание, спешно попытался вернуться в реальность и успел даже слегка отклониться, прежде чем увидел стремительно приближающуюся к его лицу сучковатую ветку невесть откуда взявшегося дерева. После чего последовал эпичный удар по голове, от которого целый фонтан звёзд заплясал перед глазами. Хорошо, что в последний момент он успел-таки немного изменить положение тела и удар толстой дубины прошёл по касательной, а не прямо в лоб. Ко всему ещё, спокойно рассмотреть сверкающие звёзды перед глазами ему не дали, потому что наглое животное и не думало останавливаться, а энергично ломанулось в направлении густого переплетения средних и мелких веток. И ещё пара незабываемых щепок прошла, пока Альк, изогнувшись в нелепой позе, умудряясь при этом управлять коровой и изрыгать в её адрес проклятия, продирался сквозь эти райские кущи. Вообще чревато было уходить в прострацию, сидя на большом резвом животном, потому что животное, сойдя с дороги и бродя по лесу в поисках сочной травы, не обязано думать о целости и сохранности седока, как и решать сложные пространственные задачки типа: «А поместится ли это долговязое тело, сидящее на ней, под той веткой?». Главное, что оно само под этой веткой спокойно проходило, а то, что этот непутёвый не вписался (или, наоборот, вписался) в эту самую ветку своей выступающей частью, оно — благородное животное, совершенно не виновато, он сам. Эта встряска имела несколько очевидных и не очень последствий. Первое, очевидное последствие — это наливающаяся кровью гуля на месте удара и расцарапанное лицо. А второе, менее очевидное и даже неожиданное — было то, что встряска, как ни странно, подтолкнула Алька от неуверенных мыслей к активным действиям и к принятию сложного для него решения. «Поеду, помирюсь с этой врединой. Ну, скажу разок, что она там хочет услышать, никто ж не обещал, что я буду говорить ей это постоянно. А один раз можно и поступиться своей гордостью. Была не была, попробую!» — решился Альк. Мужская гордость и родовая честь, истошно завопили, и на пару задёргались, но через них непочтительно (это ж когда такое было?!) перешагнули. Альк, не обращая уже на их судороги должного внимания, решительно повернул корову в сторону Крокаша. И бодро дал уже ничему не удивляющемуся животному под рёбра посыл вперёд.***
Рыска, добравшись до Крокаша – восстанавливающегося и приходящего в себя города, сразу поспешила к месту, где оставила друга с Крысоловом. А узнав у хозяина лавки, что они уже недели две как съехали, решила здесь пока и остановиться. Ей надо было пополнить запасы и прикупить кое-что. Она в такой спешке убегала из замка и столицы, что совсем этим не озаботилась, а сейчас ей предстоял долгий путь в другой конец страны. Хозяин лавки удосужился вспомнить и передать, что двое постояльцев — чернявый парень с раной на ноге и путник — просили сказать ей, что они отбывают в Ринстан. А значит, и ей туда дорога. А перед дальней дорогой надо бы закупиться. Лавочник, кстати, очень благожелательно с ней разговаривал, и, наверное, не последнее значение имело то, что на плече у неё сидел крыс. Путников торговец уважал, а она не стала его разочаровывать. Узнав, что девушка собирается задержаться в городе, он предложил ей остановиться у него, в одной из комнат, которые ее друзья снимали до отъезда. Рыска решила, что это хороший вариант. Надо сказать, сейчас город выглядел куда лучше, чем когда девушка из него уезжала. Жизнь брала своё, даже после тех ужасных событий. Теперь в городе уже не чувствовался запах смерти. Не тот запах, который воспринимается обонянием, хотя и он тоже уже не чувствовался, а ощущение общей атмосферы. Улицы, что после трагедии были усеяны трупами и ранеными, теперь можно было назвать почти чистыми, на них почти не осталось крови, грязи и тины. Горожане спешили по своим делам, и, может, не на всех лицах была радость и веселье, но и горя, и того безнадёжного отчаяния, как в те дни, Рыска тоже не заметила. А дети, так те вообще, шустро шныряли по всему городу стайками, выныривая то тут, то там, играя в какие-то свои игры, и наполняя улицы города весёлой суетой и гомоном. Прошедшее напоминало о себе местами неотмытой и высохшей струпьями тиной, кое-где кучами нанесённого рекой мусора, да плесенью, покрывшей подвалы и первые этажи некоторых низкорасположенных зданий. Изредка попадались женщины в траурных одеждах и бедняги, которым здорово досталось тогда, но и они уже шли на поправку. Прежде чем пойти на оживленную рыночную площадь, Рыска с удовольствием погуляла по городу и после посещения рынка прогулку продолжила. Ходила, заглядывая иногда в заинтересовавшие её лавки, рассматривала товары, торговцев и покупателей, и просто всех встречающихся по пути людей. Внезапно на неё накатила тоска — схватила своими ледяными пальцами, найдя для этого совершенно неожиданный повод. Это произошло, когда она засмотрелась на играющих саврянских детей. «Вот тот шустрый пострелёнок, — подумала она, — Альк, наверное, такой же в детстве был». Было в них что-то общее, и если бы у них с Альком был сын, то он бы наверняка так же носился с друзьями, хлеща по плечам этими разлетающимися от быстрого бега и резких движений смешными белобрысыми косичками. Да. Только, у них с Альком не будет сына. Да и будут ли у неё, вообще, так желанные раньше дети? Ведь к детям прилагается отец, а для неё мужчина - муж. Об этом Рыске думать не хотелось. Девушка сглотнула комок, резко подкативший к горлу. Ничего, она сильная, она справится. Это нужно прежде всего для него. У него всё это будет — и жена, и дети. Должно быть. Он будет с той, которая ему подходит и не сломает ему жизнь. Желание гулять по городу пропало совершенно. Рыска поспешила в снимаемую ей комнату, с мыслями быстрей собраться и уехать отсюда, а точнее просто убежать от воспоминаний.***
Рыска увидела его, когда подходила к своему временному жилью, заметив ещё издали. Саврянин стоял… и ждал... её. Хотя явно этого не показывал, просто стоял и со скучающим видом смотрел по сторонам. Даже когда увидел её, не сделал ни малейшей попытки подойти, особо и не смотрел в её сторону, но ей сразу стало понятно — ждёт. Рыска подошла к нему сама, она не гордая. — Чего тебе? — не слишком приветливо осведомилась она. «Ну вот зачем? — думала она. — Зачем?! И так больно, а теперь ещё эти выяснения отношений». — Поговорить бы, — в тон ей буркнул Альк. — Хорошо, — односложно ответила Рыска и без дальнейших разговоров, развернувшись, направилась в снимаемую комнату. «Неужели не наговорился», — раздражённо думала девушка, но тем не менее незаметно с интересом его разглядывая. Особое внимание привлекали расцарапанное лицо и здоровенная шишка на лбу. Интересно, где он её заработал? Сама-то она, слава Хольге, добралась без приключений, а саврянин, по-видимому, с кем-то успел повздорить. Кто ж там такой смелый выискался? То, что неизвестному смельчаку не поздоровилось, Рыска не сомневалась, как и в том, что получил тот по заслугам. Несмотря на интерес, она изо всех сил пыталась сохранить холодность и безразличие, и отогнать неподобающее данному случаю желание позаботиться. Девушка тщательно выдерживала дистанцию, и они в полном молчании поднимались по лестнице. Рыска от предстоящего разговора не ждала ничего хорошего. Опять наорут друг на друга и разругаются, только оттягивая мучительное, но неизбежное расставание. Она-то считала, что права. Рыска ни щепки не сомневалась, что Альк будет требовать, чтобы она передумала, не желая смириться с тем, что вышло не по его. Но она решения своего менять не собиралась, а напротив, была полна решимости его отстаивать. Доводы были всё те же, ничем новым она его радовать не собиралась. Может, она и наивная весчанка, но у неё тоже есть принципы. Несмотря на желание продемонстрировать спокойствие и холодное безразличие, желания этого хватило ненадолго. Рыска, как только они вошли в снимаемую ей комнату, не выдержала: женское пересилило, и она, спросила Алька про царапины. Некоторые из них, кстати, были довольно глубокие. И предложила обработать их и смазать только что купленной в дорогу мазью. Заживляющая «чудо-мазь», торговка именно так её и называла, как раз применялась для рассасывания синяков и заживления ран. Бабка-знахарка уж так расписывала её чудодейственные свойства, что Рыска, изначально не собиравшаяся тратить деньги на не слишком нужные вещи, решила, что в путешествиях эту штуку иметь необходимо. А тут такой повод опробовать. — Это ерунда, — последовал ожидаемый ответ, — не обращай внимания. Я к тебе по серьёзному делу пришёл, — остановил Альк попытки девушки позаботиться о нём. Хотя Рыска не сразу остановилась в своём стремлении, она всё же хотела убедиться, что раны чистые и загнаиваться не собираются. И не теряла-таки надежды опробовать на них своё чудо-средство. Но Альк был, взволнован предстоящим разговором и отвлекаться не собирался. Сначала дело, потом развлечения. Рыска вынуждена была смириться. — Так что ты хотел? — вернув себе первоначальный отстранённо-равнодушный вид и постаравшись вытащить из себя максимальную холодность, поинтересовалась девушка. — Мы в прошлый раз не договорили. Что ты там хотела от меня услышать? Что я тебя люблю? Так вот. Я… тебя люблю, — не стал откладывать в долгий ящик суть вопроса Альк. «А что, пять щепок позора, и свободен, зато потом не надо мучиться и сожалеть об упущенных возможностях». Это прозвучало так буднично и настолько неожиданно, что у Рыски непроизвольно открылся рот и глаза округлились от удивления. Если она и думала, что это произойдёт, то представляла себе это как-то иначе. — Ты рот-то закрой, а то муха залетит, — тут же прокомментировал её вид Альк. Ошалевшая Рыска, думая, что с предыдущей репликой она, наверное, всё же ослышалась, не смея поверить своим ушам, особенно после последнего замечания, попыталась вернуть своему лицу нормальное выражение. Получилось не очень. Рот захлопнулся с громким щёлком, она сглотнула и сипло выдавила: — Что ты сказал? — Рысь, ты что, глухая? Или родной язык перестала понимать? Я сказал, что я тебя люблю и ты мне нужна, — ворчливой скороговоркой сказал Альк. Говоря это, на неё он не смотрел. Но потом все же глянул со странным выражением лица, то ли с интересом, то ли говорящим: «Ну что, добилась? Теперь-то твоя душенька довольна?». Рыскино «Что ты хотел?» застало его посередине комнаты, там он и торчал сейчас, как одинокий тополь. Видя по-прежнему недоверчивое лицо девушки, саврянин спросил: — Чтооо? — и чуть погодя добавил: — И не заставляй меня думать, что я полюбил глухую, тупую не пойми кого, которая не понимает человеческую речь, у которой ещё и челюсть заедает. Услышав знакомые нотки, Рыска немного пришла в себя, выдохнула и несколько неожиданно для себя самой попросила: — Так... А можно ещё раз? Альк, на краткую щепочку, довольно улыбнулся, но быстро согнал с лица даже напоминание об улыбке, вернув туда привычное слегка надменное, недовольное выражение: — Вообще-то, я тебе не бродячий сказочник, чтобы на бис повторять, — проворчал он, но повторил, даже более развёрнуто. Он подошёл к единственной в комнате кровати, сел на неё. При этом Рыске показалось, что двигался он как-то рвано. Саврянин сцепил руки в замок за головой, потом свёл локти обхватив голову, поставил локти на колени, как бы отгораживаясь от всего мира, затем резко распрямился, опустил руки и только тогда начал говорить. — Ну, так случилось, Рысь, что я тебя люблю. Не спрашивай почему. Я не знаю. Знаю только, что без тебя мне похоже будет плохо... Нет, я, конечно, тебя ни к чему не принуждаю, я смогу прожить и без тебя... Но очень бы не хотелось. Конечно, я не идеален, да и ты, … не обольщайся, тоже. И мы очень разные, я вполне отдаю себе в этом отчёт. Но почему-то в этой сложной жизненной картинке мы подошли друг другу идеально. Наши совсем не идеальные грани характеров встретившись друг с другом, состыковались, и узор сложился. Может быть, не буду тебе врать, я и не только я, считал раньше, что достоин только лучшего. И жена, если будет, то тоже должна быть лучшей. А ты, ты такая какая есть. Не самая-самая. Но мне нужна не лучшая. Мне нужна ты! Альк выдохнул. Он сроду не говорил столько романтики разом. Но это было ещё не все, и, мельком глянув на девушку, он продолжил: — Скорее всего, я больше не буду тебе этого говорить, поэтому постарайся понять главное, что я хочу до тебя донести. Я не вижу причин, по которым мы не можем быть вместе. И если меня всё устраивает, то мне всё равно, что говорят по этому поводу какие-то там традиции. Ещё раз повторюсь, я не принуждаю тебя и, если тебя я чем-то не устраиваю, неволить тебя не стану. Но не бросай меня только потому, что тебе показалось, что без тебя мне будет лучше. Запомни, за себя я принимаю решения всегда сам. И это моё жёсткое требование. После столь необычной для него тирады он, наконец, напряжённо, но с интересом посмотрел на Рыску. Она же смогла только спросить: — Ты... это правда? — Ну, знаешь! Я тебе что, часто врал? Да я тебе вообще хоть когда-нибудь врал?! — в свою очередь озадачился Альк. Рыска по-быстрому даже вспомнила и ответила, что в самом начале их знакомства вроде что-то такое было. — Ну, не договаривал иногда лишнюю для тебя информацию, но не врал же! — оскорблённо фыркнул Альк. — Нет, я, в принципе, могу соврать, если сильно надо, — задумчиво добавил он, — но очень не люблю это делать. — А сейчас? — А сейчас бы мне зачем?!.. Более того, — Альк сделал девушке ещё один нежданный подарок, — я и дальше не собираюсь тебе врать. Рыска опустила голову и немножко помотала ею, утрясывая и укладывая информацию, которая никак не желала там укладываться. Затем девушка посмотрела на собеседника слегка растерянно и недоверчиво. — Альк, прости! Мне надо это переварить. Мысли Рыски опять, как уже было однажды, скакали, как бешеные белки. Разве что в обморок падать она теперь точно не собиралась. «Божиня! Не могу в это поверить! Неужели он это СКАЗАЛ?! Неужели он это сказал МНЕ?! — судорожно думала Рыска. — ОН!!! Этот гордый, непреклонный аристократ, а также грубиян и упрямая вредина принял и решил выполнить мои требования?! Поступившись собственной гордостью?! Ооо!!! Что же делать? Зачем он это сказал? Это же не может быть правдой! Но он сказал, что не врёт. И не верить ему у меня причин нет. А поверить так страшно! Слишком больно будет, если всё окажется ложью. Может, я опять неправильно всё поняла?». — Хорошо, — тем временем милостиво согласился Альк. И пока Рыска думала, ёрничая добавил: — Может, обед заказать, для улучшения процесса… так сказать, переваривания. — Альк!!! Я же не в этом смысле! — взвилась Рыска. — Да, со смыслом у нас нынче не очень… — заметил он, задумчиво глядя куда-то в угол комнаты. В восприятии Рыски же внезапно случилась смена декораций. Что такое декорации, она знала. Несколько раз на ярмарках видела, как бродячие артисты с куклами разыгрывают на импровизированной сцене представления, и если это была сказка, то ей полагались простенькие декорации. Вот главный герой дома, а вот он же, уже едет через леса и горы, а вот он в замке со злодеем сражается. Где и что происходит с героем, понятно, прежде всего, по декорациям. Мудрёное слово Альк подсказал. И сейчас с ней случилось что-то похожее, герой — Альк Хаскиль, всё тот же, но если только что девушка видела язвительность и ехидство молодого саврянина, и прежде всего, нежелание отступать и добиться своего любой ценой, несмотря на доводы разума, то сейчас вся шелуха из ёрничания отвалилась, оставив суть, что он и впрямь любит её. А язвительность и ехидство — это все от напряжения и неуверенности, разговор то для него действительно важен. Она почувствовала, что он не врёт и никакая это не благодарность или привычка, а настоящее чувство. Хотя и, как она считала, к недостойной его девушке. Кто она? Обычная девушка. А он? Он такой… даже слово не подбирается какой, хоть и вредный, конечно. Выждав достаточное, как ему казалось время, Альк поинтересовался: — Ну что, переварила? Рыска не стала отвечать на колкость, вместо этого подняла на него глаза и призналась: — Альк, я не могу в это поверить. Альк не стал переходить на свою излюбленную манеру общения, а сел рядом, приобнял одной рукой и заглянул в глаза. — Ну, чего ты? Что тебя смущает? Оказавшись настолько близко к нему, ещё и после всего услышанного, Рыска почувствовала себя совсем не в своей тарелке. Ей хотелось сказать, что это он её смущает. Но, естественно, не стала. А глаза у него оказались не просто медовые, а неоднородные, светлые желтоватые участки чередовались тёмными вкраплениями разной формы, вкрапления были мелкие, поэтому глаза смотрелись почти жёлтыми, но эти вкрапления придавали им особый оттенок, а ещё их было интересно разглядывать. Раньше она этого почему-то не замечала. Рыска никак не могла подобрать Альку подходящее определение. Какой он всё-таки? Он такой… и тут вспомнилось слово «непостижимый». Вот оно, наверное, самое подходящее. Тут Альк чуть толкнул её локтём и вопросительно хмыкнул. Рыска сообразила, что от неё все ещё ждут ответа. — А? — неосознанно вылетело у неё, оно было немного не к месту, и девушка хотела уже выразить своё полное и безоговорочное согласие, но вдруг вспомнила, почему не сложился прошлый разговор. Ведь причина была не только в признаниях Алька и в том, что она не верила в его чувства, а в том, что её даже не захотели выслушать. А эта причина не фунт изюму, она способна отравить совместную жизнь даже между самыми замечательными людьми. А ещё скорее почувствовала, чем разумом поняла, что если о чём-то договариваться про будущую жизнь, оговаривать какие-нибудь условия, то именно сейчас, другого такого случая может и не представиться. — Прости, задумалась, — сказала Рыска и ринулась в бой, — это тебе легко принимать решение. Ты умный, образованный, к тому же, дар спросил — и всё понятно. А я теперь без дара, пока решусь. Я очень хочу быть с тобой и верю в то, что ты сказал. Но я не могу допустить, чтобы любимый мужчина и, возможно, отец моих будущих детей относился ко мне как к милой дурочке, ни в чём не советуясь и не считаясь с моим мнением. Будучи уверенным в том, что лучше знает, что мне надо. И кстати, я тоже хочу за себя решения принимать сама, а не чтобы меня к ним вынуждали. И если я недостаточно умна, чтобы со мной советоваться, и чтобы моё мнение что-то значило, тогда прости, жить в семье, где я не на что не влияю, я не хочу. — Ну, Рысь, я же действительно опытнее и умнее. Не обижайся, но это же так? И во многих случаях логичнее отдать принятие решений мне. Зачем отрицать очевидное. — Да, ты опытнее и умнее, я не спорю. Но кто-то тут говорил про жёсткие требования. У меня тоже есть принципы Я не хочу, чтобы моё мнение каждый раз совали под лавку. Я требую, чтобы важные решения, особенно которые касаются обоих, со мной хотя бы обсуждались. И если моё мнение не совпадёт с твоим, чтобы оно хотя бы было услышано. Конечно, решения, касающиеся только тебя, ты сам принимаешь, я тут не обманываюсь. Но в решениях, касающиеся обоих, я хочу принимать участие. И если я с чем-то категорически не согласна, то… — Рыска задумалась, подыскивая нужные слова. — Ооо! Хочешь иметь право вето? — восхитился Альк, почему-то это дипломатическое слово показалось наиболее подходящим. — Не запутывай меня непонятными словами, — отозвалась Рыска, — Вето, не вето, я хочу, чтобы со мной считались. И если я с чем-то категорически не согласна, то это не просто так, и моё мнение в этом случае должно значить не меньше, чем твоё. — Ну почти это и значит, — сказал Альк, не став, впрочем, уточнять, что право вето вообще накладывает запрет на принятие этого решения. Они ещё немного поговорили про будущие порядки и правила, и что жизнь она такая, в ней всегда найдётся место для исключений, прежде чем Рыска сказала «Я согласна!». — Рыска! Рысонька! — прошептал Альк в ответ, прижал Рыску к себе, погладил по волосам и поцеловал в макушку. А совладав, наконец, с приступом радости, заметил: — Ну, наконец-то. — После чего нахально заявил: — Ну, а теперь, на правах жениха, могу я поцеловать невесту? Лицо у Рыски стало трогательно растерянное. — Тебя что, это удивляет? Не бойся, это не так страшно, как ты думаешь, даже может быть приятно. И вообще, так положено. Рыска зябко повела плечами. Он встал, привлёк её к себе и нежно, но настойчиво начал целовать. Делал он это не торопясь, со вкусом. Ей стало одновременно страшно до дрожи и слабости в коленках и невероятно хорошо, и захотелось, чтобы этот миг никогда-никогда не кончался. Она вроде была в комнате и одновременно летела куда-то, чувствуя его неожиданно мягкие губы. Сколько длился этот поцелуй, Рыска не поняла, впав в какое-то безвременье. Когда Альк оторвался от нее, он провёл ладонью по её спине и прошептал изменившимся голосом по-саврянски: — Як я чиби хце! * (Как же я тебя хочу), — и стиснул ещё крепче. Рыска только пискнула испуганно-возмущённо в его крепких объятиях. Он нехотя от неё отстранился. — Да помню я, помню! Не бойся, не трону больше положенного. Я помню, что до свадьбы ни-ни и всё такое, — с лёгкой досадой произнёс мужчина. И пока девушка приходила в себя от пережитого, Альк, чтобы отвлечь себя и её от скользкой темы, решил прояснить ещё один вопрос. — И, кстати, про дар, — его немного всё-таки задело предположение Рыски о том, что в их отношениях он постоянно пользуется даром. — Я хочу, чтобы ты знала. Я мог бы, если б захотел, просмотреть наши дороги на перспективу, лет на пять -десять. Трудно, непрофессионально, но можно. И выбрать лучшую. Получить подсказку, знание. Но не хочу. Не знаю, как тебе объяснить, но это всё равно что, только начав читать интересную книгу и увлекшись историей, заглянуть в последнюю главу. Мне интересно просто жить с тобой, чтобы каждый день приносил сюрпризы. Конечно, о чём-то смертельно опасном дар меня предупредит, а в остальном пусть всё будет как будет. Рыска только и успевала, что удивляться. Сколько всего нового принёс ей этот день. Сколько незнакомых граней характера любимого мужчины она узнала за один разговор, а уж про отношение к ней и говорить нечего. А он не уставал её удивлять. Она понимала, что сегодняшний разговор дался ему непросто, ой не просто. Ему ведь через столь многое в себе пришлось переступить. Шевельнулся и непрошеный червячок сомнения или вины. Она ведь ничем не поступилась в ответ. — По поводу свадьбы я был, пожалуй, неправ, — сказал Альк, когда они коснулись этой темы. — Ну, давай так, обвенчаемся по пути, а свадьбу сыграем уже в Ринстане. Я же знаю, что для тебя это важно. Чтобы там и друг твой любезный мог поприсутствовать, и чтобы всё было, как ты хочешь, без фанатизма, конечно. «Нет, я сегодня всё-таки необычайно, просто сказочно, мил и галантен, само понимание и обаяние», - подумал про себя Альк. У Рыски же эта новая уступка и забота о ней вызвала новый приступ вины, и, поймав красноречивый взгляд Алька, она привычно зарделась. Альк сразу, после того как опасный рубеж в разговоре был перейден, расслабился, и теперь, вспомнив неудачные попытки Рыски о нём позаботиться и свой отказ, решил — а что, пусть мажет, не отрава же это, а ему так приятнее разговаривать будет, да и девушка успокоится. А то какая-то она напряжённая. Он сообщил Рыске, что она может вернуться, если хочет, к своему занятию по обработке царапин. Рыска рьяно бросилась это делать, лишь бы занять руки, которые она уже не знала куда деть, и голову. Альк же уселся поудобнее, милостиво позволяя за собой ухаживать, всем своим видом показывая, что ему это вовсе не надо, но если женщина так хочет… Не удержалась Рыска и от расспросов, как он заработал эти боевые ранения. — Во всём виноваты женщины, — философски ответил Альк — и ведь не соврал, — породив у Рыски таким ответом ещё больше вопросов, чем было. Но её попытка развернуть тему не увенчалась успехом. — Это ненужная тебе информация. И вообще, давай оставим эту тему, она мне не интересна, — отрезал Альк. Не признаваться же ей, в самом деле, что это он о ней так задумался, что дерево не заметил. Рыске пришлось самой выбирать подходящий вариант ответа. Она предпочла остановиться на том, что он спас какую-то неизвестную девицу от разбойников. «Ну вот», — подумала Рыска, нежно размазывая «чудо-средство» по уже фактически своему мужчине, точнее его ранам, и тут же проникшись своей же придумкой. «Какой же он всё-таки заботливый, даже о какой-то незнакомой женщине позаботился. И вообще, я его недооценивала». Рыска вспомнила его с жаром сказанные слова, после не менее жаркого для неё поцелуя, и у неё по спине пробежала волна мурашек. И тут она подумала, это ж сколько он сдерживался и скрывал свои желания. И первый раз за всю жизнь, подумав об этом, ей стало жалко мужчину. Но она не собиралась так просто изменять своим принципам. Вместо этого Рыска задала более любопытный для себя вопрос: — Интересно, когда наша свадьба сможет состояться? Альк, как ты думаешь, как скоро это случится? Мы же быстро до Ринстана доберёмся? Альк только горестно вздохнул, это как посмотреть на это «быстро», сейчас, когда всё выяснили и все точки над i расставили, то сдерживаться стало совсем тяжело. А вслух сказал: — До Ринстана где-то недели полторы. А там как Хольга распорядится, если Саший каверзу не подстроит, — глаза его стали задумчивы, и он, сам не зная почему, но с полной уверенностью, что это так, добавил, — и вообще в Ринстане наша свадьба с большой вероятностью не состоится. Рыска чуть не подпрыгнула от этого известия: — Как не состоится?! Ты же обещал! Как же так? Обманул что ли? Альк сам вздрогнул от своих слов, настолько внезапны они были, он не спрашивал дар, тот сам неожиданно влез в разговор. — Рыска, я тебя не обманывал, — попытался он успокоить девушку, — Я, как и говорил, собираюсь, как только мы доберёмся до Ринстана, организовать свадьбу, я не отлыниваю и не пытаюсь увернуться от этого. Мне самому это не нравится. И оттягивать этот процесс я не хочу, мне это вообще не выгодно. Это мне сейчас дар подсказал. Прости, не специально. Но это не зависит ни от меня, ни от тебя, по-видимому, вмешается третья сила и мы ничего не сможем сделать. Рыску же это объяснение совсем не успокоило, а совсем даже наоборот. Она ему верила, но это же было ещё хуже. Она попросила видуна посмотреть поподробнее, что там за третья сила. Но Альку и так было неудобно из-за того, что он только что рассказывал Рыске, что в отношениях с ней не пользуется даром, и практически тут же опроверг это. Выходит, обманул. Но он же не специально. И сейчас пользоваться им наотрез отказался. К тому же, там не было ничего непоправимого, просто, по-видимому, некритичное смещение времени и места. Он так и сказал Рыске. Неважно где и как, но событие всё равно случится. Рыска же накручивала себя по полной. А вдруг злая судьба решит их разлучить, пусть даже не навсегда, а на долгие годы. И вообще, они так бездарно потеряют возможность быть вместе. Вместо этого всё оставшееся вместе время она будет краснеть удушливой волной, каждый раз встречаясь с ним взглядом? И всё потому что у неё принцип, чтобы до свадьбы ничего не было. Но это не правильно! К тому же они уже обо всём договорились, и она ему верит. Она тоже должна чем-то пожертвовать для их отношений. И Рыска решилась на, как она думала, для себя невозможное. А пожалеть о случившемся и помучиться угрызениями совести и потом можно будет, тем более, что она отлично умеет это делать. «Вот это да!» Альк, конечно, не это имел в виду и не ожидал такого эффекта, но эффект ему понравился, глупо было бы не воспользоваться. Его такой поворот вполне устраивал. Зато уж он постарается. Постарается, чтобы Рыске эта ночь показалась незабываемой и чтобы она не пожалела о своём решении. Он как-то обещал развратную девственницу — вспомнилась перепалка с Жаром — и хищно улыбнулся: «Будет вам развратная девственница». Всё случилось там же, в комнате над лавкой пряностей. Когда он обнял её, нежно проведя ладонями по её плечам и рукам, а затем скользнув ими по талии ей за спину, по телу побежали мурашки, и на Рыску вдруг накатила волна смущения, страха и одновременно с этим какого-то незнакомого, робкого пока желания близости с Альком, а земля словно ушла из-под ног и мир полетел, кружась перед глазами. А может, это она летела куда-то, растворяясь в этих прикосновениях и окунаясь в новые для себя ощущения. Она то погружалась с головой в пучину нахлынувших на неё чувств, то выныривала обратно, внезапно выхватывая рассеянным вниманием какие-то ускользающие от неё ранее детали. Например, какими необычайно нежными могут быть его сильные, как она знала, способные быть безжалостными руки, какие мягкие у него губы и как невероятно хорошо может стать, когда они вслед за зубами легко прихватывают мочку уха. Сначала Рыска просто позволяла Альку себя ласкать, прислушиваясь к своим ощущениям, но в какой-то момент ей захотелось ответить на его ласки. Она робко коснулась его головы, игриво провела рукой по волосам, потеребила косы — а волосы и правда оказались мягкие. Рыска заглянула в такие родные, но сейчас кажущиеся незнакомыми, желтые глаза и, легко касаясь косы, спросила: — Можно? — Что? — не понял Альк. — Расплести. Альк широко улыбнулся и сел, утянув ее за собой и усадив к себе на колени. «Как необычно всё. Мы смотрим друг на друга. Я обнажена перед ним и расплетаю ему косы», — думала она, неторопливо перебирая и разделяя ловкими пальцами пряди светлых волос. Рыска смущённо глянула на себя, а потом наклонилась к Альку и аккуратно, стараясь не задевать его царапины, потёрлась своим носом об его. Он чуть улыбнулся, оценив её заботу, и ответил таким же ласковым движением, а она вернулась к своему занятию. Рыска только сейчас внутренне принимала то, что они теперь и правда вместе, что случилось то, о чём она мечтала, точнее в последнее время даже и не мечтала, что этот мужчина теперь её судьба. Смущение начало отступать и в той симфонии чувств, что звучала у нее в душе, играло уже далеко не первую скрипку. Альк тем временем тоже запустил руки в ее волосы, то расплетая её косу, то нежно гладя и массируя голову. И в этом их незамысловатом совместном действии было какое-то таинство, нечто имеющее значение только для них двоих. Обнажив друг перед другом тела и души, расплетая косы и освобождаясь от пут, они, напротив, словно вплетали любимого в свою судьбу. Альк оказался очень нежным, чувственным и внимательным любовником. Он либо предугадывал любую её реакцию, либо быстро реагировал сам на малейшие ее движения, находя способы свести к минимуму неприятные ощущения, неизбежные в первый раз, и даже доставить ей удовольствие. Этого Рыска никак не могла ожидать от него, судя по обычному его поведению и демонстративно пренебрежительному отношению к женщинам. И от осознания этого она совсем таяла в его объятьях. Ей было непривычно, невероятно хорошо с ним. Он чувствовал и понимал её. И не было никого роднее в этот момент. Уже на следующее утро, лёжа головой у него на груди, она ощутила какую-то особенную близость с ним, напряжение и стеснение пропало, будто их и не было вовсе. По телу разливалась нега, а душу переполняла всепоглощающая нежность. И еще какое-то чувство единения и даже немножко собственничества. Задержались они там на три долгих, прекрасных, восхитительных дня, почти не выходя в это время из комнаты. И Рыска, вспомнив тётку Ксюту из Лосиных ям, поняла и ощутила, что такое, когда с тебя пылинки сдувают. Альк был очень заботлив. И Рыске не хотелось верить, что на людях, как предупреждала тётка Ксюта, он опять превратится во вредного, злословного, пренебрежительно относящегося к женщинам и к ней заодно, саврянина. Хотя и подозревала, что Альк, как истинный сын своего народа, так и поступит. А потом поехали-таки в Ринстан. Они, естественно, решили ехать туда. Во-первых, надо было отдать Жару причитающуюся ему часть, во-вторых, ему же — приглашение на свадьбу Шареса и Исенары, и в-третьих, им самим нужно было на эту свадьбу. И потом, у них самих была запланирована там свадьба (хотя у Алька и было предчувствие, что её там не будет). Но они не стали портить себе такое замечательное время мыслями о том, какой очередной выверт заготовила им судьба. И, кстати, царапины на лице у Алька почти зажили, став совсем незаметными. Лишь шишак на лбу, начав рассасываться, сполз под глаз синяком, но даже синяк уже сильно посветлел. Произошло это из-за чудодейственной рыскиной мази или само собой, так и осталось неизвестным.