***
Путь в Ринстан выдался на редкость спокойным. Никаких неожиданностей или трагических случайностей. На них не нападали никакие разбойники, и лихие люди обходили их стороной. Случайно встреченным попутчикам ничего не было от них нужно. В общем, его можно было бы назвать даже скучным, если бы они не развлекали себя сами. На одном из привалов у них возник разговор о причинах Рыскиного бегства. Что было, впрочем, ожидаемо. Альку хотелось знать: «Почему?». Ведь всё было нормально и вдруг, на ровном месте. Он же так это и не выяснил, они всё больше о другом говорили. Хотелось послушать умозаключения, которые тогда сподвигли Рыску на бегство. Послушал, ага … — Откуда ты только нахваталась этих глупостей?! Только в твоей дурной весчанской башке они могли родиться! — И ничего не глупостей! И не только я так считаю! — в запале почти выкрикнула Рыска. — А кто ещё? — ставшим неожиданно очень спокойным голосом поинтересовался Альк. Рыска, спохватившись, закрыла рот рукой: — Ой! — и, тихонечко, думая, что про себя, прошептала: — Я же обещала не говорить. — Тааак!.. — Альк резко остановился и внимательно посмотрел Рыске в глаза. — Это уже интересно! И кому же ты обещала?! — глаза его при этом зло сощурились. Щепку он пристально смотрел девушке в глаза, не мигая, словно гипнотизируя. «Нет», — подумала Рыска, — «Не скажу! Я обещала!» — Можешь не отвечать! Я и так знаю, кому! — сказал, как выплюнул саврянин, как будто прочитав её мысли, и отвернулся. Вытащив саблю, он с силой рубанул воздух. После следующего взмаха невинной жертвой ярости пало молодое деревце. Рядом ещё одно. — Альк, не надо так! — Сволочь! Подлец! Ненавижу! — в бешенстве прошипел он. — А я-то ему поверил! Наивный дурак, повёлся на его уверения, вежливость и обманчивое спокойствие. Думал, открыто не возражает, значит смирился, принял моё право решать свою судьбу самому. А он! Значит, вот как! У меня за спиной! Ссстарый лис… Это подло! Эх… Ноги моей больше не будет в его замке!!! — Альк! — Рыска ещё раз попыталась воззвать к разуму, сыновьим чувствам этого взбалмошного саврянина. — Это же твой отец! Он тебя любит! Попытка не увенчалась успехом. Но Рыска не отступала, призывая Алька к спокойствию и благоразумию, пытаясь доказать, что его родители, в частности отец, достойны почтения, и прощения, если они в чём-то неправы. Они ещё долго спорили, и когда, — «О, чудо!» — Рыске показалось, что она смогла переубедить упрямого отрока и уговорить его помириться с родителем, тот выставил своё условие. — Ну и переходы у тебя, Альк! — Рыска была обескуражена. — Ну, давай! — подначивал Альк. — А то другим легко советовать! Если ты это сделаешь, то я, так и быть, может быть, попробую помириться со своим отцом. А если нет, то и не смей мне про это даже напоминать! — Ну и давай! Подумаешь! — повелась на «слабо» Рыска. — Значит, по пути в Ринстан мы заезжаем в твоё Приболотье, и ты миришься с матерью? — уточнил Альк, не поверивший в такой лёгкий успех и вообще-то надеявшийся на обратное. Но Рыска задавила готовящийся вырваться наружу протест, только сердито пробубнила: — Ну и ладно! Только у меня-то с матерью совсем другая история. А тебя все любят и от любви к тебе так поступают. — Короче! Да или нет?! — Подожди. Это что, мы сейчас вместо Ринстана в Приболотье поедем? — искренне удивилась Рыска, осознав, что им грозит серьёзное изменение маршрута. Альку в большой степени было всё равно куда ехать, возвращаться в замок он точно не собирался. Приболотье, так Приболотье. Может, Рыска испугается своей исторической родины и оставит в покое их отношения с папочкой. А то правильные вещи легко советовать. И про сыновнее почтение, и благоразумие вещать. Пусть сначала свои детско-родительские отношения выстроит. А то ишь, хитрая какая! Вслух же он сказал: — Да! Подумаешь! Для нас двести вешек не крюк, сделаем заход в Приболотье. Тоже мне проблема. Мы же никуда не торопимся. Ты давай, не отвлекайся. Так да или нет?! — Да!!! Ты этот… как его… э-э-э… манипулятор. Вот! — О-о-о, какие мы сложные слова знаем! Ты бы лучше выучила: «Любимый, единственный, замечательный, неподражаемый, гениальный», в конце концов. А то какой-то у тебя неправильный словарный запас. — Тьфу, ехидна белокосая! Альк, наконец, позволил себе рассмеяться в ответ, с видом «Да, я такой. И горжусь этим». А потом собственническим жестом привлёк к себе Рыску и поцеловал. Через некоторое время Рыска опять попробовала: — А у нас в веске саврян сильно не любят. Но и этот аргумент не вызвал у Алька нужной Рыске реакции, и он его с лёгкостью парировал: — А у меня охранная грамота от Шареса есть. Да я могу и не въезжать в ваше Приболотье. Сдалось оно мне. Где-нибудь рядом остановлюсь, тебя подождать, — при этом он победно улыбнулся. Так в их пути из Брбсжисща в Ринстан и появился крюк до Приболотья.***
— Альк! Альк, подожди! — Рыска, семеня, всячески пыталась притормозить Алька. При этом ещё старалась забежать слегка вперёд, чтобы посмотреть вредному видуну в глаза и гордо высказать свой аргумент в споре. При этом она делала вид, впрочем, вряд ли успешно, что они просто прогуливаются и нормально разговаривают. Надо сказать, что ни то, ни другое у неё не получалось. Альк огибал её с каменным выражением лица, как механическое препятствие, всё увеличивая скорость и размашисто вышагивая своими длиннющими ногами, легко разрушая иллюзию спора и ставя в нём твёрдую точку. Девушка, еле поспевая, уже фактически бежала за Альком, со своим бесполезным аргументом наперевес. Раздражение и злость на белокосого захлёстывали её всё больше. И это при том, что вообще-то эти эмоции ей были не свойственны. Рыска представила, как это выглядит со стороны. Высокий белокосый мужчина вышагивает с непроницаемым выражением лица, не обращая внимания на девушку, которая семеня бегает вокруг него, путаясь под ногами. «Тьфу! Хорошо ещё, что прохожих не очень много». Рыска решила сменить тактику. Она остановилась, в надежде, что он, наконец, тоже остановится. Хитрость не удалась, он шагал вперёд с той же скоростью, быстро удаляясь от неё. — Ну, Альк! Так нечестно! Альк, ну остановись же! Давай, хоть, спокойно поспорим! — воззвала к удаляющейся спине Рыска. Не притормаживая, Альк полуобернулся и без особых эмоций в голосе сказал: — Не о чем спорить. Я же сказал. Нет! — Но почему?! — Рыске теперь приходилось кричать, чтобы он услышал, да и нервы уже не выдерживали. Умеет же качественно выбесить. Что за дурацкая манера вести спор! От всего этого ещё больше хотелось добиться своего или хотя бы поспорить нормально. Но больше всего, почему-то, хотелось подбежать и шваркнуть сковородкой по этой раздражающей, заносчивой белобрысой макушке. Небось тогда бы остановился и соизволил обернуться! «Ага, вроде бы остановился. Может, поговорим нормально? Хоть выскажу всё, что накипело», — подумала Рыска и лёгкой трусцой стала нагонять Алька. Он подождал, пока она подбежит на подходящее — чтобы услышала — расстояние, на мгновение обернулся, и спокойно ответил: — Не хочу, — и пошагал дальше, уже не оборачиваясь. «Вот, Саший! Да что ж за издевательство?!» Волна обиды захлестнула её с головой. Рыска надулась и, уже не пытаясь догнать Алька, даже не глядя в его сторону, пошла дальше по улице в сторону снятого ими жилья. Она украдкой оглядела случайных свидетелей инцидента, оценив их кривые ухмылки, как бы говорящие: «Что, девка, получила? Знай своё место!». Стало ещё противнее, захотелось провалиться сквозь землю и поплакать там от злости и досады в одиночестве. Но так как провалиться не получилось, она была не в одиночестве и доставлять им, да и ему дополнительное, бесплатное удовольствие своими слезами не собиралась. Она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и замедлила шаг, чтоб уже быстрее скрылся с глаз долой несносный саврянин. Вот так бесславно провалилась попытка Рыски убедить Алька поехать в Приболотье вместе. Веска под названием Санжейка, в которую они прибыли во второй половине дня, была последняя на пути к хутору Сурка. Они сняли здесь угол и решили остаться на ночь. Потом, оставив коров отдыхать на коровязи, пошли прогуляться, пополнить запасы и обсудить дальнейшие планы. Планы озвучила Рыска. Следующим утром они едут в хутор, там она навестит некоторых знакомых: дедка, там, вдову с дочками-близняшками, Сурку деньги за Милку отдаст. Потом едут в Приболотье и останавливаются у Фесси с Цыкой. И остаток первого дня, и ночь проведут у них. «Да они обрадуются! Точно!». Наутро следующего дня Рыска поедет к матери. Альк может остаться у Фесси с Цыкой. Задерживаться у матери она будет — в тот же день вернётся. И всё, можно ехать дальше. Альк в отношении Рыски, в принципе, планы одобрил, но насчёт себя категорически не согласился. Тогда, в самом начале спора, дал по сравнению с последующим, даже развёрнутое объяснение: — Я с тобой не поеду. Здесь подожду. Рыске этот вариант как-то совсем не понравился, и она попыталась его переубедить. За эти несколько дней она уже так привыкла, что они практически неразлучны. И ей это чувство лёгкого собственичества нравилось. Да и оставаться без поддержки в этой эмоционально непростой для себя ситуации тоже не хотелось. А ещё ей было банально страшно. Страшно расставаться с любимым. Вдруг та самая третья сила, о которой говорил Альку дар, разлучит их прямо сейчас? И, расставаясь на пару дней, они расстанутся на долгие годы? А так, пока не расстаются, вроде и не страшно, как будто само это отменяет всё плохое, что может случиться. Попытка же переубедить и настоять на своём окончилась, … так как окончилась. И больше всего ведь было обидно не из-за того, что Альк отказался и ей теперь одной ехать, а из-за того, как именно он это сделал.***
Ну вот, теперь она едет на Милке в сторону родного хутора. Утра она дожидаться не стала, а, взбодрившись от общения с милым, собралась и поехала сразу, как добралась до снимаемой комнаты, предварительно чуть-чуть погуляв по веске, в попытке успокоить нервы. Гулять по незнакомой веске без Алька ей не понравилось, поэтому вернулась она быстро. Сухо сообщила Альку, что уезжает прямо сейчас. Тот воспринял эту новость недовольно, попенял на нелогичность и излишнюю эмоциональность её поступка. Предложил подумать и остаться до утра. Но после того, как она напомнила, что тоже имеет право на самостоятельные решения, уже особо не настаивал. И вот, теперь у неё сколько угодно времени подумать. Рыска ехала совсем одна, даже крыса она в этот раз с собой не взяла, и смотрела на начавшее уже скатываться к закату солнце. На дороге тоже никого не было, наверно, никому это захолустье было не нужно. «Я, наверное, от Алька заразилась его вывертами», — думала Рыска. — «Вот что, спрашивается, подорвалась на ночь глядя? Чтобы ему что-то доказать? Чтобы понял, что неправ? Так ведь не поймёт! Даже думать в ту сторону не будет. Себе только хуже и сделала, вдруг до ночи не успею, буду впотьмах блуждать». Обида от недавнего неудавшегося спора уже притупилась. Кстати, Альк не понял или сделал вид, что не понял, на что она обижается. Вспомнилось его: « — Ты что, обижаешься? Зря. Не на что. Я же сказал, что не поеду. Спорить не собирался». Он подождал от Рыски ответных реплик, не дождался и добавил: « — Ты повела себя неправильно». В принципе, несмотря на обиду, Рыска признавала право Алька на это решение. И не только право, но и логичность этого самого решения. Хутор и Приболотье — это её, Рыскина личная история, и она сама должна там всё порешать. Она одна должна пройти этот путь. И никто ей в этом не помощник. А по поводу страхов расставания, Альк и тут, как всегда, прав. Им всё равно придётся расставаться. Она же не рассчитывала всерьёз, что сможет привязать его к своей юбке (Рыска посмотрела на себя: юбку она уже давно не носила. «К себе», — поправилась она) на всю жизнь. Тем более, с его беспокойным характером их жизнь и будет состоять из встреч и расставаний. Она не сможет, да и не хочет всё время удерживать его возле себя. Лишь бы возвращался к ней. Правда, подобное его поведение всё равно здорово бесит. С такими мыслями она ехала в вечереющую даль, возвращаясь в край своего детства. Наверное, она должна была сейчас думать о хуторе, в котором провела большую часть своей жизни, и о матери, но мысли были совсем не об этом. Она думала не о предстоящих встречах и местах детства, а о нём, об Альке и об их отношениях. Она ведь впервые после того, что случилось в Крокаше, одна и действительно спокойно может обо всём подумать и осознать произошедшее с ней. Нет — с ними. После близости с Альком многое изменилось. Изменения по большей части ей нравились. Если начать с мелочей — например, пропала любимая тема его обидных шуточек. Тема, на которую Рыска всегда реагировала, всплеском эмоций, ему на радость. Со временем он найдёт, конечно, другую тему, это же Альк, но пока её не было, и Рыску это радовало. Вообще, Альк стал с ней, да и не только с ней, гораздо мягче, спокойнее, даже человеколюбивее что ли. И ей самой тоже стало значительно спокойнее. Она чувствовала себя под надёжной защитой. Альк и раньше защищал её, опекал и заботился, но это было как бы исподтишка, специально облекалось в грубоватые формы, а сейчас это была явная, не маскирующаяся под что-то другое забота. И нежность. А ещё чувствовалась какая-то надёжность, вплоть до физического желания опереться и облокотиться на него, когда он находился рядом. Ещё неожиданным эффектом от близости стало и её желание физически, даже если в этом не было необходимости, до него дотронуться, прижаться, взять за руку, почувствовать его тело. Хотелось любого физического контакта. Может, чтобы лишний раз убедиться, что это не приснилось, а происходит на самом деле? Временами она чувствовала себя такой счастливой, прямо самой-самой. В такие моменты Рыска растворялась в своём любимом, забывая обо всём. Как и в моменты близости. Чувствовала к нему необыкновенную нежность и временами, украдкой, с гордостью и восхищением любовалась его ладной фигурой, сильными руками, гордой осанкой, необычным, немного хищным профилем (а как он двигается!) и думала: «Неужели это всё мне?», напрочь забыв свою первоначальную неприязнь к саврянам. А иногда ей становилось страшно, что кто-нибудь или что-нибудь внезапно заберёт у неё её счастье и разлучит их. А иногда, как, например, совсем недавно, она злилась на несносного саврянина с такой силой, какой сама от себя не ожидала. Ну, это же Альк! Куда ж без этого? Она и не рассчитывала, что будет просто. У них шла притирка — и психологическая, и физическая. Они потихоньку прорастали друг в друга. Может, это и какое-то неправильное выражение, но Рыске оно пришло на ум и отчего-то понравилось. Обычная, наверно, для любящих пар история, но для Рыски всё было внове, всё было необыкновенным и непознанным. И она смело шла по этому пути, не боясь рытвин и колдобин, возможно, даже не подозревая о них. Временами весело ухая в ямы, попадающиеся на их пути. Но с верою в любовь выкарабкивалась из них и шла дальше. В своем новом статусе она ощущала себя по-другому. К своему стыду, она только сейчас поняла, что ей ни разу, вот ни на щепочку, не стало стыдно за своё решение. Она ни разу за это время не пожалела о том, что нарушила свой принцип. А ведь она считала себя такой целомудренной и приличной девушкой! Свысока, даже несколько пренебрежительно смотрела на тех, кто так просто, без замужества, живут с мужчинами или позволяют им всё до свадьбы, а потом локти кусают, если те их обманывают. И ведь думала она при этом плохо (или как минимум не очень хорошо) про девушек, а не про их парней, будучи уверенной, что она-то уж точно — никогда. Как сильно она ошибалась насчёт себя! Сейчас они с Альком такое вытворяли, при полном её согласии и с удовольствием. У Рыски пробежали от шеи по спине мурашки и прошла теплая волна по телу, как только она вспомнила его неприлично умелые, знающие что делать руки. Наверное, она не должна с таким удовольствием думать про свой грех. Ведь до свадьбы — это же всё равно грех? Рыска посмотрела на уже подсвеченное закатом небо и горячо помолилась Хольге, прося прощения и у неё, и у тех, на кого она раньше смотрела свысока. Невинность — дело хорошее, но разные ситуации бывают. Ничего-то она о себе не знала. Но ни за какую чистоту и непорочность она не отдала бы сейчас только что обретённые преимущества их новых отношений.