Кабинет Хаскиля
***
А в это время в замке, в круглом кабинете Кшиштофера Хаскиля сидел его давний друг, и между ним и старшим Хаскилем происходил оживлённый диалог. Вислав пришёл с пол-лучины назад, и они всё это время обсуждали животрепещущую для обоих тему — ринтарцев. Вислав жил в соседнем замке, находящемся сравнительно недалеко от замка Хаскилей и кроме того, что они были ближайшими соседями, их связывала многолетняя дружба. Они были почти одного возраста, вместе учились, примерно в одно время начинали свою карьеру, правда, по разным направлениям, также в одно время входили в силу. Ну и немало помогали друг другу. Кроме этого, они были почти родственниками. У Виса было два сына и так случилось старший, Лех, был женат на дочери Хаскиля и Таш носил фамилию Вислава (фамилия, конечно, язык сломаешь). В общем, обычная история. Кшиштофер и Вислав часто делились друг с другом сокровенным, как личным, так и политическими взглядами, обсуждали порядки в стране, законы, то чем не делились с другими. Они знали, сказанное за пределы их кабинетов не выйдет, будет понято так как нужно и не будет использовано во вред, за столько лет убедились в этом. Они понимали друг друга. Настолько близкий друг у Кшиштофа был всего один. Оба дорожили этой дружбой и доверием, которое было между ними. Сейчас они говорили о пассии внезапно объявившегося будучи уже оплаканным сына хозяина замка. Точнее говорил в основном, конечно, Кшиштофер, Вислав больше слушал, лишь иногда вставляя свои замечания. Кшиштоф рассказывал, что не успел он нарадоваться внезапному возвращению сына, как подлая ринтарская полукровка, увязавшаяся за ним, просочилась в их семью, и одурманив его сына, утащила его в свой, трижды клятый Ринтар. И ладно бы из знати была, а то так, выскочка какая-то, без роду без племени. — Любовь у них видите-ли! А, ведь, я с ней разговаривал, объяснял, что такой брак поломает моему сыну карьеру и жизнь. Если бы она хоть немного его любила, она бы ко мне прислушалась, уехала и не цеплялась бы за Алька. Но ей, по-видимому, наплевать и на его карьеру, и на положение в обществе и на самого Алька и его поломанную жизнь! Решила просто воспользоваться моим сыном для достижения своих целей, а что с ним станет, что он из-за этого брака потеряет, ей всё равно. Ведь она ему и близко не ровня. Ты только подумай, она даже не благородного происхождения! А туда же, фамилию Хаскиль захотела. Неслыханная наглость! — запальчиво говорил Кшиштоф. Он замолчал, задумчиво глядя перед собой остановившемся взглядом и тихо, и как будто неуверенно продолжил: — И ладно бы только это. Она же его в свой Ринтар утащила. Он же только-только из этого злосчастного Ринтара вернулся в родное гнездо. И тут, — его голос опять сделался громким и обвиняющим, — Не успели ещё у матери слёзы радости на глазах обсохнуть, как он, скаканул за этой пигалицей, махнувшей хвостом, и умчался из родного дома опять в её Ринтар. Даже не попрощался паршивец. Опять бросил семью. Ну ты подумай! Потом его голос опять стих и в нём зазвучала искренняя обеспокоенность, — Его уже так долго нет. Боюсь он там решил остаться. И как-то мне так беспокойно из-за этого. Тревожно, как бы они с ним опять чего-нибудь не сделали. Увлёкшись Кшиштофер от ринтарской полукровки перешёл на ринтарцев и Ринтар говоря о своих застарелых полуосознанных страхах. О том, что ринтарцы чуть не отобрали у него сына навсегда. Причём не просто отобрали, а унизительно и подло, чуть не уничтожили и что тому чудом удалось спастись. Удобно не вспоминая о той, благодаря кому сыну удалось спастись. — Хоть я и не люблю эту Пристань в принципе, — говорил старший Хаскиль, — Но считаю, что в Саврии бы такого не произошло. — Зря, конечно, он им поверил, — горячо поддержал его Вислав. — Точно! — воодушевлённый дружеской поддержкой зло продолжил Кшиштоф, — Он разорвал ради них семейные узы и отказался от своего положения в обществе. У него же здесь было замечательное будущее и блистательная карьера! Ну да ты знаешь. А они отплатили ему чёрной неблагодарностью, фактически уничтожив. Хотя я уверен, он и у них был лучшим учеником. Хаскиль горько покачал головой вспомнив, то время, когда он узнал о случившемся с Альком по окончании учёбы. Вислав сочувственно кивнул, сказав, что ринтарцы вообще не знают благодарности, и не заслуживают доверия. Наверняка и к Альку отнеслись предосудительно, потому что он саврянин. Так слово за слово они перешли к обсуждению ринтарцев. Каждый спешил высказать всё что накипело. Оказывается, и у Вислава были свои обиды на ринтарцев. Получив возможность высказаться по больной проблеме, да ещё и получив в ответ поддержку, Кшиштоф расслабился и пропустил в разговоре опасный момент, после которого разговор свернул куда-то совсем не туда и пошёл в опасном направлении. От простого ворчания на предстоящие изменения и новую власть, собеседник перешёл к чему-то, что должно отвернуть Ринтар и Саврию друг от друга. Неожиданно осознав о чём говорит собеседник, Кшиштофер похолодел. Попахивало заговором знати. Его эмоциональные высказывания о ринтарцах, а точнее о ринтарской девчонке, посмевшей предъявить права на его сына, ничего общего не имели с тем, что говорил сейчас Вис. Это же совсем другое. Слова собеседника, высветили в новом свете всё то, что накопилось в его душе. В этом безжалостном свете всё стало чётче, резче и он как бы увидел всё то, что его волновало под другим углом, по-новому. И, честно говоря, мелковато оно было по сравнению с тем, что он сейчас услышал. Да он не слишком любит ринтарцев и Ринтар, но положа руку на сердце, это из-за Алька, и касалось это прежде всего его девчонки. И связано, ну если быть с собой уж до конца честным, со страхом потерять сына. К ринтарцам, в принципе, он никаких особых претензий не имеет, кроме сына. Ну люди как люди. И некоторые их представители вполне достойны занять достаточно высокие посты во власти, да потеснив при этом некоторых, недостаточно соответствующих этим местам саврян. Но никогда, даже в страшном сне он не хотел сейчас, чтобы разразилась новая война с Ринтаром. Да и воссоединение Саврии с Ринтаром — это благо для обоих стран. Удачное политическое решение, выгодное обоим тсарствам, особенно сейчас. А конфликт и разругаться вдрызг, это сейчас наверно худшее, что может произойти. И в этом случае война неизбежна. И хотя для Виса война — это профессия, но неужели он не понимает, что это катастрофа? С каждым словом друга, у Кшиштофера как-будто ломалось что-то внутри. Это — катастрофа! Надо срочно остановить его! — Подожди! То, что вы хотите сделать, ввергнет наши тсарства в пучину новой войны, и эта война будет гораздо более кровавая, чем предыдущие. И ты хочешь сказать, что это будет благо для нашего тсарства?! — Мы не боимся войны. Наша армия сильнее ринтарской. Мы же никогда их не боялись, с чего бы нам бояться их сейчас?! — фыркнул Вис. Ну что ж, вполне в стиле военного, с тоской подумал Хаскиль. — Да сейчас война не принесёт нашей стране ничего хорошего, только сильно ослабит. И это в том случае, если мы выиграем. А ненависть к нам ринтарцев возрастёт в разы, после того-то как они поверили в наши благие намерения. А кровная месть, знаешь ли, страшная штука. Таким образом вы своими действиями отрежете даже возможность примирения. — Кшиштоф, ты не прав. Да возможно нам придётся нелегко, но примирение с ринтарцами и их благие намерения – это миф. Они и сейчас не испытывают к нам ничего кроме ненависти. Поэтому в отношениях ничего не изменится. Не веришь? Проедься по их городам и вескам. Ты встретишь там всё ту же неистребимую вражду и ненависть. Сейчас они притихли, но не более того. Они ждут подходящего времени, чтобы воспользоваться нашим доверием и исподтишка взять над нами верх. Их знать уже готовится занять ключевые посты в объединённом тсарстве, их тсарь готовится стать верховным тсарём объединённого тсарства, их соглядатаи будут на законном основании следить за нашими наместниками, министрами и т.д.. И тогда вернуть наши позиции будет гораздо сложнее. А про нашу слабость, это не более чем пораженческие речи. Мы сумеем победить Ринтар, это я тебе как военный говорю. Сердце старого Хаскиля сжалось от переживаний за своего сына, хотя он и понимал, что Вис сильно преувеличивает отрицательное отношение ринтарцев к саврянам, хотя в какой-то степени, надо признать, в этом он был прав. Поэтому отодвинув на время вопрос об отношении представителей двух тсарств друг к другу, он опять перешёл к войне. — К тому же никто не поручится, что войной с Ринтаром всё ограничится, увидев наше ослабление, нас скорее всего пожелают испытать на прочность и другие соседи, желая урвать свой кусок пирога, — продолжал доказывать Хаскиль. И тут старший Хаскиль неожиданно понял, что ничего против ринтарцев не имеет. Люди как люди. Ну так, может быть к одной конкретной полукровке. И то в свете открывшейся ему информации и возможности новой войны его сильно отрицательные чувства к пассии сына как-то измельчали, показались надуманными и незначительными. По поводу отрицательного отношения, как ринтарцев к саврянам, так и саврян к ринтарцам, да, сейчас это есть, но, в общем то, это дело времени и умелой политики. Уж ему ли об этом не знать. И Хаскиль предпринял ещё одну отчаянную попытку воззвать к разуму и благоразумию старого товарища. Между ними завязался спор, сколь бессмысленный, столь и беспощадный. Вислав как будто слушал слова, но не слышал их. Он отвечал, как будто заученными фразами. Там, где он не знал, что возразить на аргумент Кшиштофера, он мог процитировать, по-видимому, своего лидера. Все аргументы разбивались о то, что ринтарцы – это воплощение зла, хитрости и коварства, порождение Сашия. Что никогда им не сравняться с саврянами, и нельзя допускать равных прав с ними. Иначе это принесёт неисчислимые беды саврянам и Саврии. На протяжении всего спора Кшиштофер пытался понять, что же ему теперь делать. Ситуация была настолько паршивой, что правильного решения просто не существовало. С доводами Вислава он был не согласен, их планы приводили его в ужас. Попытка переубедить друга не удалась. В принципе он даже частично понимал те чувства, что двигали другом. Также он понимал, то что чтобы он ни сделал, это будет предательство. Если как положено законопослушному гражданину, главе рода, приближенного к тсарской династии, донесёт на друга, он выполнит свой долг перед тсарской семьёй и Саврией, но при этом предаст друга. И он не имел иллюзий, что сделают при этом с другом. А если не донесёт, то предаст свою страну, свой род, дело всей жизни, в общем, всё чем он так гордился всю свою жизнь. И приняв очень непростое для себя решение, Кшиштоф торопливо прервал друга на полуслове. — Вислав, стой! Всё, молчи! Я не хочу больше ничего об этом слышать! Никаких имён, и конкретики. Не хочу знать, как вы собираетесь это делать. Давай договоримся, ты ничего мне не говорил, я ничего не слышал. Наступило тяжёлое молчание. Вислав поняв, что неправильно расценил предыдущие речи друга и сказал ему слишком много, помрачнел. Он поднял тяжёлый взгляд на Кшиштофера и смотря ему в глаза спросил: — Значит, ты против нас? Выдержав этот взгляд Хаскиль молча кивнул. — И что теперь? Что ты намерен делать? – сухо спросил Вислав. Что что, а держать удар он умел. — Вислав. Я не буду скрывать, я категорически против того, что вы задумали, но во имя нашей дружбы, то что ты мне сказал, останется между нами. И хорошо, что ты не успел сказать многого. Я должен рассказать о заговоре. Но… Я не могу… Не могу быть твоим палачом. Но прошу тебя, одумайся. То, что вы задумали чудовищно. Чудовищно неправильно. В принципе Кшиштоф не верил, в то что у заговорщиков что-нибудь получится. Но это само-собой не отменяло предательства от сокрытия информации. К тому же он прекрасно понимал, что грозит Вису, когда всё вскроется. Нервно сглотнув Кшиштофер продолжил: — Я не сдам вас. Единственное, что я могу и буду делать, попробую отговорить тебя от этого безумия. И буду надеяться, что у вас ничего не получится. – «А если вам это всё же каким-то чудом это удастся, мне останется просто убить себя», – подумал он про себя, не став добавлять это вслух. — Буду надеяться, что у вас не получится даже начать, что-то делать, что замысел умрёт на корню. Потому что если не получится, когда вы уже начнёте, то я думаю ты сам понимаешь, что грозит зачинщикам. Я прошу, если ещё не поздно откажитесь от этого. Или, хотя бы, ты не участвуй. — Поздно, — ответил Вислав. — И ты можешь думать про это, что тебя угодно, но я не откажусь. Потом они ещё какое-то время говорили, ни в чём друг друга не убедили, и прекратив споры, пришли к соглашению. Кшиштофер, никому ничего не говорит, про Вислава и его сотоварищей. Вислав – никому из заговорщиков не говорит о том, что Кшиштофер знает. Никаких клятв на крови сооружать не стали, полагаясь на старую дружбу и порядочность друг друга. … Первый раз они расставались вот так, отводя взгляды, держась отстранёно и стараясь смотреть куда угодно, только не в глаза. Сухо попрощались, лишь в самый последний момент Кшиштоф сильнее обычного сжал руку другу и поднял на него глаза и тихо сказал: — Может передумаешь, Вис?! Тот отвёл глаза, и старший Хаскиль почувствовал почти осязаемое предгрозовое напряжение между ними, и как молния прозвучало тихое, но твёрдое, — Нет! Хаскиль резко отвернулся, крепко сжав зубы, руку собеседника он тоже выпустил и сжал кулак. Вислав не оглядываясь, с видом очень спешащего по делам человека, пошёл к своей карете. У старшего Хаскиля что-то мерзко ныло в груди, он с болью проследил за мужчиной, садящимся в карету. Возможно, он его больше не увидит. Тот сам суёт голову в петлю, а он ничего не может с этим сделать, только наблюдать. Эх, старина, куда же ты вляпался?! А куда вляпался ты – Кшиштофер Хаскиль? – подумал он. Божиня! Кто бы мог подумать, что посиделки с лучшим другом могут закончиться ТАК?! Карета давно уехала, а Кшиштофер, как-то внезапно постаревший, всё ещё неподвижно стоял на крыльце. Он весь как закаменел, и только ветер трепал его седые косы. Ворона, шумно взмахнув своими чёрными крыльями, полетела вверх. Он бездумно проследил за ней взглядом. Потом посмотрел на вечереющее небо с легкомысленно бегущими по нему лёгкими облаками. И на душе у него стало пронзительно тоскливо, может он завидовал беззаботности и легкомысленности облаков. Потом он опустил голову, тяжело вздохнув. «Ничего уже не будет как прежде». Дав распоряжение прислуге не беспокоить его, он стал медленно, тяжело, ссутулив как от неподъёмной тяжести плечи, подниматься по лестнице. … Утром Анжи обыскалась мужа по всему замку и всерьёз всполошилась, когда обнаружила закрытую изнутри дверь кабинета и несмотря на все попытки достучаться или дозваться хозяина кабинета, ответом ей была гробовая тишина внутри. Пришлось звать слуг, чтобы вскрыли дверь, а потом вызывать лекаря, когда она обнаружила бесчувственное тело своего Кшишека, в окружении пустых бутылок и не тронутой закуски, и домашними средствами не смогла вернуть его в чувство. Хорошо, что лекарь был толковый и качественно справился со своей работой, вернув непонятно где витавшее сознание хозяина замка в его тело.***