***
Bastille — Falling (ft. Ralph of To Kill A King)
Мне кажется, семнадцать лет — тот самый возраст, когда ты лежишь под одеялом, тебя знобит, и так хочется, чтобы тебя пожалели, но ты не хочешь беспокоить близких, у которых и так хватает проблем, и просто терпишь и терпишь. И слезы уже сами текут из глаз от осознания своей беспомощности, кости ломит, и мышцы болят, чувствуешь, как жар постепенно охватывает все тело, но молчишь и не зовешь никого, хотя уже чувство, будто вот-вот умрешь. Да? Вот все сказанное выше идеально описывает мою ночь. На часах четыре утра, а у меня поднялась температура, и я даже пальцами рук и ног пошевелить не могу от слабости. Все, на что меня хватило — выпить пару таблеток и измерить температуру, чтобы убедиться в том, что все мои прогулки под дождем без куртки были явно плохой идеей. Унять дрожь не получается, первую половину ночи я просыпалась каждый час, а теперь уснуть не могу и вовсе. И в первый раз я жалею о том, что Кейси не вернулась на ночь, а осталась у друзей, потому что, хоть она меня в душе и ненавидит, думаю, что она помогла бы мне. Шорохи в коридоре заставляют меня даже открыть глаза, потому что я понимаю, что это мой шанс. Спальня Лотты и Майкла на первом этаже, а на втором живем мы, дети. Это либо Рикка, либо Филипп, либо… Гарри Стайлс. Тянусь к тумбочке и хватаю мобильник, включая фонарик, потому что в горле пересохло, а голос вот-вот пропадет вообще. Направляю лучик света в чуть-чуть приоткрытую дверь и начинаю трясти телефон так, чтобы этот свет привлек того, кто там возится, и он заглянул ко мне, но этого не происходит. Слышу, что шаги удаляются, и у меня начинается паника, потому что сейчас я реально боюсь, что не доживу до утра: так уж мне плохо. Я вообще редко болею, но если болею, то так, что жизнь кажется адом. Шаги все удаляются и удаляются, и я понимаю, что тот, кто там шаркает, не заметил моих сос-сигналов. Собираюсь с силами и, прочистив горло, хриплю: — Эй, подойди сюда! — получается громче, чем я ожидала, но не думаю, что это разбудит кого-то, а вот ночная бабочка это явно услышит. Проходит секунда, и я слышу, что шаги приближаются, а потом и вовсе дверь в мою спальню медленно, со скрипом открывается. В ночном свете мне не составляет труда распознать лохматые кудряшки, и я мысленно разбиваю ему голову битой, но, понимая, что вариантов у меня немного, поднимаю руку и хочу позвать его, как вдруг он спрашивает: — Ты меня звала? — он подходит к моей постели и наклоняется ко мне, а я, несмотря на слабость, отвечаю все равно с сарказмом: — Гарри Стайлс, скажи, ты видел в коридоре кого-то еще? Даже в темноте несложно увидеть, что он закатил глаза, делая шаг назад. Его длинная рука тянется к светильнику, и я благодарю всевышние силы за то, что на днях поменяла лампочку в нем на менее яркую, с голубоватым светом вместо желтого. Иначе бы у меня сейчас мозг взорвался. Свет включается, и я вижу, что лицо парня слегка вытягивается, когда он садится на край моей постели и хватает меня за ступни, что выглядывают из-под одеяла. — Я так плохо выгляжу? — ворчу я, закашливаясь, а он молча и с серьезным видом протягивает руку и прикладывает к моей щеке. Фу, противно ледяная. — Ты вся горишь, — шепчет Гарри, после чего вновь щупает мои ноги, — А пятки холодные. Заболела, что ли? — Да, — отвечаю уже даже без яда в голосе, — Мне нужна твоя помощь, только не буди никого, пожалуйста. Парень скептично меня оглядывает и убирает кудри со лба, а я тоже не удерживаюсь и скольжу взглядом по его телу. Бордовая футболка в обтяжку и длинные пижамные штаны в клеточку. Ха, как мило. — Тебе повезло, что это я там бродил, а не Рикка. Мне кажется, она не стала бы тебе помогать. — Стала бы, она моя сестра, — отрезаю я, не задумываясь, — Пусть и не родная. Говорить все еще тяжело, поэтому я быстро умолкаю, но при этом ловлю себя на мысли, что мне словно стало чуть-чуть полегче, или же это просто Гарри отвлек меня своим присутствием. — На первом этаже в ящике над плитой есть аптечка. Там есть противовирусные лекарства и что-то вроде порошка, который надо разбавить горячей водой. Сделаешь? — Без проблем. Тихо сказав эту фразу, Гарри встает и выходит из комнаты, а я опускаю голову, которую приподняла для разговора с ним, обратно на подушку, чувствуя, что силы вновь меня покинули. На самом деле, и правда, хорошо, что мне попался именно он: с Риккой мне было бы неловко, как повел бы себя Фил, я не знаю, а родителей не за чем заставлять лишний раз переживать. Через минут так семь Гарри возвращается с огромной чашкой, воняющей лимоном, в руках и ставит ее на тумбочку. Он поправляет мою подушку так, чтобы мне было удобнее сидеть, а после протягивает мне лекарство, которое я беру дрожащими руками и почти залпом выпиваю до дна, чувствуя, как терпкая жидкость обжигает горло. Бросаю на парня взгляд и вижу, что он сидит, закрыв глаза и положив голову на руки. Не хочу трогать его, поэтому сама тянусь к тумбе и ставлю на нее пустую чашку, а потом запрокидываю голову назад, слегка ударившись ей о спинку постели. Гарри тут же вздрагивает и поднимает на меня глаза, после чего тихо спрашивает: — А чего ты плачешь? — Я не плачу. Берет край моего одеяла и, поднеся к моему лицу, вытирает дорожку из слез со щеки. Его глаза встречаются с моими, и в этот момент я понимаю, что просто не могу больше сидеть, сил нет даже на это. С тихим стоном сползаю в положение лежа и натягиваю одеяло по самую макушку, прячась от его пронзающих холодом глаз, и слышу приглушенный смех над своей головой. — Не делай так, — Гарри настойчиво пытается стянуть с меня одеяло, но я упираюсь, — У тебя и так жар, тебе нужен воздух. Я вообще открою окно. Он в очередной раз дергает мое одеяло на себя и стягивает его, заставляя меня задрожать, а после этого подходит к окну и слегка приоткрывает его. Меня начинает знобить. — Гарри, закрой! — ною я шепотом, потому что говорить больно, — Мне очень холодно. — И понятно. Но тебе надо остудиться, — он оборачивается на меня и прислоняется плечом к углу стены, — Прости, Дарси. Это все из-за меня. Опухшими от слез и головной боли глазами изучаю кудрявого и даже по его позе могу сказать, что он и правда чувствует себя виноватым. Он стоит, слегка сгорбившись и скрестив руки на груди, а его голова опущена чуть вниз, он смотрит в пол. Не хочу как-то успокаивать его, потому что у меня нет на это сил, да и, вообще-то, я с ним немного согласна. Если бы он не сказал то, что сказал, мы бы не поругались (хотя…) с Риккой, и я бы не убежала на улицу проветриваться. Не попала бы под ливень и не замерзла бы, не заболела… Но что сейчас об этом рассуждать, в итоге имеем, что имеем. — Расслабься, — только и выдавливаю из себя, а Гарри, словно по команде, подходит и садится на край моей кровати, где он сегодня уже сидел. Не сводит с меня глаз, а я в свою очередь тоже рассматриваю его лицо, впервые отмечая для себя, что он симпатичный. Мягкие, приятные черты лица, большие глаза и аккуратной формы губы такого нежного цвета, в который девчонки обычно его красят помадой. Нос тоже какой-то слишком правильный. Он словно нарисован, ведь не бывает людей, у которых все так ровно и красиво. — Тебе нужно заснуть, — оповещает он меня полушепотом, — Тогда тебе станет лучше, ты приняла лекарства. — Для начала, верни одеяло, — огрызаюсь я и тянусь за тем, что по праву принадлежит мне, но Гарри комкает его и прячет у себя за спиной, — Эй… — Нет, Дарси. Спи так. Так тебе быстрее станет легче. — Осел, — фыркаю я и вижу на его лице легкую усмешку. Ловлю себя на мысли, что он опять меня отвлек, и мне уже не так хочется умереть от высокой температуры. Гарри кладет руку мне на ногу и хлопает меня по ней, а сам сочувственно качает головой и говорит: — Знаю, что тебе хреново. Но потерпи, к утру станет легче. Раз уж я виноват, то давай договоримся, что я исполню сейчас одно твое желание, — открываю рот, но… — Только не вернуть одеяло. Хмурюсь и сжимаюсь в комочек, поджав коленки к груди, потому что мне и правда холодно, но становится чуть теплее от понимания, что он вроде бы беспокоится обо мне и даже пытается по-своему заботиться. Честно говоря, в этом доме давно я такого не чувствовала. — Хорошо, — хриплю я, понимая, что голос пропадет совсем вот-вот, и мне придется шептать, — Тогда спой что-нибудь. Подвинься поближе и тихо спой. Сползаю на край кровати, освобождая ему немного места, и наблюдаю за его вытянувшейся от удивления физиономией. Но он послушно садится рядом и бросает задумчивый взгляд на свои руки, перебирая мою простынь длинными музыкальными пальцами. — С чего ты взяла, что я умею? — А по тебе видно. Он усмехается, так и не поднимая на меня глаз, а после этого гасит светильник и скрещивает ноги. Отмечаю, что на нем пушистые шерстяные носки, и на сердце становится чуточку спокойнее. Почему-то именно от этих носков. А, может, у меня уже бред начался от температуры. — Ладно, — наконец изрекает он, — А что тебе спеть? — Что хочешь. Гарри встряхивает головой и прокашливается, а я прикрываю глаза, пытаясь вспомнить что-то хорошее, но в голову лезут только какие-то монстры и зверюшки из мультиков. Хотя, это ненадолго. Приятный низкий голос, вкрадчивый и тихий, прорезает тишину, и я слышу: — I didnʼt mean to hurt you (Я не собирался обидеть тебя) Iʼm sorry that I made you cry (Сожалею, что заставил тебя плакать) Oh my I didnʼt want to hurt you (Я не хотел обидеть тебя) Iʼm just a jealous guy (Я просто ревнивый парень). Медленно спев этот маленький кусочек, Гарри умолкает, и в темноте я вижу, что он повернул на меня голову и теперь смотрит. — Хватит? — Да, — голос уже пропал, и теперь я шепчу в ответ, — Чья это песня? — Джона Леннона. Гарри смотрит мне в глаза, и я счастлива, что в темноте толком его не вижу, а он не видит меня. Но ему это будто никак не мешает установить контакт со мной, причем такой, что у меня аж мурашки пробегают. — Спи. Он аккуратно встает с постели и идет к двери, но потом замирает, будто что-то вспомнив, и возвращается к моей тумбочке. Берет мой телефон и, разблокировав его, потому что там нет пароля, что-то набирает в нем. — Я оставил тебе свой номер. Позвонишь, если станет совсем плохо, хорошо? — Хорошо, — вижу, что он слабо улыбнулся мне, и добавляю, когда он уже отворачивается, — Спасибо, Гарри. — Все для вас, — он в шутку делает реверанс и выходит за дверь, слегка прикрыв ее, чтобы не было сквозняка. А я же делаю последнее усилие над собой и прежде, чем провалиться в сон, тянусь к краю постели и хватаю свое одеяло. Закутавшись в него и свернувшись калачиком, закрываю глаза и понимаю, что мне и правда стало спокойнее и теперь я, может, больше не потревожу Гарри этой ночью.***
Едва открыв глаза, я понимаю, что день уже в разгаре, а я почему-то все еще в постели. Так, будильник не сработал, или что? Я не понимаю. Первым делом измеряю температуру и не без облегчения отмечаю, что она немного спала. Наверное, поэтому мне мне не так плохо сейчас, а голова хоть чуть-чуть соображает. Обвожу взглядом сначала свое тело и замечаю, что одеяла на мне нет. После этого осматриваю постель. Там тоже нет. Его вообще нет в моей комнате. Вот козел. Проверяю телефон: мой будильник выключен. Потягиваюсь и встаю на ноги, чтобы выйти в коридор и взять с кресла хотя бы плед, потому что, хоть окно и уже закрыто, в комнате холодно. Открываю дверь и выглядываю, чтобы проверить, есть ли кто в доме, но, никого не обнаружив, медленно подхожу к креслу и беру заветную вещицу. Закутавшись в любимый плед спускаюсь вниз, чтобы сделать себе чая, и им позавтракать, избабившись от этого чувства пустоты в животе, но, едва зайдя на кухню, вижу там Гарри. Он сидит за столом и, опустив голову вниз, читает. — Что ты тут делаешь? — от удивления довольно громко говорю я, а он спокойно поднимает на меня взгляд и машет книжкой, показывая, что он тут делает. Закатываю глаза и прохожу мимо него, швырнув на плиту чайник, а после сажусь ровно напротив и сканирую его уставшими глазами. — А если серьезно? — Остался, чтобы помочь тебе, если что. Ты бы видела себя ночью со стороны, Дарси. Отчего-то мне становится дико неловко при воспоминаниях о прошедшей ночи. Все, что было, кажется какой-то другой реальностью: забота этого парня и его мягкий голос, напевающий тихую песенку. Сейчас же, сидя напротив, я чувствую только смущение, и мне даже сказать нечего на эту тему. — А что ты сказал семье? — Как есть, так и сказал, — сухо отрезает Гарри, — Что у тебя температура, и кто-то должен остаться с тобой. Из них никто особого желания не изъявил, пришлось остаться мне. Смотрю на него так пристально, что это вынуждает его поднять глаза и слегка изогнуть одну бровь, словно спрашивая, что не так. Нижняя губа почему-то дрожит, и я спешу отвернуться, чтобы он не подумал себе что-то не то. Блин! — Я же просила никому не говорить. — А в чем проблема? Он говорит со мной, будто я тупой маленький ребенок, и это бесит. Наливаю себе в чашку чая, кидаю туда лимон и, поправив плед, спадающий с плеча, оборачиваюсь, стараясь выглядеть грозной. — Я не хочу доставлять им проблем, как ты не понимаешь… — Скажу тебе честно, им было плевать, — резко обрывает меня Гарри, — Прекрати париться о тех, кому нет дела до тебя, — вспоминаю, что примерно то же мне вчера сказал Луи, — Ты заболела, Дарси, и это не шутки. Он быстро вскакивает со стула и подходит ко мне почти вплотную. Сейчас он вовсе не кажется мне таким милым и домашним, каким казался ночью. Сейчас что-то изменилось, и Гарри прежний — холодный и суровый. Глаза, которые сегодня больше голубые, чем зеленые, находят мои, и я вижу, что он жалеет меня. А вот это я уже не в состоянии вынести. — Слушай, хватит играть в доброго друга, ладно, Гарри? — нет сил кричать или говорить с наездом, а горло болит по-прежнему, поэтому я шепчу, — Я благодарна тебе, что ты не дал мне сдохнуть ночью, правда, спасибо. Но с тебя хватит, не думаешь? Лучше бы в школу пошел, чем устраивал тут благотворительность. Он закусывает губу, видимо, желая очень сильно на меня наорать, но молчит. Не сводя с меня глаз, скрещивает руки на груди и вздыхает, как психиатр, которому достался особо буйный больной. Смотрит пристально, очень пристально смотрит, и это жутко меня нервирует. — Я в порядке, — медленно и тихо говорю я, а потом, схватив свою чашку, иду к лестнице, — Мне помощь больше не нужна. — Твое дело. Больше ничего не говоря и не оборачиваясь, поднимаюсь к себе и падаю на постель, а потом понимаю, что мне срочно нужно мое одеяло, так как плед почему-то не греет. Тянусь к тумбочке и беру свой телефон, пролистывая все контакты. Жду шутки в том, как он записал себя, но нахожу простое «Гарри» и вздыхаю. Пишу ему, чтобы он вернул одеяло, и ответ приходит моментально. «Хрен тебе, грубиянка». Ой, как это мило, сил нет. Поворчав себе под нос пару ругательств, еще сильнее заворачиваюсь в плед и принимаюсь медленно пить свежий чай, размышляя над тем, что он сказал мне об отношении моих родных к тому, что я заболела и мне нужен уход.***
Несмотря на то, что я ничего не делаю, день проходит довольно быстро. Тревожные и отравляющие мой организм мысли о том, что я нафиг никому не нужна, мне удалось прогнать, и помогла мне в этом хорошая литература, а затем, когда мне стало каплю легче, и фортепьяно. Гарри в итоге куда-то ушел, но вскоре вернулся, и сейчас он полностью меня игнорирует, но мне плевать. Я его не понимаю. Создается какое-то ощущение, что все, что он делает, он делает мне на зло, так, как я того не хочу. Но при этом он вроде бы пытается быть милым и хочет наладить контакт. И как мне на все это реагировать, я не могу понять? Внизу громко хлопает дверь, и я слышу звонкие голоса, которые моментально дают мне понять, что это не Лотта вернулась из магазинчика, как я того хотела, а пришли Филипп и Рикка. Но среди их голосов я отмечаю для себя еще один, и меня пробирает холодный пот, когда я понимаю, кому он принадлежит. По телу пробегают мурашки, и я зарываюсь с головой в плед, когда слышу на лестнице громкие уверенные шаги. Ровно через секунду после того, как я забираюсь в свое укрытие, дверь распахивается, и он подходит ко мне. Я, сначала хотевшая притвориться спящей, не выдерживаю и сбрасываю с головы плед, широко распахнутыми от удивления глазами оглядывая стоящего передо мной в джинсовой куртке парня. И вот ему не холодно так: то пиджак, то джинсовка? — Какого черта? — только и вырывается у меня, а Луи усмехается и садится на постель, ровно туда, где ночью сидел Гарольд. — Меня Рикка позвала, — с улыбкой говорит парень, а я перебираю в голове все возможные варианты, но не нахожу ни одного расклада, при котором сестра могла бы пригласить Луи к нам домой. Он видит непонимание и испуг на моем лице, и это опять его смешит. Протягивает ко мне руку, но я дергаюсь в сторону, пялясь на парня во все глаза, а в комнате, кроме моего частого дыхания, то и дело раздается его звонкий смех. — Она сказала мне, что ты заболела, а потом рассказала про то, как с ней поступил Найл. Прибавила, что за тобой тут присматривает Гарри, и я испугался, что он отравит тебя чем-то, он ведь тот еще говнюк, вот и пришел. — Не понимаю… — запускаю пальцы в волосы, потому что в голове просто каша, — Рикка сама к тебе подошла? — Нет, — он опять улыбается, — Я подошел первым и спросил, где ты. Смотрю ему в глаза и пытаюсь понять, что вообще происходит, но у меня не получается. Луи сидит рядом и молчит, словно ожидая от меня каких-то слов, но их попросту нет, мне нечего сказать ему сейчас. — Она же ненавидит тебя… — Как я понимаю, она ненавидела меня за компанию с Хораном, а теперь она ненавидит его. И тебя, судя по всему. Кажется, она решила, что ты с Гарри теперь подружилась, и захотела все испортить мной. У нее свой коварный план, но он дал мне возможность прийти к тебе и убедиться, что ты жива и скоро будешь здорова, — он делает лицо, как у Шерлока, и забавно щелкает пальцами. Луи тараторит все это так быстро, что я толком не успеваю все разобрать, но суть улавливаю. Рик пытается насолить мне, и это чертовски обидно, ведь я делала все, чтобы не причинить ей боль. А она поступает ровным счетом наоборот и хочет лишить меня единственного друга (по ее мнению, хотя, вообще-то, какие из нас с Гарри друзья?). Но ничего, зато вот Луи пришел и сидит сейчас здесь, улыбается. — Ты как вообще? — интересуется он, обводя взглядом нашу с Кейси комнату, — Жить будешь? — Так точно, — хрипло отзываюсь я, а парень опять смеется. Слышу в коридоре какие-то шаги и очередную возню, но не придаю ей значения и просто молча изучаю Луи, пока он изучает меня. В какую-то секунду до меня доходит, что выгляжу сейчас я просто отвратительно, но ведь уже поздно что-либо предпринимать по этому поводу, остается просто смириться. Мы сидим в полной тишине до тех пор, пока дверь не отворяется от соприкосновения со спиной Гарри, и тот не входит, пятясь назад, с подносом в руках. Не оборачиваясь, он говорит: — Слушай, прости меня, ладно? Я правда хотел, как лучше. Вот, я тут сделал тебе чая и принес пече… Обернувшись, Гарри резко останавливается и замолкает, а в воздухе тут же повисает напряжение, когда его взгляд падает на Луи, который сидит, положив ладони на мои ноги, что укрыты пледом. Хм, вот и начал работать «коварный план». Гарри стоит напротив нас с Луи с минуту и просто молчит, а после этого резко дергается вперед и со стуком ставит на тумбочку поднос, на котором я вижу чашку чая, мед и тарелочку с шоколадным печеньем. Он проводит рукой по шее и пару раз открывает рот, как рыбка, оставшаяся без воды, но ничего не говорит, а его глаза бегают от меня к Луи и темнеют секунда за секундой. Наконец, Гарри тихо и куда холоднее произносит: — Ладно, Дарси, вижу ты нашла себе кого-то еще, кто сможет поухаживать за тобой. В моем присутствии тогда больше нет необходимости. Он разворачивается на пятках и быстро выходит, хлопнув тяжелой дверью, отчего мы с Луи оба вздрагиваем. Томлинсон переводит взгляд на меня и равнодушно пожимает плечами, а потом падает назад на спину, прямо поверх моих ног, и теперь его голова оказывается на моих коленях. Он задумчиво глядит в потолок и говорит: — Дарси, клянусь тебе, просто забей на него, он… Ровно в эту секунду дверь открывается опять, и мое скомканное одеяло прилетает прямо ему в голову.