Часть пятая. Без даты. В преддверии фестиваля Кьюби. До четырехлетия Наруто осталось совсем немного.
— Ты знаешь моё имя? Откуда Четвёртый Хокаге знает моё имя? — Что? Ведь я тот, кто дал его тебе. Ты же мой сын. Наруто Удзумаки и Минато Намикадзе
В листве, ночью казавшейся черной, ничего не было видно. Она прятала за собой, укрывала гибкими ветками, нашептывала грустные песни. Листва в ночи была ужасающим большим ураганом. Она смеялась, она играла с ветром, уносила в себе все тайны деревни далеко за горы. Ночная тьма сгустилась, захватывая реки и топи, длинными лапами захватив Коноху и всю страну; а на черном длинном полотне повскакивали маленькие светящиеся огоньки. Иногда их скрывали большие тучи, налившиеся, казалось, свинцом — настолько те ужасали и потрясали своими размерами — и тогда все те невеликие источники света гасли, и думалось, что они и вовсе больше не появятся. Ночь была ветреной, с щебетом листьев и оханьем сов, с дальним звуком бежавшей реки и стелющейся травы на полях. Близлежащие города и деревни спали, окутанные осенней дремой и сладким полуночным забвением. Не спали только шиноби, надежно укрывшиеся в лесу.***
Паккун около его ноги тяжело дышал и тихо ворчал, мол, Какаши снова его загонял. Хатаке всерьез задумался о пополнении стаи более спортивными собаками. Их отряд — отряд АНБУ — находился в нескольких километрах от Конохи, не так далеко от мелкой речки и небольшого ущелья, где часто пропадают собиратели ягод и трав, неосторожно оступившиеся и упавшие в пропасть. Ночь выдалась холодной, с влажным, полным озона, который чувствовали только собаки, воздухом. С редкой моросью и запахом мокрой земли, с каплями росы на траве и скользкой от влаги корой деревьев. Единственное, что спасало шиноби от глупого падения с ветки — чакра, хотя такое ее использование на высокоранговом задании могло сильно сказаться в будущем. Черт! Какаши хмыкнул и, присев, погладил Паккуна по макушке. Тот сразу затих и, заурчав, окончательно замолк, прилег на ветку в ожидании. Минуты длились долго. Задание — найти и захватить группу неизвестных, которые (возможно!) и были теми, кто проник в дом Наруто, став прямой угрозой для мальчика. А Какаши, как опекун, конечно же был включен в группу и более того — назначен капитаном отряда. Он пока не успел разобраться со всеми бумагами, с которыми теперь, как опекуну, ему придется разбираться, но в ближайшее время это занятие обещало его догнать, усадить на место и заставить работать. В частности там были документы, связанные со здоровьем мальчика, завещание его родителей, карточка для получения доступа к счету в банке (обычно Какаши пользовался разрешением Хокаге), документы на дом, на оружие его родителей, инструкции Минато и Кушины по использованию печатей — тоже для Наруто, письмо, в котором Минато говорил о половинах Лиса, печати и ключе, который отдал Гераторе, особый, заправленный до краев кунай Хирайшин, который член семьи Наруто — Какаши — мог использовать для вызова в случае опасности ребенка, свиток призыва клана Намикадзе, несколько дзютсу-свитков Удзумаки от Кушины, инструкции по изучению Рассенгана и Хирайшина, записанные в дневники Минато для Наруто, первая книга Джирайи, письмо, где Минато просил его передать Наруто, когда он узнает о сосуде Лиса, еще одно письмо — только на десятилетие Наруто, карта, где было отмечено место тренировок Минато с Джирайей (Какаши смутно помнил, что это какой-то храм или что-то около того) и еще много чего, с чем придется разобраться, конечно же, Какаши! Ха! Удача плевала ему в лицо. Это все обещало быть долгим… но очень интересным! Все же Какаши казалось, что он в любом случае разбирался со всем этим, потому что больше банально некому. Клан Намикадзе и клан Удзумаки — очень древние, разрушенные временем и войнами кланы. Конечно, сейчас все еще есть их представители, но вряд ли они достаточно близки — в смысле, по ветвям — для Наруто, чтобы был шанс познакомить его с кем-нибудь из них, и уже тем более чтобы они забрали его к себе. Навряд ли кто-то из них вообще подозревал о существовании мальчика. Собрать кланы заново из оставшихся членов — дело муторное, долгое и затратное, так что думать о том, что завтра кто-то придет в Коноху и попросит познакомить его с имеющимися жителями в лице Удзумаки или Намикадзе глупо, так же как и думать, что объявятся какие-нибудь родственники Минато или Кушины — те были круглыми сиротами. Возможно, когда-нибудь потом Наруто задумается о возрождении кланов (когда еще узнает, что так же принадлежит к Намикадзе, а не только к Удзумаки), а пока это его никак не касалось. К счастью! Шиноби выдохнул, ведь его и впрямь это волновало. Какаши отогнал эти мысли подальше — глупо думать, что кто-нибудь и впрямь захочет стать Наруто семьей. Какаши тряхнул головой — снова не о том подумал; и переключил себя на мысль о письме Шидзуне с просьбой изготовить набор лекарственных мазей и таблеток. Аптечка почти закончилась, а покупать в магазине дороговато, но для него, как для шиноби, были особые услуги, так что вопрос состоял в том, что делать с тем же Наруто? Да и просто написать Шидзуне само по себе было приятно. Они часто списывались, поскольку в прошлом были хорошими друзьями, правда, найти ее всегда было трудно— Тсунаде на месте не сидела. Их общение поддерживали только нинкены: Какаши всегда знал, в каком последнем городе они были (благодаря последним письмам и нинкенам), а потом посылал туда пса-ниндзя, который легко находил след. Иногда письмо доходило со скоростью черепахи, но так или иначе, это был единственный способ. «Наверное, стоит послать Фиру», — подумал Какаши и, снова взглянул на Паккуна, решил, что точно наберет еще несколько собак. Фира была единственной сучкой в стае. В холке около девяносто сантиметров, что немногим выше колена Какаши, белая шерсть, тёмно-серые глаза и необычнайная скорость. Фира была одной из самых быстрых его собак. Конечно, был еще и Паккун, которого Какаши и впрямь очень любил, но все же стоило признать, что Фира обходила мопса по нескольким пунктам, но никто не мог бы его заменить. И Паккун с Какаши были гораздо ближе, что было еще одним плюсом. В какой-то момент Какаши подумал, что он даже с собаками-девушками не может найти общего языка. Но это уже о другом. Так же Фира была полезна своим развитым материнским инстинктом. Иначе говоря, все, что движется и нуждается в помощи и ласке, невольно могло стать целью для собаки, которая стремилась обласкать несчастного до невозможности. Ее первые щенки были такими же, как и она, но сейчас все они были мертвы — последний щенок подарен придурку Обито, который после смерти хозяина пропал. Фира сама последняя из своего помета. Возможно, не стоило переживать об этом, но еще дед Какаши взял к себе на обучение собаку из клана Инудзука, а после развил ее до высокого уровня, что последующие представители клана Хатаке (Сакумо и Какаши) были просто обязаны выводить таких собак, смешивая потомков той, его деда, ради сохранения способностей. Но как-то не сложилось. Она была последней из своего помета, да и у нее самой больше щенков не было, только извечная внимательность к различным «щеночкам», — детям — одним из которых оказался Наруто. И смешно и грустно (Какаши невольно сравнивал его с Маугли). Они с Наруто хорошо ладили — Фира нравилась Наруто и Фире нравился Наруто. Поэтому стоило подумать о том, чтобы отдать ее мальчику. Она, безусловно, очень хороша на службе и очень ценна, но в том случае, если Фира станет собакой Наруто, она сможет присматривать за ним, капать на мозги по поводу и без, когда этого не может сделать Какаши, и защитить в случае чего (правда, с шиноби она не справится, только припугнет, может, укусит, но если гражданские начнут замахиваться, то — конечно!). Но не стоило забывать, то у Фиры были неплохие способности, и в небольшой стае Какаши она очень нужна. К тому же, Хатаке невольно задался вопросом: как Наруто отреагирует на это все после случившегося? Ему еще не удалось застать его бодрствующим, только спящим, но и по его спящему виду Какаши понимал, что Наруто сейчас несладко. Он не понимал и, наверное, не хотел понимать. Его отвергали, и Какаши казалось, что уже в таком раннем возрасте он чувствовал это. Потом он, конечно, оправится и все будет хорошо. Но… не сейчас. Он снова вспомнил о стае, и о том, что стоит ее пополнить. А Фиру отдать Наруто. Она не была молоденькой, ошибок с ее стороны Какаши не ждал и… тихий голос Паккуна вывел его из размышлений. —… Какаши, — мопс хрюкнул, поднимаясь на лапки. Шиноби присел ниже, так, чтобы собаке не пришлось повышать голос и звук их не выдал (хотя из-за этого шороха мало что можно было услышать). — Чую кого-то. Паккун втянул носом воздух и огляделся. Какаши дал знак, отряд разделился на две группы и пошел в окружение. Сам Какаши остался на месте. Он подождал, пока к нему подойдет мужчина-Хьюга, чтобы рассказать о точном количестве врагов и ловушек, если они есть. — Их шестеро, — пробормотал Хьюга. Сквозь маску его голос звучал глухо, а шорох листвы и вовсе стремился все заглушить, но Какаши слышал. — Шестеро? — переспросил он. Шестеро для АНБУ не представляют угрозы. «Конечно, если это не носители Кеккей Генкай!» Шиноби помолчал и кивнул, а следующую секунду раздался рокот Тысячи Птиц — знак для групп — и АНБУ атаковали. Неизвестных зажали в тиски со всем сторон, а один, который проскользнул мимо, был задержан Какаши. Они не были сильными, не имели Кеккей Генкай. Их телосложение было хлипким. Все выпады высокого мужчины, с бакенбардами и залысиной, Какаши отбил, удачно нанес ему удар в живот, а после юркнул под рукой, ребром ладони нанес удар по шее, вырубая. Тело с характерным грохотом упало на землю. Оглядевшись, Какаши заметил, что остальные покончили со своими. Все четверо, не включая того, которым был занят Какаши, лежали на земле, и они явно были без сознания. АНБУ скрутили им руки и завязали запястья леской так, чтобы было невозможно выпутаться и, тем более, сложить печати. Все пять… «Их было шесть», — вспомнил шиноби, как вдруг из ветвей листвы на него выпрыгнул шестой. И все на миг замерло. Тела АНБУ вдруг потяжелели. Руки налились свинцом, кунаи выпали из пальцев. В воздух пахло горелой плотью. — Это наваждение! — рявкнул Какаши. Но было непонятно, чем оно вызвано. «Кай» не помог, так же как и прерывание тока чакры, и даже когда один из АНБУ пустил в капитана свою чакру, наваждение так и осталось. Двигаться было тяжело, а непонятное чувство, нагнавшее шиноби отовсюду, невозможно было опознать. Это был страх, животный. Они чувствовали, как тело трясет, как кто-то кричит, и смутно Какаши понимал, что кричит Югао. Он слышал, как рвется леска на запястьях неизвестных, как кто-то из АНБУ отлетает в сторону и с хрустом врезается в большое дерево. А потом… он увидел то, что так сильно беспокоило его четыре года назад и про что он уже забыл. Перед ним стоял человек, объятый красной чакрой биджу. —… Чидори! — прерывисто воскликнул Какаши. Они кинулись друг на друга. Заряд Райтона пробил мужчине плечо, пока его рука попыталась оцарапать живот Какаши настоящими медвежьими когтями — только жилет и спас. Зато следующая атака, когда они отпрыгнули друг от друга, и Какаши вооружился катаной для удобства, пришелся ему на бедро, оцарапав до мяса. Он зашипел от боли, снова отпрыгивая назад. Краем глаза видел, как члены его отряда вступили в бой. Их было гораздо больше, так что было решено брать числом. Для себя Какаши призвал стаю и отправил их под землю, чтобы в самый неожиданный момент для противника они взяли его в захват. Какаши хорошо справлялся с катаной и был довольно искусным, а благодаря белой чакре Хатаке все его атаки были поистине сильными. Кеккей Генкай Хатаке — Белая чакра, невероятно прочная и очень острая. Все удары, достигшие цели, оставляли после себя большой урон. В давности, как рассказывал Сакумо сыну, Хатаке Ичизоку ковали клинки и затачивали их чакрой, но сейчас это уже стало частью истории. Тем не менее, Какаши все еще помнил, как отец учил использовать его Кеккей Генкай. Какаши быстро разобрался с основами и пробовал учиться дальше, хотя его «дальше» — мало что дало. Отец умер, и учить его было некому, да и просто помочь разобраться в свитках тоже. Точнее, был Минато, но шла война, и возиться с ребенком… К тому же, Какаши на тот момент уже был хорош, и он мог бы позаботиться о себе из без чакры Хатаке, а потом, после войны, просто руки никак не доходили. Он хорошо развил себя во всех направлениях кроме использования собственного Кеккей Генкая, но это ему не мешало. Хатаке вспоминал о свой способности в крайних и очень редких случая, предпочитая той Шаринган да Чидори (и другие скопированные техники), хотя после применения ее в бою всерьез задумался о продолжении обучения. Правда, где сейчас находятся свитки с техниками, он не знал. Сияющее белое лезвие прошлось прямо по оранжевому покрову, оставив после себя чуть мигающую белым полосу, а на теле — рваную рану. Ничто не могло спасти человека от урона чакры Хатаке. Это Какаши помнил очень хорошо. Даже идеальная защита Учиха, — Сусаноо — одну из которых Какаши видел собственными глазами (то был малиновый рыцарь Учиха Микото, которая закрывала своей техникой Наруто, когда его пытались подорвать взрыв-печатями, надеясь, что так мир избавится от демона; то было семь месяцев назад, и Какаши был ей очень благодарен за это — Микото вообще имела привычку выручать его во многих ситуациях), могла пасть под напором Белой Чакры. Правда, в документальных записях Какаши этого не видел, да и плохо искал, а проверять желания и вовсе не было. Мужчина, лежа на земле, кричал, извивался, хватаясь за ребра и пачкая руки в своей же крови. Красная чакра отошла, забившись обратно в его тело, хотя осадок все еще витал в воздухе, а тело Какаши казалось ему очень тяжелым. Мотнув головой, Какаши переместился от раненного к месту боя, попутно отдав приказ Хьюга заблокировать неизвестному все каналы чакры. Многие неизвестные уже были скручены и имели серьезные ранения, которые, скорее всего, были сделаны после того, как они были повалены, чтобы неизвестные больше не могли нести большой угрозы (их внешний вид не важен, главное — бьющееся сердце, ведь к мертвому Иноичи-сан в голову не залезет); других теснили по всем фронтам, и Какаши уже знал, чем закончится бой. Когда все АНБУ окончили свои бои, Какаши почувствовал, как тяжесть, сковывавшая тело, отступила. Он огляделся, отмечая урон и ища повреждения на товарищах, но единственной, кто имел большие ранения, оказалась Югао. Он вспомнил, как она кричала, предположил, что это от боли; Какаши поспешил к ней. Югао сидела, сгорбившись, прижав колени к груди. Она плакала, а ее маска была снята и все слезы были видны — неподобающее поведение для АНБУ, в какой-то степени Какаши ее не понимал. Надо было ее отчитать, но почему-то у него не нашлось слов. — Как ты? — спросил Какаши, рассеяно проведя рукой по ее волосам — после встречи с Наруто это его обычное действие ко всем и каждому. — Я в порядке, — нечетко проговорила девушка, всхлипывая. На ее плече красовалась рваная рана с разорванными мышцами и сухожилиями, а внутри раны был тонкий и мерзкий слой красной чакры, осевший и причинявший ей большую боль. Такой же был на бедре Какаши, и он понимал, насколько это больно. В тишине, прерываемой завыванием ветра и хрипами лежащих на земле людей, Хатаке начал осматривать рану. — Почему ты так спокоен? — просипела она, скрипя зубами от боли. Какаши пожал плечами, не зная, что ответить. Он задумался на секунду, но после вернулся к осматриванию ее раны, отдав короткий приказ АНБУ, чтобы те сделали жгут — у Югао, помимо раны на плече, оказался вывих кисти, да и вообще вся рука выглядела искромсанной. — Это всего лишь еще одно задание, при исполнении которого у нашего отряда возникли проблемы. Ни более, ни менее, — тихо отозвался шиноби спустя какое-то время. И тут всегда собранная и спокойная Югао взорвалась — по-настоящему, как взрываются те, кто больше не может сдерживать все себе. Девушка вскочила на ноги, снова плача от боли, послала в него злой и непонимающий взгляд. — Еще одно задание, говоришь?! Еще одно?! — она быстро и шумно вздохнула, захлебнувшись своими слезами; другие АНБУ чуть напряглись. — Они были все в чакре биджу, черт подери! Все до единого! В тот момент время остановилось — он почувствовал это, понял, он разобрался. Все противники управляли чакрой биджу, но джинчуурики они однозначно не являлись. Потому что ни одна страна не согласилась бы объединить свои сильнейшие оружия против кого-то, а если бы и согласилась, то это не удалось бы скрыть, ропот мог дойти до Конохи. Они не были джинчуурики, потому что джинчуурики, как правило — члены семьи Каге, а Каге банально бы не послал члена своей семьи в самое пекло. Они не были джинчуурики — их физическая форма, владение нин, ген и тайдзютсу были чуть ниже среднего, и их бы не послали, зная, что отряд АНБУ может стать преградой; да и сосуд биджу просто по-факту должен быть сильнее. И они плохо владели чакрой биджу, конечно, многое зависит от совместимости, но было видно, как все это их пьянило, и насколько они поддались большим возможностям, когда выпустили хвосты. А шиноби никогда не должен расслабляться или поддаваться искушению в бою. Это знает каждый, и Какаши видел: те люди не шиноби, может, какие-нибудь рабочие, ведь хоть немного, но сила у них была, и небольшая выносливость тоже. Вопрос состоял лишь в том, откуда у них чакра биджу. Что они вообще такое? Смутно Какаши понимал, что он снова многое упускает, но понять, что именно, у него не получалось. Глухим, каким-то чужим голосом, он велел доложить в штаб о случившемся и запросить ирьенинов к месту боя; в бреду он бинтовал Югао плечо, ожидая подкрепления; в дреме, он смотрел на свои трясущиеся руки, а в голове была только одна мысль — о красной чакре биджу.***
Они — элитные шиноби, убийцы — сидели на жестких больничных койках, застеленных белыми простынями. В комнате сильно пахло антисептиком и таблетками, слабый ночной ветерок еле пробивался сквозь щелку в приоткрытое окно, и тонкий запах женских духов шлейфом следовал за очаровательными и собранными медсестрами и женщинами ирьенинами. Они — АНБУ — не могли написать отчет, в должном виде изложить всю ситуацию. Ошеломленные, с горящими ранами, пойманные врасплох, они туго мыслили и отвечали по обычному кратко. Прогнав весь бой заново, стало понятно, что — скорее всего — люди стали покрываться чакрой с появлениям шестого. Тогда возникал вопрос: почему они не сделали этого раньше? Возможно, шестой включил какой-то детонатор, сложил печати, сам являлся ключом к освобождению алой отрицательной чакры — точно неизвестно, а последующие теории являлись еще более дурацкими. Все это очень напоминало Какаши споры в зале советов после проникновения в дом Наруто. Многие начинали ссориться, другие подняли такую шумиху, от которой впору вводить в деревне военное положение, а третьи, казалось, вообще не понимали, что здесь делают. И Какаши думал, что он относится к третьим. Все же, когда именно их обволокла чакра, схожая с чакрой биджу, было неясно, — все еще находившиеся в трансе шиноби не могли определиться — поэтому быстро перешли к другим темам: кто такие, что им нужно, откуда такая разрушительная чакра, если ли у них сообщники и связаны ли они с выпотрошенной собакой. Ответов не было. Отряд, состоящий из Хьюга, Инудзука и членов клана Учиха, отправили прочесывать местность, пока ранами шиноби занялись ирьенины. Хокаге не ушел, только переместился в соседнюю палату, завлекая за собой Какаши. Смиренно Хатаке последовал за ним. Разговор как-то совсем не клеился: Какаши снова рассказал, что с ними было, а потом был загнан в ловушку очень неловким вопросом Хокаге: «Ты все еще хочешь быть опекуном Наруто?». Хотел ли он? Безусловно! Конечно, после того как он увидел, насколько разрушительна сила чакры биджу (а то, что это она, было подтверждено), Какаши сделал несколько выводов, и пусть он в какой-то степени испугался, это мало что меняло. Сандайме не должен был ставить вопрос так, он мог просто спросить, — напрямую — боится ли теперь Какаши Наруто, считает ли его демоном, желает ли ему смерти? Не стоило искать обходные пути, как будто бы боясь получить правдивые ответы. Не стоило спрашивать сейчас, когда Какаши так далеко зашел, и не нужно было в нем сомневаться — Какаши решил, и он был готов идти до конца. Он не боялся Наруто, и его ответом было твердое «да».***
Новый день был еще более суматошным, чем несколько предыдущих. Ночь Какаши провел в госпитале, поскольку наличие неизвестных обществу ран не давало ему даже шанса, что медики смилуются и отпустят его. Красные, с коркой из чакры рубцы были всеобщей развлекаловкой — то один ирьенин приходил посмотреть на них, то другой. Какаши уже начинал думать, что скоро он начнет закидывать своих посетителей книгами, которые принес ему Гай. Зато теперь у него появилось по-настоящему много времени подумать. Все неизвестные умерли к утру — чакра биджу выжгла их систему кейракукей, опалила органы и повредила многие нервные окончания. Иначе говоря, пробудив красную чакру они подожгли себя изнутри. Как долго они могли бы протянуть и сколько бы продержались после ее использования — не важно, все вело к мучительной смерти. Иноичи успел залезть к одному в голову и единственное, что он там увидел — вживление отрицательной чакры в тела тех шиноби, которую они изъяли ранее у кого-то из джинчуурики. Все, что видел Яманака — прикованные ремнями, словно подопытные крысы, мужчины смотрят в каменный потолок и, тяжело дыша, пытаются вырвать затекшие конечности из крепкого захвата, а потом длинные пальцы в перчатках, удерживающие какую-то печать, касаются живота и начинается ад. Они кричали и пытались вырваться, плакали и хныкали, умоляли их убить, только бы остановить эти мучения, но вживление чакры продолжалось, и Иноичи с ужасом сказал, что оно происходило не один день, а после еще был период реабилитации и проба использования, дальше — хуже. Ни лиц, кто делал операцию, ни других подопытных разглядеть не удалось. Знали только одно — Орочимару тут ни каким боком. Так значит, культисты? Кто-то задал этот вопрос, но Какаши так и не понял, кто. Вообще было непонятно, как за такое короткое время смогло обосноваться большое число различных культов и сект. Как вообще руководство Конохи могло это пропустить, да и Дайме… Никто толком объяснить не мог, что точно желают те и другие — просто две группы начали всемирную охоту за биджу и их джинчуурики, но если первые — культисты — вознесли демонов и их сосудов чуть ли не к небесам и всячески стремились получить их одобрение, забрать к себе, усадить на готовые золотые троны, то вторые — сектанты — начали свою охоту ради большого жертвоприношения. Сначала, конечно, все группировки были малы и не имели веса в мире, но они выросли и набрали в свои ряды большое количество людей. Причем участники культов и сект не всегда были обычными людьми — многие бывшие шиноби, к тому же, носители Кеккей Генкай. Удивительно, что люди из разных стран смогли как-то сойтись, и даже нукенины успокоились и приняли правила своих групп. Хотя Какаши просто думал, что в культах и сектах делают отличную промывку мозгов и ничего более; есть определенный свод правил и устоев, за нарушение которых шло наказание — но этому не было подтверждения, только домыслы Хатаке. Все же что-то Какаши подсказывало, что ни культы, ни секты не участвовали в происходящем. Все их действия были гораздо осторожнее и продуманнее, не так опрометчивы. Они никак не выдавали своего присутствия. С чего бы им сейчас начинать делать ошибки? Да и если бы они хотели заявить о себе, то, скорее всего, сделали это более масштабно или хотя бы продуманно. Думаете, не они? Наперебой этот вопрос задавали Хокаге. Хирузен курил трубку, и было видно, что так оно и есть. Так кто же? Зал синхронно пожимал плечами, а работы для шиноби прибавлялось. Логическая цепочка не строилась, связать выпотрошенную собачку и шестерку неизвестных не получалось. Но признавать то, что у Конохи появились новые враги, которых та благополучно упустила из виду, конечно, никто не хотел. (Какаши все ждал, когда начнут подозревать его или Учиха.) Когда думать стало болезненно, Какаши потер пальцами виски и встал с кровати, чтобы открыть окно. Свежий воздух был холодным и влажным, и он с удручением отметил, что погода не изменилась. Не зная, чем себя толком занять, Какаши решил, что сейчас самое подходящее время, чтобы написать письмо для Асумы и для Шидзуне. Конечно, писать секреты своей деревни — а их уже набралось не мало — Какаши не мог. Асуме он лишь написал, что сейчас его загрузят по-полной, и спросил, как его приняли и как он обосновался, а Шидзуне рассказал немного нейтральных историй — в частности, упомянул состояние Наруто, его решение и мысли на счет Фиры, обучение фуин; он также не забыл попросить новую аптечку и спросил о новостях, искренне надеясь, что что-нибудь будет о Джирайе или о группировке Фумей*. *Fumei — 不明 — Неизвестные, с японского. Впрочем, о группе было найти информацию очень сложно. Скажем, она полностью следовала своему названию, не оставляя после себя совсем ничего, но, — Какаши был один из тех, при ком они были собраны — правда, это было четыре года назад, но Хатаке был уверен, что состав все тот же, да и лидер не мог бы смениться. Бросьте, лидера Фумей было бы чертовски сложно одолеть, не то чтобы убить. Что было с Фумей сейчас — неясно. Вряд ли лидер собрал большой отряд — там от силы должно быть человек десять, но элитных и отличных шиноби. «В общем, справиться с ними в бою будет очень тяжело», — подумал Какаши и засмеялся, — он был уверен, что лидер никогда не пошлёт свой отряд на Коноху. Это был молодой мужчина, полный своих идеалов о мире и спокойных днях. Позволить умереть невинным он не мог и, скорее всего, даже мысли об этом причиняли ему боль. Совет закончился и опять итога, как такового, не было. Полицию и АНБУ по полной нагрузили работой, пока Какаши велели оставаться в госпитале. Смутно Какаши чувствовал, что что-то грядет, но вот что, он не мог сказать.***
У Фортуны была привычка покидать меня в самый неподходящий момент. Какаши Хатаке.
Небольшая группа шиноби прошла по тускло освещенному коридору, чуть постукивая каблуками на сапогах. Самым первым шел, покуривая трубку, Хокаге. Разговаривая с Какаши и попутно отвечая Иноичи и Ибики, старик выглядел уставшим и задумчивым, его лицо осунулось, а возле глаз, казалось, появилось больше морщинок. — Это невероятно, — миниатюрная девушка шла наравне с Какаши — за спиной Хирузена — и воодушевленно рассказывала об итоге анализа и о всем, что им удалось узнать, вскрыв тела неизвестных. — Они и впрямь обладали чакрой биджу и имели две системы чакры: одна врожденная, другая — искусственно созданная! — она пошарила рукой в стопке бумаг, пытаясь что-то найти, плечом поправляя сползающие очки. — Так вот, та, которая врожденная — настоящее произведение искусства! Она очень похожа на обычную формой, только не имеет нескольких каналов, и каналы чакры гораздо более тонкие, чем у обычных шиноби. Так же, по исследованиям видно, что она не развита, поэтому ее применения стало для мужчин летальным, и еще мы узнали, что созданный очаг чакры биджу очень силен, но он не может самостоятельно вырабатывать чакру — точнее, он вырабатывает ее в ничтожных количествах, что можно истратить за несколько техник. Такое ощущение, что им создали очаги «на один раз», заправив систему до краев… Девушка замолчала, что-то вспоминая. Она передала Какаши бумаги, которые ей удалось отыскать в своей огромной стопке, и снова поправила очки. В документах была полная характеристика всех шестерых, но, если быть честными, Какаши мало что из этого понял. Он свои параметры плохо помнил и туго понимал, что хорошо, а что плохо, поэтому Хатаке решил, что позже расспросит девушку поподробнее. Юноша кинул быстрый взгляд на окружающих его шиноби. Все были усталыми и измученными, но больше всех разбитым выглядел Фугаку Учиха — он шел чуть позади Какаши и той девушки-помощницы. Какаши даже подумал, что все присутствующие выучили имеющуюся информацию наизусть. Девушка спросила, может ли она продолжить, и Какаши поспешил кивнуть. — Их совместимость с чакрой биджу была ужасна, что еще поспособствовало смерти. Похоже, они никогда раньше не пытались ее использовать в, мм… более маленьких количествах. Даже если бы они тренировались расширять каналы, как в академии, то у них ничего не получилось — тела были слишком слабы. Вот, скажем, если бы такой чакрой пытался управлять кто-то из сильных шиноби — был бы шанс. Ну и фактор того, что не было запечатывания, тоже сыграл важную роль. Все эти люди находились в постоянном напряжении, поэтому их чакра прорвалась наружу не так, как они хотели. — Она вздохнула и еще раз поправила очки, съехавшие на кончик носа. — Это тоже самое, что кипящее масло на сковородке, — девушка говорила тихо, но Какаши был уверен, что ее глупый пример слышали все. Он кивнул в знак понимая. Иначе говоря, масло было чакрой, сковородка — человеком. Без печати, крышки, которая могла бы удерживать чакру, чакра под действием эмоций хлынула во все стороны — то же самое, когда кипящее масло брызгается, когда нагревается. Комната, где на невысоких кушетках лежали шестеро голых трупов, была пропитана запахом антисептика и хлорки, сквозь чувствовался металл крови. Хокаге прошел к одному из них, куда тут же подбежали две санитарки. Какаши пристроился рядом с Фугаку и Ибики. Одна из санитарок откинула белую простынь, накрывавшую тело. Мужчина, чей возраст ровнялся примерно тридцати, был сплошь исполосован длинными шрамами и выжженными на теле татуировками. Как уже сказали Хатаке, личных данных пока не удалось найти, но тело мужчины, судя по всему, и так было одной большой папкой информации. На груди с шестью дырками от штырей, был длинный ряд шифра, над которым, по словам Ибики, уже работали, но пока это мало что принесло. Мужчина выглядел бледным, то ли так было всегда, то ли потому, что он умер и кровь остыла — это было последнее, на что Какаши сейчас мог обратить внимание. Он смотрел на тело, где были десятки, сотни, тысячи длинных черных полос, которые появились при создании второй системы чакры. Ее просто вшили внутрь, насильно затолкали в тело, изуродовав его на всю оставшуюся недолгую жизнь. А на запястье, где вены нельзя было отличить от шрамов, была осторожно выгравированная запись, от которой у Какаши все похолодело внутри. Он стоял у одной из коек над страшным холодным телом. В комнате пахло антисептиком и хлоркой, чувствовался металл крови, аппараты не пикали и кислородные маски здесь были ни к чему. Он снова был в толще воды — совсем один, без чьей-либо поддержки, не способный выбраться. «Что я делаю?» Голова раскалывалась, и он это чувствовал. Он чувствовал, как что-то грядет, и чувствовал маленький склизкий росточек тьмы, тот клубок ненависти, который поселился у него в душе. Какаши чувствовал это. И росточек рос. Какаши был… — Наруто Удзумаки попал в кому, его показатели нестабильны!.. Кто-то ворвался в его мирок неожиданно, хлопнув дверью и тяжело дыша, кто-то был посланником бедствия в мире, а его отверженцем был маленький Наруто Удзумаки. Кто-то на секунду дал глотнуть ему воздуха, говоря, что сейчас он ему пригодится, и хлопнул его по спине. И Какаши покинул комнату первым, зная, что сейчас Наруто в нем нуждается, что ему нужен якорь от его ненависти. Он захлебнулся ночным воздухом, соскакивая на другую крышу, и с сожалением понял, что его жизнь совсем не сладкая — не как в сказках.