Шестая часть. Девятое октября.
Не беги от куная — умрешь уставшим. Тентен.
Девятого октября, ровно за день до дня рождения Наруто, Какаши сообщили: мальчику лучше, но какое-то время он должен будет провести в больнице. И для полного выздоровления ему нужно пройти курс реабилитации, какое-то время пользоваться кислородной маской и не подвергаться психической нагрузке. Так же некоторая пища для Наруто стала запретной, но все, впрочем, было исполнимо и не могло доставить еще больших неудобств. Запястье мальчика, как и все синяки, полученные на этой неделе, ирьенины залечили, и теперь загорелая кожа мальчика не имела багровых опухолей. Единственное, что до сих пор вызывало беспокойство — это недавняя кома, в которой Наруто побывал совсем немного, но после обрел кучу проблем. Она, как выяснилось, была вызвана синхронизацией чакры Лиса внутри Наруто и чакрой биджу, которая была у пойманных АНБУ шиноби. А поскольку кейракукей Наруто не развита, она не была готова к такой резкой нагрузке и тому, что неуправляемая чакра Лиса хлынула наружу (к счастью, никто не предъявил Какаши счет за разгромленную палату). Опалив внутренние органы и дыхательные пути, красная чакра вдруг пропала — видимо, была подавлена печатью Четвертого и загнана обратно. Кома была недолгой, организм автоматически вошел в нее, чтобы восстановить жизненные процессы и привести в норму все системы — начиная с дыхательной и пищеварительной, заканчивая, в общем-то, кейракукей. А что в целом касалось системы чакры… Стоило вспомнить, что некоторые каналы повреждены — система просто треснула, и срастить их обратно оказалось тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Но, как поговаривали ирьенины — все будет восстановлено. Сейчас главное — никак не напрягать кейракукей, что впрочем, сделать вполне легко — Наруто был ребенком, и даже понятия чакры не знал, так что пытаться воспользоваться своей системой чакры ближайшие лет шесть ему в голову не взбредет. Так же было важно сократить любые стрессовые ситуации, из-за которых очаг мог бы работать в ускоренном темпе, и не дать другим чакроносителями нанести повреждения со внешней стороны. Иначе говоря, нельзя было допустить, чтобы под влиянием других шиноби система чакры Наруто была повреждена еще сильнее. Что, впрочем, было так же исполнимо. Последние дни для Какаши, безусловно, были очень тяжелыми — сначала началась привычная хандра у Наруто, потом Какаши доложили, что кто-то был замечен близ деревни, и он немедленно выдвинулся на поиски, потом история с собакой, оттирание крови со стен, спешный переезд, шестеро с чакрой биджу, срыв Югао, плюс ко всему сейчас на Какаши навалилась ответственность за Наруто, и недавняя ссора с Куренай окончательно разбила Какаши. Ссорились-то они часто, как и мирились, но Какаши чувствовал вину за то что заставляет ее волноваться, хотя в этом он, в общем-то, не нуждался. И сейчас, когда Наруто вдруг стал так уязвим, он не почувствовал ничего, кроме желчи внутри. Какаши сказал себе, что лечение обещает быть долгим, но плодотворным. И его проблема состояла только в том, что он не был готов к этому еще больше, чем Наруто. Он вспомнил, что никогда не умел ладить с Наруто — точнее, попытки были, но он не был ему достаточно хорошей опорой все это время. Он хотел прокрутить пленку назад на тот момент, когда мальчик впервые попросил его остаться с ним на ночь, потому что ему страшно, но Какаши только качнул головой и, испугавшись такого порыва, покинул дом сенсея — Наруто, поправил он себя. Конечно, как-то так получилось, что потом Какаши оставался, пусть и не всегда, но тогда он оставлял Паккуна, но тот раз — первый — почему-то особенно сильно засел в голове. Он не умел с ним ладить, не умел подбирать слова, но у него был шанс — он мог стать для него реальной поддержкой, хотя толком разобраться в этом и всем и в самом себе у него не получалось. Каждый раз повторяя себе: «Все будет хорошо» — Какаши все чаще думал, что это самовнушение. Шиноби был согласен, он хотел быть и он был уверен в том, что станет для Наруто опекуном. Но все, что он хотел и пытался сделать, оканчивалось провалом в самом начале. И в самом начале Какаши его не уберег. «Что скажет Третий?» — Хатаке задался этим вопросом, а когда в подсознании всплыл еще более страшный, его живот скрутило и он поспешил уйти с людных улиц. «А Четвертый?»***
В конце концов Какаши понял, что, как бы он не говорил себе, что не хочет быть тем, кто принудит Наруто к жизни шиноби, он станет именно тем, кто сделает это. Хотя бы потому, что у Наруто будут гораздо более сильные противники, чем Какаши мог бы одолеть, что однозначно значило — когда-нибудь, на какой-нибудь из битв он умрет, и Наруто придется самостоятельно бороться за свою жизнь. Впрочем, все его пессимистические мысли имели право быть. Найдется много тех, кто решит воспользоваться силой Девятихвостого и Наруто просто придется встать у них на пути — он в любом случае окажется для кого-то преградой. К тому же, джинчуурики — главное оружие деревни, и уж лучше он будет хорошим оружием, которое способно проявить себя во всей красе, если его закинут на поле боя, и вернуться. Ему придется быть шиноби, он обязан превзойти Четвертого — как его сын, он имеет больше всего шансов для этого, и, как того хотел Минато, Наруто должен был закончить Рассенган. Он должен был выжить. Наруто будет отменным шиноби, даже если поначалу возненавидит это ремесло — Какаши сделает из него такого. Он вобьет в него те идеалы, которые за служение в числе шиноби получил от других — идеалы Обито, сенсея и Кушины. Какаши уже знал и видел, — буквально — что Наруто, как джинчуурики, будет более чем ненавидим и презираем, мир будет отвергать его, а тех, кто сможет принять такого Наруто — целого, будет немного, и Наруто должен будет их защищать. Ему придется стать сильным и самостоятельным, потому что Какаши не будет в силах справиться со всем, и Наруто должен будет самостоятельно решать проблемы. И даже сейчас, когда, казалось бы, Наруто необходима помощь Какаши, Хатаке хотел, чтобы он справил с этим — в большей степени — сам. Шиноби не был достаточно нежным и добрым, и он еще сотню раз скажет ему «нет» и уйдет, когда Наруто попросит остаться, но он принудит себя быть рядом, когда правда о Демоне всплывет, и когда какая-нибудь девчонка разобьет ему сердце. Какаши опоздает на его выпуск и приведет на три часа раньше в день поступления, забудет в другом городе и будет краснеть и извиняться перед учителями в академии. Он расскажет ему об отце и матери, отдаст к какому-нибудь замечательному учителю и перестанет прятать свою дешевую, написанную Джирайей, порнушку. Он привыкнет к «папочке», и часть его жизни станет легче. Какаши вздохнул. Мысль о том, что он заставит идти Наруто по тому пути, по которому идет сам, мысль о том, что он не будет ему хорошим отцом, но он сможет сделать так, чтобы Наруто был готов положиться на него в трудную минуту, и мысль о том, что он собирался бросить Наруто в черную пучину, где Какаши не сможет быть достаточно хорошим для всего того, в чем Наруто будет просить его помощи, показалась Какаши вполне нормальной. В конце концов, так будет правильно, а для начала в начинающего свой путь шиноби нужно просто поверить, и если уже Какаши и мог что-то сделать для Наруто больше всего, так это верить. Всегда и безукоризненно.***
Улицы Конохи, даже в такой серый день, были полны народу и буйства красок. Женщины, держа детей за руки, носились по магазинчикам и от прилавков к прилавкам, попутно всучивая измученным чадам огромные, забитые непонятно чем пакеты. Ветер нес в себе запах свежеиспеченного печенья, мятных конфет и тонкий запах тюльпанов; на зданиях уже стали развешивать гирлянды и цеплять к козырькам и веткам деревьев фонарики, а вдоль уже выстроили большие вазы, куда после члены клана Яманака загрузят большие букеты цветов, а некоторые наполнят лепестками с ароматизированными маслами и дюжиной небольших свечей на подставках. Рассеянно, но Какаши вспомнил, что уже завтра будет фестиваль в честь Четвертого и его победы над Девятихвостым, а значит, день рождения Наруто. «Можно было бы сходить», — уныло подумал Какаши. Он проходил мимо ресторанчика Данго, когда на него налетел Гай с Великими Вихрем Конохи и — как всегда — боевым кличем. — Хуа! — Гай вскрикнул еще раз, задирая ногу вверх и делая какие-то смешные движения руками, кривя лицо. Какаши остановился, вперив в него усталый взгляд, который неунывающий Гай оценил как вызов и с новой силой стал твердить о силе юности. Хатаке его почти не слышал — он был вымучен тяжелой работой в АНБУ, кислая погода счастья не придавала, ровно, как и положение Наруто, недавние события и последние домыслы Какаши — все давило слишком сильно. Он устал, и ему стоило набраться сил и поспать, но как только он засыпал, он снова и снова убивал Рин, которая раз за разом звала его по имени. Какаши просыпался с криком и в холодному поту, надеясь, что это когда-нибудь кончится, но он понимал, что его надежда — пустая, потому что забыть то, что он убил своего товарища было невозможно, с каждым годом становилось все хуже и хуже — воспоминания любили играть и они украшали тот день новыми красками и криками. И шиноби снова вспомнил о точке «невозврата». — Какаши-и-и! Ты меня слу-ушаешь?! — Гай в отчаянии воскликнул, отчего Какаши резко вздрогнул и покинул свои мысли. — Чего тебе, Гай? — устало спросил Хатаке. Гай кивнул, как будто бы не верил, что Какаши с ним заговорил, потом задумался над тем, насколько слабо звучит голос Какаши, и чуть не зарыдал от того, что он ужасный друг и он не рядом, когда его любимый Какаши так нуждается в нем (тут Хатаке все отрицал), а дальше он клялся, что обязательно поможет Какаши вырастить Наруто, и да, они сделают это вместе! — Этого мне только не хватало! — беспомощно воскликнул Какаши, руками отгоняя от себя Гая. Хатаке заметил, как многие оглянулись на его крик, ведь это было воистину удивительно — Какаши никогда не повышал голос! Многие были обычными прохожими, другие — шиноби, но и те и те загоняли его в еще большее неловкое положение. Он огляделся, ища пути отступления, краем глаза цепляясь за ресторанчик Данго — внутри за столиками сидели его старые друзья. Анко, слышавшая все, хихикала; Генма чем-то давился (Какаши хотел помолиться, чтобы это был не сенбон, но передумал), а Хаяте и Эбису сидели в недоумении, рассеянно переглядываясь. Конечно, Гай всегда умел поставить в его более чем глупое положение, но в этот раз он решил, что сможет использовать это для своих целей. — Я поем с вами данго, если ты заткнешься, — проговорил Какаши — ему нужно было наладить старые связи, сейчас это было необходимым. — Серьезно? — Гай рассеяно моргнул, не веря. СЕРЬЕЗНО?!***
Если говорить на чистоту, Има более чем любила эту деревню. Она получила эту привязанность с рождения, и вместе с взрослением она росла. Ради защиты все той же Конохи Има поступила в академию, сдала все экзамены с отличием, уйдя на год раньше, чем ученики с ее потока — в то время вообще было много гениев, что заканчивали в раннем возрасте, раньше времени. Шла война, и деревня нуждалась в людях, поэтому было неудивительным, что посылали и подростков — таких, как Има — и детей, недавно ставшими чуунинами или, возможно, как-то заполучивших ранг джоунина. Суть-то дела особо и не меняло — ребенок оставался ребенком, но Има пошла на войну — ради защиты все той же Конохи. Ну и, конечно, она не могла разочаровать своего сенсея, которая согласилась обучать только из-за того, что в их жилах текла кровь одного клана. Кушина-сан была занятой, она возглавляла отряд мастеров-фуиндзютсу и была джинчуурики, из-за чего редко когда покидала деревню. Но сенсеем была хорошим, Има даже бы сказала, отменным. Обучала она интересно, и ее уроки для усвоения были вполне легкими (конечно, после курса «фуин-для-чайников», когда началось настоящее веселье), так что простенькие печати Име дались совсем скоро. Госпожа даже поговаривала о том, чтобы после Има вступила в отряд мастеров — так она не стала бы рядовым шиноби, которого могут послать в самое пекло, ее бы держали ближе к себе, ну и задания давали интересные… Могла бы заинтересовать плата (не мелкие деньги) — словом, очень неплохая работа. И Има желала быть достойной того, чтобы быть членом отряда. Но, как-то часто бывает, обстоятельства сложились иначе — сразу после войны ее отправили на границу, где она и провела последующие несколько лет, а когда настала пора возвращаться домой, к любимой сеснею, возвращаться было не во что и не к кому — Коноха была разрушена после нападения Лиса, а сама Кушина умерла, будучи серьезно раненной Девятихвостым. А сейчас в Конохе жил какой-то ребенок, в котором был запечатан тот самый демон. И Има ненавидела его. Почему такой ребенок должен жить, а ребенок, который был под сердцем ее сенсея, должен был умереть? Почему все так сложилось? — спрашивала она себя, чуть не плача. Ведь ребенок-лис — жалкая потеря, не то что дитя Кушины-сан и Минато-сама! Конечно, это мальчишка-демон должен был умереть, а не наоборот — никак иначе. И Има верила в это так сильно, насколько она была способна и насколько Данзо смог посветить ее во всю черноту той истории. Наруто. Она знала, что его зовут так — и больше ничего. Если бы ей дали немного времени, она бы все разузнала о нем, вплоть до того, сколько всего футболок у него в гардеробе и как часто он моет руки. Если бы Данзо не велел ей жить за пределами деревни, если бы это не было настолько необходимо для подготовки и для вступления в ряды АНБУ НЕ, она бы была ночной тенью этого мальчишки. Она бы убила его раньше. Даже не так. Если бы Има могла, она бы раньше избавила мир от бомбы-мальчика. Конечно, пришлось ждать четыре года, но это того стоило — к тому же, до ее цели осталось совсем немного, так что Има была согласна еще немного потерпеть. Она пробралась в палату мальчика через окно, бесшумно, никак не выдав свое присутствие. АНБУ внутри, да и снаружи не было, поэтому Има совсем ни о чем не беспокоилась. Подойдя к кровати, Има внимательно рассмотрела ребенка, отмечая, что, как и говорил Данзо, у Наруто есть лисьи усы на щеках, — пожалуй, самый яркий отличительный знак. И желтые волосы — ровно как и у Йондайме, который был убит в схватке с демоном. Ребенок спал, и Има поняла, что его специально держат на снотворном, чтобы организм успел восстановиться и резкая надобность в нем после пробуждения не выбила Наруто из колеи. Рядом с кроватью, на тумбочке, стояла небольшая пиала с фруктами, стопка раскрасок и пенал с карандашами. Внутри, через щель в тумбе, виднелась сменная одежда и спрятанные от солнца небольшие коробочки сока. «Кто же такой заботливый?» — с омерзением подумала Има. Она выдернула иглу капельницы из катетера и сняла кислородную маску. Закинув крепко спящего ребенка себе на плечо, Има ловко выпрыгнула через окно на улицу и, понимая, что скоро ребенка хватятся, поспешила свернуть к старым паркам Конохи, где, достигнув стены, она могла бы воспользоваться потайным ходом и покинуть деревню. «Конечно, — задумалась она. — Глупый Третий Хокаге посчитает это предательством, ха!» Има соскочила с крыши дома на разбитую грязную дорожку и, придерживая мальчика одной рукой, побежала вперед. «Скоро, — снова вспомнила она. — Скоро за этим вышлют отряд АНБУ». Но пока ей не очень было волноваться — маршрут, по которому она двигалась сейчас, был оцеплен АНБУ Корня господина Данзо, и ей не стоило ждать подвоха или хотя бы переживать — этим займутся другие, а для нее есть иное задание. Впрочем, сама Има оказалась слишком слепой, как и ее начальник, чтобы понять всю важность, скрытую в ребенке, и его ценность для кого-то. Кое-кто никогда ей этого не простил бы, да и искупление, после осознания, кого именно она убила — если бы это было так — ей вряд ли бы удалось найти. Как и спокойствие в душе. Она так же оказалась достаточно слепой для того, чтобы незаметить хрупкую тень, скользнувшую следом за ней.***
Самые хорошо продуманные планы часто идут наперекосяк, ведь, как тщательно не прорабатывай детали, в плане всегда есть слабое место, и всегда найдутся те, кто этим воспользуется, чтобы обречь план на провал, а заодно и избавиться от того, кто его уготовил. Месть (Revenge).
Куренай быстро шагала по улицам деревни, кутаясь в теплую кофту. На улице смеркалось, небо потемнело, согнав над деревней стаю свинцовых туч, воздух в преддверии дождя стал влажным, а ветер похолодел в разы. Небольшие каблучки постукивали в ритм ее шагам. Она поежилась от сильного порыва ветра и громко чихнула, прикрывая рот рукой. От простуды удалось избавиться очень быстро, и единственное, что Куренай оставалось сделать — пройти обследование в госпитале и получить справку о «боеспособности» и готовности вернуться в строй. Чаще всего шиноби игнорировали такие обследования, редко посещали больницу из-за простуды, но поскольку она ходила к врачу за рецептом лекарства, ее поставили на учет, чем обязали посетить больницу еще раз. Улицы Конохи даже в холодный вечер были оживлены — сказывался завтрашний фестиваль, подготовка к которому достигла финальной точки. Куренай ловко лавировала между снующими туда-сюда детьми и их родителями, в то время как большинство других шиноби предпочитали «верхние дороги». По пути она встретилась с Чоузой, который, судя по всему, направлялся в бар на встречу с Шикаку и Иноичи. Немного поговорив и поздравив друг друга с наступающим праздником, они разошлись, и Куренай рассеянно подумала, что ей стоит написать отцу и так же поздравить его с Победой над Девятихвостым. В больнице, в отличии от улиц, было тихо и спокойно — большинство пациентов находились в своих палатах, а врачи как раз начинали вечерний обход. Желая побыстрее покончить с этим, Куренай попросила девушку у стойки регистрации доложить о ее приходе и через пару минут та самая девушка, вернувшись, вела Юхи по коридорам в кабинет врача. Когда осмотр окончился, Куренай выдали справку, что она здорова, но в целях безопасности велели еще какое-то время побыть дома и не нагружать себя работой. Хотя, конечно же, на завтрашний фестиваль она пойдет! К тому времени, как ей удалось покинуть стены больницы и выйти на свежий воздух, стемнело только сильнее, а ветер стал более агрессивным и озлобленным. Он срывал с людей шапки и капюшоны, раскачивал ветви деревьев и шаловливо подымал листья ввысь. Хмыкнув, девушка дернула язычок молнии вверх, застегивая кофту под самое горло. Оглядевшись по сторонам, она свернула в сторону парка, желая хоть немого пройтись и проветрить голову. Конечно, сейчас для нее лучше всего было вернуться домой и пойти отдыхать, но мысли требовали своего рассмотрения, а дома все давило с невероятной тяжестью, не давая даже вздохнуть — не то чтобы решить какую-то проблему. И, жалея о том, что не оделась теплее, шиноби вышла на главную улицу парка, пройдя еще немного, свернула вглубь, как вдруг!.. …что-то мелькнуло в стороне и все, что удалось увидеть Куренай — это желтая макушка и краешки полосок на загоревших щеках. «Наруто», — подумала она, прячась за деревом. И, не понимая, что она делает, Куренай избавилась от стесняющей движения кофты и поспешила за неизвестной личностью. И за Наруто.***
Куренай уже была признанным мастером гендзютсу и с ее навыками и познаниями ничего не стоило скрывать свое присутствие с помощью техник. Она тихо кралась следом за девушкой, держащей Наруто, и не понимала, почему она уже не напала и не отвоевала мальчишку — конечно, было видно, что это похищение: если бы Наруто хотели перевести, то это делали бы ирьенины с отличительными одеждами или Какаши, которого Куренай сегодня видела в ресторанчике данго, к тому же, дом Наруто находился в другой стороне, да и было видно, что девушка, которая несла ребенка, явно куда-то спешила, несколько раз оглядываясь по сторонам. То ли ждала погони, то ли слежки. В любом случае, она была так беспечна и самонадеянна, что не заметила Куренай. «Куда только полиция смотрит? — хмуро подумала Куренай. Она сложила несколько печатей, скрывая свое присутствие еще тщательней. — Похоже, парки они не патрулируют» Куренай должна была как-нибудь просканировать местность, но в этой области у нее не было способностей, у нее не было подходящей техники, а о ее не имеющихся сенсорных способностях не стоило даже говорить. «Если у нее есть сообщники, то они явно найдут меня быстрее, чем я успею что-нибудь предпринять», — это была еще одна причина, почему она не могла просто выскочить из кустов и напасть. Но что-нибудь сделать определенно стоило — девушка двигалась в сторону стены, явно намереваясь покинуть деревню. Скользнув меж двух больших кустов, девушка присела, кунаем царапая указательные стрелку в сторону движения неизвестных. У нее уже был примерный план, как сообщить о похищении Какаши и в штаб, не прерывая слежки, но он мог провалиться или не сработать. Убрав кунай обратно в сапог — благо, хоть что-то из оружия у нее с собой было — Куренай снова сложила несколько печатей и двинулась вперед. Она не могла потерять их, но и вступить в бой с парой кунаев, не зная, есть ли у женщины помощники, Куренай не могла — шиноби учили думать, и она делала лишь то, что вдолбили в свое время сенсеи — не более, не менее. Но! От понимания того, что она даже не пытается помочь Наруто и всего лишь скрывается, внутри неприятно саднило. Сжав зубы, Куренай перепрыгнула через ветку, когда ее внимание привлекло маленькое черное существо — котенок. Шиноби остановилась, не веря своей удаче и на ее лице появилась слабая улыбка.***
Какаши медленно плелся по улицам, то и дело врезаясь — точнее, врезались в него — в мимо проходящих людей. Встреча с друзьями и совместный поход в ресторанчик данго, на удивление, стали спасательным кругом. Он так давно не отдыхал, выполняя миссии вместе с отрядом Ро и присматривая за Наруто, что ощущение себя белкой в колесе стало обыденным, и было невероятно приятно ничего не делать и просто пить чай, краем уха слушая новые истории друзей и громкий смех. Но самым важным было то, что совместным времяпровождением Какаши подтолкнул и себя и их к превращению отношений в дружеские... Хорошим и понимающим другом Какаши никогда не был, но, не смотря на его скверный характер, ребята считали его своим другом. И они — из присутствующих, по крайней мере — не обижались, давали ему время — годы, чтобы прийти в себя, терпеливо ждали того момента, когда… когда все могло бы измениться. «Если бы не Наруто, — понимал Какаши. — Я бы не изменился. Меня бы некому было вытащить» Он хмыкнул и обернулся — позади шли Генма с Хаяте, и они оба поддавались натиску со стороны Анко, которая с особым энтузиазмом, обхватив их руками за шеи, притянула к себе и что-то угрожающе шептала; рядом с ними, отставая на пару шагов, шел Эбису и, поправляя очки, пытался освободить Генму и Хаяте из захвата. Только пытался он это сделать словами, похоже, боясь идти в атаку на Анко. «Бесполезно», — уныло подумал Хатаке. Эбису заговорил о дружбе. Вздохнув, Какаши решил не вмешиваться — в конце концов, Анко их не убьет, верно? Он прошел еще немного вперед, когда, почувствовавший себя проигнорированным, Эбису догнал его и пристроился рядом. — Как так можно? Ну как так можно?! — запыхтел он самому себе. Какаши засмеялся: — Ты еще не познакомился с Наруто Удзумаки, — ответил тот и пораженно замолк. Какаши старался не поднимать тему о Наруто вообще, независимо от того, с кем разговаривал, поскольку для большинства это запретная тема, а для другой половины — однозначно враждебная, от которой те хотели глотки рвать. Но его друзья относились к тем, кто видел тут подвох, и уж очень хотели его защитить и огородить от влияния Лиса. Почему он заговорил об этом сейчас — Какаши не понял. Он сам поднял эту тему, да еще и при Эбису — человеке, который люто ненавидел Демона, и часть ненависти которого неминуемо распространялась и на Наруто тоже. Он так и не понял, почему не заткнул себя, как только эта мысль просто промелькнула у него в голове, и он так и не понял, почему озвучив ее, начал корить себя. Ведь это было то, о чем он думал и то, что он чувствовал, а Какаши никогда ничего стеснялся и привык, был приучен к тому, чтобы говорить правду и то, что он считает правдой. И это было правдой — Эбису не должен был считать Анко ненормальной, потому что в деревне жил еще Наруто. Но все же… Какаши так и не понял, что его терзало больше, но, к счастью, его оплошность не переросла ни во что большее, Эбису только хмыкнул от негодования и резко поправил очки. Тем временем, разобравшись с Генмой и Хаяте, Анко, повеселевшая от издевательств и доминирования, догнала Какаши и Эбису и радостно повисла у Какаши на руке. — Эй, ребят, может, завтра тоже поедим данго? — спросила она, ожидая от всех положительные ответы. У Какаши внутри что-то кольнуло, а от испытывающего взгляда Анко неприятно засосало под ложечкой. От ответа его спасла кошка, выпрыгнувшая из кустов. Самая обычная и непримечательная, черная и молодая, даже больше котенок, чем выросшее животное. Она жалобно и громко замяукала, а ее тонкая лапа начала что-то вырисовывать на земле. — Кошка-артист? — предположила Анко. Какаши на нее шикнул. Когда кошка закончила, он отскочила в сторону и было видно, что старания животного превратились в стрелку, указывающую направление. «Думай, Какаши», — сказал он себе, присев перед кошкой. Секундами позже так же присели и остальные. «Она что-то хочет сказать», — вынес вердикт Хатаке, но, на самом деле, Какаши понимал, что кошка, в принципе, ничего не хочет и не может — для нинкена она была слишком мала, и ее бы просто не успели обучить, да и он не чувствовал от нее более сильной кейракукей, какими обычно становятся системы нинкенов после тренировок. Но что-то в ней было не так. «Конечно, кошки не выбрасываются из кустов и не рисуют стрелки, — подвел свой жалкий итог шиноби, — Она не тренирована и не подготовлена к общению с шиноби, у нее нет развитой кейракукей, но в то же время, от кошки сквозит чакрой… Точно!» — Какаши чуть не задохнулся от появившейся идеи. Кошка, не умевшая использовать чакру, не могла бы окружить себя ею, да и чакра слишком сильная для животного, она знакомая и, более того, эта чакра принадлежала Куренай, значит… Догадка поразила Какаши, как снег летом, он зажмурился и, шумно выдохнув, поднял протектор, скрывающий алый Шаринган. «Куренай управляет кошкой с помощью гендзютсу»***
Има перепрыгнула на следующую ветку, сильнее прижимая ребенка к себе. Обернувшись, она убедилась, что ее никто не преследует, и самодовольно ринулась вперед — та девчонка, которую засекли сенсоры и член клана Хьюга увидел сквозь гендзютсу, должно быть, уже мертва. «Конечно, парк был оцеплен АНБУ НЕ, — подумала она, улыбаясь, — ей не стоило быть настолько тупой, чтобы преследовать меня в одиночку!». В то же время, она корила себя за неосмотрительность, поскольку узнала о слежке только из доклада. Впрочем, сейчас это мало кого могло взволновать — ее целью было перезапечатывание Кьюби но Йоко в другой сосуд, более удобный для Данзо, нежели этот мальчик. В то же время, она чувствовала непреодолимое желание просто взять и убить его — АНБУ НЕ хоть и отцепили территорию, они здесь не на каждом шагу, и никто не придет раньше, чем она перережет ему глотку. «Я должна подчиниться приказу», — подумала она, и ей захотелось кричать. Двоякое чувство, поселившееся внутри, не давало мыслить здраво. В Корне ее принудили отказаться от своих эмоций, но, как видно, гнев и злость были сильнее холодного рассудка. Все же, она была Удзумаки, и этого стоило ожидать. Если Коноха лишится своего джинчуурики, то деревню сочтут ослабленной, и она и впрямь лишится своего оружия, и от мысли, что она разрушит то, к чему стремились Минато-сама и Кушина-сан... Она желала ему смерти, она могла бы его убить, ведь в плане Данзо он играл важную роль до того момента, как оставался джинчуурики — после это будет самый обычный грязный ребенок. Значит, его убийство не было столько проблематичным действием, как могло быть. «И все же, — задалась вопросом она, — как Данзо собирался это объяснить?» Конечно, она не могла об этом думать — этого не было в ее плане, он включал в себя только перезапечатывание и все, но эта мысль не раз ее настигала. «Наверное, Данзо выбрал верного себе пса, что и после запечатывания не изменится и с кем ничего не сможет сделать Хирузен, поскольку в Конохе — официально — нет мастеров печатей, а значит никто не сможет перезапечатать Лиса Я, к этому времени, буду уже на границе… А Наруто станет обычным и может, обретет семью…», — она запнулась на полуслове и зло нахмурилась. — Нет, — зашипела Има. — Наруто сегодня умрет!***
Холодный ветер трепал ее волосы, бил по щекам и, шурша листьями, уносил все звуки схватки куда-то вдаль. Куренай закашлялась, тяжело дыша. Враг выпрыгнул внезапно и тут же начал атаковать, и хоть куноичи была уверена в том, что у похитившей Наруто девушки есть сообщники, к такому она была не готова — ее врагом был член клана Хьюга. Пара ударов, и ей был обеспечен долгий и тяжелый оздоровительный процесс в госпитале, если, конечно, не смерть. Тут уж главное то, что ему было приказано, но Юхи надеялась, что в этом бою она не умрет; к тому же, смерть от руки своего товарища, шиноби своей деревни — была ужасной смертью, самой худшей, пожалуй. Впрочем, шансов на победу у нее не было: неподходящая одежда и обувь, которая скользила по влажной земле, нет оружия, кроме пары-тройки кунаев, припрятанных в сапогах; гендзютсу на клан Хьюга не действовало, а в ее арсенале не было достаточно сильных техник стихий, чтобы противостоять нападающему. У Куренай, однозначно, не было шансов на победу против Хьюга, гораздо больше их было бы, сразись она с той девушкой, нежели с ним. Все самое сильное, что у нее было с собой — это ярость и гнев, припрятанные глубоко в душе. Она не очень любила Наруто, боялась — отчасти и впрямь обижалась на него за то, что это он был тем, кто вытянул Какаши из того дерьма, в котором Хатаке уныло возился последние несколько лет, отчасти — она была ему благодарна. Но что бы то ни было — Наруто был частью Конохи, ее семьёй, и кто бы что ни говорил и не думал о нем, Куренай в любом бы случае пошла за ним — не специально и неосознанно, просто потому, что так было более чем правильно или надо — это было тем, что она бы сделала для него, как для части Деревни Листа — неотъемлемой маленькой и крикливой части, и даже не как ради сына Минато и Кушины, или любимчика Какаши. Просто Наруто был Наруто, и она уже смирилась со всем, его касающимся.***
Ее права рука уже была парализована, лодыжка ныла, а отбитый правый бок кровоточил. Тем не менее Куренай не боялась. Она расправила плечи и нахмурилась, беря себя в руки. Куноичи была абсолютно уверена, что кошка, на которую она — с трудом, правда — наложила управляющее гендзютсу, на которую потратила половину запаса чакры и послала к Какаши, все-таки, добралась до Хатаке… «В любом случае, скоро Наруто хватятся и пошлют отряд АНБУ, да и Какаши, когда пойдет к нему, сам заметит его отсутствие». И она надеялась только на то, что это «скоро» будет и впрямь «скоро», а не тогда, когда спасать будет уже некого. Отскакивая назад, Куренай поскользнулась и еле избежала падения. Выровнявшись, она подпрыгнула, уворачиваясь от удара в солнечное сплетение, но ладонь Хьюга зацепила ее ногу и, вскрикнув, Куренай отлетела назад, больно ударяясь спиной о широкий ствол дерева. Она лишилась второй ноги и теперь не могла даже встать. От боли у нее кружилась голова и слезились глаза, она плохо соображала и дышать было очень тяжело. Куренай задыхалась — от бессилия. Хмыкнув, АНБУ перед ней снял маску и прикрепил ту к поясу штанов. Его лицо было спокойным, с мягкими чертами, привычными фиалковыми глазами, в которых застыл лед. Куноичи закашлялась, сплевывая кровь. — Я предпочитаю, чтобы люди, которых я убил, запоминали мое лицо, — произнес Хьюга ровным, тихим голосом. «Похоже, — подумала девушка, — это его принцип», но размышлять об этом сейчас она не могла. Хьюга принял стойку, но Бьякуган так и не активировал. Пожалуй, он посчитал Куренай слишком ослабленной, чтобы увернуться от удара мягкой ладони в очаг, что было правдой, но такое пренебрежение сильно задело девушку. Она вздохнула, сжавшись в комок то ли от пронизывающего ночного холода, то ли от страха, и приготовилась. Как вдруг! Несколько собак выпрыгнули из земли и схватили юношу за ноги и за руки, громко клацнув зубами. Тот вскрикнул от недоумения и резкой боли, с ладоней, которые зажимали сильные зубастые пасти, потекла кровь, ноги и бока свело от боли. А в следующую секунду — рокот птиц, и новый крик Хьюга от ровного и прямого удара Какаши в бедро. Он повалился набок, постанывая, и собаки отступили, ожидая новых команд. Куренай хрипло ахнула: — Какаши! Тот кивнул и подошел к ней, аккуратно осматривая израненную подругу. Тут же подоспели Генма и Хаято с Анко; Эбису уже должен был донести всю информацию в штаб. Куренай расслабилась и тихо всхлипнула, реагируя на его нежные прикосновения. — Все в порядке, да? — спросил он, и куноичи поспешила кивнуть, начиная плакать. — Прости, я должна была тебя послушать… тогда! — она застонала от судорог. — Не извиняйся, — хмыкнул Какаши. Подняв с земли девушку, он отошел чуть назад, открывая обзор Генме — единственному, кто хоть как-то разбирался в полученных травмах и вообще физиологии человека. Анко закончила связывать Хьюга и присоединилась к ним, Хаяте стоял чуть поодаль, о чем-то тихо переговариваясь с Фирой — белой и пушистой нинкеном Какаши, которую он начал тренировать очень давно. Она и Паккун были идеальным дуэтом выслеживания и поимки, другим его собакам не хватало опыта в этом — зато они отработали совместный захват-атаку, и удар Какаши прошел как надо, без помех. Впрочем, не будь у Какаши его стаи и Шарингана, который, собственно, и распознал, когда глаза Хьюга не активны — те даже вдалеке смогли это заметить, план бы не сработал. Вообще, не будь Хьюга так взвинчен чем-то предстоящим и не медли он со своими ударами в сторону Куренай, все могло кончиться плачевно. И единственное, что помогло Какаши и остальным успеть — это командная работа и дурь в голове у АНБУ, который, даже имея при себе такие глаза, не смог их верно использовать и просчитался. Какаши хмыкнул, кидая взгляд на того паренька. Его прямой удар в бедро не был смертельным, как в случае удара в печень или легкие, но если Хьюга потеряет много крови (укусы нинкенов Какаши тоже посчитал), то последствия могли быть не самыми хорошими. Не сговариваясь они решили, что с Куренай и АНБУ останется Анко, поскольку именно парализующий яд ее змей мог поддерживать Хьюга в неопасном виде, да и она уже послала целю свору схожих по округе, и те могли напасть в любой момент — если товарищи Хьюга попытаются его забрать, Анко даст нужную команду своим змейкам. Обменявшись кивками, они расстались — Какаши с Хаяте и Генмой поспешили за собаками, учуявшими запах Наруто. И те привели их к высокой стене, ограждающей Деревню. Они скользнули между кустов, в тайных ход и прошли под стеной, покинув пределы Листа. Наруто был все дальше и дальше.